ГЛАВА 13
Поезд пани Ярославы Клевеньской прибыл примерно через полтора часа. Я только успела надеть чистую рубашку, наскоро вымыть волосы и почистить сапоги. Да, знаете, у меня пара сапог, хотя обычно пользуюсь только одним. Второй натягиваю лишь в особенных случаях — когда надо как-то отвлечь внимание людей от деревянного протеза. Надраила бляху на поясе — в общем, привела себя в порядок, как перед приездом в нашу часть командующего.
А вот Витолду Пустополю это не понравилось. Князь смерил меня взглядом и мимоходом заметил:
— Я думал, вы будете в платье.
Очень захотелось ответить, как-то защититься или оправдаться — я же не на празднике, а на работе, — но тут в воротах показался поезд невесты.
Впереди скакали два гайдука с вымпелами на копьях. За ними — коляска невесты, которую сопровождали две пожилые дамы. Еще три коляски с девушками и женщинами следовали сзади. Около полутора десятков рыцарей, в том числе, если судить по доспехам и камзолам, из числа Клевеньской шляхты, скакали по бокам. Припасы, слуги и все, что нужно в дороге, было размещено на нескольких простых подводах. Из прибывших я узнала только отца пани Ярославы. Остальные лица оказались новыми — видимо, это та свита, которую невеста ожидала в поместье.
Два лютниста и флейтист грянули веселую мелодию, но музыка тотчас же оборвалась, когда коляски остановились. Князь сошел со ступеней, протягивая к невесте руки:
— Ясная пани! Позвольте приветствовать вас в моем скромном замке!
Князь Клевень, отец невесты — как его зовут, кстати, не забыть бы спросить! — подъехал к коляске с другой стороны. Девушка встала, озираясь по сторонам и протягивая руки к мужчинам.
— Скромный замок, как же! — воскликнула она. — Здесь великолепно! И мне ужасно нравится!
Опершись сначала на отца, она сошла с коляски и только тут подала руку князю. Музыканты опять заиграли нечто веселое, и пара направилась к крыльцу, где ждали остальные. Князь Витолд представил невесту матери, младшей сестренке, пану Матиушу как своему родичу и милсдарю Генриху, после чего все направились в замок.
Я пристроилась в сторонке. На меня никто не обращал особого внимания, так что можно было вовсе раствориться в толпе. Все-таки в положении телохранителя есть свои преимущества. Можно спокойно наблюдать за всеми, думать, делать выводы. Тем более что подумать было нужно. Кто-то из этих людей не просто знал про артефакт, оберегающий князей Пустопольских, но и отдал приказ выкрасть его. Вряд ли, например, сам Генрих Хаш или княгиня Эльбета прокрались к статуе и запустили внутрь руку…
А почему бы и нет? У кого была возможность? Посмотрим по порядку.
Княгиня Эльбета. Была замужем за братом матери Любаны. Могла приезжать по-родственному, тем более что Богиня-Мать милостива ко вдовам, которые одни растят детей. Ее как богатую покровительницу прекрасно знали в монастыре и могли не обратить особого внимания на то, куда и зачем она пошла. Она могла от мужа знать про артефакт, и ее высокое положение вполне помогло легко его украсть.
Затем милсдарь Генрих Хаш. Давний возлюбленный пани Любаны, какое-то время даже ее жених. Помнится, они довольно мирно встретились тогда, у постели Агнешки. А что, если он навестил бывшую возлюбленную в обители и украл косточку? Мог. И он прекрасно про нее знал — ведь именно из-за этого и расстроилась свадьба. Кстати, он мог сделать это не сам, а попросить Тодора — пока отец разговаривал с настоятельницей, сын прокрался к статуе, и… Тоже все легко.
Кто еще? Госпожа Мариша? Могла приехать в монастырь помолиться о своих умерших детях и заодно поговорить с настоятельницей, а потом свернуть не туда. Она — птица не слишком высокого полета, ее вряд ли провожали, так что проследить, куда она пошла, невозможно.
Не стоит забывать и про Матиуша Пустополя. Насколько мне известно, он единственный, кто по крови относится и к Пустополям, и к Хашам. Троюродный брат князя Витолда, теоретически имеющий все права, но, будучи незаконнорожденным, лишенный их всех. Он тоже мог приехать к матери-настоятельнице по-родственному и в отличие от князя имел возможность сделать это свободно.
Оставался еще покойный алхимик, но с ним все сложно. Во-первых, он мужчина в летах и само посещение им монастыря выглядит странно. Во-вторых, его наверняка встречали и провожали монашки, как и меня. Тут незаметно к тайнику не подкрадешься. В-третьих, если он был на нелегальном положении, то вряд ли стал бы просто так раскатывать по городу. Но он мог рассказать кому-то об артефакте. Кому-то, кто его убил. Кто этот человек? Как его найти? Как доказать, что он вообще был?
Ладно, об этом подумаю потом. Есть самое главное — зачем был украден артефакт? Какую личную выгоду это могло принести? Ведь это значит, что Витолд остается беззащитным перед оборотнем, который много веков преследует их род. Кто из них больше всех выиграет от того, что князь погибнет?
Ответ был однозначным — пан Матиуш Пустополь. Пусть незаконнорожденный, пусть сирота, но он был принят князем Доброушем и жил в замке. И в случае смерти Витолда именно он должен стать новым князем.
Правда, имелась еще княгиня Эльбета. Она еще молода. Оставшись без мужчины, но с большим богатством (наличие дочери не позволит дальним родственникам претендовать на княжество), она сможет вторично выйти замуж. Не стоит забывать и маленькую Агнешку. Нет, девочка тут ни при чем. Но ведь она будет объявлена наследницей. Рука и сердце маленькой княжны — солидный куш.
Погодите, а как же Тодор Хаш? Тогда ее нареченный жених тоже под подозрением. Нет, так дело не пойдет. За всем этим стоит один человек — либо пан Матиуш, либо княгиня Эльбета, либо Тодор. Дальний родич, друг детства и мачеха. Им троим была бы выгодна смерть Витолда. И все трое могли украсть артефакт.
Я выдохнула. Чувствовала себя так, словно весь день сражалась на жаре в полном доспехе. Не мое дело — думать. Нет, на войне приходилось принимать решения мгновенно, но планы наступления, атак и контратак — все это решалось в штабах, наверху. «Пехота думать не должна», — так говорили даже наши командиры.
Ладно, об остальном можно побеспокоиться и позже. Мне останется лишь навестить еще раз мать Любану и расспросить ее, кто из семьи и родни приезжал накануне похищения. Вряд ли ее посетило так много народа, что она не вспомнит всех поименно.
А они красивая пара, будущие жених и невеста! Мягкие черты лица князя вполне сочетались с острым носиком и резкими прямыми бровями девушки. Одно как бы дополняло другое. Мне нравилось. Я уж не говорю про наряды. Витолд весь в золотом с черными и бурыми нитями вышивки, она — в небесно-голубом платье с белыми рукавами до пола. Эх, все-таки ей тут нет соперниц, с какой стороны ни посмотри. Вот только почему хмурятся отец и сын Хаши? Такое впечатление, что приезд пани Ярославы спутал им все планы, и сейчас они лишь притворяются радушными, а сами внутри кипят от негодования. Что касается князя и его невесты, то лично я даже ревновать не могу. И так ясно, что здесь с нею некому тягаться.
Впрочем, кое-кто думает иначе. В стороне топталась вдова Мирчо Хаша, пани Бедвира. И, судя по выражению ее лица, она тоже не выказывала восторгов. Более того, присмотревшись, я почувствовала неладное. Тихая, незаметная, все время державшаяся в стороне и почти не подававшая голоса, она преобразилась. Я видела такие лица — лица женщин, потерявших детей, мужей, близких. Они приходили к нам в лагерь, искали командиров и просили дать им оружие — дескать, мы хотим мстить. Этот блеск глаз, эти сжатые кулаки были мне хорошо знакомы. Вот только что это зажато между пальцами?
Так. Тихо-тихо придвинемся ближе. Пока все нормально, постараемся не привлекать лишнего внимания…
Как назло в замок съехалось полным-полно народа. Я многих из тех, кто сейчас стоял на ступенях крыльца, знала по именам — за три недели легко запомнить десяток имен. Но откуда-то набрались и новые. Пока всех обойдешь, да так, чтобы никто раньше времени ничего не заподозрил… Это ведь только мое предположение. Если я потороплюсь или ошибусь с выводами…
Витолд взял Ярославу за руку и остановился на верхней ступени лестницы. Справа и слева его окружали близкие родственники и некоторые придворные. Те, кому не хватило места на вершине лестницы, занимали большую часть ступенек или теснились внизу.
— Приветствуйте княжну Ярославу Клевеньскую! — воскликнул князь. — И мою невесту!
— Да! Да! — послышались крики. — Многая лета панне Ярославе! Здравы будьте, князь с княгиней! Ура!
— Чудовище!
Признаться, я хоть и ждала от пани Бедвиры какой-то выходки, но не такой, и посему сначала слегка растерялась. А молодая женщина рванулась вперед, взмахнув рукой:
— Ты чудовище! Чудо…
Я дернула ее за платье, останавливая бешеный порыв, но она успела замахнуться… Испуганно вскрикнула панна Ярослава. В следующий миг я перехватила запястье вдовы, заломив руку назад. Сдавила кисть так, что пани Бедвира вскрикнула. Тонкий женский стилет, больше похожий на вязальную спицу с рукояткой, с легким звоном упал на ступени.
— Пустите! — закричала вдова, извиваясь в моих руках с неожиданной силой. Попробовала лягнуть — если бы не подол, в котором запутались ее ноги, наверняка бы попала. Мне пришлось приложить усилия, чтобы просто удержать пленницу.
— Бедвира, что ты делаешь? — воскликнул Витолд.
— Ты чудовище! — почти зарычала от гнева и ярости та. — Ты мне обещал! Предатель! Такие, как ты, не должны жить!
— Опомнись! Что ты говоришь?
— Говорю, что хочу! Это вы все опомнитесь! Посмотрите на него! Кто перед вами? Это чудовище! Зверь! Оборотень! Убейте его, пока он не убил вас всех!
Витолд тихо зарычал сквозь стиснутые челюсти. На миг мне даже показалось, что он может ударить женщину — его обычно мягкое лицо исказилось до неузнаваемости. Пожалуй, в эту минуту он как нельзя больше походил на чудовище.
— Уведите ее, — распорядился он. — И заприте где-нибудь.
— Это тебя надо запереть! — закричала Бедвира. — Предатель! Ты меня обманул! Зверь! Оборотень! Будь ты проклят!
Я с трудом поволокла ее прочь. К сожалению, воспользоваться классическим способом переноски подобных девиц — оглушить ударом кулака по затылку, перекинуть через плечо и нести как овцу у меня не было сил. Она цеплялась свободной рукой за все подряд, упиралась ногами так, что пришлось пару раз дать ей пинка, чтобы просто сдвинуть с места. За моей спиной отец и сын Хаши, пан Матиуш и сам князь наперебой уверяли гостей, что все в порядке. Несчастная женщина, мол, просто ревнует — она осталась вдовой после смерти горячо любимого мужа и завидует чужому счастью.
На помощь мне пришел кое-кто из челяди, так что отчаянно сопротивляющуюся пани Бедвиру удалось втащить в ее комнату, расположенную на половине, занимаемой княгиней Эльбетой. Мелькнула в голове и тут же пропала мысль о том, что после свадьбы мачехе князя придется подыскивать себе новые покои.
В комнате я, не жалея сил и не щадя хрупкую противницу, впихнула истерически рыдающую женщину в кресло. Она с ненавистью уставилась на меня снизу вверх — оценила силу и не полезла на рожон.
— Ты, — голос дрожал от гнева и ненависти, — за это заплатишь!
— За что? Мне как раз платят за то, чтобы я оберегала князя Витолда от покушений.
— Он не должен жить! Он должен умереть!
— А с чего вы взяли, что лучше знаете, кто должен жить, а кто — нет?
— С того! — Она вскочила, растрепанная, раскрасневшаяся, с потеками косметики на щеках. — Ты знаешь, кто он на самом деле? Он — чудовище!
— Я это уже слышала.
— Оборотень! Князь — оборотень.
Хм, смелое заявление. Но бредовое. С чего бы это оборотню защищаться от себя самого с помощью магического артефакта?
Наверное, что-то такое отразилось на моем лице, потому что Бедвира фыркнула:
— Скоро ты сама это поймешь! Но будет поздно! Ему лучше умереть. Он давно должен был умереть.
Так-так. Что-то начало проясняться.
— Так это вы ударили его по голове в галерее?
— Я? — Она презрительно фыркнула. — Да за кого ты меня принимаешь? Это сделал Матиуш.
— Но зачем?
— Он в меня влюблен, — дернула вдова плечом. — И пытался доказать мне свою любовь. Всего-то и надо было, что столкнуть этого типа с лестницы. Но он не сумел даже этого…
— А вы?
— Что — я? Я хотела отомстить.
— Но ведь вы любите Витолда, — вырвалось у меня. — Вы хотели за него замуж… Когда ненавидят, в жены себя не предлагают.
— А ты подслушивала? — Ее всю затрясло. — Грязная тварь!
Реакция у меня все-таки была отменная — когда пани Бедвира бросилась на меня с голыми руками с намерением вцепиться в волосы, я успела не просто перехватить ее за запястья, но и, вывернув кисти рук, отбросить противницу в сторону. Она отлетела на несколько шагов, чудом удержавшись на ногах. Хватаясь за каминную полку, выпрямилась, шаря глазами по сторонам в поисках подходящего предмета, который можно использовать как оружие.
Но женская драка отнюдь не входила в мои планы. Я попятилась к выходу. Бедвира бросилась следом, но в длинном платье двигалась недостаточно быстро. Мне удалось первой выскочить за порог и захлопнуть дверь перед носом женщины.
— Выпусти меня! — завопила она, ударившись о дверь всем телом. — Немедленно выпусти! Я приказываю!
— Это будет решать уже князь, а не я.
— Ты дура! Он тебя убьет! Он же зверь!
— Кто вам это сказал?
— Не твое дело! Это все знают! Весь замок! Знают или догадываются, но молчат! Его надо убить! Скорее, пока не наступило полнолуние!
«Это послезавтра», — мелькнула шальная мысль.
— Он всех убьет! Как моего мужа! Мирчо пытался меня защитить от зверя, в которого превратился князь, и тот его убил! Слышишь? Он убил моего мужа! И не захотел взять в жены меня!
Что ж, это логично со всех сторон. Во-первых, далеко не всякая вдова с радостью пойдет за убийцу своего супруга, если только вынашивая дальновидные планы мести — мол, сначала стать его женой, а потом — второй раз в жизни вдовой. Даже если Витолд был виновен в смерти Мирчо Хаша, он мог отказаться от руки и сердца его вдовы по этим соображениям. Но не стоит забывать еще и помолвку. Князь не хотел бросать нареченную невесту ради женщины, которая, возможно, лелеет планы мести. О том, что она способна на такой поступок, свидетельствовало ее нападение.
— Посидите здесь, — предложила я, достав из ножен на поясе кинжал и всадив его в дверной косяк так, чтобы он заклинил дверь и не позволил ее отпереть. — Постарайтесь успокоиться…
В ответ изнутри на меня хлынул поток площадной брани. Это меня не оскорбило — обложить со всех сторон и я могу. Удивило другое — откуда она-то набралась? Неужели от своего покойного мужа? Они, помнится, познакомились на войне… Ладно, пусть матерится сколько душе угодно.
В большом зале, куда я вошла некоторое время спустя, уже закончилась церемония представления и поздравления. Гости вслед за хозяевами спешили к столам. Музыканты по-прежнему играли, но за шарканьем ног, стуком отодвигаемых стульев и негромким бормотанием мелодия была еле слышна.
Князь Витолд и княжна Ярослава уже заняли места во главе стола. Оба были просто прекрасны, но я заметила, что князь еле сдерживает раздражение. Что его так рассердило? Неужели еще не может отойти после выходки Бедвиры? Вон и Хаши как-то странно косятся в его сторону. Еще бы! Возмутительница спокойствия оставалась их родственницей, снохой одного и свояченицей другого. Они могли действовать заодно или хотя бы покрывать женщину. А пан Матиуш… Он держался в стороне, помалкивал, прятал глаза, но за ним тоже стоило присматривать. Оказывается, он способен на убийство. Какие еще сюрпризы меня ждут? Стоит ли рассказывать Витолду о том, что мне случайно стало известно?
Стук деревяшки об пол трудно было не услышать. Едва дождавшись, пока все займут свои места, князь оглянулся на меня:
— Ну как она?
— Проклинает вас. Я заперла ее в комнатах.
— Это… не слишком хорошо.
— Мне ее привести?
— Нет-нет, не стоит. Пусть посидит, подумает. Я потом с нею поговорю. То, что Бедвира сделала, — это неправильно, недопустимо! Она должна быть наказана. И наказана сурово!
Я с любопытством смотрела на потемневшее от гнева лицо князя. На моей памяти он злился едва ли не впервые. И это было не простое раздражение, которое время от времени прорывалось в последнее время.
— Так что пусть посидит там одна. Я потом с нею поговорю.
— Мой дорогой, — вклинилась в разговор княжна Ярослава, — о чем речь? О той ужасной женщине, которая…
— Да! — непривычно резко ответил Витолд.
— Это кошмарно! Ее поступок не заслуживает одобрения.
— И она будет за него сурово наказана. Я потом придумаю для нее достойное наказание.
— А скажите, — девушка придвинулась ближе, — что такое она кричала? «Чудовище! Оборотень!» Это правда?
— Нет, — отрезал князь. — И вы, ясная панна, меня очень обяжете, если выкинете эту дурь из головы! Давайте начинать пир! Дайна, займите место…
Я кивнула, в глубине души терзаясь в догадках, в чем причина такой перемены настроения, и отступила на шаг, встав за кресло.
— Нет! — прозвучал недовольный голос. — Займите место за столом. Вместо пани Бедвиры!
Все гости рассаживались отнюдь не как попало. Для каждого, будь то приезжий из свиты княжны, дальний родич князя или человек из его свиты, было свое место. Один стул с высокой спинкой оставался пустым. Тот самый, который предлагалось занять мне.
— Витолд, — негромко промолвил милсдарь Генрих, — ты хорошо подумал, прежде чем…
— Да! — рявкнул тот, стукнув кулаком по столу. — Я давно уже не маленький мальчик и сам умею думать. Пора бы это понять… Займите свое место, Дайна, — тише повторил он. — В конце концов, у вас не меньше прав присутствовать на этом пиру, чем у кое-кого из приглашенных гостей.
Я пожала плечами и прошла к пустому стулу, чувствуя на себе десятки вопросительных, недоумевающих, настороженных взглядов. Особенно красноречиво было выражение лица Генриха Хаша. Еще бы — ведь освобожденное пани Бедвирой место находилось как раз рядом с ним. Да, праздничный обед в честь приезда княжеской невесты обещал запомниться надолго!
Вечером мне не сиделось на месте. Обед завершился через несколько часов и продлился меньше, чем планировали гости. Обычно такие застолья, начавшись во второй половине дня, продолжались до заката и даже до полуночи. Здесь же князь Витолд уже через три часа начал выказывать нетерпение. Он перестал пробовать блюда, которые ему предлагала княжна, почти не пил и посматривал по сторонам с растущим раздражением.
— Что с вами? — поинтересовалась пани Ярослава, когда князь в очередной раз отверг угощение — пирог с ягодной начинкой. В конце весны ягоды были огромной редкостью. Наверняка ради такого праздника открыли последний бочонок. Лично я вгрызлась в свою порцию, наверстывая упущенное. Да, мне часто приходилось присутствовать при обедах и ужинах князя и его приближенных, но лишь стоя за креслом, как и положено охране. Исключение составили те несколько дней, когда Витолд был вынужден обедать в своих покоях. Трапезу я большую часть времени делила со слугами. И хотя на наш стол перепадало кое-что от господского угощения, это были жалкие остатки того великолепия, которым потчевали князя. А тут… Я жевала за двоих, прекрасно понимая, что в следующий раз такой случай представится не скоро. Вряд ли я задержусь тут до свадьбы. Мне осталось всего один-два шага до того, чтобы вычислить, кто хотел убить моего подопечного. Завтра-послезавтра я их предприму, назову Витолду имя, получу восемьдесят злотых и вернусь домой. Мысль о доме, отце, матери и сестрах не отпускала ни днем ни ночью. Я уже мысленно представляла, как описываю девчонкам свои приключения; и не сразу сообразила, что со мной разговаривают.
— А?
— Я спросил, вы всегда так много едите? — грубовато повторил Генрих Хаш.
— Нет. — Я откусила от пирога и кивнула проходившему мимо виночерпию, чтобы он обновил содержимое моего кубка. — Только если представляется такая возможность.
— Странная черта для женщины, — подумал вслух старый рыцарь. — Обычно благородные дамы ведут себя более сдержанно.
Он показал глазами на княгиню Эльбету, которая старалась личным примером объяснить Агнешке, как надо есть — маленькими кусочками, не спеша. С другой стороны от девочки занимала место ее пожилая воспитательница, которая явно сидела на диете из-за несварения желудка. Маленькой княжне было скучно. Она давно уже наелась и вяло ковыряла поданное ей блюдо двузубой вилкой, даже не пытаясь повторить движения матери.
— А кто вам сказал, — я быстро дожевала пирог и облизала пальцы, — что я — благородная госпожа?
— Вы сами, кто же еще? Дочь шляхтича Дайна Брыльская. Ваш род древний?
— Ну, — я покопалась в памяти, — мой прапрадед сто двадцать лет назад был оруженосцем тогдашнего короля Людмила Второго Длинноногого.
Уже одного этого было достаточно, чтобы на меня посмотрели с уважением — королям не могли служить оруженосцами те, чей род насчитывал менее трех поколений знатных предков.
— Брыль — это…
— Городок. Небольшой такой городок. Он ничем не знаменит. Во всяком случае, ничем таким, о чем стоило бы говорить.
— А ваша семья?
— Обыкновенная, — я задумалась, сообразив, что мне нечего рассказать о родных. Я восемь лет никого не видела, не знаю, как они сейчас живут. Знаю, что у отца два брата — один ушел в монастырь, второй решил заняться торговлей и вроде неплохо преуспевал до войны. Но среди родных про него не говорили — такое считалось позором, роняющим рыцарскую честь. Кто еще? Всякие дядюшки и тетушки, большинство из которых уже старики, а некоторые умерли. Два или три трехродных брата, которые наверняка тоже ушли на войну и неизвестно, все ли вернулись. Ничего особенного!
— После смерти короля Людмила Длинноногого мой предок покинул двор. Ему показалось, что его наследник, Бруно Третий, не столь велик и достоин, как его отец, — уклончиво ответила я. — С тех пор род Брыльских не видели при дворе.
— Хм. Интересно! Это очень интересно, — милсдарь Генрих смотрел на меня как-то странно, отчего делалось слегка не по себе. Такое впечатление, что он приглядывался, примеривался… К чему? Этот человек меня недолюбливал с самого начала, так что его внезапные симпатии отнюдь не радовали. Особенно если учесть, что он — в числе подозреваемых.
И вот теперь я не находила себе места. Собственная комната стала казаться клеткой. Хотелось бежать куда глаза глядят. Нет, это был не страх дикого зверя, а просто предчувствие. Завтра полнолуние. Завтра — нет, уже почти сегодня! — оборотень выйдет на охоту. Артефакт исчез и наверняка уничтожен, князя лишили лекарства, которое делало его глухим и слепым к магии чудовища. А тут еще и пани Бедвира… Ох, не кончится все это добром!
Вооружившись мечом, я переступила порог. Где-то вдалеке затихали звуки голосов, музыка и смех — приехавшие вместе с княжной Ярославой гости никак не могли успокоиться и отходили ко сну с неохотой. Они веселились, вспоминали пир и странное поведение княжеской родственницы. А рядом…
Рядом бродил зверь.
Мне казалось, я чувствую его запах, слышу его шаги, тихое осторожное клацанье когтей по полу, его тяжелое дыхание и смрадный запах из пасти. Мир словно разделился на две части. Там — возбужденные взволнованные голоса и звуки музыки, а здесь — зловещая тишина, нарушаемая только шагами и дыханием чудовища. Оно уже здесь, в замке. Я знала это так же точно, как знала, что держу в руках меч. Оборотень бродил по замку. Не было времени думать, как он попал внутрь. Главное, где он сейчас? Только бы не пошел к людям! Пусть лучше я одна пострадаю, чем они! Я вооружена и готова. Оберег, врученный Коршуном несколько ночей назад, никуда не делся, он со мной.
Шаги. Неровные, неуверенные. Так мог идти тот, кому непривычно стоять на двух ногах.
Оборотень!
Впереди изгибался коридор, погруженный в полутьму. Почему тут так мало факелов? Их всего два. Один — где-то в коридоре у меня за спиной, а второй там, за углом. Видно, как колеблется пятно света… как его перекрывает тень… на двух ногах.
Рука вспотела, сжимая меч. Внутри все сжалось. Грудь сдавило. Так, спокойнее. Тише. Шаг. Еще… Шорох. Она приближалось. Еще шаг. Оно меня пока не чувствовало. Его выдала тень — факел остался позади. Я в таком же положении, но если успею пройти еще немного вперед, то…
Шорох. Голова пустая. Время тянулось как патока. Оно приближалось. Стояла, ждала. Вот сейчас я его увижу. Сейчас. Сей…
Темный силуэт еле держащегося на ногах человекоподобного существа внезапно приобрел знакомые черты. Как же хорошо, что я промедлила с замахом!
— Дай… Дайна? — Бледный до синевы мужчина с трудом вспомнил мое имя. — А вы что тут…
— Ищу вас, — не признаваться же, что пару секунд назад всерьез охотилась на оборотня и даже, кажется, начала слышать острый запах псины.
— Спасибо! — Князь с благодарностью повис на протянутой руке. — Помогите мне!
Боги и бесы! Да он едва на ногах стоит!
— Вы ранены?
— Н-нет. Кажется… Не отпускайте меня, пожалуйста! И проводите!
Подставив Витолду плечо, заковыляла обратно. Вот бы кто нас увидел — картинка та еще! Оборотню не пришлось бы даже напрягаться — я была не в том положении, чтобы сражаться. А среди людей мигом поползли бы нехорошие слухи.
До его комнаты мы не дошли — уже привычно ввалились ко мне. Князя трясло, он буквально терял сознание, лихорадочно цепляясь за меня из последних сил. Я кулем свалила его на постель, стащила сапоги и камзол и повалилась рядом.
Если кто-то думает, что у нас опять была ночь бурной страсти, он ошибается. Почти до рассвета я лежала, прислушиваясь к неровному дыханию прижавшегося ко мне мужчины. Он то затихал, как мертвый, то задыхался и хрипел, то принимался стонать сквозь стиснутые челюсти и метаться, как будто ему снились кошмары. Однажды в голову даже пришла мысль связать его и вставить кляп, чтобы он ничего себе не повредил. И когда под утро Витолд провалился в обычный сон, я со спокойной душой последовала его примеру.
Отчаянные женские крики, шум и суета — не лучшее средство для пробуждения, особенно когда полночи не спала. Все же привычка сделала свое дело. Я проворно вскочила, скатилась с постели, закрепляя на колене протез. Действовала машинально, не раздумывая. Уже потом сунула ноги в штаны, набросила рубашку и, цапнув лежавший рядом меч, похромала открывать.
Замок был взбудоражен весь — от крыши до подвалов. Куда-то бежала стража, слышались голоса. Я схватила за рукав спешащую мимо служанку:
— Что случилось?
— Госпожа… милсдарыня… там… — Женщина всхлипнула. Она была чем-то сильно напугана, так что пришлось оставить ее в покое.
Витолд еще спал, свернувшись калачиком на своей половине постели. Пришлось его долго будить, трясти за плечо, и лишь через минуту он поднял на меня осоловелые глаза:
— А? Что?
— Вставайте, князь! Скорее!
— А что случи… — Он приподнялся на локте, озираясь так, словно впервые увидел комнату: — А где я?
— Вы что? — от такого заявления у меня челюсть отвисла. — Ничего не помните?
— Смутно. — Он сел на постели, обхватив голову руками и покачиваясь из стороны в сторону. — Голова болит… И все как в тумане. Дайна, ты… вы… я опять провел ночь с вами?
— Не совсем. Бродили по замку как потерянный. Я случайно нашла вас, притащила к себе… Что случилось?
На меня из-под пальцев взглянули несчастные глаза:
— Я ничего не помню.
В голосе мужчины звучал откровенный страх. Я решила пока не заострять на этом внимания — в его комнату уже ломились:
— Ваше сиятельство! Князь! Скорее!
— Что это? — Он услышал стук и встрепенулся, как раненый зверь.
— Понятия не имею, — ответила я. — Быстро приводите себя в порядок. Наверное, в замке произошло нечто ужасное.
— Ужасно то, что я второй раз проснулся здесь, у вас в постели, — пробормотал Витолд, торопливо поправляя одежду. Спал он прямо так, в рубашке и штанах, которые теперь имели весьма помятый вид. Как и его бледное лицо, обрамленное всклокоченными волосами.
— Не берите в голову, — отмахнулась я. По опыту знаю, что есть вещи намного страшнее, чем пробуждение в незнакомом месте. Например, пробуждение в незнакомом месте в окружении незнакомых людей. И хорошо, если эти люди говорят на одном с тобой языке.
Наскоро приведя себя в порядок, мы вдвоем поспешили на шум и голоса. На пути нам попалась госпожа Мариша. Она неслась куда-то, не разбирая дороги, взмахивая руками, как курица крыльями, и практически налетела на нас. Пришлось как следует встряхнуть женщину и даже шлепнуть по щеке, чтобы она хоть немного начала соображать.
— Т-там… в покоях милсдарыни княгини…
Пани Эльбета занимала добрую половину этажа — тут были не только ее комнаты, но и спальни многих женщин и девушек замка, за исключением гостевых комнат и моей, расположенной в непосредственной близости от покоев князя. Сейчас тут царил кошмар — все бегали, кричали, суетились. Слышались истеричные рыдания. Возле одной из комнат толпился народ — челядь, гости, гайдуки.
— Пропустите!
Перед князем расступились с охотой, мы переступили порог. И тут же чуть было не отпрянули назад.
Сказать, что комната была залита кровью — это лишнее. Не так уж много там обнаружилось крови. И следов борьбы — тоже. Ну опрокинуто кресло. Ну сорвана драпировка, ну кое-какие мелочи, упавшие на пол с каминной полки, валялись под ногами.
Растерзанное и окровавленное тело пани Бедвиры лежало недалеко от камина. Такое впечатление, что она пыталась спрятаться за креслом, кидалась в убийцу всем, что стояло на каминной полке и попалось ей под руку, но тот, кто ее прикончил, разрушил ненадежную преграду и добрался до жертвы.
Любопытство заставило сделать несколько шагов. Похожие раны я, кажется, видела совсем недавно. Ну да, почти так же были располосованы горло и грудь Тювика — то ли сразу несколькими ножами, то ли длинными когтями. Женщину ударили наотмашь по лицу, груди и шее. Платье порвали, правого глаза больше не было, на щеке виднелись раны. Второй удар — тоже несколькими ножами, прикрепленными к перчаткам или, что вернее, все-таки когтями, пришелся на другую сторону тела. Но там он (насколько я могла видеть, не снимая с жертвы порванного платья) был слабее и попал ниже. Если по голове, шее и груди били справа, сверху вниз и наискосок, со всей силой, то слева по ее телу ударили сбоку. Я наклонилась, борясь с желанием дотронуться и проверить свои догадки. Да, похоже, что сначала ее попытались схватить за бок. Вернее, за левую руку, но женщина вывернулась, и когти убийцы, распоров платье, оставили на ее боку царапины. Там наверняка просто содрана кожа, но вид и запах крови, а самое главное, отчаянный первый крик жертвы довершили дело. Самый сильный удар — мысленно я воспроизвела его — был нанесен справа, как если бы убийца оказался левшой и был нацелен на то, чтобы прикончить жертву.
— Как вы можете на это смотреть? — послышался за спиной шепот.
Я пожала плечами. Ничего особенного. На войне видела и не такое.
…Кроме меня воевали и другие женщины. Если в начале войны на «пехоту в юбках» смотрели с жалостливым снисхождением даже солдаты, то через пару лет нашу сестру начали уважать и даже побаиваться. Женщины занимали командные посты, ходили в бой наравне со всеми, проводили зачистку местности и перевязывали раненых. Свои нас ценили, а враги — ненавидели с удвоенной силой. И если женщина попадала в плен…
Так было с одной моей подругой. Не Тодоркой, другой. Мы вместе мечтали, как заживем после войны, как вернемся к родным, как выйдем замуж и как назовем своих детей. Потом подруга попала в плен. Я не буду описывать, во что враги превратили ее тело, но не забуду этого никогда. Над первым же пленным мне захотелось повторить все то же самое, только с поправкой на мужские стати. Меня удерживали трое мужиков. А сотник посадил на гауптвахту на сутки, исключительно для того, чтобы остыла. После того-то зрелища… Да тут всего пара царапин. Больно, но зато быстро. Этот левша явно знал, куда и как бить.
Левша… Левша…
Я выпрямилась, попятилась, чувствуя, как покрываюсь холодным потом. Конечно, это может быть случайным совпадением, но я знала только одного левшу, который был в ссоре с убитой. И который сейчас стоял рядом.
— Дайна, — Витолд смотрел мимо меня, — ты ведь не думаешь, что это сделал я?
Он был поражен и напуган, как и остальные, кровавым зрелищем, но вместе с тем, когда нашел силы и посмотрел мне в лицо, на дне его ярко-серых глаз (почему я раньше не замечала их цвета?) стали заметны глубоко запрятанные гнев и раздражение. Он пока еще владел собой, но мог сорваться в любую минуту. Прежнего спокойного, тихого и задумчивого мужчины больше не существовало. Внутри этого тела сидел кто-то отчаянный, решительный, холодно-расчетливый — и обозленный. Этот «кто-то» очень хотел, чтобы ему поверили. И я поняла, что есть моменты, когда не важно, что ты говоришь — правду или ложь — а важно, говоришь ли ты то, что от тебя хотят услышать.
И я, заглянув в эти горящие глаза, в расширенные от волнения зрачки, прошептала:
— Я вам верю.
И обняла. Так крепко, как могла. И по тому, как вцепился в мои плечи князь, поняла, что это — лучшее, что я могла сделать.
— Э-эй! А что это такое?
Мы с Витолдом отпрянули друг от друга, словно нас застигли врасплох над окровавленным трупом. Княжна Ярослава застыла в дверях, ошеломленно хлопая глазами. Она еще не видела тела, ей не было никакого дела до перепуганной челяди и любопытных придворных. Она видела только нас двоих, вцепившихся друг в друга.
— Я только…
— По какому праву ты осмеливаешься прикасаться к моему жениху? — свысока глянула на меня княжна. Да, взгляд у нее что надо! Не притворяется, не играет на публику — искренне возмущена таким зрелищем.
— Я… его сиятельство нуждался в помощи и поддержке, и я…
— И ты поторопилась. Теперь я — его помощь и поддержка, — она шагнула вперед, протягивая руку: — Мой дорогой, вам уже лучше? Может быть, вам стоит прилечь? Где здесь постель?
Я видела, что мужчину начало трясти. Это не был припадок — скорее сдерживаемый гнев. М-да, видимо, только благодаря настоям старого алхимика он до сих пор как-то мог себя контролировать. И убийцы алхимика наверняка знали, что делают. Неужели вот это — настоящий князь Витолд Пустополь?
Ничего не замечая, княжна взяла жениха за руку и с победным видом огляделась по сторонам. И только тут до нее дошло, что в комнате происходит что-то не то. Вслед за нею вошел монах из часовни, склонился над телом пани Бедвиры и стал негромким голосом отдавать приказания.
— А ч-что тут случилось? — пролепетала девушка.
— Тут, изволите видеть, ясная пани, — промолвила я, поскольку Витолд стиснул зубы, борясь с растущим раздражением, — произошло убийство. Убита одна из родственниц князя…
— О боги! — Ярослава побледнела и трясущимися руками полезла за пазуху, чтобы достать священную ладанку и поцеловать. — Какой ужас! Кто это сделал?
— Уж поверьте, не я! — процедил князь.
— О боги! Это так ужасно! — Княжна вцепилась в него обеими руками. — Я не вынесу этого кошмара! Мне сейчас станет дурно! Это плохая примета! Уберите… Уведите меня отсюда, князь! Прошу вас! Я едва стою на ногах! Такая молодая и красивая… Это она, кажется, во время нашего приезда кричала что-то о том, что вы — чудовище?
— М-может быть, — Витолду все труднее было контролировать свои чувства. Я видела, что небрежно оброненное его невестой слово подобно искре, упавшей на сеновал. Осталось только подождать, пока все вспыхнет огнем.
— Несчастная, — лепетала Ярослава, уводя жениха прочь. — Такая молодая… Или она была старше меня? Ну, конечно, старше! Она была женой вашего брата?.. Ой, я забыла, у вас нет братьев. Как и у меня. Вот совпадение, правда? Наверное, она помешалась… Как вы считаете, кто и почему ее убил?
— Кто бы ее ни убил, он совершил благое дело, — тихо рыкнул Витолд. — Она была дурной женщиной и не должна была жить! Как бы то ни было, она вполне наказана за свой проступок!
Я поняла, что пожар вспыхнул. И отблески этого огня были хорошо заметны в глазах милсдаря Генриха и его сына.
— Ваше сиятельство…
— И оставьте меня все в покое! — закричал вдруг князь и со всех ног бросился бежать.
С моей точки зрения хуже этого его поступка было только публично признаться: «Да, это сделал я! Готов понести наказание». Пробормотав что-то вроде: «Его сиятельство очень сожалеет… он переживает», — я бросилась в погоню.
На полпути мне попалась Агнешка. Девочка кинулась навстречу:
— Я знаю, куда он побежал! Пошли скорее!
С моей одной ногой не больно-то разбежишься, тем более по ступенькам. Но мы успели. Агнешка вырвалась вперед и с неожиданной для девочки силой дернула на себя дверь в студию, не дав Витолду ее захлопнуть. Я, подоспев, протиснулась внутрь.
— Уходите. — Князь попятился, глядя на нас со смешанным выражением гнева и страха. — Вон отсюда!
— Успокойтесь, — я сделала шаг вперед. — Все хорошо!
— Нет, — взвыл он. — Все плохо. Бедвира мертва. И все будут думать, что это сделал я!
— Не наговаривайте на себя!
— Но это правда! Я — чудовище! А теперь…
Схватившись за голову, он покачнулся и закричал — долгим, пронзительным криком, словно от сильной боли. А потом схватил какую-то глиняную статуэтку и ударил ею с размаху по остальным стоявшим на столах скульптурам. Во все стороны полетели осколки. Не остановившись на этом, Витолд одним махом перевернул один из столов, пнул ногой подкатившегося к нему крылатого оленя…
— Витко! — тоненько вскрикнула Агнешка и, всплеснув руками, кинулась к брату, но я успела перехватить ее за плечо и оттащить в сторону, спрятать себе за спину. Девочка что-то сердито вякнула в знак протеста и даже стукнула кулаком в спину в области почек, но было не до того.
Примерно так же бушевал один из моих однополчан, когда ему пришло письмо о том, что всю его деревню вырезали вместе с его семьей. Понадобились объединенные усилия пятерых мужчин, чтобы скрутить безумца. А тут я оказалась одна. Звать кого-то на помощь было некогда.
Поднырнув под замах (все-таки князь был плохим фехтовальщиком), я без труда сбила его руку и коротко, не тратя времени и сил, врезала в челюсть. Он покачнулся, но устоял. Пришлось добавить раз и другой прежде, чем мужчина зашатался. Рядом завизжала Агнешка — не то от страха за брата, не то от восторга. Пользуясь минутой заминки, я кинулась к Витолду, заламывая руку и применяя болевой прием. Мне случалось брать «языка», опыт имелся. Другой вопрос, что этот был явно не в себе и рвался на свободу прямо-таки со звериными силой и агрессией. Никогда бы не подумала, что в мужчине ее может быть столько. Если бы не болевой захват, который я все усиливала и усиливала в надежде, что страх перелома его остановит, не знаю, что бы случилось. И все равно — я уже сама слышала, как трещит от напряжения сухожилие, а князь все сопротивлялся. Еще пара секунд — и я не удержу зверя, в которого превратился этот человек.
— Тише, тише! Успокойтесь!
— Пусти! — Он почти рычал, явно не чувствуя боли. Мне что прикажете, совсем выломать ему руку, чтобы остановить припадок?
— Агнешка! — вспомнила я. — Тут вода должна быть! Скорее!
Девочка сорвалась с места. Отыскала на лавке пока еще целый кувшин, подбежала к нам и со всей силой выплеснула. Попало примерно пополам — на меня и князя. В лицо мужчине полетели лишь считаные капли, но и этого оказалось достаточно. Тихо вскрикнув, Витолд еще пару раз дернулся и обмяк в моих руках.
Я на всякий случай продолжала удерживать его захватом — как бы чего не вышло. Он рванулся, тряся головой:
— Ох… Дайна… Пусти меня!
— Нет уж, — пришлось сдавить сильнее. — Я вас отпущу, а вы опять пойдете бесчинствовать!
Он вскрикнул тонко, как раненый заяц. Знаю, что больно! На себе испытывала в тренировочном лагере, куда сначала попадают все новобранцы.
— Отпустите! Мне больно! Я… больше не буду. Я сам не знаю, что на меня нашло.
Хм, кажется, действительно стал успокаиваться. Тихо ослабила захват. Ровно настолько, чтобы он перестал корчиться от боли. Но все равно ограничила свободу маневра. Чтобы имелась какая-никакая опора, привалилась к столу, весьма кстати оказавшемуся за спиной.
— Вы что себе позволяете, ваша милость? — прошипела князю на ухо. — А еще мужчина! Что происходит? Этот погром… Агнешку напугали…
Девочка стояла перед нами, прижимая к себе двумя руками, как куклу или младенца, пустой кувшин. В глазах ее страх смешался с надеждой. Я не видела, какое выражение лица было у Витолда, когда он посмотрел на сестру, но у нее из глаз закапали слезы.
— Витко, миленький, — пролепетала она. — Пожалуйста…
— Не смотри на меня так. — Он отвернулся, понурив голову. — Мне трудно себя сдерживать. Я ведь не трогал Бедвиру! И пальцем не трогал! Во всяком случае, я этого не помню. Зачем мне было ее убивать?
— Ради того, что она там сказала, на ступенях. И ради того обещания, которое вы ей дали. Кажется, речь шла о женитьбе?
— Не помню, — честно признался Витолд. — Все как в тумане. Помню, я вышел из пиршественного зала. Помню, проводил пани Ярославу до ее покоев. Помню, она что-то у меня спросила. Я ей ответил…
Он замолчал, замер, как парализованный. Если бы не неровное хриплое дыхание и напряженные мускулы, можно было подумать, что мужчину внезапно сразил сердечный приступ. Тот мой обезумевший от горя однополчанин тоже внезапно затих и больше уже не очнулся. Не выдержало сердце. Но князь был жив.
— Что? — спросила я.
— Не помню. Я действительно ничего не помню. Кажется, куда-то шел. Слышались какие-то голоса. Мне было страшно. Хотелось убежать или забиться куда-нибудь в безопасное место, где можно отсидеться…
— И вы вспомнили про меня?
У подслушивающей Агнешки глазенки на лоб полезли.
— Да, — Витолд вывернул шею, пытаясь найти взглядом мое лицо. Наши глаза встретились. — Я вспомнил, как мне было хорошо и спокойно рядом с… с тобой… Вспомнил, что ты обещала охранять мои тело и душу. Подумал, что там — самое безопасное место…
И приполз, как раненый зверь в логово, искать спасения и защиты.
— Они правы, — снова послышался его шепот. — Я — чудовище. Но и они тоже хороши… Как они имеют право меня судить? — Его опять начало трясти. — Бедвира глупа! Она слишком много о себе возомнила. Осмелилась вести себя непристойно! Предлагала себя… Оскорбляла меня! Такие, как она, недостойны того, чтобы жить! Кто бы ее ни убил, он сделал благое дело… Плохо только, что подумают на меня! Но я ведь ни в чем не виноват! Нет! Нет! Пусти!
Тело князя внезапно выгнулось дугой. Он запрокинул голову, клацая зубами. Мускулы налились такой силой, что опять пришлось ломать руку, но мужчина словно не чувствовал боли. Опасаясь, что сейчас припадок скрутит его, я со всей силой толкнула Витолда вперед. Под визг Агнешки ударила головой о стену…
Помогло. Сознание он не потерял, но припадок миновал, будто не было. Мелко дрожа, князь обмяк в моих руках.
— Я не знаю, что со мной происходит, — прошептал он, ни к кому не обращаясь. — Такого раньше не было. Ну то есть иногда я ощущал смутное беспокойство, желание куда-то бежать, страх и злость. Однажды замахнулся на отца. Другой раз в таком состоянии один отлупил троих братьев Хаш — а двое из них были старше меня! Но такого… Почему?
Я догадывалась об ответе, и он мне очень не нравился. Князь Витолд Пустополь был болен. В детстве, по его словам, болезнь никак себя не проявляла, но, когда мальчик стал превращаться в юношу, она начала прогрессировать. Происходило примерно то же самое, что у девочек лет в двенадцать-четырнадцать. Только здесь изменения были другими. И, учитывая легенду об оборотне, опасными для людей. Вот старый князь Доброуш и отыскал алхимика, которому нечего было терять и который согласился в обмен на жизнь ежемесячно потчевать княжеского наследника одурманивающими зельями. Зельями, которые как-то смягчали болезнь и одновременно защищали его разум от оборотня. Возможно, артефакт тоже как-то играл свою роль. Не знаю, я не ведьма.
Как бы то ни было, имелся кто-то, кому надоело такое положение вещей. Кто-то, кто воспользовался слабостью Витолда Пустополя и попытался его уничтожить. Наверное, сначала убийцы хотели просто покончить с князем традиционными методами. А когда это не сработало, пошли другим путем. Его лишили возможности принимать успокоительные настои. Убрали оберегающий артефакт. В общем, сделали уязвимым для зубов и когтей оборотня. Появление стай волкопсов и охотящихся на них «ястребов» должно было послужить оправданием.
Да, все одно к одному. Либо князя загрызет оборотень, либо его самого сочтут таковым из-за этих приступов. Скажут, что сошел с ума, вообразил себя зверем и был уничтожен, ибо представлял опасность.
— Вы это сами знаете. Вас ведь хотели убить…
— Да. — Витолд вполне успокоился и сейчас вел себя как обычно. — Сначала отравили мою собаку… У меня был пес, большой такой, черный, я про него уже рассказывал. Обычно собаки меня боялись, а он — нет. Его отравили. То есть хотели-то меня… Я бросил ему кусок со своей тарелки, машинально, не задумываясь, и продолжал какой-то разговор. А Кусай вдруг упал, забился в судорогах и сдох. Мне повезло, что я тогда отвлекся.
Я нахмурилась, вспомнив свой сон. Тот странный приснившийся мне пес по описанию очень походил на Кусая. Так вот как он закончил свое существование…
— А потом какой-то человек прямо в замке бросился на меня с ножом, — продолжал князь тихо, словно говорил сам с собой. — Один из гайдуков. Его приняли на службу незадолго до этого, он был новичком. Сам не помню, как мне удалось с ним справиться, но я выкинул его в окно. Я до сих пор не понимаю, откуда во мне тогда взялось столько сил. А однажды на мою постель упала потолочная балка… Я встал, чтобы… ну… зарисовать кое-что, и в этот момент она рухнула. Мне говорили, что просто замок очень старый, и рано или поздно такое могло бы случиться, но я-то догадываюсь, что ее подпилили. Тот случай с гайдуком был последним. После этого я и решил нанять телохранителя.
— Пошли туда, где собираются ветераны войны, люди, прошедшие и не такой кошмар, чтобы выбрать достойного, — проворчала я, вспомнив тот вечер. — А на обратном пути чуть было не стали жертвой грабителей, которые вряд ли хотели вас всего лишь ограбить. Скорее им заплатил тот, кто до этого несколько раз пытался расправиться с вами.
— Да, но зато там я встретил тебя, — пробормотал Витолд и неожиданно потерся щекой о мое плечо.
Ошеломленная таким неожиданным заявлением, я чуть было не уронила своего подопечного. Ибо в других обстоятельствах это могло сойти за признание в любви.
Спасла положение Агнешка. Девочке наскучило стоять с кувшином в обнимку, и она потребовала:
— Пошли отсюда!
— Пошли, — согласился князь, выпрямляясь. — Только как же я покажусь им на глаза после всего… ну, этого?
— Скажите, что вы и так сильно потрясены приездом невесты, а тут еще и это событие… И что вы просто-напросто настолько сильно испугались за княжну Ярославу, что утратили над собой контроль, — предложила я.
Мужчина просиял. Агнешка доверчиво подала брату руку, и мы втроем направились вон из разгромленной студии. Мне пришло в голову пока умолчать о том, что пани Бедвира успела признаться, что это пан Матиуш по ее наущению ударил Витолда по голове. В том состоянии, в каком сейчас пребывал князь, это могло спровоцировать новый приступ агрессии. И, чего доброго, могло произойти еще одно убийство.
Но события этого дня еще не думали заканчиваться. В коридоре на нас налетел посланный госпожой Маришей слуга. Только что в замок Пустополь приехал рыцарь из ордена Орла.
