Глава 5
Отец не мог не заметить, что с охоты сын вернулся слишком возбуждённым и без дичи. А когда увидел, как тот украдкой делает себе перевязку, пришлёпнув на лёгкую рану несколько листьев подорожника, в буквальном смысле припер Ивана к стене амбара:
— Ты где был? Что это? Откуда кровь на одежде?!
Парень попытался освободиться, но единственная здоровая рука отца была необычайно сильна.
— Я узнал, как зовут убийц Андрея, — глухо проговорил он, избегая встречаться с Фёдором глазами.
— Узнал?! Откуда? Кто они?!!
Пришлось поведать всю сегодняшнюю историю. Фёдор всё больше мрачнел, наливаясь тёмной кровью. Под конец не выдержал:
— Юнец! Сопляк поганый! Как ты посмел против моего запрета пойти?! Ты ведь теперь неминуемо наведешь этих нелюдей на деревню! Об этом ты подумал? Они выжгут всё, баб и девок в полон заберут, мужиков остатних порубят и правы будут!! Ты этого хочешь? Глафира!!
Возившаяся в доме жена вышла на громкий крик.
— Глаша, — уже чуть спокойнее продолжил Фёдор. — Пройдись по дворам, позови сюда всех мужиков. Срочно! А потом начинай хлеб и прочее добро прятать.
— Что? Опять татары что-то учиняют? — испуганно перекрестилась женщина.
— Учинят, если не успеем за Чёртов лог уйти. Вон его благодари, мстителя! Теперь ни один князь в заступ не встанет! Пропала деревня!! По всем законам виноватые. Ступай, кому сказал! После слёзы лить будете, как скотину через топь прогоним. Наплачетесь ещё, комаров кормя в землянках.
Отец и сын проводили Глафиру взглядами. Иван упрямо буркнул:
— Я в церкви обет дал, что не отступлюсь. И Протасий с Любаней нам не чужие были. Она, поди, уж и дитя зачала от Андрюшки нашего, ведаешь ли о том? Муж и жена они, понял, батя?
Фёдор оторопел. Захват железных пальцев заметно ослаб, затем кулак вообще разжался. Глубоко вздохнув и помотав уже пробитыми сединой кудрями, отец обессиленно присел на толстый берёзовый чурбан.
— Откуда известно? — тихо вопросил он.
— Брат поведал, ещё тогда, до медведя. Они хотели на лугу перебаять, как вам с Протасием обо всём повестить. Боялись гнева вашего. А вишь, как оно всё обернулось…
Пожилой мужчина продолжал безмолвно сидеть, обхватив натруженными пальцами глаза и лоб. И вдруг Иван с изумлением увидел, как на кучерявую бороду двумя блестящими дорожками побежали торопливые слезинки. Потом новые, новые… это было неожиданное и невиданное зрелище! Даже когда его, изломанного медведем, собирала по кускам бабка-знахарка, орудуя иглой и острым ножичком, он лишь рычал, закусив до крови губу и сверкая бешеными сухими глазами. А тут?..
— Батя, ты что? Не надо, батя! Прости меня, дурака!!
Вместо ответа Фёдор вдруг резко поднялся на ноги, быстро ушёл в избу. Вернулся с иконой, приказал:
— Встань на колени, сынок!
Смутно догадываясь о причине произошедшей с отцом перемены, Иван поспешно выполнил просьбу. Фёдор медленно и строго перекрестил сына:
— Господь с тобой, Ванюша! Видно, и впрямь твоё дело правое. Тогда обязательно найди её, слышишь?! Найди и вместе с чадом, коли родится, сбереги. Хоть за себя её возьми. Да про родных не забывай, без куска хлеба их не оставь. Помоги пережить лихолетье.
Дождавшись, когда сын поцелует икону, тихо продолжил:
— На тебе теперь весь род наш держится! Не дай ему совсем сгинуть. Найди её, Ванюшка! А с татарами теми поступай, как сердце велит. Я более не супротивник. Я за тебя Господа молить стану… До последних минут своих.
Последние слова прозвучали подобно шелесту листвы на ветке, потревоженной лёгким ветерком. Немудрено, что Иван их так и не услышал.
Теперь и на глазах сына заблестели две предательские слезинки. Двое крепко обнялись. Отец отстранился первым.
— Возьми мой меч, серебра немного, еды на дорогу. Добирайся лесами в Тверь. Дорогой и рекой нельзя, перенять могут. Деревни в нашем углу не сегодня-завтра шерстить начнут непременно. В торговых рядах найдёшь Никиту-кожника, поклонись ему моим именем и попроси приютить на время. Дружок мой с детства, мы с ним два раза рядом на ратях против новогородцев бились. Скажи, что я слёзно просил помочь. А уж далее сам соображай, как быть. Лук тоже бери, ни к чему он мне однорукому. А тебе он ещё послужит!
— За лук и меч спасибо! Но запрячь пока всё здесь. Оружный сразу в глаза брошусь, не на войну иду. Потом вернусь. Коли нужда в них возникнет. А за серебро спасибо, возьму.
— Забери всё сейчас и запрячь в лесу, — глухо молвил Федор. — Один Господь ведает, что ты тут найдёшь вскоре. Поспешай, сынок, нам уже своё дело вершить надобно. Прощай. Мать не жди. Нечего на дорогу бабьи крики слушать. Сам ей всё поведаю…
Отец вновь прижал сына к груди. Над самым ухом Ивана глухо прошептал:
— Не гинь, сынок! Один ты у меня остался. Не гинь!!
И толчком оторвался, чтобы торопливо зашагать к уже подходившим к избе мужикам.
Иван достиг леса и тропинкой зашагал в сторону Тьмы. Ноги сами вынесли его к тому месту, где верный самострел остановил татарскую погоню. Убедился, что здесь вновь были конные, забравшие убитого в горло. Тщательно просмотрев чащу, нашёл чужую саблю, тугой лук, стрелы и кинжал прекрасной стали с узорчатой дорогой рукоятью, покрытой голубой финифтью. Проверил, как выходит из ножен лезвие. Булат с лёгким посвистом обнажил своё вороненое тело с длинным кровопуском посередине. Богатая добыча, доставшаяся убитому от какого-то другого степняка или алана.
«Негоже совсем необоруженному-то идти. Под градом перепрячу. Потом можно будет и продать, коль нужда в серебре появится».
Иван сунул кинжал в мешок. Достиг Тьмы, убедился, что пойма пустынна. Опушками крадучись вышел к ближайшему броду. До стольного города было верст десять густых лесов, но даже возможная ночёвка у костра Ивана не пугала. Своего зелёного кормильца и друга молодой охотник не боялся.
