Глава 13

— Никитушка, дорогой! Только ты мне теперь можешь помочь! Выручи, чем хошь отблагодарю!

Потребовалось немало времени, чтобы приятель Федора уразумел, что и почему хочет у него узнать сын последнего. А поняв, кожемяка озабоченно полез пятерней в затылок.

— Вона что? Тут, паря, я тебе ничего обещать не могу. Сам должен понимать, Коршуновы братки не кричат о своих делах на всех углах.

— Значит, все?.. — сокрушенно вздохнул Иван. Никита внимательно глянул на закручинившегося парня.

— Отчего ж все? Поищем. Только не скоро это дело сделается. Поговорю кое с кем, может, и столкнем с места. Найду хотя б одного, там за серебро обязательно еще кто разговорится. Не унывай, паря!

Иван сорвал с пальца боярский перстень-подарок.

— Вот, возьми! Мало будет, у меня еще и серебро припрятано. Только б узнать, кто их нанял, только б того ката за шиворот подержать.

Никита внимательно осмотрел перстень.

— Хороша вещица! Все будет нормально, не боись! А только уехал бы ты на недельку к бате, раз боярин «добро» дал. Право слово! Спокойнее так оно будет. Кто знает, что тот нехристь еще удумает.

Иван по простоте душевной едва не проговорился об Алене. Но вовремя прикусил язык и согласно закивал головой.

В конце концов, Никита был прав, теперь оставалось лишь ждать. Но как порой мучительно бывает это внешне незатейливое действо!!

Встреча с Аленой на тверском торгу также не принесла облегчения. Девушка заговорила о своем скором обручении с новогородцем. Иван встретил уже известную ему новость внешне спокойно.

— Меня в деревню отпустили, — сказал он. — Не поеду — Ярослав и батюшка твой невесть что подумают. А уехать не могу, любая моя! Потом до конца дней своих себя за такое корить буду. Как можем видеться теперь, подскажи? Может, выкрасть тебя, да в Псков вместе подадимся? Там вольный люд живет, там затеряемся…

— Михаил везде сыщет, — чуть помедлив, ответила Алена. — И потом… не будет нам счастья без родительского благословения. Да и не смогу я из боярского терема в избу идти. Негоже так, миленький!

Она заметила, как печаль легла на лицо милого ей парня, и поспешила подбодрить его:

— Не журись, миленький! Молись лучше, чтоб ниспослал нам Господь союз да любовь отеческую. А я с батюшкой днями обязательно поговорю, скажу, что не мил мне Семен тот. Дождусь, когда добер будет, и непременно поговорю. Не станет же он дочку свою любую неволить?! А там, глядишь, и мать поможет. Не смотри, что она из знатного рода, мамуля на такие вещи проще смотрит. Ее отец, Гедимин, в свое время тоже доблестью над простыми шляхтичами возвысился. Сам Казимир Третий, король польский, его к себе приблизил за силу и удаль. Он же и жену ему подыскал, чтоб с соседом своим дружбу да связи налаживать. И на новом месте обустроиться помог, и веру истинную на Литву распространять начал. Погоди, и у нас все еще хорошо будет! Сам великий князь тебя заприметил, а это многого стоит, ей-ей!

Иван слушал, и легкая недоверчивая улыбка играла на его устах: так походило все это на сказку, что рассказывала ему на ночь мать. Но лицо вмиг стало серьезным, едва Алена произнесла следующее:

— А встречаться мы с тобой обязательно будем! Знаешь, где за городом в овраге источник бьет?

— Ну?..

— Как стемнеет, будь там. И потом приходи хоть каждую ночь, никто нам не помешает.

— Как же ты из-за стены туда попадешь? Ворота-то закроют.

— Через ход подземный. Не слыхал про такой? Я уже ходила по нему однажды. Боязно было, а теперь ничего, коли в конце ты меня ждать будешь, любый!

— А стража?

— Так не война ж, миленький! Из спальни я выберусь потихоньку, лишь бы сестра уснула.

Столько страсти и нежности было в этих словах, что Иван невольно воспрял духом и начал верить в лучшее. По сути, Алена рисковала очень многим: она знала, что подобные встречи родителями отнюдь не поощрялись и могли бросить тень на репутацию незамужней девушки. Но горячая кровь матери явно брала свое!

— Так придешь? — еще раз спросила Алена, искоса глянув на Ивана. — Не заробеешь?

— Нет. Всю ночь прожду, любая моя! Сам в тот ход навстречу пойду, коль захочешь!

— Пусть только все думают, что ты уехал. Пусть не спрашивают, где ночь коротал.

— Не спросят, любая! Никто ничего не узнает.

Они расстались, чтобы через несколько часов встретиться вновь.

Неподалеку от избы, где жили ратные, Ивана поджидал новый сюрприз. Завидев его, Ярослав призывно махнул рукой:

— Ванята! Погодь. Тут княжий слуга недавно заходил, кувшин вина тебе оставил. Сказал, что боярин просил венгерское передать, чтоб выпил ты за здоровье дочери его любимой и за удаль свою молодецкую. Знатное вино, душистое!

Иван не удивился. Василий был широк душою, и когда благодарил — благодарил не скупясь. Тем более что он сам обещал парню, что перстнем и новым двором в теперь уже отцовой деревне его признательность не ограничится. Но парень тут же вспомнил про скорую встречу. Идти пьяным к источнику никак не хотелось. Аленка могла подумать, что Иван охоч до хмельного либо просто трусит ожидания в пустынном овраге.

— Спасибо за добрую весть, Ярослав. А только не будет меня сегодня вечером. Домой я уезжаю, боярин отпустил. Так что распейте тот кувшин с парнями за ужином за мое здоровье, и пусть пойдет оно вам на пользу да сны сладкие после снятся. В дорогу не пью никогда, батя так меня сызмальства учил.

— Когда вернуться думаешь?

— Василий мне неделю пожаловал. Так что скоро не ждите.

Они обменялись рукопожатиями. Ярослав поспешил в людскую, Иван принялся собираться домой.

Он выехал из города засветло. У знакомого ремесленника, жившего в пригороде, оставил коня, договорившись, что заберет под утро. Шутливо намекнул, что одна горячая женка пригласила позоревать и разделить вдовье ложе. Пообещал добрый жбан браги, если знакомый даст ему приют на несколько дней и будет держать язык за зубами.

Когда совсем стемнело, Иван осторожно добрался до указанного места, запахнулся поплотнее в длинный овчинный зипун и принялся ждать. Прошло немало времени, прежде чем в черноте узкого туннеля запрыгали отблески приближающегося огня, а затем показалась сама Алена с толстой свечой в руке.

— Ваньша! — позвала она, не выходя на волю.

— Тут я, любая! Давно уже жду.

Они отступили под низкие своды. Иван распахнул полы, и девушка нырнула в тепло его тела, обвив крепкий стан ратника руками. В неровном свете свечи глаза ее поблескивали сочно и бесовски.

— Запахни меня, миленький! Зябко, не дай замерзнуть.

Губы двух молодых встретились. Жарок был тот поцелуй, горячи тела, нежны слова и руки. Долгий час пролетел, словно одна минута. Лишь когда оплывшая свеча едва не погасла, Алена опомнилась:

— Ой, пойду я, миленький! Спохватятся еще. Проводи до первой двери. Далее уж близко будет.

Она достала еще свечу, затеплила ее от огарка и протянула своему спутнику.

У старой дубовой двери, более похожей на мощные окованные ворота, они остановились.

— Хорошо ли тебе со мной, миленький?

— Никогда еще так не было, любая ты моя! — жарко выдохнул парень и вновь потянулся к девичьим губам. Та ответила коротким поцелуем и предостерегающе поднесла ко рту указательный палец:

— Тс-с-с! Выход недалече, услышать могут. Завтра придешь?

— Я вообще отсюда на свет могу не выбираться, тебя ожидаючи! Псом в калачик свернусь.

— Ты тогда голодный у меня ж будешь. Загрызешь еще свою Аленку ненароком. До завтра!

Девушка еще раз едва уловимо коснулась губ парня и неслышно отворила тяжелую дверь. Явно заранее смазанные жиром петли даже не скрипнули.

Под утро Иван приехал в родную деревню. Он решил обязательно показаться там во избежание возможных кривотолков и недоразумений. Выспался, наелся, потолковал о жизни с отцом и матерью, не упомянув лишь про гибель Петра. И в сумерках, несмотря на протест родных, опасавшихся многочисленных волчьих стай на дорогах, прихватив на всякий случай пару факелов и запас стрел, Иван вновь отправился к стольному городу.

Он прождал в уже знакомом туннеле всю ночь. Но Алена так и не появилась. Тщетны были и последующие два ожидания.

А Алена уже не могла прийти. Проснувшись после ночной встречи, чувствуя радость в душе, она решилась не откладывая поговорить с отцом о намечавшемся венчании. И после обеда, увидев, что Василий довольно шутит с женой и стоявшими на охране ратниками, взяла его под руку:

— Тятя не хочет поворковать со своей доченькой? У нее к нему будет очень большая просьба!

Бедная, бедная Алена! Если б только она могла предположить, что улыбка на устах отца была вызвана состоявшимся разговором с отъезжающим новгородским боярином, во время которого были оговорены сроки предстоящего таинства. Василий в уме уже мысленно подсчитывал все выгоды, которые он получал от такого союза. Онуфрий богат и за сыном отдавал неплохую вотчину. Через купца возникала реальная возможность приумножать семейное серебро, отдавая его в рост надежным и удачливым новогородцам. Да и сын его Семен глянулся на княжей охоте своей молодецкой удалью. И стрелы метал неплохо, и бурого на рогатину окоротил не забоясь. Такой и на рати не заробеет, и хозяин будет добрый. А что еще отцу желать, когда дочь на выданье?

Выслушав просьбу дочери, Василий сурово нахмурился. Внимательно оглядел свою старшую с ног до головы. И изрек:

— Ты что это, девка? Против воли отцовой пойти хочешь? Смотри: люблю-люблю, а и вожжами могу невзначай побаловать! Иль кого иного уже заприметила?

От опытного взора не укрылось легкое замешательство. Дочь хотела вновь чисто по-бабьи поластиться, но отец властно взял ее под руку и привлек к заиндевелому оконцу.

— О-па-па! А что это, доченька, губки у тебя такие припухшие? Ах ты, негодница, отца с матерью хочешь опозорить?! С кем целовалась, шельма? Ну?!!

Он не услышал правды, Алена начала лепетать про медную ручку, к которой невзначай припала губами на морозе. Но боярин был скор как на милость, так и на расправу.

Не став более ничего выпытывать, он несколько раз прошелся по горнице. А потом взял дочь за подбородок и вздел ее лицо вверх:

— Сегодня же домой вас с матерью отправлю! И накажу ей следить за тобой, чтоб со двора ни шагу! И запомни, доченька дорогая: через полтора месяца с Семеном под венец идешь! Слово даю!! Коль не возжелаешь — сей же час в монастырь отправлю!! Постриг тебя, такую буйную, вмиг и навек успокоит! Ясно ль баю, доченька?

Делано ласковое обращение никак не соответствовало внешнему виду отца. Алена вздрогнула. Она поняла, что за лучшее сейчас было отступить и смириться. Слова о постриге не были в устах отца лишь пустой угрозой. Но Василий на этом не закончил:

— Коли увижу, что после первой ночи свахи чистые простыни гостям на обозрение вывесят — запорю! Насмешек над собой не потерплю, слышишь?! Если есть какой грех — сразу покайся! И в черную рясу, немедля!!!

— Что ты, батюшка? Я честь блюду и свою, и вашу. И нет у меня никого, право слово! А только не люб мне сынок Онуфриев! Не люб, и все тут!!

Боярин слегка отмяк лицом. Подошел к стоявшей на столе шкатулке, достал богатое ожерелье из речного жемчуга:

— Ниче!! Стерпится — слюбится! Парень видный, обнюхаетесь. Держи, это Онуфрий велел тебе передать. Теперь ступай, собирайся. Про сегодня погорячился, а завтра с утра обозом и тронетесь. Да про слова мои помни, дочка! Два раза повторять не буду!!

В ту ночь Алена так и не смогла даже ненадолго освободиться от родительского догляда. А следующее утро она уже встретила в возке, влекущем ее от Твери.