VI
— А, зятек, входи, входи, — весело приветствовал Русса Воимир утром следующего дня. — Ну и какое же ты мне вено приготовил — коров или овец?
— Нет, князь, я принес другой подарок.
— Теперь ты должен звать меня папой, как велят заветы предков.
— Хорошо, папа. Я дарю тебе меч работы римских мастеров.
И Русс положил к его ногам меч. Князь взял его в руки, и глаза его восхищенно заблестели. И было от чего! Это был поистине княжеский меч, с позолоченной рукояткой, инкрустированной драгоценными камнями, по лезвию его извивалась змея, из открытого рта которой к самому острию меча устремлялось ее жало.
— Угодил, угодил, зятек, — удовлетворенно говорил Воимир, не отрывая взгляда от подарка. — Эй, кто там есть? — крикнул он.
Вошел слуга, поклонился.
— Зови Велину!
Та мышкой скользнула в дверь, припала спиной к косяку, затаилась, тихая, покорная. Воимир крякнул, глянув на нее, хотел что-то сказать, но потом махнул рукой, проговорил:
— Ладно. На дворе стоит возок и рядом оседланный конь. Ты, дочь, садись в возок, а ты, зятек, на коня и — к святилищу! А потом будем играть свадьбу.
Храм Святовита стоял посредине города, на небольшом возвышении. Сложен он был из дубовых бревен, большая входная дверь и наличники были изукрашены искусной резьбой с изображением домашних животных: тучных коров, резвых коней, рогатых коз, смирненьких овечек.
По широким стертым ступеням Русс и Велина поднялись на площадку, постояли перед раскрытыми дверями, сотворив про себя молитву могучему богу.
Затем вошли в храм.
Храм внутри был высоким и просторным. Из расположенных почти под самым потолком небольших продолговатых окон лился ровный свет. На стенах видны были фигурки Даждьбога, Перуна, Стрибога, Макоши. Посредине храма стояло большое, в два человеческих роста изваяние четырехликого Святовита.
Храм был заполнен молча стоящими людьми. Русса и Велину встретил жрец, прочитал молитвы, провел вокруг изваяния бога Святовита, при этом они бросали семена и лили священную воду — сурью в небольшие костры, разложенные у основания божества. По завершении трех кругов жрец прочитал им последнюю молитву и объявил мужем и женой.
А потом играли свадьбу. На ней больше всех горячился Воимир.
— Вы посмотрите, за кого я отдаю свою дочь! — восклицал он в большом подпитии. — Не какой-нибудь там сотский, воевода или сын вождя какого-нибудь племени. Перед вами сидит сам великий князь славянских племен!
— Но ты лишил его звания, — возражал кто-то.
— Не имел права я этого делать, потому что Русса народ избрал. Только народное вече полномочно отнять у него это высокое звание!
— А почему так поступил?
— Потому что я — князь!
На третий день он приказал вывести коней, часть их запрячь в возки и катать гостей по городу, а сам со своими соратниками уселись на скакунов; они стали носиться, оглашая окрестность пьяными криками, гоготанием и посвистом. Все бы ничего, только при въезде в селение под коня князя метнулась свинья, скакун испугался, рванулся в сторону, Воимир вылетел из седла и упал на плетень. Острый кол пронзил его насквозь, и он скончался на месте.
Буйное веселье сменилось глубокой скорбью. Ко дворцу пришло много народу, чтобы отдать последнюю почесть своему правителю. Воимира любили и искренне выражали печаль. Велина была вне себя. С детства она привязалась к отцу, она обожала его больше, чем мать, и теперь потеря была такой горькой, невосполнимой.
Началась подготовка к похоронам. Воины вырыли глубокую широкую могилу, устелили ее еловыми лапами и можжевельником. Пока они этим занимались, во дворце многочисленные слуги собирали для князя вещи, которые должны были пригодиться на том свете: одежду, обувь, домашнюю утварь, оружие… По обычаю, вместе с покойным должна была отправиться жена, да князь был вдовцом, а потому решено было похоронить с ним одну из рабынь, которую выбрали по красоте и кроткому нраву; она будет услаждать его в том миру.
На третий день в гроб уложили прах князя и рабыни, опустили в могилу, рядом разместили приготовленные вещи и положенную пищу, а потом под плач и стенания женщин могилу закопали, а над ней воины наносили высокий курган. После этого началась тризна.
Десять дней поминали князя, а потом собралось вече. Без лишних слов народ проголосовал за Русса, и он стал князем бодричей, сохранив за собой звание великого князя славянских племен.
— Везет Руссу, — говорил Скрынь, когда вместе с Евоной возвращались они с народного собрания. — Не успел вернуться в родной дом, как был избран великим князем; только женился, стал князем бодричей…
— Тебе-то чего обижаться? Русс ведет тебя за собой. Ты у него в заместителях. Он выше, и ты следом.
— Да я не в обиде. Просто отмечаю то, что происходит.
— Человеку всегда мало. Вечно он чем-то недоволен. Особенно когда во власти. Так и хочется все больше и больше захватить.
— Ты о ком — о Руссе или обо мне?
— Обо всех сразу, — ответил Евона и свернул к своему дому. Он никогда не любил Скрыня и удивлялся, что Русс так приблизил его к себе. Есть люди более умные и более достойные, почему же он их не замечает? Что-то, видно, есть такое в каждом человеке, что заставляет его выбирать себе в друзья и помощники только определенных, но порой не лучших людей…
Зима уже клонилась к концу, когда в Вышковец приехал Лютобор. Русс еле узнал его, так он изменился. Ткнув ладонь для пожатия, князь проговорил глухо:
— Надо переговорить. Я прошу поддержки в войне с лангобардами.
Русс понял его состояние. Лютобор был предельно унижен и оскорблен, поэтому не стал поминать их прежний разговор, а внимательно выслушал его и сразу перешел к делу:
— Я немедленно свяжусь с Могутой. Но лангобарды — это сильное племя, у них большое количество бойцов. Надо поговорить с Добраном, чтобы он к нам присоединился. Я бы попросил взять разговор с ним на себя, князь.
— Добран не вылезает из лесов, но я попытаюсь его разыскать.
Могуту не надо было уговаривать. Он понимал, что это был прекрасный случай для совместного выступления славянских племен, который еще больше объединит их.
Через месяц прискакал гонец от Добрана. Князь словен давал согласие выставить свои войска против лангобардов. Местом сбора сил он предлагал избрать Радигош — столицу лютичей.
И зачастили от одного князя к другому гонцы. Наконец был определен день соединения дружин. Это был 1 березеня (1 марта), когда бог Солнца — Даждьбог наполняется большой мощью и прокладывает дороги для войска, когда Бел-горюч камень Алатырь и молочная река Сурья вливают в души воинов новые силы.
Появление дружин у стен Радигоша вызвало восстание жителей, руководил восстанием князь Лютобор. Лангобарды были вырезаны, чтобы показать всему племени лютичей: назад дороги нет и не будет, или победа, или смерть. Лютичи повсеместно вооружались и были полны желания отомстить врагу за унижение. Огромное войско вторглось в пределы владений племени лангобардов.
Так совпало, что лангобарды в это время вступили в войну с франками и не могли выделить больших сил против славян. Они запросили мира. Лютобор самолично повел переговоры. Он добился того, что германское племя вернуло ему всю дань, которую лютичи уплатили, да вдобавок вынуждены были привезти десять телег звериных шкур и пять подвод льняных тканей.
Встречаемое ликованием жителей, вернулось войско в родные края. Русса вышковцы у ворот сняли с коня и понесли на руках, возле дворца не дали ему возможности уйти, кричали приветствия и хвалебные слова в его честь.
Воодушевленный победой Русс задумал большую войну против саксов и англов, чтобы вернуть земли, когда-то отвоеванные этими племенами у славян. Но он не сразу решился на активные действия, а сначала обдумывал, прикидывал, советовался со старыми воинами, военачальниками. Как-то шел от старого воеводы, с ним он разговаривал про войны с саксами. Был поздний вечер, улицы были пустынны. Вдруг из-за дома наперерез ему шагнул невысокий, стройный воин, в нем он признал Зарену.
— Здравствуй, князь, — сказала она напряженным голосом. — Ничего, если пройдусь с тобой?
— Конечно, Зарена.
Она некоторое время шла молча, упорно глядя в землю, потом подняла измученные глаза, спросила:
— Как живешь, князь?
— Спасибо, хорошо живу. Вот лангобардов побили. Коли будут милостивы боги, достанется скоро и саксам с англами.
— И про то слышала.
— Откуда? Я вроде на вече не говорил, широко не распространялся.
— Мир слухами полнится.
— Ты-то как? Что-то на лугах не появляешься.
— Некогда. Замуж собираюсь.
— Поздравляю.
— Рано поздравлять. День свадьбы еще не намечен.
— Кто он?
— Из твоих дружинников. Всеслав. Помнишь такого?
— У меня ребята хорошие.
— Это верно. Только ты не очень.
— Это почему? — удивленно спросил он.
— Забыть тебя не могу. Стараюсь, а не получается. Порой думается, что лучше бы тебя не встречала. Или вообще чтобы не было на свете.
Русс ничего не ответил, Зарена тоже молчала.
Прошли довольно большое расстояние. Безмолвие угнетало Русса, он не выдержал:
— А от меня-то тебе что надо?
— Да ничего. Повидать тебя захотелось. Может, в последний раз.
— Зачем же так мрачно?
— Как получается. Не взыщи.
Миновали пару домов. Она остановилась, сказала:
— Прощай, князь.
— Прощай, Зарена.
В начале июня по приглашению Русса в Вышковец приехали князья всех племен. Он устроил им пышную встречу. Во дворец были приглашены музыканты, скоморохи, девушки пели хороводные песни. Потом состоялось совещание. Русс сказал:
— Десятилетиями саксы и англы оттесняли нас, славян, с исконных земель. Когда-то наши предки рыбачили на Одре, ставили капканы в дремучих лесах по ее берегам, имели две пристани на Балтийском море. Теперь мы все потеряли. И только по одной причине: мы были разобщены, каждое племя оборонялось в одиночку, поэтому нас и сломали. Теперь мы едины. Не пора ли вернуть наши исконные земли? Что на это скажете, князья?
Князья долго молчали, потом слово взял Могута:
— Земли завоевать — это не набег совершить, напал, пограбил и скоренько вернулся. Тут надо большую силу иметь. Легко землю завоевать, да очень трудно удержать. Вот я и думаю: силы наши надо взвесить хорошенько, чтобы еще большие беды на свою голову не накликать. Не одолеем, покажем свою слабость, германцы в наши пределы войдут, наши земли повоюют. Как бы не получилось, что пойдем за овцами, а вернемся стрижеными.
— Тронем саксов, англы не останутся в стороне, — высказался Лютобор. — Не исключено, даны могут вмешаться, да и лангобарды обиду на нас имеют…
— Не будем забывать про варангов, — вмешался Добран. — Племя небольшое, но чрезвычайно воинственное. Может нам помочь, а может, наоборот, крепко напакостить.
В прошлых войнах варанги воевали на стороне германцев, захватили славянский город Старград и сделали его своей столицей.
— Не так давно видел я их князя Карна, — сказал Русс. — Он обещал не вступать ни на ту, ни на другую сторону, но взамен потребовал сохранить за ним Старград.
— Придется уступить, — проговорил Лютобор. — Пусть пока владеют, а потом посмотрим.
— Большую войну можем получить, — подытожил Могута. — Стало быть, надо к ней и по-серьезному готовиться. Германцы воюют клином, воюют умело. Надо им противопоставить римский строй. Выходит, Русс, следует продолжить обучение. И не только в наших с тобой племенах, но у лютичей и словен. А на это время значительное уйдет. Так что на это лето войну не замышлять. Что будет через год.
— Согласен с вами, — ответил Русс. — Я разговаривал с нашими купцами, они ездили по землям германцев, кое-что видели. Они говорят, что понастроили наши соседи много крепостей, укрепили портовые города. Взять крепость не так легко, а если их с десяток, то застрянем не на один год. Поэтому решил я основать мастерскую по производству метательных орудий по образцу римских. Такие машины были в моей центурии, устройство их хорошо помню. Незаменимы при штурме крепостей.
— Это дело стоящее, — встрял в разговор Добран. — Видел я как-то такую машину у наших соседей, ляхов. Где они ее достали, не знаю, но много страха она на нас навела.
Они еще долго сидели, обсуждая различные вопросы будущей войны. Прощаясь, Добран весело проговорил:
— День Купалы скоро. Хоть повеселиться от души, с девками поиграть!
— Твое дело молодое, князь, — тотчас отозвался Могута. — А нам, старикам, на печке сидеть да тараканов ловить.
— Знаем, как ты их ловишь, — засмеялся Лютобор. — Только не тараканов, а вдовушек. Слух до Радигоша дошел!
Все развеселились, потому что знали, как был охоч князь до женского рода, как западал на смазливое личико и как получал нагоняй от своей супруги.
На другой день перед дворцом встретила Русса Зарена.
— Князь, поговорить надо о серьезных делах.
— Некогда, спешу.
Он никуда не спешил, но ему не хотелось слушать излияние ее чувств.
— Тогда завтра.
— Я целый день занят.
— Тогда завтра вечером.
— Накануне праздника Купалы? Все гуляют, какие могут быть дела?
— Я тебя очень прошу. Долго не задержу.
Он подумал: не отвяжется, не завтра, так послезавтра придется прийти. Ответил:
— Хорошо. Выйду, как стемнеет.
— Я буду ждать, князь.
Во дворце его ждали Скрынь и Евона. Они что-то стали говорить, он раздраженно ответил:
— Ладно, мне не до этого…
— Ты вроде не в себе?
— Да Зарена пристала, что-то у нее случилось, на разговор завтра вечером вызывает.
— К себе домой? — спросил Скрынь.
— Ко дворцу придет.
— Возьми да не выйди.
— Нельзя. Обещал, а обратно брать слово не в моих правилах.
Назавтра, как белка в колесе: то одно, то другое. Вернулся во дворец затемно, а там Евона встречает, на ногах не стоит да предлагает еще выпить:
— За мою Наденьку-Надежду! Сочетаемся с ней скоро…
— Ты вроде не любитель пить? — удивленно спросил его Русс.
— По случаю… по такому важному случаю! Сочетаюсь… Поддержи меня, князь!
Еле выпроводил, хотя, наверно, надо было оставить ночевать. Не давала покоя тревога: вдруг свалится и не дойдет до дома? Ночами и разбойники шалят, и воры промышляют, да и иные лихие люди своего не упустят.
И, уже готовясь ко сну, вдруг вспомнил: Зарена! Как же он забыл про нее! Наверно, давно ждет возле дворца! Как неловко, как нехорошо получилось! Надо поспешить и извиниться.
Русс вышел на крыльцо, огляделся. Ночь была тихая, лунная, от домов падали плотные тени. Может, где-то рядом затаилась и, обиженная, ждет, когда он подойдет?
Русс спустился на землю, прошелся. Никого. Под ногами что-то валялось. Он наклонился, чтобы рассмотреть. В это время послышался какой-то шум, потом топот, и не успел он разогнуться, как что-то тяжелое, мощное ударило его в бок, и он, оторвавшись от земли, пролетел некоторое расстояние, упал и потерял сознание.
