18
Вопреки наставлениям волхва Йошт остановился, грудь ходит ходуном, пот градом заливает глаза. Осторожно раздвинул кусты и увидел, как на полянке кольцо всадников окружило белоголового паренька, он мужественно прикрывает собой рыдающую девушку.
Венед осмотрелся, рядом лежит конь, тут же барахтается в пыли всадник, надсадно хрипит. Йошт подлетел к нему и камнем добил по голове. Его тут же скрутило, вырвало.
– Вставай! Скорее вставай! – приказывает сам себе венед. Откашлялся и медленно раздвинул кусты.
Круг медленно сжимает Боряту и Горяну, копья выпирают вперед – еще немного – и врежутся в теплую человеческую плоть.
– Эй, урус! Сейчас на ремень резать тебя будем! – надменно воскликнул гунн, гордо восседая на черном коротконогом жеребце.
Раскосые глаза хищно блеснули недобрым огоньком, тонкие губы застыли в противной ухмылке, обнажились кривые желтые зубы.
– А девку твою насиловать будем э-э-э… долго-долго!.. – добавил еще один степняк в трофейной кольчужной рубахе.
Пятерка гуннских всадников захлебнулась хохотом. Лошади нетерпеливо переминаются с ноги на ногу, гарцуют, фыркают, бьют копытом. Блестят кривые ятаганы, на лезвиях чернеет запекшаяся кровь, подрагивают острия коротких копий.
Борята дышит тяжело и неровно. Мышцы на разбитых в кровь ногах сводит, во рту пересохло так, что глотать было мучительно больно. Но все же он стоял крепко, закрывая своим телом всхлипывающую Горяну.
– Э-э-э, долго бегать урус, как шустрый заяц, да от нас не убежишь! Мы быстрее ветра в степи! – гордо бросил низкорослый гунн, замысловато, но неуклюже крутанув ятаган в руке. – И значит, ты умрешь мучительно долго! Ну что, урус, будем рвать лошадями тебя.
Он подал лошадь чуть вперед. Послышались смешки, улюлюканье и негромкие выкрики на режущем ухо гуннском наречии. Блеснуло острие копья, кончик упирается в широкую грудь Боряты. На изодранной рубахе проступает красное пятно, быстро увеличивается в размерах.
– Ну, урус, проси пощады! – чуть помедлив, будто наслаждаясь предвкушением медленной казни, произнес коротышка степняк. Он еще сильней надавил на копье, кровь скользнула алой струйкой по животу. Но Борята стоит словно истукан, даже не поморщившись от боли. Лишь крепче прижимает всхлипывающую Горяну локтями к себе.
– Ай, какой урус крепкий, не сдается, – недовольно проговорил гунн и надавил на древко. Нагретый плотью русколана металл скользнул вниз, вспорол кожу. Кровь хлынула из раны, заливая грудь и живот, алой капелью устремилась в сочную степную траву.
– Проси пощады, мерзкий урус, – уже злобно бросил степняк. Казалось, еще мгновенье – и гунн с силой пронзит славянина.
Но Борята стоит как валун посреди бушующей горной реки – лишь от напряжения бугрятся мышцы на руках и груди да дернулось веко. Гунны на мгновение замерли – ант будто не кровью истекает, а напротив, жизненной силой наполняется.
– Зачем пришли на нашу землю? Почто грабите и жжете дома наши, степные шакалы?! – воскликнул Борята, отступив на шаг и расставив руки, будто стеной защищая Горяну.
На последнем слове смешки разом стихли, улыбки исчезли, сменились недовольными гримасами.
– Ты, урус, сильно-то не заговаривайся, – злобно процедил высокий гунн в позолоченном остроконечном шлеме с поднятой к верху личиной. – Мы – дети степи, а значит, здесь все наше, и мы берем то, что принадлежит нам! Мы здесь хозяева, а не вы!
– Этому не бывать! Здесь испокон веку наши земли, земли русколан, земли белояров! – крикнул Борята. – И никогда она вашей не будет!
Нависла звенящая тишина, лишь где-то вдали слышится треск пожарищ, смех убийц да крики женщин вперемешку с детским плачем.
– Слышишь, мерзкий урус, как умирают твои женщины и дети? – надменно бросил коротышка гунн. – Всю деревню вашу посекли как сорную траву! А потаскух ваших всех вразнос пустили! Сам пробовал – невысокую такую, старенькую… э-э-э, твоя сукина мать, наверное, это была!
Вновь раздался оглушительный смех. Борята напрягся всем телом, готовый броситься на гунна и удавить его голыми руками.
– Ты – сын шакала – отродье Чернобога!
Борята леопардом бросился на коротышку гунна-сквернослова. Низкорослый степняк враз вылетел из седла и упал возле Боряты. Борята в один удар сердца пнул его в грудь, подтащил к себе недоумевающего, с потерянным взглядом и от боли скорчившего ужасную гримасу гунна. Рука руса, точно удав, обвилась вокруг его шеи в твердый узел-замок. Все враз стихли. Лишь кони продолжали фыркать и переминаться с ноги на ногу.
– Ну вот и все, степной шакал! – с ухмылкой шепнул плененному гунну Борята. – Прощайся со светом белым, падаль!
И Борята стал медленно сжимать кольцо из рук вокруг шеи степняка. Послышался хруст позвонков и надсадный хрип гунна. Но удавить рус его не успел. Все тот же высокий степняк с поднятой личиной с силой ударил Боряту в лицо. У славянина потемнело в глазах и он откинулся наземь, неволей освобождая коротышку гунна из смертельного захвата.
Горяна вскрикнула, прижав белоснежные ладошки к исцарапанному личику.
Освободившийся гунн закашлялся. Но все же нашел в себе силы вскочить на ноги и подобрать с земли ятаган.
– Ах ты, сучий сын! – воскликнул гунн, подбежав к Боряте и замахнувшись кривым клинком. Смертоносная сталь холодно блеснула, готовая обрушиться на руса. В следующее мгновенье в сторону продолжавшего лежать оглушенного Боряты смотрели клинки и острия копий, точно ощетинившийся зверь.
– Стой, Гурзай! – воскликнул высокий гунн с поднятой личиной.
И Гурзай замер, будто пронзенный стрелой.
– Но, Базук, я желаю мести! – прорычал гунн, не опуская клинка и по-прежнему нависая над русом.
– Я хочу поговорить с ним сам, по-мужски, – спокойно добавил Базук и спешился.
Коротышка гунн зло выругался, развернулся и быстро направился к своей лошади.
Борята нашел в себе силы приподняться на локтях. По-прежнему перед взором летали мириады белых мух, а голова будто налитая свинцом.
– Ты, я вижу, смелый, урус, – произнес Базук, степенно прохаживаясь возле Боряты и не отводя от него взора. – Смелость – признак воина. Значит, ты – воин, пусть и слабый, но воин, а значит, должен умереть как воин.
Борята хотел что-то сказать, но слова застряли где-то в сильно пересохшем горле, сводимом судорогой.
– Вот тебе мое слово! – громко сказал Базук. – Тебе, как воину, даю право выбора. Выберешь себе смерть по нраву: или ты побежишь и мы стрелами пронзим твои спину, словно трусливого зайца, или умрешь от меча или копья! Выбирай!
Гунн замер над Борятой в ожидании ответа.
Внезапно Базук скорчился в страшной гримасе, хрип вырвался из полуоткрытого рта. Он упал с седла, в спине торчит оперенное древко стрелы. Гунны разом зашевелились, задергались. Звонко пискнула Горяна.
Борята окинул взором поляну и увидел застывшего в кустах Йошта, на побледневшем лице застыло удивление. В руках замер лук. Гунны тоже приметили его и с гиканьем кинулись через поляну к Йошту, у одного в руках лук. Сухо щелкнуло – рыжеголовый венед нырнул в густые заросли, стрела прошла над самой головой. В то же мгновение степняки засыпали кусты стрелами.
Борята стремительно бросился на оставшегося возле него гунна, тот зазевался, смотрел в сторону погони. Гунн коротко вскрикнул, изо рта струйкой потекла кровь. Кривой ятаган с хрустом пропорол спину степняка. Он выронил копье, недоуменно смотрел на живот, откуда торчал окровавленный кончик сабли. Повернулся в сторону Боряты, в глазах смешались ужас и ненависть. Он попытался выхватить притороченный к седлу ятаган, но хрюкнув, повалился на землю. Послышался всхлип Горяны.
Йошт что есть мочи убегает от степняков, уворачивается от стрел, от страха глаза лезут из орбит. Перед глазами мелькали стволы деревьев, лопухи, папоротник. Ветка больно саданула щеку, но Йошт не остановился, нырнул в густые кусты. Две стрелы тут же пролетели туда, где он только что стоял.
Венед чувствует, как с болью вздымается грудь, ноги ноют, с каждым шагом превращаются в деревянные колоды. Он остановился, чтобы перевести дыхание. Обернулся и увидел, как два гунна орут, один размахивает кривой саблей, второй натягивает тетиву, пускает стрелу за стрелой. Йошт набрал побольше воздуха и нырнул вправо, там лес становился гуще.
Перед глазами карпенца опять мелькают деревья, кустарник, крохотные полянки. Он несколько раз споткнулся, падал, за спинами тут же нарастает топот копыт, трескучие голоса что-то галдят. Приходилось, стиснув зубы, подниматься и бежать дальше, вырисовывать, запутывая, замысловатые фигуры между стволами.
Вдруг позади что-то с треском грохнулось, дико заржал конь, бешено заорал человек. Йошт оглянулся и увидел, как один степняк исчез. Из ямы торчит конская голова и выползает окровавленный дико орущий гунн. Но он тут же сполз обратно. Второй гунн замешкался возле соплеменника, но нашел взглядом Йошта и, дико вереща, бросился к нему. Йошт шумно выдохнул и шмыгнул в кусты.
Внезапно он споткнулся о дугой выпирающее корневище и повалился на землю, покатился по склону, перед глазами мелькали земля, деревья, кустарник, затем он больно треснулся и улетел в кусты. Тело заныло, казалось, что не осталось ни одной уцелевшей косточки. Йошт до крови закусил губу и старался не подавать ни звука. Послышались шаги, совсем рядом, Йошт задержал дыхание и посмотрел в сторону – рядом, чертыхаясь, с клинком на изготовку бродил гунн. Прошел в нескольких шагах, не заметил Йошта.
Йошт собрал волю в кулак, схватил первую попавшуюся палку и устремился к степняку. Тот слишком поздно услышал шаги за спиной. Йошт в два прыжка настиг гунна и со всей дури саданул его палкой по спине. Гунн заверещал и грохнулся со всего маху, ятаган улетел в кусты. Степняк попытался встать, но лишь успел подняться на корточки и немного проползти. Йошт тут же очутился возле него и еще раз огрел его палкой по хребту. Гунн еще громче заверещал, повалился на землю, стараясь ухватить Йошта за ногу, но пальцы соскальзывали с заляпанной грязью штанины. Йошт зарычал и со всей дури вогнал палку, будто в упыря осиновый кол. Гунн заверещал, стал барахтаться, дергать ногами, но вскоре замер.
Венед облегченно выдохнул и только теперь ощутил, как все тело отзывается болью. Он из последних сил направился обратно. Йошт помнил, что Борята остался с еще двумя степняками.
Когда Йошт, превозмогая боль и усталость, выбрался на полянку, он с удивлением обнаружил около Боряты два тела и спешенного гунна с кривым лезвием в руке. Рядом лежал и подрыгивал передними копытами конь, из груди торчало глубоко всаженное копье.
Славянин бьется со степняком. В руках у Боряты ятаган, в другой щит. Гунн наносит град ударов, но белокурый паренек из племени антов умело парирует их щитом. Иногда делает выпады, но безуспешно – гунн извивался как уж на сковородке, постоянно уходил от клинка руса. Однажды Борята ошибся при выпаде – клинок гунна тут же чиркнул ему плечо. Борята вскрикнул, но следующий удар умело парировал.
Вскоре славянин начал слабеть, и степняк обрушил на него град ударов. Борята пятится, с трудом отбивает мельтешащую гуннскую сталь, сквозь звон металла слышится его тяжелое дыхание. Еще немного, и гунн одержит верх.
Йошт покрепче перехватил лежащее поодаль копье и без раздумий вонзил его в спину степняка, тот дико заорал, обернулся, глаза злые. Венед, припоминая уроки боя от Смыка, немного подал копье на себя, потом со всей силы надавил древко вниз и в бок. Гунн бешено заорал, глаза дико выпучены, вскоре крик перешел в пронзительный писк. Йошт рванул копье на себя и повалился на землю, в следующее мгновение к поверженному гунну подскочил Борята и с размаху ударил в шею мечом, голова, как капустный кочан, отлетела в сторону, тугая струя крови ударила из страшной раны, еще горячие брызги шлепнули Йошту в лицо. Тому стало дурно, он сморщился и спешно смахнул вражью кровь с лица.
Грудь Боряты тяжело вздымается, в руках замер клинок, на лице довольная улыбка победителя. Его взгляд скользнул по месту недавней схватки, пригвожденный Йоштом к земле гунн все еще подрыгивает ногой, под обезглавленным трупом расползается кровавая лужа, в самом конце полянки к стволу дуба прижимается Горяна, на исцарапанном личике глаза широко раскрыты от страха, волосы спутаны, платье в нескольких местах разодрано. Бор шагнул к ней.
– Слушай, Йошт, я, конечно, благодарен за помощь, но этот степняк был мой!
– Ну так ты его и добил…
– А черт с ним. Йошт, а ведь ты мне жизнь уже дважды спас.
– Трижды…
– Этот гунн не в счет! – недовольно бросил Борята, его руки заботливо привлекли съежившуюся от страха девушку. Йошт посмотрел с завистью. – Я бы и сам с ним справился!
– Ну да, конечно…
– Раз ты мне дважды жизнь спас, теперь я твой должник дважды.
– Ты неплохо бился с этим гунном. Откуда ты так умеешь?
– Да это я еще с детства, – хвастливо проговорил ант. – Бывало, с братцем спорили: кто кого на деревянных мечах? Так вот, я его частенько и одолевал. Правда, потом работы всякой домашней получал немерено…
– Ну, старший брат, это да – это всегда несправедливо, – понимающе потянул Йошт. – Слушай, а давай ты меня немного поучишь?
– Поучить? Неее. Учить я не мастак…
– Ну, хоть покажешь мне пару приемчиков с сабелькой? Чую, пока до Кияра дойдем, применить не раз еще придется.
– Эт можно. А ты ж вроде в наемниках был, неужель ничего не знаешь?
– Ну что-то знаю… наверное… но у тебя всяко лучше получается.
– А как же ты тогда в наемники попал?
Йошт пробурчал что-то невнятное, отвернулся, насупился.
Бор вдруг улыбнулся, хлопнул венеда по плечу.
– Ладно, друже, покажу.
Дыхание венеда постепенно стало выравниваться, разгоряченная схваткой кровь стала в жилах течь спокойнее. Йошт огляделся. Всюду кровь, трупы, издалека доносится звон металла, ему вторят женские крики, надрывный детский плач.
– Бор… Откуда… Откуда взялось это степное отродье? – будто постепенно приходящий в себя после пощечины растерянно проговорил венед. – Откуда крики, запах гари, и вообще – что происходит?
– Тебе лучше знать откуда, – в ответ передразнил Йошта ант.
– Чего несешь, дубина…
– Да ничего я не несу… Гунны напали на нашу весь – вот что случилось!
– А как же… Всю деревню, что ли, уже того?…
– Не знаю этого… Тятька как завидел степняков, тут же смекнул, чем пахнет, – пробурчал Борята в ответ, лицо стало серьезным, брови упали на переносицу. – Нам с братом приказал бежать в соседние поселения, предупредить. А сам перехватил меч, что побольше, и бросился на гуннов.
Борята еще больше насупился, шмыгнул носом. Йошту показалось, что на последних словах у анта дрогнул голос.
– А дальше-то что?
– Мы с братом перемахнули через ограду и дали деру… Потом… Потом я услышал крик Горянушки. Вот и бросился на выручку.
Борята вздохнул, легонько прикоснулся к побледневшей коже девушки, та отозвалась едва слышимым стоном. Борята улыбнулся и заключил:
– Я ведь не мог бросить мою… – Бор вдруг смутился, щеки залились краской. – Ну, в общем, не мог я бежать куда-то, зная, что Горянушка в опасности. А брат… брат справится, я верю!
– И что же теперь… что будем делать?
Борята пожал плечами и предложил:
– Наверное, спасаться…
Он повернулся в сторону веси, оттуда тянуло гарью, в небо поднимались черные жирные жгуты дыма.
– Там, наверное, и перебили уже всех…
Борята вздохнул, потом повернулся и уставился на Йошта, смерил его взглядом, в глазах нескрываемое удивление.
– А ты-то как тут оказался?
– Мы с дядей Веславом еще на рассвете ушли из веси в лес. К Дереву ходили!
– Это вас и спасло.
– Как сказать… Дядя Веслав там один остался отбиваться от кучки разбойников.
– Так чего же ты молчал, дурень! Его же выручать надо!
Борята мгновенно поднялся, наклонился к Горяне, принялся с осторожностью ее поднимать, девушка тихо застонала, сквозь полуприкрытые веки скользнула новая порция слез, губы задрожали. У Боряты сжалось сердце, он постарался как-то успокоить, приободрить, но голос его дрогнул. Вышло лишь скомканное: «Моя хорошая, в обиду не дам…»
Однако Йошт остановил порыв анта – рукой ухватил за разорванный рукав друга, отрицательно покачал голой.
– Дядя Веслав приказал мне как можно скорее и подальше бежать отсюда…
Борята смерил его злобным взглядом, раздраженно бросил:
– Ну вот и беги!
– Постой, Бор, ты не понял!
– А чего тут не понятно?! Ты опять трусишь! Беги куда тебе сказано, а я дядю Веслава не брошу!…
Ант дернул плечом, пытаясь освободиться от хватки Йошта, однако венед перехватил его еще крепче, вновь покачал головой:
– Бор, дядя Веслав велел уйти мне, а значит, и тебе с Горяной. Он хочет спасти нас!
Борята наморщил лоб, сузил глаза, однако вперед не двинулся. Йошт облизнул пересохшие вдруг губы и продолжил:
– Пойми, он не за этим там, в священной роще с Деревом один бросился на кучу разбойников. Он головой рискнул, чтобы мы успели убежать и не угодили бы к ним в лапы из-за глупой упертости!
Борята хотел было ответить чем-нибудь крепким на замечание о «глупой упертости», но за спинами начали нарастать топот копыт, крики, гиканье. Славяне одновременно обернулись и увидели стремительно приближающееся облако пыли.
– Неужели опять гунны?!
– Бежим!
Степняки уже совсем близко, можно рассмотреть свирепые лица. Рядом с Йоштом взвизгнула стрела, вторая воткнулась едва ли не по самое оперенье в землю.
– Бор, быстрее в тот лесок! – крикнул карпенец и бросился вперед. Йошт хотел прихватить с собой упавшее копье, но пальцы не удержали древко, в то же мгновенье рядом с рукой брызнул фонтанчик земли, степняцкая стрела едва ли не по самое оперение вошла в мягкую толщу. Венед с испугом резко отдернул руку, скрипя зубами, посмотрел в сторону приближающихся врагов и точно скакун с Арабских степей сорвался с места.
Борята, не мешкая, схватил за руку Горяну и увлек за собой, та неловко дернулась и тут же повалилась на землю – ножка девушки запуталась о выступающее из земли корневище. Она тоненько пискнула.
Бор остановился и упал на колени рядом с девушкой. Из глаз Горяны покатили слезы.
– Я больше… не могууу…
Расцарапанные острой травой руки принялись поглаживать вывихнутую стопу.
– Ну что же ты, любимая! – с жалостью в голосе произнес Борята, рука заботливо поглаживает спутанные золотистые кудри девушки.
Тем временем в кустах уже маячат конские головы, из зеленой листвы вжикают пущенные наугад стрелы.
– Раз сама идти не можешь, тогда я понесу тебя! – воскликнул ант и подбросил на руках тельце Горяны, та легонько вскрикнула, руки сами собой обвили шею славянина.
Едва заметная тропинка плутает под ногами, норовит затеряться среди густой травы, корневищ, сухостоя и кустарника, но всякий раз выныривает и ведет вперед, к перелеску. Он кажется совсем жиденьким, но дальше поднимается косогор.
Они бегут изо всех сил, слышат, как приближаются гунны, визжат стрелы. Йошт первым достиг леса, обернулся и тут же отпрянул – рядом просвистело копье и вонзилось в рядом стоящий березовый ствол. Борята весь взмок, на плечах нес точно коромысло Горяну, ноги начали заплетаться.
– Ну же, Бор! Осталось немного!
Борята наконец достиг леса и все исчезли среди стволов. Но гунны устремились за ними, выискивают тропки там, где пройдут кони, немного сбавив скорость, двое остались на полянке.
Йошт и Борята нырнули в кусты, Борята положил на землю Горяну, та еле слышно застонала.
– Все будет хорошо, Горяночка, – тепло произнес Борята и осторожно положил любимую. Вдруг он ощутил что-то липкое на своих руках, посмотрел и с ужасом понял, что это кровь. Он бегло посмотрел на себя – на нем ни царапины. Горяна тоненько постанывала, всхлипывала. Борята начал осматривать подругу и увидел, что одна стрела пронзила ей спину.
– Нет! – дико заорал Борята. И попытался вытащить стрелу, руки дрожали, из глаз капали слезы. Горяна тоненько вскрикнула.
– Что ты делаешь? Не дергай! – бросил тяжело дышащий Йошт. – Мы сейчас ничего не сможем сделать – степняки близко. Нужно добраться в безопасное место. На склоне холма, должно быть, мы сможем оторваться – там лес погуще.
Гунны орали, рубили со злостью встречающиеся на пути ветки, кустарник. Они не собирались отпускать убийц своего вождя.
Борята утер слезу, кивнул, осторожно поднял всхлипывающую и стонущую Горяну. Побежали на вершину холма.
Вдруг, когда они уже были на самой вершине, земля ушла у них из-под ног и они повалились в какую-то глубокую яму. Сверху посыпались земля и труха. Было темно. Горяна вскрикнула. Йошт первым пришел в себя, осмотрелся – впереди чернел проход. Он дернул Боряту, тот, постанывая, опять бережно взял на руки Горяну и они устремились, ориентируясь на ощупь в проход.
Почти мгновенно они услышали страшный треск, ржание коня. Йошт обернулся и увидел, что один из степняков провалился в дыру. Конь беспомощно дрыгал ногами, еще сильнее раздавливая слетевшего с седла гунна, тот храпел, размахивал руками, с окровавленным ртом и вылезшими из орбит глазами смотрел вслед исчезающим в темноте Йошту и Боряте с Горяной на руках. Вновь затрещало, содрогнулось, грюкнуло – огромный пласт земли завалил проход, погребая заживо степняка и его лошадь.
Они очень долго блуждали в темноте – Йошт не раз спотыкался, чертыхался, звук гулко расходился, вторил слабым эхом. Слышно было, как тяжело дышит Борята. Они шли долго, пока в длинном проеме не увидели слабый свет. Йошт устремился туда. Борята осторожно положил Горяну на землю.
– Потерпи еще немного, Горянушка, солнышко мое ясное. – Он легонько положил ладонь на ее лоб, лоб был весь в испарине. Она что-то промычала невнятное, еле раздвигая губы.
– Я спасу тебя, обязательно спасу тебя!
– Бор, сюда! – громко крикнул Йошт. В проеме появилась его голова.
Борята очень нежно взял на руки Горяну и пошел на свет.
Он вошел в широкую галерею, освещенную факельным светом. Возле дальних стен стоят странного вида статуи, рядом с ними в проемах, пробитых на уровне пояса, в сидячей позе устроились скелеты, запястья и щиколотки перехвачены грубой проволокой. Рядом стоит причудливый меч, череп украшает корона, вокруг в полутьме поблескивают холодным светом различные украшения и изделия из металла. Ниже, под самыми проемами в небольших углублениях лежат кости какого-то животного. Когда посмотрели поближе, стало ясно – эти кости принадлежат лошадям.
– Скифы! – изумленно произнес, продолжая рассматривать, заглядывая в каждое углубление и проем, Йошт. – Борята, это скифский курган!
Но ответа он не услышал. Йошт обернулся и увидел, как Борята стоит на коленях и обнимает лежащую на земле Горяну. Подбородок трясется мелкой дрожью, из глаз брызнули слезы. Йошт немедленно подбежал к ним, тоже упал на колени. Борята поднял голову, посмотрел на друга полными горя и печали глазами.
– Она… она мертва! – едва слышно пробормотал Борята. – Я… я не смог… я не смог оборонить ее…
Йошт что-то хотел сказать, чтобы поддержать друга, но слова терялись, он промолчал.
Внезапно Борята зарычал, как медведь, глаза налились кровью, губы побелели. Он рванулся к одному из скелетов скифа, с силой выхватил меч, так что кости рассыпались бесформенной грудой, и побежал туда, откуда они пришли.
– Стой, Бор!
Йошт бросился наперерез взбесившемуся другу, но тот отмахнулся, сильно огрел его обухом меча. Йошт, падая, все же сумел ухватиться за ногу Боряты, тот упал, но меча из рук не выпустил.
– Бор, успокойся! Это глупо! Ты не вернешь ее уже! Они убьют тебя самого!
– Мне не жить без нее! Я должен отомстить, пусть я и сам лишусь жизни! – продолжал рычать Борята, лицо покраснело, страшно скривилось, злобно ощерены зубы, изо рта выступает пена. – Я должен отомстить!
Борята с силой дернул ногой, пнул Йошта по голове, почти вырвался, встал на одну ногу и дернулся на звук улюлюкающих вдали гуннов. Но Йошту удалось схватить Боряту за штанину. Тот бешено заорал, с потолка посыпалось каменное крошево, на мгновение показалось, что от его крика сейчас рухнет потолок, даже гунны перестали улюлюкать. Потом он упал и стих, ударился головой, замычал. Йошт, не мешкая, поднялся и с силой навалился на друга.
– Ты не вернешь ее уже! – шептал мычащему Боряте на ухо Йошт. – Не вернешь! Только сам голову сложишь!
– Ну и пусть! – прокричал Борята. – Все одно – мне не жить без нее. Не жииить!
– Нужно, Бор. Нужно! Она вряд ли хотела, чтоб ты сложил голову! Она свою жизнь отдала, пусть и невольно, – за тебя, дурак!
Борята ничего не ответил, он лишь посапывал. Йошт немного ослабил хватку, грудь и спина друга сотрясаются. Слышится всхлипывание.
– Будет лучше, если мы ее оставим здесь, среди древних Скифов-царей.
Борята молчит, лишь смотрит немигающим взором куда-то в сторону. Йошт вздохнул, поднялся и направился в сторону останков скифов, у него у самого в горле стоит ком, еще немного, и слезы сами градом лупанут из глаз.
– Ты останься с ней… наедине… а я пока отыщу место… да и оружие прихвачу, оно нам не повредит. Потом будем думать, как выбраться отсюда, иначе сами окажемся заживо погребенными.
Йошт как кот ступает среди тьмы могильника, осторожно осматривается. На глаза попался диковинный клинок: лезвие идет прямо, потом почти под прямым углом уходит в сторону, а дальше изгибается дугой, вершина даже в темноте поблескивает остро отточенным наконечником. Руки венеда сами собой потянулись к артефакту. Но меч как влитой, остался недвижим. Внезапно подул пронизывающий ветер, послышался скрежет, чей-то леденящий кровь стон. Йошт рассеянно, с жутким предчувствием отступил к другу, в руках массивный железный прут – подставка для масляных лампад.
Но Борята безучастно сидит возле тела Горяны и тихо всхлипывает, пальцы бережно описывают контуры похолодевшего рта подруги.
Йошт чувствует, как по жилам течет превратившаяся в мелкие льдинки кровь. Внезапно взгляд его остановился на скелете в большом стенном проеме, его голову украшает высокая корона в виде обруча с пятью высоко поднятыми вверх треугольными лепестками. Скелет, к жуткому страху Йошта, шевельнул костлявыми конечностями, белые членики привычно сжимают тот самый странно изогнутый меч, костяное тело подалось вперед, со скрежетом освобождаясь из каменного проема гробницы. Когда ступни коснулись сырой земли могильника, скелет выпрямился и стал обрастать плотью. Йошт вытаращил глаза, челюсть упала едва ли не до пола, руки затряслись, из рук скованного ужасом венеда выскользнул меч. Скелет уже не походил на костные останки, а скорее на умертвие, обросшее мясом, вот только плоть походила скорее на облачка какого-то неведомого газа: сквозь нее можно отчетливо разглядеть каждую трещинку на костях. Умертвие жутко вздохнуло и шагнуло к славянам, факелы провожают его ярким светом. Йошт ойкнул и от испуга попятился, нежить смотрит на него немигающим взором. В тот же миг Йошт едва не начал заикаться от страха – глазницы мертвяка вспыхнули голубоватым огнем.
– Я Киак-сар, Сар скифов и этой гробницы! А кто вы, посмевшие нарушить мой покой?! – грозно прошелестело умертвие, подуло жутким пронизывающим внутренности ветром, от которого волосы встали дыбом. Йошт ошалело смотрит на мертвяка, на завораживающее и одновременно страшное голубоватое свечение из глазниц.
Йошт вновь ничего не ответил, лишь попятился еще на пару шагов.
– Вы осквернили своим появлением мои покои, значит, вы умрете!
Огни из глаз умертвия блеснули ярче, голубое свечение сменилось красноватым, он сделал еще шаг, рука с хрустом сжала меч. В тот же миг зал стал наполняться жутким шепотом, постепенно шепот становился все громче, превращался в злые голоса, шипение, выкрики, хохот. Йошт с ужасом огляделся: со всех сторон вставали скелеты и обрастали плотью, превращались подобно своему вожаку в умертвия, они стали медленно приближаться к Йошту и Боряте, обступая со всех сторон. Через мгновение на них смотрели злобно сотни, источающих жуткий свет из глазниц, умертвий. В Боряту и Йошта смотрели окутанные голубоватым свечением острые наконечники копий, изогнутые мечи, топоры. Несмотря на призрачную завесу, это оружие способно было нанести вред, в этом можно было не сомневаться. Йошт зачем-то поднял руки, а Борята закрыл собой тельце Горяны, распластав руки в стороны, словно птица в полете.
– Сар… Кияк-сар… Сар скифов… – невнятно бормотал Йошт. – Сар скифов… Сар – царь… Скифский царь! Стойте! Кияк-царь!
Последнюю фразу Йошт выкрикнул, обращаясь к умертвию с короной. Кияк-сар поднял голову, глаза немигающе смотрели на карпенского паренька.
– Слышу знакомую речь. Вы говорите как наши дети. Да и лицом похожи… Кто вы, отвечайте?!
– Мы, мы и в самом деле твои потомки, Кияк-царь! Мы… мы славяне, русы мы! – Йошт медленно поклонился умертвию в короне. Шепот, пронизывающий до мозга костей, вновь зашелестел. – А ты наш великий предок, который завоевал много земель, дошел до бескрайних песков и сам присоединился к богам! Так рассказывал наш волхв в деревне.
Умертвие в короне ничего не ответило, только огонь из глазниц стал опять ярко-голубым. Стояло как истукан, правда, стояли и окружившие Боряту и Йошта воины-умертвия. Оружие продолжало упираться в них.
– Меня зовут Йошт, я из склавинов, из предгорий, что на самом западе земли русов. А это Бор… Борята из здешних антов.
Умертвие вновь ничего не ответило, лишь внимательно рассматривало русов. Наверху по-прежнему слышались трескучая ругань, топот лошадей.
– Кто ваш сар?
– Князь Дажин и его сын князь Буса из рода Белояров, – ответил Йошт.
– Князь Бус… из рода Бело… Белояров? Я знаю это имя, – пророкотал Кияк-сар. – А почему он не кланяется мне? – надменно произнесло умертвие, указывая пальцем на Боряту.
– У него… у него великое горе, Кияк-царь, – неуверенно ответил Йошт, оглядываясь на застывшего в позе раскрытых крыльев Боряту. – Злые кочевники убили его возлюбленную.
– Злые… кочевники?
– Да, гунны, степняки…
– Хунны, степняки? Значит, тоже наши потомки… Чем вы их прогневали, почему они гонятся за вами?
– Прогневали? Они… они грабят наши деревни, жгут целые веси! Убивают ни в чем не повинных людей! Русских людей!
– Убивают? Грабят?
По залу раздалось громкое хрипение, покашливание. Йошт недоуменно смотрел по сторонам, потом посмотрел на скифского царя и понял – они смеются.
– Они живут как мы! Хорошие потомки! Что может быть лучше детей, идущих по стопам своих отцов?
– Но они убивают беззащитных! Женщин насилуют, убивают стариков!
– Ну и что из того? Женщина – награда, она всегда достается победителям. А старики… Немощные старики в наше время сами добровольно уходили из жизни, чтобы не быть обузой. А что до беззащитных… Беззащитные тоже должны умирать – иначе какой толк от слабого племени?
– Может, это и было нормой в ваше время, но сейчас другие времена.
Умертвие мгновенно переменилось в лице: глаза вновь загорелись красноватым огнем, послышались шипение и хрип, заставляющие кровь превратиться в лед.
– Времена! Времена всегда одинаковы! Воин – это сын богов! Он рожден, чтобы воевать и убивать врагов! Так он добывает славу себе и своим богам! Кто ты, чтобы перечить мне, Кияк-сару, великому воину?!
– Я… я твой потомок, великий и славный Кияк, царь скифов. И он тоже твой потомок… – произнес дрогнувшим голосом Йошт, указывая пальцем на Боряту, немного отступив.
– Потомки? Ха! Мы никогда не бежали от горстки воинов. А вы бежите, как трусливые зайцы! Вы не воины…
Опять послышались рычание, свист, замораживающий душу. Умертвия скифов сделали шаг к Йошту и Боряте, сужая круг. Острия копий и мечей уперлись им в грудь.
– Кияк-царь Великий, мы не хотели потревожить твой покой, не хотели причинить тебе зла. Но послушай…
– Мне! Вы причинить зло мне! Ха-ха! – пророкотал Кияк-сар, свод гробницы содрогнулся, с потолка посыпалась земля, пламя факелов едва не задуло. Мгновенно Кияк-сар стал сильно увеличиваться в размерах, навис грозной тенью над Йоштом и Борятой. – Я сын самой Табити! И никто не может причинить мне зла! И я хочу иметь таких потомков, как эти хунны, а не таких трусливых, как вы! Они честь добывают в бою…
– Это они-то честь в бою добывают?! Гунны бьются бесчестно, нападают ночью, бьют в спины… – наконец-то произнес Борята.
Вдруг умертвия остановились, замерли.
– Бьют в спины? – недоверчиво переспросил Кияк-сар.
– Да, Великий царь скифов! – выкрикнул Йошт. – Бьют в спины, а когда наши воины – славяне и русы – идут войной на них, они бегут и прячутся.
– Бегут и прячутся?
– Да, Великий царь скифов! Бегут как зайцы! Как…
– Наши князья не раз говорили им «Хочу на Вас идти», а их и следа уже нет, – добавил отвердевшим голосом Борята. – В открытом бою эти грабители нас избегают! Они воины ночью, когда никто не может им дать достойного отпора!
– Нападают ночью? Не должно воинам ратиться, когда Око богов спит…
– Но они не просто убивают детей, женщин, стариков, как… как считалось у вас доблестным. Они оскверняют и разрушают святилища, капища, гробницы наших богов и наших предков! – выкрикнул Йошт.
– Оскверняют святилища и гробницы предков?! Это недостойно воина! – прорычал Кияк-царь, глаза вновь загорелись огнем, рука с хрустом сжала рукоять меча. – Если вы говорите правду, то я не хочу, чтобы хунны могли назвать себя потомками скифов!
– Мы правду говорим, великий Кияк, скифский царь, – произнес твердым голосом Борята. – Мы и сами недавно отбивали святилище наших богов от этих проклятых степня… гуннов. Но нас было всего двое… против нескольких десятков. Все волхвы отдали свои жизни, защищая священное место, но гунны порубили их, разрушили капище Рода! А мы убили их вожака и хотели биться дальше, но их было слишком много… Они и так лишили жизни дорогого мне человека, который не мог дать отпор… Потому что она… она всего лишь девушка… и не могла…
– Девушка? Эта? – произнес скифский царь, ткнув острием меча в сторону Горяны. – Да, она слаба, на пороге смерти, но еще жива. Я чувствую мертвых и… живых!
Борята недоуменно захлопал ресницами.
– Как… как жива? – от неожиданности опешил Йошт, глядя попеременно то на скифского царя, то на лежащую Горяну. – Она же… Ее… Стрелой в спину!
Кияк-царь ничего не ответил. Борята сбросил оцепенение, погладил холодный лоб Горяны, рука почувствовала, как под пальцами еле ощутимо трепыхнулась жилка.
– Она еще жива! – прошептал, потом радостно воскликнул Борята, поднял словно пушинку на руки Горяну. – Она жива!..
Йошт посмотрел на Бора, потом на застывшего в одной позе скифского царя. Тот бормотал что-то, до слуха доносились обрывки фраз, он говорил что-то про гуннов, про бесчестье, про воинов.
– Великий Кияк-царь, ты должен нам помочь! – возопил Йошт.
Тут же по гробнице прошелся ветер, вновь внутри все похолодело.
– Я никому ничего не должен! – пророкотал Кияк-сар, его глаза мгновенно вспыхнули, но потом огонь в глазницах поутих и царь скифов спокойно добавил: – Но я оставлю вас в живых. Если вы мне сказали правду, что против многих вышли биться вдвоем и одолели вождя, тогда вы достойны, чтобы жить дальше! Так и быть, я покажу вам выход!
– А как же гунны? Они до сих пор нас поджидают наверху.
– Вы боитесь?! Если вы вдвоем бились с ордой, то чего вам стоит перебить эту жалкую горстку? Ну ладно, я помогу вам! Если честно, я не хочу, чтобы такие бесчестные воины могли называть себя потомками Кияк-сара, великого воина и сына Табити! Идите, они вас не тронут…
В то же мгновение воины-умертвия перед друзьями расступились, и Йошт и Борята с Горяной на руках медленно, боязливо озираясь по сторонам, пошли вперед между умертвиями. Те смотрели на них сияющими синим светом глазницами, шептали что-то невнятное.
– Идите прямо по коридору, потом поверните направо, – произнес Кияк-сар, когда Йошт и Борята проходили мимо него. Голос царя скифов по-прежнему холодил душу, заставляя сгуститься кровь и превратиться в лед. – Потом идите по ступеням вверх, дальше увидите большую комнату. По ней идите прямо, перед вами будет большая каменная дверь, за ней – выход… Ступайте!
Друзья пошли вперед, постепенно ускоряя шаг. Когда дошли до конца зала, Кияк-сар окликнул их.
– Эй, постой! – крикнул Кияк-сар уже исчезающим в темноте прохода Йошту и Боряте. Те обернулись и увидели, как царь скифов указывает кончиком меча на Боряту. Бор сглотнул, поклонился, осторожно, стараясь не шевелить руками, которые держали крепко, но осторожно тельце Горяны. Вдруг царское умертвие перевело кончик меча на стену и уперлось в факел. – Вот возьми его.
Йошт недоуменно перевел взгляд с меча на воскресшего скифа, его глазницы, как угли, тлели ровным огоньком.
– В нем сила Табити.
– Постой, великий Сар, – произнес венед, глаза бегают по сторонам, все еще опасаясь умертвия-охранников. Те стоят, будто каменные изваяния, лишь ровный свет глазниц дает понять – они при деле. – Это ведь… это ведь факел, всего лишь старый факел…
– Этот огонь светит снаружи и внутри, иных – сжигает без остатка, – медленно произнес Кияк-сар. – Он вечен.
– О, великий, но зачем он нам? – не унимался венед, казалось, страх перед мертвыми уже не жалил холодом, не перехватывал горло. – К тому же еще и вечный.
Вдруг Йошт пронзительно ойкнул, осел наземь, лицо сморщилось от боли – Борята пнул его под колено. Венед заохал, стал растирать ушибленное место.
– Не будь свиньей неблагодарной!
– А что я такого сказал? Я просто спросил – зачем нам какой-то вечный огонь. Что с ним делать?
– Помнишь: дареному коню…?
– Ага, тебе дай волю – ты и так все зубы повыбиваешь. – Йошт болезненно морщится, поглаживает колено. – Саданул так, что теперь ковылять мне до самого Кияра. Дури в тебе много, Бор.
Наверху вновь отчетливо раздались конский топот, ругань и звон металла. Глазницы скифского царя вспыхнули багровым огнем. Он грозно процедил:
– Уходите. Проход открыт.
Славяне сбросили оцепенение и двинулись вперед. Йошт, проходя мимо факела, на который все еще указывало умертвие великого предка славян, немного трясущейся рукой дотронулся до древка, глаза в страхе бегают по сторонам. Отполированная тысячами ладоней рукоятка медленно пошла вверх, ржавчина хлопьями посыпалась на пол.
Когда факел с огнем Табити оказался во влажной ладони, Йошт ощутил приятную тяжесть и тепло, которое незримой нитью пробежало по руке к сердцу. Огонь тут же отозвался, пламя стало ровнее. Венед провел рукой по огню, но совсем не почувствовал жара. – Ого-го, – удивленно произнес венед, глаза расширились от удивления. Кияк-сар одобрительно кивнул. – А как же… им и управлять можно…
Широкие от удивления глаза уставились на Кияк-сара. Тот одобрительно кивнул:
– Если понравишься Табити – твоя душа сама подскажет тебе.
Йошт вновь уставился в спокойное ровное пламя факела, оно будто шептало ему что-то. Бор в нетерпении переминается с ноги на ногу, подталкивает вдруг очарованного друга. Тот нехотя подается вперед.
Над их головами вновь раздался конский топот, послышались трескучие славянские проклятья. Наконец Йошт и Бор с Горяной на руках миновали каменную резную арку и попали в коридор, тот, немного петляя из стороны в сторону, уходил во тьму, оттуда веяло холодом. Йошт сглотнул, капелька пота предательски скользнула по виску и устремилась прямо за шиворот. Венед выставил перед собой подаренный мертвым царем-скифом факел, но тот светил тусклым огнем – едва ли дальше вытянутой руки можно было что-то разобрать.
– Вот тебе и царский подарочек, – негодующе произнес Йошт. – Вот тебе и дареное волшебство. Прав был дядя Веслав – задарма даже комары не жалят.
Вдруг яркий свет больно ударил в привыкшие к темноте глаза, брызнули слезы. Факел в руке венеда вспыхнул, разрезая на лоскуты леденящую тьму впереди, огромные тени пронеслись по стенам. Йошт различил чуть слышный женский шепот.
– Приняла… – довольный как кот, произнес рыжеволосый карпенец.
Йошт и Борята с Горяной на руках пересекли очередную арку-врата длинного коридора, под ногами похрустывал песок и глиняные черепки, временами затхлый воздух бьет в нос, взгляд цепляется за странные письмена и узоры на стенах, свет от факелов бросает на застывших, будто каменные изваяния, духов-хранителей жуткие тени, где-то поблизости журчит вода – наверняка подземный родник. Вскоре впереди вспыхнула и стала маячить яркая точка, с каждым шагом она увеличивается в размерах. Славяне облегченно вздохнули – идти по коридорам кургана под пристальными взглядами мертвых – занятие не из приятных.
Кияк-сар не обманул, подумал Йошт, проход и в самом деле открыт. А я думал, глупый мертвяк нас или не выпустит, или отдаст в лапы степняков. Мертвые, – продолжал про себя размышлять венед, – они еще те пакостники: то приснятся под утро, то в темноте пугают почем зря…
В то же мгновение венед вскрикнул и рванул с места как ужаленный – за его спиной раздалось шипение, будто сотни огромных змей ринулись за ним. Бор лишь поморщился, взгляд упал на пугающую бледность Горяны. Он крепче сцепил зубы, и ноги, больше не чувствуя усталости, понесли его вперед.
