13

Из леса змеится тесная едва различимая тропка. По ней топает несколько человек, по виду оборванцы – все в лоскутах рванья, у многих штаны пошиты из разноцветных кусков кожи, но так неряшливо и грубо, что того, кто шил, будто палками били по хребту и приговаривали: «Торопись, сукин сын!» Да и сами они выглядели не лучше своей жалкой одежки – чумазые, худые, на коже частят прыщи и гнойнички, глаза ввалились, длинные волосы сбились в колтуны. Все босые.

В конце группы идет очень высокий парнишка, тянет за деревянные поводья неказистую повозку-волокушу. Вместо колес – гладкие жерди, повозка время от времени подпрыгивает на ухабах, спотыкается о камни. Парень с силой тянет волокушу, от натуги лицо перекосилось. Он лишь с виду самый крупный из всех странников. На деле же он напоминает скорее высушенную рыбеху, по сравнению с ним Йошт – широкоплечий гигант!

Венед провожает их взглядом, внутри смешалось чувство жалости и отвращения.

– А вот и еще одни, – услышал карпенец за своей спиной спокойный голос волхва, обернулся. – Что-то зачастили в последнее время…

– Кто это, дядя Веслав?

– Это, Йошт, изгои. Из племени древлян.

– Древляне? Люди из дерева?

– Нет, конечно же, не из дерева – они люди такие же, как я или ты. Просто живут там, где кругом одни деревья. Они – лесные жители. Их роды живут в самых дремучих лесах, куда и троп-то нет. Раньше их неврами называли.

– Невры? У нас я слышал, что невры – это деревья-людоеды…

– Сказки! Они, как и ты, родственники нам, антам.

– Не может быть!

За волокушей бредут, еле переступают отекшими ногами низкорослые женщины. Одеты в длиннополые платья, так же как и у мужчин залатанные грубыми кусками кожи, волосы длинные, по-видимому, их никогда еще не касался гребешок – сосульками свисают с голов. Может, из-за худобы, в местах, где платье плотно облегает тело, отчетливо проступают кости. На изможденных лицах глаза как большие блюда. Некоторые из женщин тянут за руку детей, под стать родителям.

– Когда-то у нашего прародителя Богумира было три сестры – Древа, Полева, Скрева, – объясняет волхв. – От Полевы пошли мы, анты, от Скревы – славяне на западе, а Древа – прародительница древлян. Они тоже славяне, нам прямая родня.

– Да уж, ну и родственнички… Кожа да кости!

– Они в лесах там не все такие. А это изгои – то есть те, которых изгнали. Каждую раннюю весну выходят из лесов. А этих уже и в начале лета поперли. Вырождаются они там, что ли?..

– Знакомо…

– Чего?

– Да жаль их, говорю! – торопливо сменил тему Йошт. – Вон какие они… ну, как будто всю жизнь их мучили.

– Это точно. Ты на их фоне – орел!

– Дядя Веслав, опять обидеть хотите? – оскорбленным голосом бормочет Йошт.

– Да что ты, даже в мыслях не было! Просто прав ты, что они такие, будто жизни в них осталось на один вздох. За это их и изгнали.

– За что за «это»?

– Понимаешь, Йошт, края там, среди чащ непролазных, суровые. Лес жалует только сильных телом и духом. Нам, антам, такие нравы ни к чему – земли доброй много, озера да реки кишмя кишат рыбой, чащи полны зверя всякого – только руку протяни! А эти люди постоянно живут в нужде, ежечасно борются за выживание, а кому не по силам эта борьба – больной, немощный или просто неумеха, – тех гонят взашей. – Волхв вздохнул и продолжил: – А стариков и вовсе на санки и в дремучий лес, подальше от людей увозят и там оставляют. Навсегда.

– Зачем так жестоко? Разве они не чтят старость?

– Чтят, конечно же. Но такая, на наш взгляд, жестокость для них норма жизни. Они не считают это чем-то жестоким. Наоборот, многие старики часто и сами просят отвезти их на съедение зверям – так у молодых больше на прокорм еды останется. Лишний рот для них непомерная обуза. Вся семья может умереть с голоду, а так всего один старик или старуха.

– Да уж, ну и нравы у них… а куда эти… изгои идут?

– Вон за тем оврагом, неподалеку от перелеска видишь дымки? – вопросом на вопрос отвечает волхв Веслав, указывая пальцем в сторону леса. – Там в землянках и живут эти древляне. Они тоже совсем недавно вышли из леса. Скорее всего, эти поселятся рядом с ними. Все-таки привычный им с детства лес рядом, да и свои сородичи рядом. Бывает и я к ним захожу.

– А они что? Нормально встречают?

– Конечно! Они, Йошт, люди хорошие, хоть и изгои. Одно мне в них не нравится – как ни придешь к ним, они виновато расшаркиваются, будто перед князем, очень скромные, будто даже побаиваются нас.

Изгои медленно сворачивают по тропинке, ползущей между разросшегося вширь орешника на небольшой холм. Парень, что с натугой тянет волокушу, споткнулся, деревянные ручки вырвались из рук, повозка несколько раз перевернулась, вылетела за обочину, исчезла в зарослях. Оттуда раздался треск, во все стороны фонтаном полетели щепки. Женщины тут же подскочили к остаткам волокуши, худые руки принялись спешно собирать нехитрый скарб. Возничий сидит в пыли, бестолково мотает головой, впалая грудь тяжело вздымается.

– Точно, не от мира сего, – качает головой рыжеволосый венед, повернулся к волхву, с трудом подавил желание броситься помочь бестолковому парнишке-возничему. – Интересно, а как в дремучих лесах живет целый народ? – удивленно спрашивает Йошт. – Там, куда и тропки нет.

– Народ, Йошт, это люди, а люди везде живут. И в степи, и среди лугов и полей как мы, и среди снега и льдов, и в пещерах. Вот ты, например, пришел с предгорий на западе. Там, говорят, зимы суровые, метели да ветры.

– Это точно…

– Но ничего, живете, – волхв задумчиво погладил седую бороду. – Слышал, что и в мире песка, это далеко на юге, живут люди – там дождичка малого даже годами нет.

– Ого! А как же они без воды там?

– Про то не ведаю… но живут – верно знаю. У них могучие чародеи – воду могут призывать. Города среди песка возводят богатые! Говорят, наши княжеские дворы по сравнению с ними – просто хлева для скотины.

– Брехня, наверное… – Йошт удивленно почесывает затылок.

– Брехня не брехня, но есть и те, кто своими глазами видел и этих людей, и их богатые города. Рассказывают, что и у них там нравы будь здоров: чуть что – голову с плеч. Даже за самый мелкий проступок. Мы за него пожурим только да пальчиком погрозим, а они казнят!

Наконец древлянские оборванцы закончили собирать остатки обоза. Босые ноги с трудом взбираются на холм, острые камешки больно врезаются в ступни. Все, даже дети постарше, согнулись от тяжелой ноши – за плечами котомки, облезлые шкуры, мешки.

– А эти, которые среди песков живут, тоже славяне?

– Не знаю даже. Вряд ли. С другой стороны – мы все творенья Родова – все братья на этой земле.

– А какие они, эти неславяне? Воевода говорил, что есть люди черные, как головешки. Такие черные, что ночью их невозможно заметить, пока не улыбнутся. Б-р-р, жуткие какие-то, бывают ли такие?

– И такие бывают… Правда, я сам их не видел, но тоже слышал от заезжих странников, что бывали в Ольвии, на морском побережье, с ромеями ездили в их города.

– Вот бы и мне к ромеям попасть, на черных людей посмотреть…

– А чего на них смотреть – люди как люди. Странноватые, правда, ну так у нас у всех свои традиции. Помнишь, я тебе рассказывал про мир песка? Так вот там круглый год лето, и лето гораздо жарче, чем наше… Вот они и обгорают с самого детства, ну а потом кожа такой на всю жизнь и остается.

– Чудные какие-то, а почему они тоже к нам не переселятся? У нас земли много, да и дождя вволю…

– Так-то оно так, но, понимаешь, там их родина, Йошт, там их предки, священные места. Как же можно просто так покинуть свой дом? Ты вот не скучаешь по дому-то, Йошт из Карпени?

– Да уж… поскучаешь тут… ну, вообще-то, есть немного…

– А я вот никогда бы по своей воле не покинул эти края. Это мой дом, моя земля, я здесь родился, вырос и умру.

Йошт вскинул от удивления брови:

– А разве волхвы смертные?

Веслав лишь рассмеялся в ответ.