Был в дружине у Добрыни гридень-свей родом с Готланда по имени Сигвальд. Несколько лет тому назад Сигвальда, как младшего сына в семье, отец и старшие братья спровадили в чужие края. У варягов был такой обычай, по которому сыновья, лишенные наследства, отправлялись на чужбину, чтобы добиться успеха в жизни, опираясь лишь на свою доблесть. Немало наемных воинов-варягов имелось в отрядах датских конунгов и среди телохранителей василевса ромеев, много варягов оседало и на Руси в дружинах здешних князей. Сигвальд приглянулся Добрыне своей статью и воинской сноровкой, поэтому он не просто взял его в свою дружину, но и приблизил к себе, сделав сотником.

Сигвальду было всего двадцать лет, но и в столь юные годы он уже был искусным рубакой и метким стрелком из лука, поскольку не расставался с оружием с тринадцати лет. В четырнадцать лет Сигвальд отправился в свой первый поход, в котором добыл голову врага и его оружие. В пятнадцать лет Сигвальд получил свою первую рану. С шестнадцати лет Сигвальд ходил в дальние морские походы с викингами, которых возглавляли разбойные ярлы Рогаланда и Гаутланда. Викинги, как и полагалось морским разбойникам, не подчинялись ни конунгу Вестфольда, ни конунгу Трендалега, ни верховному конунгу Уппленда. Викинги были сами за себя, постоянно рискуя головой и не делясь ни с кем своей добычей. Все верховные правители варягов боролись по мере сил с морским разбоем у своих берегов, но никто из них не мог до конца искоренить это зло. Из года в год викинги пополняли свои ряды селянами-бондами, изгнанными из общины за какое-либо преступление, беглыми рабами и младшими отпрысками знатных и богатых семей.

Отцом Сигвальда был Хьорлейф, богатый купец, живущий в городе Висбю, – самом крупном торговом центре на острове Готланд.

Едва ладьи Добрыни причалили к берегу в бухте Висбю, как Сигвальд тотчас же отправился в дом своего отца. Добрыня дал Сигвальду поручение разведать через свою родню о том, что творится ныне на Готланде, кто здесь правит и где можно встретиться со здешним ярлом.

Все торговцы, прибывавшие в Висбю, размещались в особых домах, выстроенных в складчину различными купеческими сообществами, основанными по национальному признаку. Так, арабские купцы имели пристанище на одной из улиц в торговом квартале Висбю, рядом на другой улице располагались купцы-фризы, с которыми соседствовали купцы-франки и торговцы с острова Рюген. Торговые гости с Руси тоже имели свою улицу в этом квартале, соседствуя с греческими и немецкими купцами. Бойкая торговля шла на Готланде каждое лето, ведь этот остров на Балтике лежал на пересечении морских торговых путей из Скандинавии и Руси в Европу.

Впрочем, не все торговцы размещались в тесном купеческом квартале, многие разбивали шатры на Торговом Поле за крепостным валом. Там было гораздо свободнее, к тому же рядом был лес, где можно было добыть дров, и неподалеку протекали ручьи с чистой прозрачной водой. В городе же всегда были затруднения с водой и дровами. Колодцев было всего несколько, а хворост приходилось покупать у местных жителей.

Добрыня велел своим людям поставить палатки на Торговом Поле вблизи от своих ладей, вытащенных на низкий песчаный берег.

Дружина Добрыни еще обустраивала лагерь на берегу, перетаскивая пожитки с кораблей на сушу, а расторопный Сигвальд уже повидался со своими родственниками и вернулся обратно. Со слов Сигвальда выходило, что буквально вчера местная знать похоронила Халльфреда, сына Скеглара Тости от наложницы. Халльфред был слабого здоровья и не пользовался уважением своих родственников, ибо не отличался храбростью и здравым умом. Ярлом Халльфред стал по воле случая, так как никого из взрослых мужчин в роду покойного Скеглара Тости больше не осталось. Теперь трон ярла пустует, поскольку сыновей у скончавшегося Халльфреда нет, а есть только дочери.

– Местная знать и бонды собираются на днях созвать тинг, чтобы решить, кого поставить ярлом в Вестерготланде, – сказал Сигвальд, отвечая на расспросы Добрыни. Тингом варяги называли народное собрание. – Земли, принадлежащие семье Скеглара Тости, лежат в долине Тролльсхейм в глубине острова. Там же расположено и городище ярла в местечке под названием Велинг. Это примерно в пяти верстах от Висбю. Сегодня и завтра в Велинге будет происходить тризна по умершему ярлу Халльфреду. Туда уже съехались многие соседние ярлы и хевдинги.

Не теряя времени даром, Добрыня призвал к себе в шатер Регнвальда, Харальда и Добровука.

– Вовремя мы пожаловали на Готланд, други мои, – промолвил он. – Здешний ярл Халльфред умер позавчера и уже погребен. Сегодня родня Халльфреда устраивает поминальное пиршество, гости уже съехались. Вам обязательно нужно объявиться на этом пиру. – Добрыня глянул на Регнвальда и Харальда. – Лучшего момента для того, чтобы вам заявить о своих правах на Вестерготланд, нельзя и придумать. Други мои, надо ковать железо, пока горячо! Я уже велел Сигвальду купить на торжище лошадей, пешком-то нам придется долго топать до родового гнезда ваших предков.

– Я вижу, ты все уже решил за нас, – сказал Регнвальд, обращаясь к Добрыне. – С ходу бросаешься в омут с головой, приятель.

– Удачу надо хватать за хвост, а не ждать, когда она сама тебя отыщет, – проговорил Добрыня, открыв сундук, где у него хранилась одежда. – Ступайте, оденьтесь побогаче, золота на себя нацепите побольше, оружие с собой захватите на всякий случай. Через час выступаем, дорогу нам укажет Сигвальд.

Регнвальд и Харальд поднялись со скамьи и направились к выходу из шатра. И только Добровук не тронулся с места.

– Меня ты с собой не берешь, воевода? – хмуро проронил он, исподлобья взирая на Добрыню. – Мне-то что делать?

– Ты останешься здесь за старшего, – роясь в сундуке, ответил Добрыня. – Гляди в оба за княжичем Владимиром, за казной нашей и за ладьями. Не ровен час, придется по-быстрому ноги отсюда уносить, поэтому дружина пусть никуда не расходится.

Добровук шумно вздохнул, выражая тем самым свое недовольство, что его оставляют как бы не у дел, но спорить с Добрыней он не стал.

Кроме Регнвальда, Харальда и Сигвальда вместе с Добрыней в эту поездку отправились еще шестеро крепких дружинников в полном боевом облачении.

Десяток всадников на низкорослых мосластых конях мышиной масти проехал вдоль поросшего густой травой крепостного вала и выбрался с пестреющего разноцветными шатрами Торгового Поля на узкую проселочную дорогу. Неподалеку от Висбю вздымалась поросшая еловым и сосновым лесом горная гряда, дорога вела к ней. На зеленых лугах по сторонам от дороги паслись стада коров и табуны лошадей. На повозках, запряженных лошадьми, к портовому городу ехали местные селяне. Кто-то вез тюки из овечьей шерсти, кто-то березовые дрова, кто-то грубовыделанные кожи, кто-то воск и сосновую смолу в деревянных кадушках…

Приглядываясь к местным жителям, Добрыня обратил внимание, что все они, мужчины и женщины, довольно высоки ростом, хорошо сложены, светловолосы и голубоглазы. Общинники-бонды одевались в узкие штаны из грубого полотна, в довольно длинные рубахи или куртки, надевавшиеся через голову, широкие плащи. На ногах у них были либо короткие сапоги без каблуков, либо шнурованные башмаки из более мягкой кожи. Голову бонды покрывали довольно высокой шапкой с заостренным или плоским верхом, снизу поля этих шапок можно было загибать наверх на разную высоту.

Местные женщины носили либо длинные платья, либо широкие юбки, к которым прилагалась короткая куртка до талии, с застежками на груди и длинными рукавами. Жены бондов надевали на голову полотняный или сетчатый чепчик с длинными завязками, концы которых завязывались под подбородком. Девушки чаще ходили с распущенными по плечам волосами и с непокрытой головой.

Все свободные люди одевались в одежды, окрашенные в разные цвета, и носили длинные волосы. Невольники всегда были коротко острижены и носили одежду из неокрашенного домотканого полотна.

Сигвальд прекрасно знал эти места, поскольку вырос здесь. Он ехал впереди, его конь шагал бок о бок с конем Добрыни. Сигвальд рассказывал Добрыне о том, куда в конце концов может привести эта дорога, минуя усадьбу Велинг, какие хутора лежат в окрестностях Висбю, почему долина за горной грядой Гурлитой называется Тролльсхейм.

– В далекие былые времена в этой долине жили тролли, страшные волосатые великаны ростом с дерево, – молвил Сигвальд, небрежно сидя в седле и отгоняя от себя веточкой назойливых комаров. – Тролли развлекались тем, что скатывали сверху вниз по горным склонам огромные камни. Эти каменные глыбы всякий может увидеть у южной подошвы горы Гурлиты, там же сохранились и гигантские следы троллей, отпечатавшиеся на горном склоне.

Слушая Сигвальда, Добрыня позволил себе еле заметную недоверчивую усмешку.

– Куда же подевались эти тролли? – поинтересовался он. – При таком росте и такой силище эти великаны должны были и поныне господствовать на всем Готланде.

– Так оно и было до поры до времени, – заметил Сигвальд. – Беда троллей заключалась в том, что они могли выходить из своих пещер только по ночам. Лучи солнца мигом превращали троллей в камень. Поскольку тролли были существами глуповатыми, то им далеко не всегда удавалось в своих ночных рысканиях по горам и лесам рассчитать время на обратный путь до своих пещер. С течением времен численность незадачливых троллей постоянно сокращалась, пока все они не исчезли совсем.

Видя по выражению лица Добрыни, что тот относится к услышанному о троллях с явным недоверием, Сигвальд добавил самым серьезным тоном:

– Окаменевших троллей можно увидеть и поныне в разных местах Готланда. В горах остались и пещеры, где жили тролли. Я своими глазами видел жилища этих исполинов и их самих, обратившихся в камень.

– Что ж, коль будет возможность, покажешь мне хотя бы одного окаменевшего тролля, – сказал Добрыня, не пряча улыбки. Его забавляла беседа с Сигвальдом.

– Зачем же откладывать, воевода, – мигом отреагировал Сигвальд. – Парочка окаменевших троллей находится в лесу на горном склоне, по которому мы станем спускаться в долину. Это место совсем недалеко от дороги. Коль у тебя есть желание…

– Желание, конечно, есть, – перебил дружинника Добрыня. – Мне еще не доводилось видеть великанов с дерево, ни живых, ни окаменевших. Будет, о чем рассказать княжичу Владимиру, когда вернемся в Висбю.

Узкая лесная дорога сначала тянулась наискось по склону горной гряды, укрытая голубой тенью могучих елей, мохнатые ветви которых цеплялись за плечи гридней, едущих на конях попарно. Маленькие юркие пташки, посвистывая, летали между деревьями, ловя мошек и комаров. Чистый прохладный воздух был напоен густым ароматом хвои и сосновой смолы.

На вершине горы Сигвальд придержал коня, указав рукой на раскинувшуюся внизу широкую зеленую долину. Там, вдалеке, ярко голубело круглое озеро, словно чаша, окруженная лугами и рощами. На берегу озера виднелось скопище домов, отсюда с высоты напоминавшее бурое пятно.

– Это и есть городище Велинг, – сказал Сигвальд, взглянув на Добрыню.

Под ногами у Добрыни не было ни тропинки, ни стежки, лишь сухая опавшая хвоя, сухие ветки, маленькие и большие камни. Свисающие лапы елей кололи ему лицо и шею, он то и дело спотыкался, взбираясь по горному склону вслед за Сигвальдом. Тот уверенно шагал впереди, огибая деревья и ловко перескакивая с одного плоского камня на другой. Красный плащ Сигвальда служил для Добрыни ориентиром, мелькая в нескольких шагах перед ним среди темно-коричневых сосен и стройных зеленых елей.

Добрыня изрядно вспотел, карабкаясь по склону горы и стараясь не отставать от быстроногого Сигвальда. В какой-то момент Добрыне стало казаться, что Сигвальд просто-напросто морочит ему голову, потащив за собой в лесную чащу, что на самом деле нет никаких окаменевших великанов, а есть лишь байки о них, распространенные суеверными стариками. «Сейчас Сигвальд помотается по горным склонам, двигаясь по кругу, а потом заявит мне, что не смог отыскать окаменевшего тролля», – промелькнуло в голове у Добрыни.

Увидев, что Сигвальд застыл на месте и машет ему рукой, Добрыня ускорил шаг.

На плоской вершине горы, поросшей лесом, среди серых базальтовых и гранитных глыб, покрытых зеленовато-сиреневыми пятнами мха, взору Добрыни предстал гигантский кусок горной породы, внешне очень напоминающий лежащего на боку человека со склоненной наземь головой. Можно было без труда различить в этом каменном изваянии мощные плечи и грудь, мускулистые бедра и длинные икры ног. Можно было различить на огромной каменной голове широкий, чуть приплюснутый нос, массивные надбровные дуги, выпирающие скулы и глубокие пустые глазницы. Рук у этого рухнувшего каменного великана не было.

– Вот что осталось от некогда могучих троллей, – тихо произнес Сигвальд, прислонившись плечом к сосне.

Добрыня, пораженный увиденным, прошел вдоль упавшей громады окаменевшего тролля, измеряя шагами длину его тела от ступней ног до головы. У него вышло двадцать шагов.

– Как же кормились эти диковинные исполины, где они укрывались от непогоды? – промолвил Добрыня, подойдя к Сигвальду.

– Тролли были всеядны, они не гнушались даже человечиной, – ответил Сигвальд. – Жили тролли в пещерах или в глубоких подземельях, которые они выкапывали поблизости от леса и пресных источников. Это счастье для людей, что все тролли вымерли на Готланде, иначе…

– Разве тролли обитали где-то еще, кроме Готланда? – Добрыня изумленно воззрился на Сигвальда.

– Конечно, – без малейших колебаний промолвил Сигвальд. – Когда-то тролли обитали по всей Скандинавии, от Трендалега до Уппленда и Смоланда. Об этом рассказывают древние саги. Это было в ту пору, когда боги жили рядом с людьми, защищая их от всякой нечисти. Может, в какой-нибудь дальней глухомани тролли еще топчут землю своими огромными ступнями, кто знает. Троллей, как и людей, создали могущественные боги-прародители, а творения богов уничтожить не так-то просто.

Весь оставшийся путь до поместья Велинг Добрыня проделал в молчании, несмотря на все попытки Регнвальда и Харальда разговорить его. На лице у Добрыни лежала печать некоего немого потрясения, словно то, что он увидел на горной вершине, спутало все его мысли.

Усадьба Велинг была расположена на широком мысу, так что с трех сторон ее омывали воды озера с тем же названием. С четвертой стороны была возведена дугообразная стена из камней в три локтя толщиной и в три локтя высотой. В стене имелся проезд для повозок, который закрывался двумя створами дощатых ворот, прикрепленными ко вкопанным в землю невысоким столбам.

Прямоугольный двор усадьбы с севера, запада и юга окружали различные строения с очень высокими двускатными кровлями, крытыми дерном. Двор был вымощен плоскими камнями, белыми и желтыми. Добрыне этот контраст показался очень необычным: на дворе не было ни травинки, ни кустика, зато на крышах жилищ зеленела настоящая сочная поляна. К главному большому дому, очень длинному и высокому, с торцов примыкали два других дома, пониже и поменьше. Один образовывал как бы продолжение большого дома, а другой примыкал к нему под прямым углом. Все прочие строения, вытянувшиеся по периметру двора, были совсем неказисты и приземисты, их стены, как и стены больших домов, были выложены из пластов аккуратно нарезанного торфа. Из-за этого все дома в этом поместье со стороны напоминали темно-бурые удлиненные и круглые холмы с сочно-зеленым травяным верхом.

Подъезжая к воротам усадьбы, отряд Добрыни нагнал четверых конников, двух мужчин и двух женщин. Судя по их одежде, это были знатные люди. Вооруженная стража у ворот, видимо, зная этих четверых в лицо, пропустила их во двор беспрепятственно. Добрыне же и его людям въезд в усадьбу преградили склоненные копья стражников в круглых металлических шлемах и кольчугах.

– Эй, а вы кто такие? – раздался грозный окрик старшего из стражей, рыжеволосого детины с длинными усами соломенного цвета. Окрик прозвучал на варяжском наречии.

В разговор со стражами вступил Сигвальд. Он громко и властно бросил оторопевшим воинам, чтобы они расступились и пропустили во двор тех, кому ныне пристало здесь быть в первую очередь.

– Перед вами внуки достославного Скеглара Тости, ушедшего к предкам, – молвил Сигвальд, сидя в седле с надменным видом. Он сделал жест в сторону своих спутников. – Это Регнвальд, сын Сфандры, а рядом с ним – Харальд, сын Рагнхильды. Сфандра и Рагнхильда, мир их праху, являлись дочерьми Скеглара Тости.

– А ты, молодец, не сын ли купца Хьорлейфа Краснощекого? – спросил старший из стражей, внимательно разглядывая Сигвальда. – Твое лицо мне знакомо.

– Да, я – младший сын Хьорлейфа, – ответил Сигвальд, назвав стражникам свое имя. – Ныне я служу воеводе русов Добрыне и его племяннику, княжичу Владимиру. В дружине у Добрыни состоят и Харальд с Регнвальдом.

После этих слов Сигвальда в разговор со стражами вступил Добрыня, который неплохо владел языком варягов, часто общаясь с ними в Новгороде.

– Мы сожалеем, что норны столь внезапно оборвали нить жизни ярла Халльфреда, – сказал он. – Коль нам будет позволено, то мы почтим добрым словом усопшего Халльфреда на поминальном пиру.

Стражи опустили копья, пропустив Добрыню и его свиту во двор усадьбы. Воины изумленно приглядывались к Регнвальду и Харальду, которые спешились посреди двора, передав поводья подбежавшим слугам. Один из стражников бегом бросился к большому дому, не имевшему окон, с выходившими на двор тремя дверными проемами. Воин забежал внутрь дома через центральный из трех входов, толкнув плечом тяжелую узкую дверь.

Не прошло и трех минут, как из всех дверей главного дома валом повалили люди в нарядных одеждах, – мужчины, женщины и дети – эта шумная галдящая толпа плотным кольцом окружила Харальда и Регнвальда, оттеснив в сторону Добрыню и прочих его гридней. Отовсюду неслись удивленные возгласы и перешептывания, десятки глаз пристально разглядывали Регнвальда и Харальда, на которых стражники показывали пальцем. В людской разноголосице слышались споры; кто-то утверждал, что Регнвальд необычайно похож на свою мать Сфандру, а кто-то настаивал на удивительном сходстве Регнвальда с покойным Скегларом Тости. Поминали в толпе и Рагнхильду, узрев что-то от ее черт в лице Харальда.

Неожиданно от группы женщин отделилась знатная матрона в длинном лиловом платье из блестящего шелка с золотыми узорами на оплечье и рукавах, с белым чепцом на голове, из-под которого выбивались два вьющихся золотисто-рыжих локона. Матрона была уже немолода, и все же, несмотря на морщины, ее лицо по-прежнему блистало дивной благородной красотой. Женщины и мужчины почтительно расступались перед этой знатной особой, которая шла прямиком к Регнвальду, не замечая никого вокруг.

Добрыня, взглянув на эту матрону, сразу узрел в ней поразительное сходство со Сфандрой. Он толкнул локтем Сигвальда, выразительно кивнув на незнакомку в лиловом платье. «Это кто такая?» – был молчаливый вопрос в глазах у Добрыни.

– Это Теодхильда, супруга покойного Скеглара Тости, – сказал Сигвальд.

– Какая красивая женщина! – восхищенно обронил Добрыня. – Так вот, от кого Сфандра унаследовала свою прекрасную внешность.

Тем временем Теодхильда приблизилась к Регнвальду и со слезами на глазах упала ему на грудь. Регнвальд выглядел смущенным и растерянным. Ему радостно кричали со всех сторон, что это его бабка. Потом Теодхильда обняла Харальда, которого она видела до этого еще совсем юным мальчиком много лет тому назад.

Вступив в беседу со своей бабкой, Регнвальд и Харальд представили ей Добрыню, на службе у которого они находились.

Отвесив поклон Теодхильде, Добрыня поведал ей, что злой рок выгнал его из Новгорода, превратив в скитальца. Этот же злой рок привел Добрыню на остров Готланд, где он надеется обрести сильных друзей и союзников.

– Прости, государыня, что вторгаюсь к тебе незваным гостем в столь скорбный для тебя день, – со смиренной печалью на лице добавил Добрыня.

Теодхильда приветливо улыбнулась Добрыне. Ей сразу понравился этот статный красивый русич, скромный и почтительный, так свободно изъясняющийся на наречии свеев.

– Да, вы гости незваные, – промолвила Теодхильда, то любуясь Регнвальдом и Харальдом, то переводя счастливый взор на Добрыню. – И тем не менее вы здесь желанны, как никто другой, именно в этот траурный день. Не иначе сам Ингви и его сестра Фрейя прислали вас сюда, услыхав мои молитвы. – Теодхильда обернулась к своим приближенным и гостям с торжествующим блеском в глазах, радостно воскликнув: – Глядите, люди! Не иссяк еще славный род отважного Скеглара Тости! Милостью добрых богов-асов к нам прибыли из Гардарики мои взрослые внуки Регнвальд и Харальд. Они и возглавят наш род и примут под свою руку земельные владения моего покойного мужа.