Глава восьмая. Беглянки
Фетинья до поздней ночи не сомкнула глаз, ожидая возвращения Пребраны и четырех других девушек, уведенных желтолицым толстяком неизвестно куда и зачем. Едва за окнами светлицы стемнело, большинство юных пленниц улеглись спать прямо на полу, завернувшись в найденные здесь же полотенца, скатерти и обрывки грубой ткани. Чтобы согреться, девушки легли в обнимку одна к другой. Кому из невольниц не спалось, те сидели тесной кучкой возле печи и вели тихий разговор. Вместе с ними сидела и Фетинья.
После полуночи Милослава уговорила Фетинью лечь спать рядом с нею. Милославе досталось место с краю, с одного бока ее грела Звенислава, пятнадцатилетняя дочь боярина Веринея Дерновича, а с другого бока ее донимал сквозняк, тянувший от двери. Завернувшись в оконную занавеску, Фетинья улеглась на пол и, прижавшись к Милославе, вскоре заснула, измученная чудовищными событиями прошедшего дня.
Утром юных пленниц разбудил все тот же желтолицый толстяк, который принес им молока и хлеба. После столь неприхотливого завтрака невольниц вывели во двор и пересчитали. Затем девушек, окруженных татарской стражей, повели из детинца на Соколиную гору.
Выйдя из терема, юные пленницы взяли с собой полотенца, занавески и скатерти, из которых они смастерили некое подобие накидок и юбок, чтобы прикрыть свою наготу. День выдался не морозный и безветренный, но все равно девушек, вышедших из теплого помещения на свежий зимний воздух, охватила сильная дрожь. Особенно страдали те из них, кто шел босой по снегу.
Фетинье в этом смысле повезло, поскольку на ногах у нее были теплые кожаные чиры, сработанные ее покойным супругом. Татары, в спешке срывавшие одежду с Фетиньи, не обратили внимания на ее обувь.
С Милославы же мунгалы, пленившие ее, сняли и одежду, и зимние чёботы. Чтобы ее подруга по несчастью не застудила себе ноги, Фетинья обмотала ступни Милославы длинными лентами из разорванной скатерти. Бедра Милославы были обмотаны рушником. Ей приходилось постоянно поддерживать левой рукой эту набедренную повязку, дабы она не сваливалась с нее.
Недлинный путь от детинца до теремов на Соколиной горе стал для девушек сущей пыткой. Татарская стража вела их по улицам, залитым кровью, где повсюду лежали мертвые голые тела мужчин, женщин и детей. Многие трупы были с отрубленными головами, некоторые трупы были разрублены на куски. Всюду сновали татары в вонючих овчинных шубах, которые продолжали заниматься грабежом, толкая в свои кожаные сумки все, что им приглянется.
На княжеском подворье было согнано татарами множество русских пленников, мужчин и женщин. Здесь, в присутствии Бату-хана, происходил дележ военной добычи между всеми предводителями татарских туменов.
Фетинья старательно вглядывалась в толпу полуобнаженных пленников, ища среди них свою мать и младшую сестру. Неожиданно ее взгляд упал на четверых нагих женщин, подвешенных за ноги вниз головой к нижним длинным ветвям дуба, росшего в дальнем углу обширного княжеского двора. Тела этих несчастных были утыканы стрелами, видимо, ханские телохранители вчера вечером упражнялись здесь в стрельбе из лука. Одну из этих женщин Фетинья узнала сразу: это была Васса, мать Пребраны. Трех других Фетинья не смогла опознать, как ни вглядывалась.
Дележ военной добычи у монголов происходил быстро и без излишней суеты.
Поскольку вокруг звучала чужая гортанная речь, Фетинья и Милослава не могли знать, кому именно из монгольских военачальников они достались в качестве рабынь. Обеих радовало лишь то, что их не разлучили. Продрогшая Милослава так крепко прижималась к Фетинье, что, когда ханский слуга вывел Фетинью из группы юных невольниц, за нею последовала и Милослава. Фетинья знаками объяснила знатному монголу, который отныне становился ее владельцем, что Милослава – ее родная сестра.
Знатный татарин что-то сказал ханскому слуге, видимо прося его уступить ему Фетинью вместе с Милославой. Тот пожал плечами и не стал возражать.
Девушек вместе с двадцатью другими невольниками, среди которых были в основном женщины и дети-подростки, без промедления вывели с княжеского подворья и отправили под стражей из города в одно из татарских становищ.
Пока пленников вели по городским улицам к Пронским воротам, многие из женщин не могли сдержать слез, узнавая среди убитых рязанцев, лежащих тут и там, кто – мужа, кто – брата, кто – соседку, кто – дальнюю родственницу…
Шагавшая впереди Фетинья не плакала, всматриваясь в мертвые тела. Она продолжала искать мать и младшую сестру.
«Уж лучше им обеим умереть, чем жить и видеть весь этот ужас! – думала Фетинья. – Лучше мне увидеть бы их обеих мертвыми, чем страдать от мысли, что грязные мунгалы где-то сейчас раздевают их и бесчестят!»
Дойдя до Пронских ворот, Фетинья так и не разглядела среди многих сотен трупов, лежащих у нее на пути, останков матери и сестры. В ее зачерствевшем от боли сердце не было радости по поводу этого, ибо она видела и знала, сколь ужасна татарская неволя.
Оказавшись за городом, пленники сначала шли по дороге мимо березовых рощ и разрушенных изб села Ольховка; бревна от этих изб татары использовали при сооружении своих осадных машин и защитных частоколов. Затем татарская стража вывела пленников на лед Оки. Стало ясно, что татары ведут невольников к стану, лежащему на левом, низком окском берегу.
– Слушай, подруга, судьба дает нам возможность сбежать от мунгалов, – негромко обронила Фетинья, стиснув заледеневшие пальцы Милославы в своей руке. – Ты плавать умеешь?
– Умею, а что? – так же тихо ответила Милослава.
– Глянь вперед, подруга, – шепнула Фетинья. – Видишь огромную полынью, в которую провалился и ушел на дно татарский камнемет? Мы с тобой нырнем в эту полынью, проплывем подо льдом по течению реки до следующей полыньи, вон она виднеется саженях в семидесяти от первой. Потом выскакиваем из воды и бежим со всех ног вон к тому лесу на левобережье Оки. Я этот лес знаю как свою ладонь. Мунгалы ни за что нас там не отыщут!
– Ты спятила, сумасшедшая! – Милослава изменилась в лице. – Вода в реке ледяная, мы же утонем! А ежели и не утонем, то все едино пропадем зимой в лесу от холода и голода!
– Ну и оставайся в татарской неволе, подруга! – процедила сквозь зубы Фетинья. – Мунгалы тебя согреют и накормят, да еще и приласкают! Я лучше в реке утоплюсь, чем стану терпеть унижения от этих нехристей косоглазых!
Видя, что Фетинья и впрямь настроилась бежать из плена столь опасным способом, Милослава простонала, чуть не плача:
– Страшно мне, Фетиньюшка! Это же жуть – захлебнуться в ледяной воде!
– Не робей, глупая! – бодро прошептала Фетинья, заглянув в очи Милославе. – Ты, главное, оказавшись под водой, не закрывай глаза и плыви за мной следом. Течение само вынесет нас к следующей полынье. Не думай о холоде, думай о спасении, милая.
– Ладно, я согласна! – тихо произнесла Милослава, еще крепче вцепившись в руку Фетиньи.
– По моему сигналу, Мила, делай, как я, – дала последнее наставление Фетинья, выпустив руку Милославы из своей руки. – Забудь про страх! Со мной не пропадешь!
Милослава молча кивнула, хотя предательский страх уже завладел ее сердцем. Собирая волю в кулак, Милослава старалась не смотреть на огромную темную полынью, усеянную обломками льдин, расстояние до которой быстро сокращалось.
Татары то и дело подгоняли пленников громкими окриками. В поведении степняков чувствовалось, что покрытый трещинами и полыньями лед Оки вызывает у них опасения. Начальник татарской стражи даже сошел с коня и предпочел идти по льду пешком, страшась, что подтаявший после оттепели лед может подломиться под тяжестью всадника.
Чувствуя, что страх все сильнее одолевает ее, Милослава принялась мысленно молиться Богородице о ниспослании удачи ей и Фетинье в их дерзновенном замысле. Милослава не успела в мыслях произнести молитву до конца, как услышала из уст идущей рядом Фетиньи короткое и решительное «Пора!».
Сдернув с себя набедренную повязку из обрывка занавески, Фетинья стремительно метнулась к полынье, до которой было не более сорока шагов. Вереница пленниц и татарские стражники в этот момент как раз проходили мимо этого зияющего большого пролома в ледяном панцире реки. Запоздав всего на одну секунду, Милослава устремилась следом за Фетиньей, голая спина которой и развевающаяся на бегу коса стали для нее неким притягательным ориентиром.
Обе нагие бегуньи сразу взяли столь молниеносный разбег, проскочив между татарскими воинами, растянувшимися длинной цепочкой, что никто из татар не успел им помешать.
Милослава даже не заметила, как льняной рушник соскользнул на бегу с ее бедер. Она не бежала, но почти летела, едва касаясь пальцами ног присыпанного снегом льда. Обмотки из тряпок одна за другой слетели с ее ступней. Вот бегущая впереди Фетинья, не снижая скорости, оттолкнулась ногами от неровной ледяной кромки и на миг будто взмыла над черным окном полыньи. Сверкнули в лучах солнца белые округлые ягодицы Фетиньи и ее крепкие бедра. Гибкая и стремительная, Фетинья почти без всплеска скрылась под водой.
С замершим от ужаса сердцем Милослава добежала до края полыньи и нырнула в реку, вытянув руки вперед. Оказавшись под водой, Милослава почувствовала нестерпимый холод, словно тысячи ледяных иголок разом воткнулись в ее тело. Неимоверным усилием воли Милослава заставила себя открыть глаза. Просвечиваемый солнцем ледяной покров реки показался Милославе неким полупрозрачным гладким сводом. Она сразу увидела Фетинью, которая плыла почти вплотную к ледяному своду, загребая обеими руками и делая ритмичные движения ногами, словно огромная лягушка. Солнечные блики играли на теле плывущей Фетиньи, а от сильных движений ее рук и ног рождался смутный шум, заполнивший уши Милославы вместе с пробками из ледяной воды.
Чувствуя, что могучее течение реки несет ее, словно щепку, Милослава плыла следом за Фетиньей, мысленно прощаясь с жизнью, так как в спешке она глотнула слишком мало воздуха и теперь чувствовала, что к ней вот-вот подступят муки удушья. Внезапно впереди толщу воды прорезали широкие потоки солнечного света, льющиеся сверху. Фетинья, заплывшая в это огромное солнечное пятно, вдруг куда-то исчезла.
«Вторая полынья!» – мелькнуло в голове у Милославы.
Из последних сил она рванулась к этому солнечному окну. Вынырнув на поверхность полыньи, Милослава сразу же уцепилась обеими руками за обломок льдины. Течение прибило ее вместе с ледяным обломком к краю огромной проруби.
– Давай руку! – воскликнула Фетинья, уже выбравшаяся на лед.
Видя, что Милослава совсем обессилела и закоченела, Фетинья без долгих раздумий схватила ее за косу и вытянула из полыньи на ледяную поверхность.
– Вставай! Бежим! – Фетинья заставила Милославу подняться на ноги и потянула ее за собой. – Ну же, шевелись, милая!
Татары, кучкой сгрудившиеся у полыньи, куда нырнули две юные невольницы, с изумлением увидели, как обе девушки выскочили из другой полыньи примерно в ста пятидесяти шагах от них и бегом устремились к лесу, стоявшему стеной на левобережье Оки. Преследовать отчаянных беглянок по испещренному трещинами льду реки никто из татар не решился.
Повинуясь приказу сотника, татары схватились за луки.
Черные свистящие стрелы степняков пролетали то над головами беглянок, то втыкаясь им прямо под ноги.
Бег Фетиньи и Милославы по скользкому льду был неровным, они то спотыкались, то падали, то метались из стороны в сторону. Это мешало татарам как следует прицелиться. Так храбрые девушки добежали до берегового изгиба, и татары потеряли их из виду.
Когда до спасительного лесистого берега оставалось не более двухсот шагов, Фетинья вдруг замедлила бег, а затем и вовсе остановилась.
Не отстававшая от Фетиньи ни на шаг Милослава едва не налетела на нее.
– Что? – воскликнула Милослава, стуча зубами от холода. – В чем дело?
– Гляди! – Фетинья кивком головы указала Милославе на труп мужчины, припорошенный снегом.
Мертвец лежал лицом вниз, одежд на нем не было.
Фетинья присела возле убитого, оглядев его разрубленную саблей голову.
Перевернув затвердевшего мертвеца на спину, Фетинья изумленно проговорила:
– Это же княжеский огнищанин Лихослав! Мой отец одно время плотничал в тереме у него. Похоже, Лихослав хотел ночью улизнуть из осажденной Рязани, но наткнулся на татар, чуть-чуть не добежав до леса.
– Идем же, Фетинья! – промолвила Милослава, поджимая то одну ногу, то другую. – Я уже ступней не чувствую от холода!
Девушки двинулись дальше по льду реки и уже у самых береговых ивовых зарослей наткнулись еще на несколько мертвых тел.
– Это купец Никодим Сова, а это его жена и старший сын, – молвила Фетинья, оглядывая трупы. – Это жена Лихослава и его дочь. Это Ян, двоюродный брат огнищанина. Это супруга Яна и его сыновья. А этого здоровяка я не знаю… – Фетинья склонилась над мертвым русичем с широкими плечами и большим животом.
Все убитые были раздеты донага. У мертвых женщин были отрезаны уши и некоторые пальцы на руках. Видимо, татары позарились и на женские украшения – серьги и перстни.
Увидев на ногах у мертвой дочери огнищанина теплые башмаки, Милослава без колебаний взяла их себе. Фетинья помогла подруге обуться, видя, что застывшие пальцы Милославы совсем не слушаются ее.
Продравшись сквозь ивовые заросли, беглянки наконец оказались в лесу.
На опушке возле могучих сосен Фетинья и Милослава наткнулись еще на два мертвых тела: мужчину средних лет и девочку лет тринадцати. Мужчина был полностью обнажен, а с убитой девочки были сняты лишь шубейка и шапка.
– Повезло нам, подруга, – трясясь от холода, сказала Фетинья. – Дочери купца Никодима одежка уже ни к чему, а вот нам она вельми нужна. Ты уж прости нас, Любаша. – Фетинья ласково погладила мертвую девочку по заиндевелой холодной щеке.
Помимо тонкой исподней сорочицы на убитой дочери купца Никодима было надето два длинных платья из шерстяной ткани, теплый белый платок, а на руках теплые рукавицы.
Любава была девочкой рослой, поэтому ее исподняя сорочица и платье оказались почти впору для хрупкой и стройной Милославы. Но для Фетиньи платье Никодимовой дочери оказалось настолько не по росту, что ей пришлось разорвать его в проймах и оторвать рукава. Лишь после этого Фетинье удалось влезть в узкое детское одеяние.
Платок и рукавицы Фетинья отдала Милославе.
– Ну, и куда мы теперь пойдем? – спросила Милослава, глядя на Фетинью.
– В гости к старику-лесовику, – ответила Фетинья и уверенно направилась в заснеженную лесную чащу.
Путь по замершему в чуткой тишине густому лесу вымотал Милославу настолько, что она на какое-то время забыла про холод и снег, набившийся ей в башмаки. Милославе казалось, что Фетинья бредет наугад через чащу, перебираясь через древние поваленные ветром стволы и описывая круги.
– Давай передохнем, – наконец взмолилась Милослава. – Сил моих больше нет!
– Держись, милая! – оглянулась на Милославу идущая впереди Фетинья. – Скоро уже придем.
К удивлению Милославы, Фетинья вывела ее на узкую тропу, явно протоптанную среди сугробов людьми. Двинувшись по тропе, девушки вскоре вышли на широкую поляну, посреди которой стояли кучкой три бревенчатых строения, кровли которых были укрыты бурой сосновой корой. Над самой большой из избушек через дымоход в крыше тянулся к вершинам столетних сосен и елей сизый шлейф дыма.
Пройдя мимо небольшого стога сена и загона из жердей, беглянки торопливо подбежали к этому затерянному в чаще жилью.
– Дедушка! – вскричала Фетинья, увидев старика в тулупе и заячьей шапке, копошащегося под навесом.
Старик удивленно поднял голову, выронив из рук корзину с берестой. Это был дед Евстрат, отец плотника Петрилы.
– Внученька! Откель же ты взялась? – Подойдя к Фетинье, дед Евстрат обнял ее за плечи. – Почто ты раздета? Кто это с тобой?
– Это Милослава, подруга моя, – чуть не плача от радости, молвила Фетинья. – От мунгалов мы бежали, дедушка. Захватили Рязань мунгалы, множество народу истребив и пленив. Страшно вспомнить, что вчера в Рязани творилось!
– Ступайте, милые, в избу, – сказал дед Евстрат, мягко подталкивая беглянок к низким дверям из толстых досок. – Обогрейтесь и обсушитесь. Косы у вас, я гляжу, заледенели и колом стоят. В прорубь вы обе провалились, что ли?
– Не провалились мы, дедуня, а плыли голыми подо льдом, иначе было никак не вырваться от мунгалов проклятущих! – сказала Фетинья, гордая своей смелостью и находчивостью. – А одежку мы с убитой девочки сняли, тело которой нашли на опушке леса. – Фетинья подмигнула хранившей молчание Милославе: – Я же говорила тебе, что со мной не пропадешь!