Слух о том, что у Черного леса стоит несметная татарская орда, быстро распространился по Рязани.

Пребрана чистила рыбу, когда услышала, как судачат об этом в сенях соседки, пришедшие к ее матери за солью. Материнский голос показался Пребране необычайно встревоженным. Пребрана вся обратилась в слух и не заметила, как порезала себе палец.

Вернувшаяся из сеней Васса увидела, что дочь стоит у стола бледная, зажав палец в кулаке. Васса сразу сообразила, в чем дело.

– Порезалась?

Пребрана молча кивнула.

– Потерпи, дочка. Сейчас перевяжу.

Васса живо отыскала кусок чистого тонкого полотна и разорвала его на узкие ленты. Обмыв порезанный палец дочери холодной водой, Васса произнесла заговор, останавливающий кровь, потом умело сделала перевязку.

Пребрана с тревогой в голосе спросила у матери:

– Неужто мунгалы до Рязани доберутся?

Глаза Вассы стали серьезными.

– Не пугайся, милая, – сказала она и погладила дочь по волосам. – Князья наши этого не допустят. А коль и дойдут мунгалы до Рязани, то ворваться в город они все равно не смогут, ибо валы и стены рязанские им не преодолеть. Ведь и половцы в былые времена не раз подступали к Рязани, но так ни с чем и уходили в свои степи.

За обедом Мирошка, наслушавшись на торжище разговоров про татар, завел речь о том же:

– Может, конечно, и так случиться, что промешкают князья наши, войско собирая, и татары под Рязанью объявятся. Токмо страшиться этого не стоит. – Мирошка ободряюще подмигнул жене и дочери. – Рязанские стены безбожным мунгалам не одолеть! Эти валы и стены возводил незабвенный князь Ростислав Ярославич, когда вышел из-под власти Чернигова и не желал склонять голову перед сильным в ту пору Муромом. Это было еще при моем прадеде, который сам валил деревья под срубы, на коих потом, засыпав их камнями, рязанцы возвели восточный и южный валы вокруг города. Столь высоких валов нету ни в Муроме, ни в Пронске, ни в Коломне. Сказывают, что в Суздале валы и то ниже рязанских. Вот так-то!

Мирошка отхлебнул из кружки квасу и горделивым голосом продолжил:

– При ратолюбивом князе Глебе Ростиславиче рязанцы дважды обновляли стены Рязани и перестраивали воротные башни. В те времена рязанцы постоянно враждовали с суздальцами. Мой дед, который всю жизнь с топором не расставался, помогал перестраивать те воротные башни. А при князе Игоре Глебовиче, помню, рязанцы целое лето всем миром углубляли рвы перед валами. Вынутой из рвов землей укрепляли вал вокруг детинца. Я тогда был молодой и работал за троих, – похвастался Мирошка.

– Так уж и за троих? – усомнилась Васса.

– Ну, за двоих! – насупился Мирошка.

Васса молча усмехнулась, тем самым выражая сомнение, что и на такое усердие ее супруг вряд ли был способен в молодые годы.

После обеда Пребрана вышла за ворота и столкнулась нос к носу со Стояной.

– Родион увидеться с тобой желает! – с ходу выпалила Стояна. – Уезжает он сегодня по воле князя в Чернигов! Беги скорее! Родион ждет тебя у часовни, близ женского монастыря.

Эта деревянная покосившаяся часовенка возле подворья женского монастыря была обычным местом свиданий Пребраны и Родиона.

Пребрана где бегом, где торопливым шагом добралась по узким улицам Рязани до бревенчатой монастырской стены, прошла вдоль нее, обогнув угловую башню, и вышла к древней часовне, увенчанной тесовой маковкой с православным крестом.

Родион, одетый по-дорожному, сидел на ступеньках у входа в часовню. Рядом стоял его рыжий конь, потряхивая гривой.

Увидев запыхавшуюся Пребрану, Родион бросился к ней.

Пребрана и не предполагала, что ее увлечение Родионом перерастет в столь сильную привязанность к нему. Прошедшие лето и осень были наполнены для Пребраны трепетной радостью именно по причине ее частых встреч с Родионом. Они уже без стеснения целовались друг с другом. А несколько дней назад Родион признался Пребране, что хочет взять ее в жены. Он собирался поговорить о засылке сватов со своими отцом и матерью…

– Уезжаешь? Надолго? – волнуясь, промолвила Пребрана, поцеловавшись с возлюбленным в уста. – К чему такая спешка?

– Орда татарская к землям нашим подвалила, так Юрий Игоревич рассылает гонцов к соседним князьям, уповая на их помощь, – сказал Родион, поправляя шапку на голове. – Мне велено добраться до Чернигова, передать грамотку тамошнему князю и призвать домой Ингваря Игоревича, который пребывает с дружиной в Чернигове и не ведает о напасти татарской. Князь повелел мне скакать без передышки, лучшего коня мне дали. Однако при любой спешке путь до Чернигова займет дней шесть, не меньше. А обратный путь будет еще более долгим, ибо обратно я с воинством Ингваря Игоревича проследую.

– Стало быть, долго не увидимся, – с грустной улыбкой обронила Пребрана, уткнувшись лицом в широкую грудь Родиона.

– Я буду думать о тебе в дороге и там, в Чернигове, горлица моя, – ласково проговорил Родион, мягко обняв Пребрану за плечи. – Вот увидишь, разлука мигом пролетит!

– Ты успел поговорить с отцом-матерью о… нашей свадьбе? – Пребрана заглянула в глаза Родиону.

– Успел, но лишь с матерью, а с отцом поговорю после возвращения из Чернигова, – ответил Родион. – Матушка одобрила мой выбор.

– Я тоже буду вспоминать тебя каждый день, – с улыбкой сказала Пребрана, хотя на душе у нее было горько.

Ее рука заботливо поправляла отвороты Родионова полушубка.

Родион потянулся губами к устам Пребраны. Она с готовностью отдалась его поцелую.

Их страстные лобзания прервала стая голубей, прилетевшая из-за бревенчатой монастырской стены на крышу часовни.

Родион поднял голову и пронзительно свистнул.

Голубиная стая, хлопая крыльями и распушив хвосты, взмыла высоко вверх сизо-белым облаком. Описывая круг в небесной синеве, голуби стремительно летели над заснеженными крышами домов и куполами церквей.

– Эх, мне бы их крылья! – мечтательно произнес Родион. – Я живо слетал бы до Чернигова и обратно!

Родион не сказал всей правды Пребране, не желая расстраивать ее в миг разлуки. У него накануне состоялся разговор с отцом о засылке сватов в дом отца Пребраны.

Однако боярин Твердислав выступил резко против женитьбы сына на простолюдинке.

– Ты бы еще на дворовой девке жениться надумал, сын мой! – негодовал Твердислав. – Вот к чему привели все эти хороводы и прыганья через костер по вечерам! Иль боярских дочерей вокруг мало, что ты таращишь глаза на девок безродных, у коих из приданого лишь сарафан да лента?

Мать Родиона, неплохо знавшая Пребрану, попробовала было заступиться за нее:

– Отец Пребраны не из бедных, он приданое за дочерью дать может.

– Да что он может?! – скривился Твердислав. – Иль не ведомо мне, чем он занимается! Небось игрушек настругает полный короб, вот и все приданое, прости, Господи!

– Я на Пребране не из-за приданого жениться хочу, – нахмурившись, промолвил Родион. – Люба она мне.

– Коль люба, значит, обождешь год-другой, – властно сказал сыну Твердислав. – Я в твои годы тоже быстро влюблялся, но и остывал вовремя.

Твердислав многозначительно постучал костяшками пальцев по лбу сына:

– А ты, дурень, сразу жениться!

Утешением Родиону было лишь то, что мать в этом деле была на его стороне. Пребрана ей очень нравилась. Боярыня Феофания сразу распознала своим женским оком, что красивая и статная Пребрана, с широкими бедрами и налитой грудью, может нарожать красивых и крепких деток. Да и почтения от невестки-простолюдинки к имовитой свекрови будет больше, нежели от иной избалованной боярышни.

Поэтому Феофания незаметно шепнула сыну, чтобы он не вешал нос и не порывал отношений с Пребраной. Мол, она придумает, как заставить боярина Твердислава изменить свое отношение к возлюбленной Родиона.