I
Первым детским воспоминанием Мстислава была бескрайняя, скованная морозом белая равнина с красным негреющим солнцем на краю желтого неба и большие черные птицы, пересекающие его в разных направлениях. А он стоит на крыльце дома в селе Берестове, месте пребывания великих князей, закутанный в теплую меховую шубейку и соболью шапку, на ногах у него высокие валенки, под которыми скрипит хрустальный снег. Стоит один, и никого вокруг...
Потом видит он себя сидящим перед пламенем у печки. Ему уютно и приятно после уличного холода, он протягивает ручонки к огню, а сзади, в вечерней темноте избы, ходит отец и говорит кому-то сурово и наставительно:
– Двоюродный брат мой, Олег Святославич, нисколько не радеет о своей отчизне. Привел снова из диких степей разбойные полчища половцев, разоряют они родную землю, полонят русских людей, а ему и горя мало, только бы повыше стол занять...
И еще врезалась в детскую память картина, как он, закутанный в тулуп, полулежал в санях возле какой-то лесной избушки. Вокруг только сумрачный лес. Над ним нависают темные разлапистые ветви огромных елей, они упираются в самое небо, и кажется, что скоро из-за них выглянет заросший волосами, с горящими зелеными глазами леший, а рядом с ним начнет кривляться сухонькая старушонка кикимора. Где находилось это загадочное, сказочное место, Мстислав потом вспомнить не мог, но оно возникало в его памяти всю жизнь...
Когда ему исполнилось четыре года, в Соборе епископ обрезал ему волосы, а отец, черниговский князь Владимир Мономах, посадил на коня и сказал с ласковой настойчивостью:
– Держись крепче в седле, сын. Придется тебе пребывать в нем во многих походах и битвах!
Потом пришел к нему монах Феодосий, в черной сутане, с добрыми глазами на полном бородатом лице, и принес с собой толстую книгу с листами из пергамента – телячьей кожи в древнем переплете, окованном серебром, и пророкотал густым басом:
– А теперь, чадо, примемся за изучение грамоты русской...
Учиться Мстислав любил. Быстро освоил чтение и письмо, научился считать и, сидя за столом, старательно водил пальцем по страницам Священного Писания и Псалтыря. Потом, с годами, полюбил сочинение Илариона «Слово о законе и благодати». В нем священник великокняжеской церкви в селе Берестове подчеркивал связь Руси с мировыми державами и доказывал, что она является наследницей великой Римской империи, а Владимира Святого, крестившего страну, сравнивал с императором Константином Великим. Как Константин со своей матерью Еленой принес крест из Иерусалима и утвердил веру в Римской империи, так и Владимир со своей бабкой Ольгой принес крест «от нового Иерусалима» – града Константина и утвердил веру в Русской земле. Его дело продолжал сын – «благоверный каган» Ярослав Мудрый, укрепивший силу и могущество северной державы.
Но учеба учебой, а детские забавы сами собой. Летом любимым местом времяпровождения была река Десна. В погожую погоду отправлялись туда со сверстниками на весь день. Забирали еду, предпочтительно что-нибудь из зелени: перья лука, благо они вырастали еще ранней весной, редиску, репу, а во второй половине лета – яблоки, груши, вишню, смородину, крыжовник. Как они были вкусны с ржаным хлебом на вольном воздухе!.. Бегали на луга‚ искали красную, пряно пахнущую землянику, рвали дикий лук, обирали шиповник. Возились на просторных пляжах, сооружая из песка башни и крепостные стены, дома и дворцы, различные фигуры, а иногда вырывали водоемы, куда запускали пойманных сеточками мальков.
Рядом с Мстиславом постоянно находился дядька Вячеслав. Это был удивительный человек! Ему перевалило за тридцать, у него появились залысины на высоком лбу, но он оставался по-детски наивным и непосредственным человеком и принимал участие во многих детских играх, да так, что все забывали про его возраст. Вместе с ним постоянно находился его приемный сын, Ярий. Он его вместе с Мстиславом в один день научил плавать довольно простым способом: сажал себе на плечо, заходил в реку по грудь и, произнеся:
– Господи благослови! – бросал в воду.
Сначала мальчики, выпучив испуганные глазенки, истошно крича и беспорядочно махая руками, недолго держались на поверхности и начинали тонуть; тут Вячеслав длинной рукой подтягивал их к себе и сажал на плечо. Дав отдохнуть и успокоиться, вновь бросал перед собой.
На четвертый-пятый раз мальчики переставали кричать и уже сами подплывали к нему, а на другой день, радостно визжа, звали его с собой, чтобы показать, как они умеют плавать.
Загадочным и недоступным был противоположный берег. Туда добирались только взрослые ребята, а младшие провожали их завистливыми взглядами. Они пока ограничивались состязанием, кто дольше продержится под водой или быстрее проплывет вдоль берега. Однако уже на другое лето Вячеслав предложил:
– А что, сорванцы, махнем на ту сторону, ну?
Не все решились, но Мстислав не был среди таких. Очень долгим показалось ему это плавание! Сначала он плыл по-собачьи, потом, выдохнувшись, перевернулся на спинку; так передвигаться гораздо медленнее, зато и силы сберегались; а потом снова ложился на живот и усиленно греб, а берег еще так далеко! Так далеко, что в сердечко закрадывался страх: а вдруг не хватит сил и утону?.. Но рядом дядька Вячеслав, весело подмигивает: не дрейфь, немного осталось, одолеем!
И одолел! Вот она, казавшаяся такой далекой и такой загадочной другая сторона Десны! Здесь и луг обширней, и земляники больше и крупнее она, и чувствуешь себя совсем другим человеком, намного сильнее и мужественнее, чем был!
Любимым местом игр был заброшенный сарай. Для ребятишек это была настоящая крепость со стенами и башнями. Вооружившись щитами и деревянными мечами, сходились куча на кучу, а иногда крались вокруг, нападая из-за угла, стремясь захватить врасплох...
Однажды Мстислав спускался со стены, рубашкой зацепился за доску и повис. Ни туда ни сюда. И Вячеслав, как назло, куда-то отлучился. Стал громко звать друзей. Те бегают вокруг, но из-за маленького росточка помочь ничем не могут. Залезли наверх, тоже не достать. Пришлось бежать в княжеский терем, звать взрослых.
Мать Гита была сильно разгневана. Отшлепав проказника, она, коверкая слова (русский язык ей давался трудно), крепко его отругала:
– Гадкий, гадкий малчишка! Несносный! Расстройство мама приносишь!
Зато отец отнесся к этому случаю довольно снисходительно. Только спросил, щуря искорками блестевшие глаза:
– Плакал?
– Заплачет! Упрямый! – возмущалась мать.
– Молодец! Настоящим воином растет!
Иногда игры перемещались на пустырь, заросший лебедой, крапивой, полынью и лопухами. В дремучих зарослях ребята проделывали ходы, ползали по сумрачным коридорам, где пахло сыростью и чем-то затхлым, кислым. Зато, внезапно встретившись с противником, вздрагивали от неожиданности и тотчас вступали в рукопашную... Однажды, прокрадываясь по одному из таких ходов, Мстислав наткнулся на куриное яйцо, одиноко лежавшее на земле. Видно забрела сюда какая-то беспутная курочка, тут ей и приспичило...
Любили ходить в лес по грибы и ягоды. Вячеслав в этом отношении был незаменим. Он знал полянки с черникой и земляникой, умел находить грибные места. Когда шли по лесу, учил Мстислава:
– Чувствуешь, как пахнет грибами? Ищи, ищи, где-то рядом должны быть!
Или:
– Нечего тут задерживаться. Сушь, сквозной ветер. Где тут расти грибам? Может сыроежки попадутся, на большее рассчитывать нечего.
Но один он быстро терялся среди деревьев и не мог определить, в какую сторону идти. Поэтому, шагая рядом с мальчишками, часто повторял:
– Меня не теряйте. А то пропаду в чащобе, не выберусь. Ну?
Он имел привычку к месту и без места в конце сказанного «нукать».
Как-то они увлеклись с Мстиславом, напав на полянку грибов. Мальчишки ушли вдаль, их было не слышно. Небо затянуло облаками, и Вячеслав всполошился:
– Ахти мне! Куда идти? Пропали мы...
– Не расстраивайся, дядька Вячеслав! – успокаивал его Мстислав. – Я сейчас огляжусь, и мы выйдем прямо на черниговскую дорогу.
– Куда идти? В какую сторону двигаться? Пропали мы с тобой. Ну?
На Мстислава на какое-то время подействовали причитания Вячеслава, и ему тоже показалось, что не сможет найти верное направление. Как назло, солнышко не показывалось. Он вглядывался в серенькое небо, в котором то в одном, то в другом месте образовывались просветы в облаках, и не мог решить, в какую сторону идти. Видя растерянность Мстислава, дядька заволновался еще больше:
– Зачем согласился пойти с вами, глупыми? Не выберемся, сгнием в чащобах...
Вдруг он раздвинул заросли липняка и стал звать к себе Мстислава:
– Глянь-ка, глянь-ка, какое чудо!
Мстислав подошел и ахнул: в липняке светло-оранжевым ковром рассыпались волнушки.
– Смотри, все маленькие, свежие. Только что вылезли! – продолжал восхищаться дядька. – Собираем побыстрее, ну?
Охваченные азартом грибников, они забыли про все: и про то, что находятся в самой чаще леса, и что потеряли направление и заблудились, и что вся ватага где-то далеко и на все их окрики не откликается...
Они в короткое время набрали полные корзины. А в это время выглянуло солнышко, Мстислав легко определил, в какой стороне находится дорога, и они довольно быстро вышли на нее. Идя рядом с дядькой, Мстислав думал о том, что какой он все-таки чудной. Вроде бы взрослый, а порой бывает беспомощным, хуже чем дитя.
Зимой забавы переносились на берег Днестра, катались на санках и лыжах. Была там одна круча, с которой редко кто решался спуститься. Только взрослые парни, и то очень отчаянные, отваживались на такой рискованный шаг. Многие падали, получали ушибы, набивали шишки...
Мстислав долго приглядывался к заманчивой крутизне. Чего сложного? Надо пригнуться пониже, как только что сделал парень, удачно преодолевший спуск, и палками немного подправлять движение...
И Мстислав решился. Зная, что ни мать, ни Вячеслав никогда не разрешат ему, он ушел на берег ранним утром один. Никого вокруг не было. Он глянул вниз. По льду бежала собачонка, она казалась маленькой, почти игрушечной. У Мстислава тревожно сжалось сердце: может не стоит? И тут же бесенок шепнул на ушко: «Валяй, ничего не случится!» И он оттолкнулся с места и ринулся в снежную пропасть...
Его спасло то, что он, не набрав скорости, почти сразу упал и закувыркался по крутизне. С ног слетели лыжи (он по примеру взрослых к валенкам их не привязал). В лицо ударила снежная пыль, в разные места тела стало сильно и безжалостно бить и толкать, он молча терпел, ожидал конца стремительного спуска.
Остановился где-то посредине, на небольшой площадке. Вниз, виляя из стороны в сторону, мчалась его пара лыж... И все-таки одолел он свой страх!
Однажды, когда Мстиславу исполнилось десять лет, отец и мать повели такой разговор:
– Не пора ли, Гита, помолвить нашего старшего с какой-нибудь боярыней? – спросил Владимир Мономах.
– Надо. Обязательно. Буду знать будущую невестку, – рубленными фразами отвечала княгиня.
– А то мальчик вращается среди простого люда. Мало ли чего может случиться? Окрутит какая-нибудь бойкая! А нам, княжеского рода, не к лицу родниться с подлым сословием.
– Я – дочь короля и желаю иметь достойную невестку! – подняв подбородок и вытянув сухую шею, гордо произнесла Гита. Была она дочерью английского короля Гарольда, убитого при Гастингсе, когда норманский полководец Вильгельм в 1066 году высадился в Англии с войском викингов и разгромил англо-саксонские силы. Гита бежала в Данию, где ее увидела сестра Владимира Мономаха, Елизавета, и сообщила о ней на Русь. В семье Мономаха тотчас откликнулись: Гита – это не какая-то дочь графа или герцога, а самого английского короля, пусть и изгнанная из родного королевства и лишенная отчей земли, по сути бездомница; все равно она поднимала уважение рода Мономаха среди русских князей.
– Есть у меня на примете красавица, девчонка из боярского рода Бугумиров. Светловолосая, кудрявая, личиком – ангел небесный! – продолжал Мономах.
Гита поджала тонкие губы, свысока взглянула на мужа.
– Недостойно иметь дочь боярина.
– Тогда среди князей рода Рюриковичей можно поискать.
– Нет, нет. Надо женить Мстислава на иностранной принцессе.
– Где ее взять, принцессу-то?
– Искать. С купцами говорить.
– Что ж, будем беседовать, времени еще много впереди. Может, и подберем какую-нибудь принцессу!
Как-то пригласил Мстислава к себе дядька Вячеслав. Жил он в добротном пятистенном доме, с разноцветными стеклами в окнах, что считалось тогда признаком зажиточности. Дом этот был не его, а жены, которая потеряла в сражениях супруга и вторично вышла замуж за Вячеслава. Мстислав удивился, как сразу сник его дядька. Едва переступив порог, он будто стал ниже ростом, передвигался мелкими шажками, голос его стал угодливым, подобострастным. Зато его красавица жена распоряжалась им как хотела.
– А ну-ка, надоеды, – обратилась она к Мстиславу и своему сынишке, Ярию, – куда грязь в избу несете! Снимайте башмаки и на цыпочках быстро за стол садитесь. И чтобы никуда не шастать, не для вас мыто!
– Ну что ты так, Млава, – каким-то скорбным голосом заговорил Вячеслав. – Мальчики хорошие, послушные, ну? Пусть перекусят, потом мы снова гулять пойдем. Какое мытье? У тебя пол даже не подметен, ну?
– Опять занукал, зануда прилипчивая. Сам подмел бы, долго ли?
Мстислав застыл на скамейке, боясь шевельнуться. Ему было мучительно жаль доброго воспитателя и стыдно за то, как его унижала эта высокомерная и жестокая женщина.
– Вернусь, чтобы в доме был полный порядок! – напоследок приказала Млава и вышла вон.
– Вот так всегда, – сокрушенно говорил Вячеслав, растерянно стоя посредине избы. – Набелится, нарумянится и пошла по своим подружкам, а до домашних забот и дела нет.
Он быстро подмел избу, поставил в угол веник, сунулся в печку, огорченно крякнул:
– Даже печку не топила. И чего она ела, ну?
Вячеслав со двора принес охапку дров, сунул в печь, разжег огонь. Хитро подмигнув мальчишкам, сказал заговорщическим голосом:
– Пусть некоторые голодными бегают. А мы с вами кашу пшенную молочную сварим. Вкусная – пальчики оближешь!
Пока каша варилась, дядька поставил в угол избы деревянное корыто, накидал в него кучку грязного белья, налил горшок нагретой воды и стал стирать. Мстислав видел, как шевелилась его округлая спина и в такт двигалась плешивая голова.
В другой раз, придя к дядьке, Мстислав застал его в ссоре с женой.
– Я тебе и пищу варю, и полы мою, и белье стираю. Чего еще тебе надо, ну? – плачущим голосом спрашивал Вячеслав.
– Надоел ты мне, вот что! – в сердцах ответила жена. – Мне надоело, что в нашей семье живет один мужик, и этот мужик – я!
Примерно через полгода за столом Владимир Мономах проговорил сокрушенно:
– Ушла от Вячеслава жена.
– Куда ушла? К родителям? – спросила Гита.
– Нет. С каким-то заезжим купчишкой из Болгарии смоталась. Бросила сынишку и смылась.
– Как можно бросить своего ребенка? И сколько ему лет?
– Одногодок Мстислава.
– А, помню! Кажется, они не раз бывали в нашем дворце.
– Вот, вот.
– Куда же теперь пойдет мальчик?
– Его дядька Вячеслав будет воспитывать! – встрял в разговор Мстислав. – Он такой добрый!
– Вот добрым людям и попадают такие стервы! – ругнулся Мономах. – Мать родная бросает свое дитя, а чужой человек берет его воспитывать!
– Ярий мне как родной брат, – продолжал Мстислав. – Я его очень люблю!
– Дружите, – деревянным голосом сказала Гита. – Дружба – это хорошо.
Так спокойно текла жизнь Мстислава, пока события на Руси сурово и властно не вмешались в его судьбу.
