Глава шестая
Огнищанин Сулирад
Благодаря посредничеству Сулирада, который был на короткой ноге со здешним воеводой Провидом Глебовичем, стража у ворот без помех пропустила Тереха и Гликерию в суздальский детинец.
Суздаль находился во владении Всеволода, старшего из сыновей князя Георгия. Отсюда Всеволод уходил с дружиной к Коломне на сечу с татарами в начале января. После поражения под Коломной Всеволод не вернулся в Суздаль, так как ему и его брату Мстиславу отцом было поручено защищать град Владимир от Батыевой орды. Многие суздальские ратники также находились во Владимире, а иные из них так и остались лежать на заснеженных полях под Коломной. Приехала во Владимир и княгиня Марина, жена Всеволода, желая разделить с мужем все тяготы вражеской осады.
Суздаль был оставлен на попечение боярина Провида Глебовича, который не выделялся ни умом, ни доблестью ратной. Когда войско уходило из Суздаля на битву с татарами, то хитрый Провид Глебович прикинулся хворым и не пошел на войну. Всеволод Георгиевич поставил Провида Глебовича воеводой в Суздале на время своего отсутствия, поскольку в ту пору выбирать особо было не из кого. Всех храбрых и опытных в сече бояр Всеволод Георгиевич тогда забрал с собой в поход. Для Провида Глебовича, по характеру обидчивого и спесивого, такое возвышение стало большой удачей, ибо он не входил в круг ближайших советников Всеволода Георгиевича.
Поскольку Суздаль оказался на пути у множества самого разного люда, уходящего от татар вдоль реки Нерль в сторону Ростова и Переяславля-Залесского, алчный Провид Глебович не преминул воспользоваться этим. Беженцам из знатного сословия, а также для купцов Провид Глебович предоставлял добротные хоромы в детинце, теплые и светлые. Все желающие могли помыться в бане и постирать одежду в горячей воде. За эти свои услуги Провид Глебович взимал плату серебряными деньгами или пушниной. За пищу и вино, а также за корм для лошадей Провидом Глебовичем была установлена отдельная плата. Кто-то из беженцев останавливался в Суздале на день-два, кто-то на несколько дней, однако большинство из них позволяли себе лишь краткий отдых и следовали дальше на северо-восток. Суздаль был втрое меньше Владимира по площади, поэтому разместиться внутри его стен могло не более пяти-шести тысяч беженцев вместе с санями и лошадьми, не считая собственно здешних горожан, которых насчитывалось не меньше двадцати тысяч.
Поскольку огнищанин Сулирад был родом из Суздаля, он загодя перевез сюда свою семью из Владимира. В Суздале у Сулирада жили родственники, здесь у него было немало друзей и знакомых, в число которых входил и боярин Провид Глебович. В прошлом Сулирад, пользуясь доверием великого князя, не раз оказывал Провиду Глебовичу разные мелкие услуги. Ныне у Провида Глебовича появилась возможность отплатить Сулираду добром за добро. По распоряжению воеводы, жену и детей Сулирада разместили в каменных палатах местного епископа.
Провид Глебович знал, что князь Георгий повелел Сулираду собрать отряд ратников и оборонять от татар княжье село Боголюбово, если Батыева орда рассыплется по окрестностям Владимира. Знал Провид Глебович и о том, что трусоватый Сулирад не собирался защищать от татар княжеское подворье в Боголюбове. Сулирад сам признался Провиду Глебовичу, что он решил пересидеть татарскую напасть в Суздале, а княжеские припасы пустить на продажу суздальским купцам. Мол, зачем задаром столько добра врагу отдавать, если с него барыш получить можно. Провид Глебович хоть и сознавал, что Сулирад идет на преступление, но отговаривать его от этой затеи не стал, так как Сулирад пообещал поделиться с ним денежным кушем.
Сулирад стал сговаривать Тереха поехать вместе с ним в Боголюбово на следующее утро.
— В тамошних клетях и амбарах еще немало припасов осталось, — молвил пронырливый огнищанин. — Сани и лошади у нас есть, за полдня обернемся и сбудем жито, соль и мед торгашу Свиде Карповичу за звонкую монету. В накладе не останешься, друже.
Сулирад также пожаловался Тереху, мол, княжеские челядинцы совсем от рук отбились, сами хозяйничают в Боголюбовском замке, расхищая великокняжеское имущество. Возчики-холопы, которых Сулирад взял с собой в Суздаль, разбежались от него кто куда, не желая возвращаться в Боголюбово. Страх перед надвигающейся Батыевой ордой подтолкнул холопов к неповиновению Сулираду, возле которого оставался всего один верный слуга.
Поразмыслив, Терех дал согласие Сулираду поутру отправиться вместе с ним в Боголюбово.
Оставшись наедине с Гликерией, которая стелила постель на широкой деревянной кровати, Терех рассказал ей о своем разговоре с Сулирадом и о том, что завтра ему предстоит поездка в Боголюбово.
— А ты, милая, побудешь покуда здесь, на подворье у епископа, — добавил Терех, снимая с себя сапоги и длинную теплую рубаху.
Гликерия, взбивающая подушки, вдруг замерла на мгновение, потом повернулась к Тереху. На ее миловидном лице с прямым благородным носом, обрамленном светлыми распущенными волосами, была написана тревога.
— Не ездил бы ты в Боголюбово, Тереша, — сказала она. — Зачем ты связался с этим Сулирадом? По нему же видно, что он пройдоха отменный! Из-за него и ты в беду угодить можешь. Как я буду одна без тебя? Лучше бы нам с тобой завтра же уехать из Суздаля в Нерехоть или в Ростов, как мы и собирались.
— Нельзя нам туда двигать, Лика, — проговорил Терех. — В той стороне Георгий Всеволодович полки собирает для сечи с татарами. Меня в войско забрать могут, ибо в ратных людях теперь большая нужда. Сулирад советует мне в Новгород ехать, уж туда-то нехристи точно не доберутся. В Новгороде можно неплохо устроиться, имея мошну с деньгами. Я же поеду завтра в Боголюбово не из признательности к Сулираду за то, что он пристроил нас в епископских палатах, но ради нашей безбедной жизни в Новгороде, голуба моя. Ловкачи, вроде Сулирада, успевают ловить рыбку в мутной воде, а мы с тобой чем хуже? — Терех задорно подмигнул Гликерии. — Для кого-то татарская напасть — бедствие, а для нас сие станет благом, коль разживемся мы княжеским барахлишком.
Приблизившись к Гликерии, Терех мягко обнял ее за талию, прижавшись своей небритой щекой к ее нежной белой шее. Гликерия неслышно вздохнула, обхватив Тереха за плечи своими гибкими руками. Она не стала говорить ему про свои недобрые предчувствия, видя его настрой на быстрое обогащение за счет разграбления княжеских амбаров. «Может, все сложится удачно, — мысленно успокаивала себя Гликерия. — От Суздаля до Боголюбова путь не далекий. А деньги нам и впрямь очень нужны, ведь до Новгорода дорога дальняя».
За стенкой, покрытой белой известью, раздался детский плач, это в соседней комнате жена Сулирада укладывала спать свою трехлетнюю дочь.
Гликерия невольно вздрогнула, вспомнив, как истошно кричали маленькие дети во взятой татарами Рязани, когда у них на глазах враги насаживали на копья младенцев и отрубали головы у пленников. От этих жутких картин Гликерия до сих пор просыпалась по ночам в холодном поту.
* * *
Отправляясь из Суздаля в Боголюбово, огнищанин Сулирад, кроме Тереха и своего верного слуги Тришки, взял с собой еще шурина Зорьяна. Поскольку все возницы разбежались, Сулираду и его сообщникам пришлось самим садиться в сани и управлять лошадьми. Ранним морозным утром четверо порожних саней выехали из Никольских ворот, возведенных из белого камня, и умчались по проложенной среди сугробов дороге в сторону Боголюбова.
Через два часа довольно быстрой езды Сулирад и его спутники добрались до Боголюбова.
Боголюбовский княжеский замок располагался на высоком берегу реки Клязьмы и был огражден земляными валами с деревянными и каменными укреплениями на них. Этот замок был выстроен князем Андреем Боголюбским, сыном Юрия Долгорукого, который в отличие от своего отца не пожелал сесть на киевский стол, предпочтя утвердиться властелином Ростово-Суздальских земель. Постоянно враждуя с местным боярством, князь Андрей перенес столицу из Суздаля во Владимир, где у него было много сторонников среди торговцев и ремесленного люда. Впрочем, и во Владимире князь Андрей подолгу не жил, предпочитая многолюдной шумной столице тишину Боголюбовского замка. По этой причине князь Андрей и получил прозвище Боголюбский. В этом замке грозный князь Андрей и был убит заговорщиками из числа своих дружинников, подкупленных его недругами-боярами.
Терех, еще живя в Рязани, был наслышан об Андрее Боголюбском и о его замке под Владимиром. Боголюбовский замок перешел во владение сначала к младшему брату покойного князя Андрея, Всеволоду Большое Гнездо, а потом его владельцем стал Георгий Всеволодович, нынешний властитель суздальского Залесья.
В Боголюбовский замок вели высокие каменные ворота, над которыми возвышалась мощная белокаменная башня с узкими оконцами-бойницами, укрытая четырехскатной тесовой кровлей. Створы ворот и крыша воротной башни были обиты медными листами, сверкающими на солнце, как красноватое золото.
Внутри замка имелся просторный двор, вымощенный камнем, вокруг которого возвышались различные каменные постройки. Центральной частью этих строений являлся однокупольный дворцовый собор, увенчанный позолоченным крестом. К храму с северной стороны примыкал каменный дворец, связанный с хорами собора каменным же переходом, опиравшимся на мощные белокаменные арки, украшенные рельефами в виде ряда тонких колонн. Проход из дворца сначала вел в дворцовую башню, и уже из башни можно было попасть на хоры храма. Двускатная крыша этого длинного перехода, как и крыша каменной башни, была покрыта блестящей медью.
Из двух каменных арок, на которые опирался проходной коридор из дворца в собор, одна была низкая, другая высокая, то есть в первую могли проходить лишь пешие люди, а во вторую могли проезжать всадники. В прямоугольном пилоне между арками на уровне первого этажа было помещение для дворцовой стражи.
На переход вела винтовая лестница в квадратной дворцовой башне.
С южной стороны к собору примыкал такой же каменный крытый переход со второй башней. Этот переход соединял дворцовый комплекс с замковой крепостной башней, расположенной на крепостном валу.
Все эти здания живописно располагались по южному краю Боголюбовского замка, обращаясь своей восточной стороной к речной пристани, куда вели широкие ворота, устроенные во чреве каменной Лестничной башни. Речной берег в этом месте был очень крут, поэтому от пристани в крепость вели широкие ступени, вырубленные в известняковом грунте прибрежной кручи. Из-за этой береговой лестницы и получила свое название прибрежная крепостная башня.
С западной стороны к дворцовому ансамблю примыкали, кроме площади, деревянные конюшни, клети и амбары, здесь же стояла княжеская баня. Все эти строения подступали к площади с трех сторон. Позади них находилось скопище бревенчатых приземистых домиков, где проживали зависимые княжеские смерды и холопы. Эти люди должны были поддерживать Боголюбовский замок в образцовом порядке, своевременно чиня крыши и бревенчатые крепостные стены, прочищая рвы и каменные водостоки, отводившие дождевые и талые воды к склонам замковой горы. Население Боголюбова, включая смердов и дворцовую челядь, насчитывало около двухсот человек. В это число входили и священники дворцового храма, и местные иконописцы, и переписчики книг.
Едва Сулирад появился в Боголюбове, как к нему сразу же подступил местный иерей Анисим, который был озабочен сохранностью имеющихся тут книг. Анисим настаивал на перевозке книг в Суздаль или во Владимир, где, как он полагал, татары до них не доберутся. Анисим также допытывался у Сулирада, почему он не собирает ратных людей и вообще намерен ли он оборонять от мунгалов Боголюбовский замок.
— Чего ты суешь нос не в свое дело, отче, — отмахивался от дотошного священника Сулирад. — Скоро подойдут сюда ратные люди из Суздаля, сегодня или завтра они будут здесь. А с книгами, отец мой, порешим так. Дам я тебе сани с парой лошадок, грузи на них книги, иконы, паникадила… Все, что захочешь, то и грузи. И вези свое добро в Суздаль, к тамошнему епископу Савватию. Он будет рад тебе помочь, благо у него на подворье места много. Вот возницу тебе дать не могу, — с печальным вздохом добавил Сулирад. — Разбежались все мои возчики, как тараканы от яркого света. Посадишь за вожжи звонаря или келаря, они у тебя все умеют.
Поблагодарив огнищанина, длиннобородый сухопарый Анисим поспешил в свои покои, где трудились переписчики книг, а в сундуках хранились толстые старинные фолианты на греческом языке и на латыни.
— Пусть проваливает в Суздаль! — негромко обронил Сулирад, кивнув Тереху на торопливо удаляющегося по дворцовому коридору Анисима в черных священнических одеждах до пят. — Одной болячкой будет меньше. Ох, и устал я от этого святоши! То ему не так, и это не эдак! — Сулирад сердито плюнул себе под ноги.
Двухъярусный княжеский дворец поразил Тереха своей величавой монументальностью, своими изумительными барельефами и мозаичными полами. Дворцовые окна искрились на солнце разноцветьем кубиков и ромбов из цветного византийского стекла. Мощные белокаменные колонны, поддерживающие сводчатый потолок в покоях на первом этаже, были украшены витиеватой резьбой и фигурами сказочных птиц. Двери во всех помещениях были обиты медными полосами с выбитым на них затейливым чеканным орнаментом.
— Та-ак, персидские ковры уже кто-то стащил, — ворчал сквозь зубы Сулирад, хозяйским шагом проходя по дворцовым покоям и оглядывая все вокруг. — Нет и стульев с подлокотниками из слоновой кости. Не вижу я и медных бухарских светильников… Ну что у нас за люди, твою мать! Стоит токмо отвернуться, каждый начинает хватать все подряд. А вина за эти хищения на меня ляжет, мать твою!
Терех, успокаивая огнищанина, говорил ему, что и они за княжеским добром приехали, что ими тоже алчность движет. А князь Георгий за расхищение своего имущества спросить с Сулирада все едино не сможет, ибо тот намерен искать прибежище в Новгороде Великом. По многолюдству Новгород не уступает граду Владимиру, разыскивать там человека все равно, что искать иголку в стоге сена.
— К тому же скоро сюда мунгалы нагрянут, а уж эти нехристи выгребут отсюда все подчистую, — молвил Терех. — А что мунгалы не возьмут с собой, то они сожгут по своему обыкновению. Кто потом станет доказывать, что в Боголюбове и до татар кое-что расхищено было. — Терех мрачно усмехнулся и добавил: — Кто уцелеет во всей этой кровавой замятне, тот будет Бога благодарить за это, а про расхищенное княжеское барахлишко и не вспомнит.
— Пожалуй, ты прав, приятель, — согласился с Терехом Сулирад. — Потому и нам надо побыстрее уносить ноги отсюда.
Обойдя весь дворец, Сулирад и Терех пришли к дворцовым кладовым, возле которых дворцовые челядинцы грузили на одни сани мешки с солью, на другие — мешки с зерном. Тут же находились Тришка и Зорьян, которые поторапливали работающих холопов.
— Господине, грузить ли мешки с овсом и горохом? — обратился к огнищанину молодой безусый Тришка, пряча свои замерзшие пальцы в длинных рукавах теплой объяровой свитки, поверх которой на нем был надет овчинный полушубок.
— Нет, перво-наперво сгружай на сани пшеницу, — сказал Сулирад, — за нее нам больше заплатят, чем за овес и горох.
Видя, что сани его шурина явно перегружены мешками с солью, Сулирад приказал холопам сгрузить с них три мешка и унести обратно в подклеть.
— Ты что, хочешь лошадей изнеможить за одну поездку! — накинулся Сулирад на Зорьяна. — А ежели кони вдруг встанут перед каким-нибудь въездом на холм иль в сугробе увязнут. Об этом ты подумал, недоумок? — Сулирад погрозил шурину пальцем. — Лучше дважды за день съездить, чем перегружать сани сверх меры.
— Там еще есть свечной воск, — Зорьян сделал кивок в сторону кладовых. — Надобен ли воск Свиде Карповичу?
— О том не ведаю. — Сулирад пожал плечами. — Надо будет спросить у него при встрече.
Когда все сани были нагружены, огнищанин без промедления отправил их в обратный путь до Суздаля. Сам Сулирад и вместе с ним Терех остались в Боголюбове, чтобы приглядеть за здешними челядинцами, не дать им растащить ценные вещи, еще оставшиеся в княжеском дворце. В возчики Сулирад определил двоих конюхов, отца и сына, отослав их в Суздаль вместе с Тришкой и Зорьяном.
— Не боишься, что Свида Карпович недоплатит серебра твоему шурину за привезенные зерно и соль? — спросил Терех у огнищанина, возвращаясь с ним обратно во дворец.
— Что ты! — усмехнулся Сулирад. — Зорьян деньги считать умеет лучше меня. Он жаден, а жадного обмануть труднее всего.
Сулирад договорился с Зорьяном и Тришкой, что, сдав товар Свиде Карповичу и получив с него оплату, они в этот же день опять прибудут в Боголюбово, чтобы еще раз нагрузить сани княжескими съестными припасами.
В ожидании возвращения обоза из Суздаля Сулирад повелел челядинкам накрыть на стол в гриднице. Он решил угостить Тереха добротным княжеским вином и отменно приготовленными яствами. Заодно Сулираду хотелось покрасоваться перед Терехом своей властью над княжескими слугами и тем, что он волен брать в княжеских закромах все, что захочет. Все-таки управляющий княжеским хозяйством далеко не последний человек в окружении князя!
— Дед мой хоть и был боярского рода, но жил скудно, можно сказать прозябал, служа какому-то мелкому князьку из рода рязанских Ольговичей, — молвил Сулирад, угощая Тереха виноградным вином и жареной зайчатиной. Они сидели за одним столом напротив друг друга. — Отец мой ушел из Рязанских земель в Суздаль, поступив на службу ко Всеволоду Большое Гнездо. Поначалу-то родитель мой был простым гриднем в княжеской дружине, но со временем стал огнищанином. И был им до самой своей смерти.
— Стало быть, ценил твоего отца князь Всеволод Юрьевич, — заметил Терех, уплетая горячую зайчатину за обе щеки.
— Еще бы! — Сулирад со значением поднял кверху указательный палец. — Отец мой не только княжеским хозяйством заведовал, он также улаживал все пакостные делишки Всеволода Юрьевича.
— Что это за делишки такие? — Терех перестал жевать. — Ну-ка, друже, расскажи! Сделай милость.
Опрокинув в рот очередной кубок с вином, Сулирад заговорил, чуть понизив голос:
— Да будет тебе известно, приятель, что покойный Всеволод Юрьевич на красивых молодух был шибко падок. Немало молодиц и юных вдовиц побывало в ложнице у похотливого Всеволода Юрьевича. Иные из женщин шли на это добровольно, а иных приводили князю силой. Эти утехи Всеволода Юрьевича оборачивались тем, что соблазненные и обесчещенные им девицы рожали детей, а кто-то из них и в петлю лез — бывало всякое. — Маслянистые глаза Сулирада заблестели блеском заговорщика, когда он продолжил: — Так вот, с этими беременными женщинами и их родней договариваться приходилось не кому-то, а моему отцу. Всеволод Юрьевич портил баб, утоляя свое сластолюбие, а мой родитель опосля расхлебывал сию кашу.
— Неужто Всеволод Юрьевич людской огласки не боялся, если уж Божья кара за такие грехи его не страшила? — Терех удивленно покачал головой.
— Благодаря стараниям моего родителя не было никакой огласки о сих неблаговидных делах Всеволода Юрьевича, — не без гордости в голосе произнес Сулирад, вновь наполняя чаши вином. — Потому-то Георгий Всеволодович и возложил должность огнищанина на мои плечи, помня о заслугах моего отца перед его отцом.
— А что, князь Георгий так же любвеобилен, как и его отец? — полюбопытствовал Терех.
— Да уж не без этого, — ворчливо обронил Сулирад, с хрустом надкусывая румяное яблоко, — а у меня от этого сплошная головная боль. Князь обрюхатит юную деву против ее воли, а я ответ держу перед ее родственниками. Вот, к примеру, не так давно случай вышел…
От выпитого вина язык у Сулирада совсем развязался. Спьяну Сулирад разболтал Тереху о том, как два года тому назад князь Георгий затащил в свою постель юную боярышню Славомиру. Та забеременела от него. Родственники Славомиры собирались закатить скандал, но князя Георгия выручил воевода Дорогомил, недавно овдовевший. Дорогомил взял в жены Славомиру, признав своим ребенка, зачатого ею от князя.
— Дорогомил в детстве рос вместе с князем Георгием, их связывает давняя приязнь и дружба, — пояснил Сулирад Тереху. — Дорогомил готов пойти за князя Георгия в огонь и воду, не то что под венец с юной беременной невестой. — Сулирад расплылся в пьяной улыбке. — От красавицы Славомиры и я бы не отказался, видит Бог.
— Так ты же женат, — заметил Терех, — а двоеженство — это тяжкий грех.
— Ради Славомиры, друже, я бы и супругу свою бросил, — признался Сулирад, глядя в упор на Тереха. — Ты Богородицу на иконе в здешнем храме видел?
Терех молча кивнул.
— И как тебе Богородица, красивая?
— Очень красивая! — Терех снова кивнул.
— Так вот, Славомира еще красивее, поверь мне! — проговорил Сулирад, ударив себя в грудь кулаком.
— Мне трудно судить об этом, ибо я не видел Славомиру воочию, — пробормотал Терех, пожав плечами. — Кстати, где сейчас Славомира?
— Во граде Владимире, где же еще? — ответил Сулирад, тыча двузубой вилкой в лист квашеной капусты. — Обидно будет, ей-богу, коль такая пава мунгалам достанется.
— А разве мало других красавиц во граде Владимире, кроме Славомиры? — заметил Терех, подавив тяжелый вздох. — В Рязани дивных жен и дев тоже много было, и что с ними сталось после победы нехристей над православным воинством, лучше и не вспоминать.
— Что ж, друже, давай выпьем за то, чтобы нас с тобой миновала эта беда, — сказал Сулирад, подняв свою чашу с вином. — Не мы эту кашу заварили, не нам ее и расхлебывать. Пусть князья наши с мунгалами управляются, для них ведь это дело привычное — за мечи хвататься.
— Верно молвишь, приятель, — согласился с огнищанином Терех, взяв со стола свой кубок с хмельным питьем. — Это Господь наслал на Русь Батыеву орду за грехи князей наших, которые постоянно смердов притесняют, погрязли во лжи и блуде, ножи точат друг на друга. Ныне отольются князьям слезы смердов и холопов через эту татарскую напасть.