Глава десятая. Сары-Ходжа
Михаил Александрович возвратился домой в сопровождении ордынского посла. Этим послом стал эмир Сары-Ходжа, входивший в ближайшее окружение темника Мамая. Сары-Ходжа был коварен и изворотлив. Прежде чем сблизиться с Мамаем, он успел послужить нескольким золотоордынским ханам и даже поспособствовал убийству двоих из них. Кровавая неразбериха вокруг ханского трона в Сарае вынудила Сары-Ходжу примкнуть к Мамаю, могущество которого стремительно возрастало.
Сары-Ходжа владел обширными пастбищами в междуречье Дона и Волги, на которых паслись несметные стада скота и табуны лошадей. В подвластный Сары-Ходже улус входило больше двадцати кочевий, которые могли выставить около десяти тысяч всадников. Мамай доверял Сары-Ходже многие важные дела, в том числе и посольские поручения.
Отправляя Сары-Ходжу на Русь вместе с тверским князем, Мамай велел ему взять с собой отряд конницы, дабы защитить Михаила Александровича от возможных враждебных действий со стороны московского князя. На этом же настаивал и сам Михаил Александрович, не забывший, как московляне применяли ратную силу в споре с суздальскими князьями за владимирский стол. Мамай уполномочил Сары-Ходжу присутствовать при обряде восхождения Михаила Александровича на великое княжение Владимирское, дабы все было честь по чести. Сары-Ходжа должен был проследить, чтобы все прочие князья присягнули новому великому князю. И прежде всего это был должен сделать московский князь.
Добравшись до Твери, Сары-Ходжа первым делом известил Дмитрия Московского, что ему надлежит прибыть во Владимир и склонить голову перед Михаилом Александровичем, получившим ярлык из рук Мамая. Приглашались во Владимир и остальные русские князья.
Прознав о приготовлениях Михаила Александровича к восшествию на владимирский стол, Дмитрий повелел боярам, купцам и черным людям по всем градам, зависимым от Москвы, целовать крест на верность ему, князю московскому. Дмитрий бросил клич для сбора рати, дабы не допустить Михаила Александровича и людей его во Владимир.
Ордынский гонец, вернувшийся из Москвы, привез Сары-Ходже горделивый ответ Дмитрия: «К ярлыку не поеду, Михаила на княжение Владимирское не пущу, а тебе, посол, путь свободен. Езжай, куда хочешь!»
Грозные слова Дмитрия были подкреплены выступлением московской рати, вставшей заслоном на нерльском водном пути. Это была самая удобная дорога из Твери до Владимира. Близ Переяславля-Залесского находился волок, по которому можно было перетащить суда из Нерли Волжской в Нерль Клязьменскую. На этом волоке московские полки и разбили свой стан.
Раздосадованный Михаил Александрович, поняв, что во Владимир ему не пробиться, ринулся с войском на Бежецк, где сидел наместник московского князя. Бежецк и волости вокруг него лежали в верховьях реки Мологи к северу от Тверского княжества.
Сары-Ходжа отправился в Москву, желая своими глазами узреть ее каменные стены и молодого князя Дмитрия, осмелившегося открыто воспротивиться воле Мамая. Прежде такого никогда не бывало, чтобы кто-то из русских князей посмел на равных разговаривать с Ордой!
* * *
— Ты чего с застолья ушел, брат? — Дмитрий взирал на Владимира, прислонившись плечом к массивной дубовой колонне, подпиравшей потолочную балку. — Иль тебе разносолы мои не по вкусу?
Сидевший на скамье Владимир ответил, не глядя на Дмитрия:
— Надоело мне смотреть, как ты стелешься и заискиваешь перед послом Мамаевым. Ты ведь великий князь, а не холоп! Противно мне стало, брат, слушать твои угодливые речи, вот я и ушел с пира. Не кланялся я татарам допреж — и впредь не стану им кланяться! А ты давай умасливай Сары-Ходжу, вейся вьюном перед ним, расточай ему похвалы, может, он и замолвит за тебя словечко перед Мамаем. — Владимир криво усмехнулся.
— Та-ак, вот оно в чем дело! — проговорил Дмитрий, отделившись от колонны и прохаживаясь по светлице от стены до стены. Его голос зазвучал с насмешливо-язвительными нотками. — Братанич мой брезгует сидеть за одним столом с татарскими вельможами, а мое гостеприимство он резко осуждает. По-твоему, мне не следовало Сары-Ходжу и на порог пускать, так, что ли?
— Не нужно перегибать палку, брат, рассыпаясь в любезностях перед Мамаевыми послами, — раздраженно произнес Владимир. — Сары-Ходжа не просто так к тебе приехал, он хочет, чтобы ты склонил голову перед тверским князем, в руках у которого ныне ханский ярлык. Ты проявил твердость, преградив путь Михаилу Александровичу во Владимир. Так будь же и в общении с Сары-Ходжой столь же неприступен, брат. — У Владимира вырвался досадливый жест. — Чего ты обхаживаешь Сары-Ходжу, как девицу красную! Чего ты гнешься перед ним, как ива на ветру! Ей-богу, смотреть противно!
— Ты просто дальше своего носа не видишь, братец, — с тяжелым вздохом проговорил Дмитрий, опустившись на скамью рядом с Владимиром. — Это с тверским князем я могу не церемониться, ибо знаю, что воинство у него невелико. За Мамаем же стоит силища грозная! Доводить дело до войны с Ордой пока еще рано, брат. Сначала нужно Тверь покорить и разбить Ольгерда. Ведь эти два злыдня могут выгадать время и ударить мне в спину. Потому-то я и принимаю в своем тереме Сары-Ходжу как дорогого гостя. Потому и улыбаюсь ему льстиво, так как надеюсь с его помощью отнять ханский ярлык у Михаила Александровича. Смекаешь, братец? — Дмитрий слегка толкнул своим плечом крепкое плечо Владимира.
— А, по-моему, брат, Василий Вельяминов дал тебе верный совет: взять в заложники Сары-Ходжу и всю его свиту, — заметил Владимир после недолгой паузы. — При таком раскладе Мамай не станет с тобой воевать, покуда не вызволит из плена своих послов. Ты мог бы, пользуясь этим, покончить с тверским князем.
— Тысяцкий, когда во хмелю, имеет привычку говорить не думая, — сказал на это Дмитрий, взъерошив пятерней свои густые вьющиеся волосы. — Повторяю, ссориться с Мамаем я не стану, не приспело еще время к этому. Нету еще того единства между русскими княжествами, о каком мечтал Симеон Гордый.
Дмитрию удалось-таки уговорить Владимира вернуться в пиршественный зал, поскольку его место рядом с хозяином застолья не должно пустовать. Ордынские послы должны видеть и сознавать, что двоюродный брат московского князя един с ним в делах и помыслах. Пусть Сары-Ходжа запомнит Владимира таким, каков он есть: немногословным, не падким на хмельное питье, не расточающим льстивых речей. Пусть Сары-Ходжа видит, что в свои семнадцать лет Владимир является правой рукой Дмитрия. Пусть замкнутое лицо Владимира подскажет Сары-Ходже, что не все имовитые русичи на этом пиру рады встрече с послами Мамая.
Поздним вечером в Москву примчался гонец из Серпухова с печальным известием. Внезапно захворав, скончалась Мария, жена Владимира.
Был июль 1370 года.