Двенадцатилетним мальчиком Мстислав был оторван от семьи и отправлен князем в Новгород, из которого только что местные бояре изгнали Святополка. Там Мстислав пытался найти друзей среди своих сверстников, но те слишком робели перед ним, и никаких игр между ними не получалось.

Приходилось довольствоваться обществом княжеской дружины, которая относилась к нему одновременно и почтительно, и снисходительно. Напившись браги, захмелевшие дружинники вообще забывали о сидящем с ними Мстиславе и начинали говорить на разные темы.

Особенно любили они вспоминать и обсуждать прошлое Руси. Из этих разговоров Мстислав узнал многое, что противоречило тому, чему его учили. Он узнал, что Владимир Святой, крестивший Русь, был побочным сыном Святослава I от ключницы Малуши и что он отобрал законную власть у своего брата Ярополка. Сначала Владимир (первая жена которого умерла при родах) попросил руки красавицы Рогнеды Полоцкой, дочери варяга Рогвольда, сосватанной за Ярополка. Верная жениху Рогнеда отказала Владимиру, сказав к тому же, что не может обвенчаться с сыном рабыни. Оскорбленный отказом, князь взял боем Полоцк, пожалованный Рогвольду за верную службу отцу Владимира, убил Рогвольда и его сыновей, а несчастную Рогнеду взял в жены, перед этим, как говорят, изнасиловав. Распоясавшись окончательно, Владимир пошел на Киев. Там он вошел в тайные переговоры с одним из воевод своего брата, которому Ярополк безмерно доверял. Воевода уверил Ярополка в том, что киевляне ждут Владимира и составили против законного князя заговор. Напуганный Ярополк ушел в Родню, и Владимир, взяв Киев, осадил брата в этом последнем его убежище. Воины Ярополка изнемогали от голода, и память об этом сохранилась надолго в пословице: «Беда аки в Родне». Изменник-воевода склонял Ярополка к миру, и тот в конце концов согласился отправиться на переговоры. Воевода немедля уведомил Владимира, что брат отдается ему в руки. Один из верных слуг Ярополка, по имени Варяжко, отговаривал того идти к брату, но Ярополк не послушал доброго совета. Он отправился в Киев, где Владимир должен был поджидать его в теремном дворце. Предатель ввел Ярополка во дворец и запер дверь, чтобы дружина не могла войти за ним. Тут же два наемника-иноземца набросились на законного князя и пронзили ему грудь мечами. Варяжко же, опасаясь мести Владимира, бежал к печенегам.

Убив брата, Владимир взял себе второй женой его беременную супругу-гречанку и усыновил ребенка. Помимо Рогнеды и вдовы Ярополка, у него появились еще три жены: одна была из Богемии, вторая – из Руси, а третья – из Болгарии. Последняя родила Бориса и Глеба.

Владимир давно охладел к Рогнеде, родившей ему четырех сыновей и двух дочерей, и предпочитал ей новых жен. Но однажды он все-таки посетил ее уединенное жилище на берегу реки Лыбедь. Рогнеда же задумала наконец отомстить ему за убийство отца и братьев. Когда князь заснул после мерзких для нее ласк, она решила ножом убить его. Однако князь, спавший, казалось бы, крепко, проснулся и легко отобрал у нее нож.

Владимир решил собственноручно казнить Рогнеду. Он приказал ей надеть брачную одежду, сесть на богатом ложе в светлой храмине и ждать смерти. Но когда он вошел в храмину, его маленький сын Изяслав, наученный Рогнедой, подал ему обнаженный меч со словами: «Ты не один, отец мой. Сын твой будет свидетелем». Раздраженный Владимир воскликнул: «Кто же знал, что ты здесь!» – бросил меч на землю и вышел из храмины. Убить Рогнеду в присутствии их сына он не посмел.

Он созвал бояр и попросил их совета. Бояре, сочувствовавшие бедной Рогнеде, в один голос советовали помиловать ее. Владимир внял их словам, повелел возвести недалеко от будущего Витебска город Изяславль и отправил туда мать и детей с глаз долой. Впоследствии Изяслав стал князем Полоцким, получив владения своего убитого деда.

Захватив власть, Владимир изгнал из Киева варягов-наемников, которые помогли ему к этой власти прийти. Затем он решил упорядочить веру в языческих богов и установил культ шести из них во главе с богом войны и грозы Перуном – Аресом и Зевсом в одном лице. Новое изображение Перуна с серебряной головой было поставлено на священном холме близ теремного двора, в окружении других статуй-кумиров. Здесь приносились человеческие жертвы и лилась кровь. Такую же статую Перуна установил на берегу Волхова дядя и воспитатель Владимира Добрыня, брат ключницы Малуши, которого Владимир послал управлять Новгородом.

Но прошло всего несколько лет, и Владимир вдруг увлекся христианством, которое исповедовала его бабка Ольга. Сразу же после взятия Херсонеса и очередной женитьбы, на этот раз на Анне, сестре ромейских императоров Василия и Константина, он, сам приняв крещение, решил крестить Русь. Главной причиной тут, конечно, была не вера, а стремление упрочить союз с Ромеей. Перуна, с таким торжеством установленного на холме, привязали к конскому хвосту, били палками и наконец сбросили с холма в Днепр. Чтобы язычники не вытащили Перуна из воды, княжеские дружинники отталкивали его вплоть до самых порогов, за которыми он был выброшен волнами на берег (это место долго называлось Перуновым). Остальным статуям повезло меньше: они были изрублены или сожжены.

Народ плакал, но не смел защитить своих богов. А на следующий день киевлян, не объяснив им даже сути новой веры, загнали креститься в Днепр. Некоторые говорили, что новая вера должна быть мудрой и святой, раз великий князь предпочел ее вере отцов своих. Крещение проводилось, разумеется, и в других городах. В том же Новгороде дядя Владимира, забыв о Перуне, железным кулаком вводил христианство.

Приняв новую веру, Владимир продолжал жить с пятью женами (впрочем, и давно оставленная Рогнеда на словах продолжала считаться его женой). Кроме того, он имел около трехсот наложниц в Вышгороде, около трехсот в Белогородке и около двухсот в селе Берестове. Со всеми ними Владимир переспал хотя бы раз. Но и этого блудливому князю было мало. Он не пропускал ни одной понравившейся ему женщины, будь то замужняя или невинная дева. Святость браков, невинность – все это было для него пустым звуком. Всякая более-менее красивая женщина или девица боялась привлечь его сладострастный взор.

Очень любил Владимир развлекаться с несколькими женщинами одновременно.

В те времена в Киеве ходила шутка, над которой, по слухам, хохотал и сам князь. Киевлянку спрашивают: «Ты хотела бы отдаться великому князю?» Та отвечает: «Уже нет».

Владимир Святой, которого Мстислав привык почитать как человека, принесшего на Русь истинную веру, как защитника Руси от печенегов, и в честь которого к тому же был назван его, Мстислава, отец, оказался кровожадным, коварным, распутным чудовищем.

Ярослав Мудрый, третий сын Рогнеды, рядом с ним выглядел благородным князем, но и на его совести, как выяснилось, были пятна. Он, как говорили, в последний год жизни Владимира собирался вступить в войну с родным отцом, для чего нанял в Швеции большие отряды варягов (он был женат на дочери короля Олафа и имел со Швецией тесные связи). После всего, что Мстислав узнал о Владимире, он не мог осуждать Ярослава за это. Тем более некоторые утверждали, что войну хотел начать сам Владимир – из-за того, что Ярослав отказался выплачивать Киеву дань. Но было и другое. Как-то прибывшие в Новгород, где княжил Ярослав, варяги передрались с местными жителями во дворе Поромона, и многие из варягов были убиты. Ярослав был страшно разгневан, но затаил этот гнев. Он заманил в свой дворец бояр и воевод новгородского войска, которых изрубил в отместку за варягов. Часть новгородцев в страхе бежала.

Не успела закончиться эта кровавая ночь, как к Ярославу прибыл гонец от его любимой сестры Предславы, сообщавшей, что их отец умер, а между братьями уже разгорелась борьба за власть. Ярославу пришлось покаяться перед новгородцами. Он собрал горожан на вече и обратился к ним с такими словами:

– О моя любимая и честная дружина, которую я вчера в безумии своем изрубил! Смерть их не искупишь теперь никаким золотом… Братья! Отец мой умер. В Киеве беззаконно княжит Святополк, который не был сыном ему. Я хочу идти на Святополка войной – поддержите же меня!

Новгородцы простили своего князя и выставили три тысячи воинов. Простояв три месяца у Любеча на Днепре, Ярослав решил наконец напасть на Святополка и выиграл битву. Святополк бежал, а Ярослав вошел в Киев. Большинство считало, что он в своем праве. Святополк был старше Ярослава, но не был родным сыном, и известно было, что Владимир его не любил.

Однако борьба на этом не закончилась. Святополк Окаянный приводил на Русь то поляков, то печенегов, снова отвоевал и потерял Киев, и только через четыре года после победы Ярослава на реке Альте Святополк был разбит окончательно.

После поражения Святополк повредился в уме. Одни говорили, что он к тому же ослаб и слуги несли его на носилках. По словам других, он быстро проскакал через всю Польшу и (в этом все сходились) умер где-то в неизвестном месте, вдали от Русской земли.

Но тут у Ярослава появился новый враг. Когда он усмирял восстание в Суздальской земле, из Тьмутаракани во главе русско-кавказских войск пришел брат Ярослава Мстислав. Этот князь, победивший в поединке кавказского князя Редедю, очень нравился своему юному тезке. У них совпадали не только имена, но и отчества – Мстислав Владимирович.

Мстислав, прозванный Храбрым, выиграл битву под Лиственом близ Чернигова, обратив Ярослава с его варягами в бегство. Но он не требовал себе Киев. Он предложил брату поделить Русскую землю по Днепру. Себе он просил Левобережье с Черниговом и Переяславлем, а Ярославу оставлял Киев и правобережные земли. Ярослав вынужден был согласиться.

Этот раздел произошел в 1026 году, а спустя десять лет Мстислав Храбрый разболелся во время охоты в черниговских лесах и умер. Наследников он не оставил, и Левобережье снова отошло к киевскому князю. Ярослав Мудрый стал единственным повелителем Руси.

Вообще, над сыновьями Владимира словно витал некий злой рок, заставлявший их расплачиваться за грехи отца. Глеб Муромский был зарезан на корабле под Смоленском собственным поваром, которого подкупил Святополк Окаянный, стремившийся избавиться от соперников.

Святослав Древлянский бежал в Чехию, землю своей матери, но убийцы, подосланные все тем же Святополком, настигли его в Карпатских горах.

Всеволод Волынский сватался к вдове шведского короля Эрика – Сигриде-Убийце – и был сожжен ею вместе с другими женихами на пиру в королевском дворце.

Судислав Псковский был по клеветническому доносу засажен Ярославом в поруб, особую тюрьму без дверей, с маленьким оконцем для передачи пищи, где просидел двадцать четыре года. Только через четыре года после смерти Ярослава его выпустили из тюрьмы племянники, чтобы немедленно отправить в монастырь. Там он и умер в 1063 году, пережив всех своих братьев.

Но самой тяжелой была история смерти Бориса, любимца отца и отцовской дружины, а потому главного соперника для братьев. Он был убит вскоре после смерти Владимира, возвращаясь из похода против печенегов. Мстислав привык считать, что его тоже убили люди Святополка Окаянного. Однако новгородские дружинники говорили другое. По их словам, Бориса убили варяги Ярослава Эймунд и Рагнар, ночью ворвавшиеся в княжеский шатер. Эймунд якобы преподнес Ярославу отрубленную голову Бориса.

По ночам Мстислав мучительно обдумывал услышанное от дружинников. В голову ему лезли совсем уж страшные мысли.

В том, что Бориса убили варяги Ярослава, сомневаться, кажется, не приходилось. Тем более что в «Житии святых Бориса и Глеба», которое Мстислав читал до прибытия в Новгород, также упоминались два варяга (только служившие Святополку), один из которых добил мечом еще дышавшего князя. Упоминалась там и отрубленная голова – но не самого Бориса, а его оруженосца венгра Георгия. Но что, если Глеба и Святослава Древлянского тоже убили люди Ярослава, а из Святополка сделали козла отпущения – просто потому, что он проиграл. И разве не мог Ярослав отравить Мстислава Храброго?

А несчастный Судислав Псковский, четверть века гнивший в тюрьме и сменивший ее на монастырь? Его арестовали вскоре после смерти Мстислава Храброго. Перед этим Ярослав посадил княжить в Новгороде своего старшего сына Изяслава и назначил нового епископа. Он явно укреплял северные рубежи, а Псков тоже располагался на севере. И что удивительного, если он хотел избавиться от последнего брата? Быть может, причиной ареста был не какой-то там донос, а воля Ярослава.

Но, что ни говори, Ярослав сделал много полезного для Руси. При нем в Киеве воздвигли Софийский собор и Золотые ворота, при нем перевели много книг с греческого на русский, создали первые школы. Он сам, без ведома ромейских священников, назначил русского митрополита Иллариона, бывшего пресвитера Берестовской церкви. При нем Антоний Любечанин создал Киево-Печерскую лавру. Теперь от этого обычая отошли: митрополитом снова был грек, враждовавший с лаврой.

И все же предки, которыми Мстислав привык гордиться, начали казаться ему какой-то свирепой бандой разбойников, готовых на все ради борьбы за власть. Даже перед самым его рождением была усобица, пусть не такая кровавая: Святослав отнял власть у Изяслава. А когда Мстиславу было два года, случилась битва на Нежатиной Ниве, где погиб Изяслав.

Дружинники, как это ни странно, не осуждали ни Ярослава, ни даже Владимира. Наоборот, они гордились, что все эти великие князья поначалу княжили в Новгороде.

– И Изяслав Ярославич тоже был нашим князем, – вспомнил как-то один из дружинников. – Как и сын его Святополк одно время. Готовься, Мстислав Владимирович: сидеть и тебе на киевском престоле. Примета безотказная.

Узнал Мстислав и о призвании варягов – Рюрика с его братьями Синеусом и Трувором. Не очень понятно было, правда, кем был Рюрик – полновластным князем или просто приглашенным начальником дружины. Но, видимо, все-таки полновластным князем, раз Вадим, внук Гостомысла, поднял против него восстание.

Особенно же много говорили о Вещем Олеге – преемнике Рюрика, захватившем Киев и дошедшем до Царьграда. Умер Олег то ли в Киеве, то ли в Ладоге, решив, когда подрос Игорь, вернуться на родину, но не доехав. Сходились только насчет обстоятельств его смерти.

Новгородские волхвы предсказали Олегу, что ему суждено умереть от любимого коня. С тех пор он перестал ездить на нем. Прошло четыре года; осенью пятого Олег спросил о коне и, узнав, что тот давно умер, посмеялся над волхвами, довольный, что предсказание не сбылось. Он захотел видеть кости коня – ему их показали. Олег стал ногою на череп и спросил: «Его ль мне бояться?» Но в черепе сидела змея; она ужалила князя, и тот скончался. Мстиславу это казалось явной легендой – красивой, мрачной и мудрой.

Он впервые слышал об этих князьях – Вещем Олеге, Рюрике. И впервые он, к великому своему удивлению, услышал, что Русь началась не в Киеве, а в Новгороде.