На следующий год Глеб Полоцкий подошел к левым притокам Припяти и поджег Слуцк. Он захватывал людей между Припятью и Двиной. Глеб по-прежнему не подчинялся Киеву, и теперь это уже имело смысл.

Шестидесятитрехлетний Мономах, все еще способный держаться в седле и руководить войском, отправился воевать против Глеба вместе с двумя сыновьями – смоленским князем Вячеславом и переяславским князем Ярополком. Поддерживали Мономаха и Олеговичи, сыновья Олега Святославича.

Вячеслав взял Орск и Копыс, а Ярополк, мстя за Слуцк, опустошил Друцк и вывел его жителей в новый деревянный город Желди, специально для них построенный. Сам Мономах взял Вячеславль и осадил хорошо знакомый ему Минск.

Тогда Глеб Полоцкий (любивший, кстати, играть в шахматы) сделал совершенно неожиданный ход. Пользуясь отсутствием князя Вячеслава Владимировича, Глеб захватил Смоленск.

Мономах срочно оставил в покое Минск и отправился к Смоленску. Ему пришлось вести переговоры с Глебом, который соглашался оставить Смоленск, но при одном условии: его собственное княжество не тронут. Тогда шел Великий пост, и это дало Мономаху возможность заявить, что он не хочет проливать кровь в такие дни. Глеб откровенно усмехнулся: ведь пост уже шел, когда Мономах начал эту войну.

– Это Полоцкое княжество какое-то заколдованное, – сокрушенно говорил Мономах. – Неужто никогда оно не присоединится к Руси?

Мстислав не участвовал в этом походе, потому что вместе с новгородцами и псковитянами ходил против чуди, называвшейся потом чухонцами и эстонцами. Он захватил город Оденпе, или Медвежью Голову. А впереди… впереди было Балтийское море, открывался путь к столь далеким и милым для Мстислава странам, где он никогда не бывал, но где жили две его дочери и внук Вольдемар.

Мстислав, конечно, рассказал отцу о предсмертных признаниях Олега Святославича. Мономах сильно возмутился наглостью Алексея Комнина, да и покойному Гориславичу от него досталось.

– Русь хотел продать грекам ради власти, – повысив голос, говорил Мономах. – Но нет, не вышло. Не продал и даже не развалил. Слишком сильна Русь, чтобы ее развалить.

Уже почти забылась, да и не была широко известна печальная судьба ослепленного Девгеневича, но оставался у бывшего императора Романа Диогена, кроме Константина, еще один сын, настоящий, – зять Мономаха Леон, живший на Руси.

Получив от Мономаха войско, усиленное на берегах Черного моря, Леон успешно захватил несколько дунайских городов. Однако пятнадцатого августа Леон был подло убит в Доростоле двумя сарацинами, которых подослал император.

Мономах отправил воеводу Ивана Войтишича учредить посадников в сдавшиеся Леону дунайские города. Его сын Вячеслав вместе с Фомой Ратиборовичем пытался захватить Доростол, однако вынужден был отойти от города.

Все же напугали Алексея Комнина, очевидно, сильно (ходили уже слухи о том, что Мономах пошлет Мстислава с огромным войском завоевывать Фракию). И вот в Киев приехал Неофит, митрополит эфесский. Митрополит привез с собой роскошные дары – крест животворящего дерева, чашу сердоликовую, а также венец, златую цепь и бармы Константина Мономаха, деда великого князя. Больше того, склонив Мономаха к миру с Ромеей, Неофит венчал его в Софийском соборе императорским венцом и провозгласил кесарем Руси. Венец, скипетр, цепь и древние бармы хранятся вместе со знаменитой шапкой Мономаха в Оружейной палате. Русские цари надевали их в день своего торжественного венчания.

Мономах, конечно, был доволен тем, что император Алексей, собиравшийся сделать Русь областью Ромеи, готов теперь объявить его кесарем (русские говорили – царем). Но сам он продолжал называть себя великим князем и приказывал называть только так. Больше того, Мономах говорил, что он первый, а не единственный князь Руси.

Захваченные Леоном дунайские города после мирных переговоров вернулись в состав Ромеи.

Вдова Леона Мария, дочь Мономаха и сестра Мстислава, стала монахиней, а ее сын Василий верно служил Руси.

Ярополк Владимирович, став переяславским князем, должен был продолжать вечное дело своего отца и бороться с половцами. Вначале в Переяславле правил его брат Святослав, переживший ребенком в этом городе сильное потрясение, но он умер, не дожив до тридцати пяти. Ярополк занял его место.

Он сражался с половцами в окрестностях Дона и захватил три их вежи, ставшие потом городами, – Сугров, Чешлюев и Балин. Ярополк взял в плен много живших тут ясов, а дочь ясского хана так понравилась ему, что он на ней женился.

Побежденные русскими половцы в ответ разбили берендеев, печенегов и торков (не тех торков, что уже жили на Руси, а торков-язычников). Изгнанные половцами с Дона племена пошли к Переяславлю, но Ярополк при помощи отца избавился от них. Впрочем, избавился только от тех, кто грабил. Многие (да и половцы, как ни странно) остались, не имея княжеств, но подчиняясь киевской власти. Называли их по-разному – свои поганые (поскольку почти никто не принял христианство – их и не заставляли это делать), черные клобуки, черкесы. Так впервые появилось в русском языке слово «черкесы».

Тогда же охотно были приняты Мономахом беловежцы-хазары, жившие когда-то в Козарской крепости на Дону – ее взял Святослав I. Они тоже спасались от половцев и построили в верховье реки Остёр, в ста двадцати верстах от Чернигова, город с каменными стенами, башнями и воротами, который, как и старый, назвали Белая Вежа.

Начиналось то, что было характерно для Руси, а потом и для России – единение разных народов.

Но и войны еще не прекращались. Ростово-суздальский князь Юрий, которому было двадцать три года, единственный сын Мономаха от второй жены, уже показал свои способности и не уступал старшим братьям. Он по Волге плавал в землю казанских болгаров, победил их и вернулся с добычей.