Шло, текло, бежало неутомимое время, залечивая душевные раны, да и легче было переносить их вместе. Все трое – Орм, Мечеслав и Сахаман – жили в избе Ормовой, помогая друг другу и поддерживая. Так и дождались весны. Длиннее становился день, добрым ласковым теплом согревало солнце землю. Растаял снег, потекли по улочкам Киева мутные ручьи. В лесу после долгого зимнего сна вышел из берлоги медведко. Начали возвращаться с юга птицы. Вот туда-то, на юг, и стало собираться войско руссов. Спускались на воду ладьи, готовились припасы, набирались охотники по земле Русской да от варягов. Орма назначили старшим в ладье. Воев себе он набирал сам, осматривал, спрашивал: «Кто? Откуда?» – и просил уменье воинское показать. Орм собирал возле себя знакомцев и соратников, с кем в битвах бывал не единожды. У него же были и Мечеслав с Сахаманом, взял он и Злата за его силушку великую да за рост, и Торопшу, знакомца Мечеславова, с рубежей вернувшегося. Приходили и еще охотники. Как-то подошли к ладье Ормовой два воина. Один из них был рослый, молодой, широкоплечий и светловолосый детина с голубыми глазами. Другой – постарше, смуглый, сухощавый и небольшого роста человек, лицо его было гладко выбрито, черные волосы на голове уже тронула первая седина.

– Кто из фас Орм? Ратша сказать, Орму нужен корош воин, – сказал светловолосый. – Я дан, Рагнар. Я жить в Бронхольм. Я держат меч. Я ити в Миклагард на ваш драккар.

– А чему обучен, воин? – спросил с ладьи Орм и, спустившись по сходням, подошел к незнакомцу. Рагнар протянул ему ладони, покрытые загрубевшими мозолями, и показал на нож, висевший у Орма на поясе. Орм вынул его из ножен, отдал Рагнару. Скандинав вынул два своих и стал подкидывать их один за другим вверх всё выше и выше. Ножи взлетали, сверкая на солнце лезвиями, казалось, что они сливаются в один светящийся круг, и трудно было уследить за их полетом. Закончив, он метнул все три ножа в стоящее неподалеку дерево. Ножи воткнулись в него ровным рядком.

– Добро, быть тебе с нами, – сказал Орм и добавил что-то на языке данов, отчего Рагнар радостно заулыбался и, подойдя к воинам Ормовой дружины, встал рядом с Мечеславом.

– Как тебя величать? – обратился Орм ко второму воину, что был постарше.

– Стефаном. Я болгарин из Преслава.

– Чем силен? – спросил Орм.

Стефан вынул короткий меч и двумя неуловимыми движениями срубил с дерева две ветки.

– Что еще?

– Безоружным биться могу.

– Ха-ха-ха! – раздался смех Злата. – От могут великий явился! Много мы таких хоробрых видывали.

– Выйди, покажи силушку свою, – сказал Орм. – И ты, Стефан, тоже.

Злат в новых кожаных сапожках, портах и белой с красной вышивкой по вороту рубахе шагнул на свободное место, покрытое молодой, едва пробившейся из-под земли зеленой травкой, вокруг которого начал собираться любопытствующий народ.

– А ну, подь сюды, болгарин! Покажу я тебе, как медведь волков ломает! – крикнул он, посмеиваясь, и, снисходительно посмотрев на Стефана, повел могучими плечами. Переминающийся с ноги на ногу Злат, действительно, своим ростом и бурыми, ниспадающими на плечи лохмами напоминал медведя. Он был не последним бойцом в Киеве, и силою боги его наградили немалой, а потому в одоленье своем был уверен.

Стефан снял с себя все, оставшись только в одних портах, и вышел на середину площадки. Его тело, сухое, жилистое и мускулистое, напоминавшее сплетенные корни дерева, было покрыто шрамами. Желая поскорее проучить самохвала, Злат тяжелой поступью пошел на него, пытаясь сбить с ног размашистыми ударами. Уклоняясь от увесистого кулака, Стефан поднырнул под руку киевлянина и неожиданно оказался у него за спиной. Злат удивленно посмотрел на то место, где только что был болгарин. Стефан, воспользовавшись замешательством противника, схватил его за ноги чуть выше колен и, боднув головой в спину, бросил на землю. Злат упал на живот, уткнувшись лицом в грязь небольшой лужицы. Стефан остался стоять. Киевлянин разъяренно зарычал, поднялся на ноги, его лицо было испачкано грязью. Большие слегка выпученные глаза его бешено вращались. В толпе раздались смешки.

– Я тебе попомню! – сказал Злат, надвигаясь на Стефана. На этот раз ему удалось захватить болгарина за руки выше локтей. Он напирал, пытаясь повалить противника на землю. Стефан пятился, крепко ухватившись за рукава новой рубахи Злата, и вдруг стал падать на спину, увлекая его за собой. Упершись одной ногой в грудь соперника, другой в живот, одновременно, резким толчком ног перекинул могучего княжеского дружинника через себя. Через мгновение он стоял на ногах, готовый продолжить схватку. Киевлянин поднялся и, сжав свои огромные кулачищи, попытался ударить болгарина в лицо, но тот, уклонившись, нанес ему удар чуть ниже груди. Злат схватился за живот и, закатив глаза, упал. Наступила тишина. Болгарин подбежал к своим вещам, схватил небольшой глиняный кувшин, подошел к Злату, склонился над ним, плеснул воды на лицо, дал отпить несколько глотков. Злат поднялся и через расступившуюся толпу молча пошел к ладье.

– Твое место с нами, Стефан, – сказал Орм.

Толпа зевак, собравшаяся вокруг поединщиков, начала расходиться.

– Да-а, не зря рекут: не хвались, идучи на рать, хвались, идучи с рати, – сказал сухонький мужичок, проходя мимо Мечеслава.

– Давайте-ко, браты, робить дале, князь Владимир поспешать велел, – сказал Орм своим воинам. – Завтре в путь, готовьте ладью, неча стоять. Злат, полно кручиниться! Чай, не девица красная. К работе, други, к работе!

И застучали топоры, забегали люди, затопали по сходням ноги, обутые в лапти, поршни, постолы, сапожки, калиги да в обувку иноземную, загружая припасы и справу.

И вот наконец настал день отплытия. На воде, готовые ежеминутно отчалить, покачивались большие и малые ладьи. На берегу спиною к реке, лицом к Киеву построилось изготовившееся к походу воинство. Напротив стояла пестро одетая толпа киевских горожан, из которой порой кто-нибудь нет-нет да выкрикивал шуточки стоявшим в ожидании воинам, которые отвечали киевлянам тем же. Из раскрытых ворот выехали всадники.

– Князь! Князь! Владимир! – раздались крики, толпа расступилась, и к воинам на белом коне подъехал князь в окружении гридней и нескольких ближних бояр, первыми средь которых были Добрыня, Олег Волчий Хвост и бывший воевода Ярополка Блуд. Был средь сопровождавших Владимира воинов и Ратша, коего князь оставил при себе. Остановив коня перед войском, Владимир голосом прокричал:

– Добрый путь вам, вои! Бейтесь славно! Помочь надобно царям ромейским! Стойте за них, как за меня стояли! Не посрамите на чужбине Русь бегством позорным! В путь, вои! В путь!

Воины потянулись к ладьям, послышались крики, топот ног, ладьи отошли от берега, дружно ударили по воде весла. И поплыла рать к берегам далеким, оставляя позади славный град Киев, возвышающийся на крутом берегу батюшки Днепра. Все дальше уплывали от него ладьи, маленькими стали люди и пристань на Почайне-реке, уменьшились в размерах башни и стены, а вскоре град и вовсе исчез из виду. Мечеслав смотрел на заросшие лесами берега, напоминавшие ему его родные места, и думал: «Доведется ли мне вернуться сюда? Что ждет меня на земле чужой?»

Шли дни, уплывая вместе с ладьями куда-то в неведомую жизнь. Все реже стали появляться по берегам городцы и селения, все реже на воде мелькали долбленки-однодеревки, уступающие путь большим и стройным ладьям. Все дальше становилась родная земля. Пошли пороги. Перетаскивая на себе ладьи и перекатывая их на валках по берегу, преодолевало войско препятствие, мешавшее свободно плыть по Днепру.

– Молвят, князь наш за нами на ладьях идет, а по берегу дружина конная движется во главе с воеводой Волчьим Хвостом, – сказал Торопша, толкавший ладью бок о бок с Мечеславом.

– Может, и так оно, – отмолвил радимич. – То только богам ведомо, где ныне князь.

К вечеру миновали пороги, разожгли костры, выставили сторожу, стали готовить пищу. Утомленные воины валились с ног, засыпая кто в ладьях, спущенных на воду, кто тут же, на берегу. Мечеслав, сидя у костра, вглядывался в темноту. «Где-то в этих местах, по словам старого воина Вельмуда, принял смерть свою славный князь Святослав», – подумалось ему, и так явно привиделась картина гибели князя, рассказанная Вельмудом, что стало не по себе.

– О чьем думу думайет, Мейчеслейф? – спросил, присаживаясь к костру, Рагнар.

– Не Мейчеслейф, а Мечеслав, – поправил радимич.

– Ме-че-слав, – с трудом выговорил дан.

– Верно. О жизни нашей думаю, друже, – ответил Мечеслав и, хлопнув Рагнара по плечу, добавил: – Давай-ка, Рагнар, почивать.

– Ты хотель мьенья приклошат кушат?

– Экий ты, тебе лишь бы «приклошат кушат», – передразнил его Мечеслав. – От недогада, не потчевать, а почивать. Ко сну надобно. – Мечеслав наклонил голову, приложив ладонь к щеке и закрыв глаза, изобразил спящего. – Уразумел? Завтре засветло далее двинемся.

– Не можу, Ме-че-слав, – дан постучал себя кулаком по груди. – Худо там.

– Не захворал ли ты?

– Ни! – сказал Рагнар и стал укладываться спать.

«Видно, по родимой сторонушке тоже стосковался», – подумал радимич. Готовясь ко сну, вынул из калиты даренный Жданком по указу Орма радимичкий рушничок, подержал, ощущая подушечками пальцев рубчики на ткани, положил назад. Долго лежал он с закрытыми глазами, погрузившись в свои мысли и прислушиваясь к говору киевских полян и новгородцев, вятичей и кривичей, дреговичей и тиверцев, чудинов и варягов, ромейских купцов и послов, следовавших с войском. Но постепенно людской говор в лагере затих, пала тишина, нарушаемая лишь бурлящей у порога водой и всплесками рыбы в реке. Сморил сон и Мечеслава.

Утром, погрузившись на ладьи, войско продолжило свое плавание по реке. Редколесье на берегах постепенно сменилось кустарником, а он, в свою очередь, уступил место ковыльной степи, благоухающей свежим дурманящим запахом трав. Оттуда же изредка появлялись печенеги. Словно голодные волки за стадом туров, следовали они за ладьями в надежде на случайную добычу. Порою, удали ради, метали черноперые стрелы, с глухим стуком впивающиеся в борта русских ладей. Воины в ответ грозили им кулаками, мечами и топорами, а некоторые стреляли им вдогон из своих луков. Постепенно на появление печенегов перестали обращать внимание. Прошли остров, именуемый Березань. Незаметно Днепр стал расширяться, ладьи начало покачивать.

– Понт! – воскликнул Стефан, вглядываясь в даль.

– Море Русское! – сказал громко Орм. С других ладей тоже доносились радостные крики, стали ставить паруса. Мечеслав не знал, что и как делать, но старался помочь сотоварищам. Зато Рагнар преобразился, почувствовав себя в своей стихии. Все у него получалось споро и точно, при этом он еще успевал что-то покрикивать на своем языке, лицо скандинава светилось радостью. Поднятые паруса затрепетали, наполнились ветром и понесли ладьи вперед в открытое море. Мечеслав пошел в носовую часть и встал около вырезанного из дерева конька, глядя на никогда не виданное им море. Впереди расстилалась водная гладь, море было похоже на степь, такое же бескрайнее и большое. Свежий соленый ветерок наполнял грудь каким-то новым, неизвестным чувством. Справа и слева, напоминая лебедей, плыли ладьи руссов. Мечеслав смотрел вдаль, думая о том, что́ ждет их всех там, впереди, какие радости, какие беды, какие испытания.