Глава вторая
ПОХОД НА ДРУЦК
Красивы и привольны луга под городом Любечем.
На этих обширных лугах, обрамленных светлыми дубовыми рощами, ныне тесно стоят белые шатры, крытые рогожей возы с задранными оглоблями. Рядом пасутся разномастные кони: гнедые, каурые, белые, вороные. Здесь великий князь киевский и его союзники устроили место сбора конных и пеших полков, готовясь к походу на суздальского князя.
Был год 1180-й от Рождества Христова.
На холме над Днепром далеко виден красный шатёр Святослава Всеволодовича. Вокруг шатра воткнуты стяги князей и городов. Много войска уже собрано, но умудрённый жизненным опытом Святослав любил действовать наверняка, поэтому послал в Степь за половцами. Хан Осолук из орды Бурчевичей откликнулся на призыв киевского князя, помня своё родство с Ольговичами. Из донских половцев пожелали сражаться за Ольговичей ханы Кончак и Гза.
Покуда Святослав поджидал прихода половецких ратей, его дозорные сообщили, что на другом берегу Днепра, как раз напротив Любеча, Давыд Ростиславич охотится в лесах на оленей.
Святослав, может, и не придал бы этому значения, если бы не его думный боярин Кочкарь, который посоветовал:
— Момент удобный, княже. Переправимся через Днепр на лодьях и ближе к вечеру нападём на стан Давыда. Самого полоним, а дружину посечём. После этого Смоленск голыми руками взять можно. Рюрика изгоним, а в Смоленске своего князя посадим, из Ольговичей.
Если вчера такой поступок мог показаться Святославу подлым, то ныне его мысли были о другом. Он с братьями своими вознамерился помериться силами с сильнейшим князем на Руси, а от Ростиславичей всего можно ожидать. Вот если отнять у них Смоленск, а самих в полон взять, тогда можно без опасений выступать на суздальского князя.
И Святослав, не сказав ни слова никому из своих братьев, взял Кочкаря, три сотни верных гридней и махнул на ладьях на другую сторону Днепра. Соображал Святослав Всеволодович быстро, а действовал ещё быстрее.
Когда Давыд, его ближние бояре и младшие дружинники возвратились, настреляв дичи, в свой охотничий стан, на них вдруг выскочили из кустов воины киевского князя. Всех смолян повязали. И только Давыд с двумя кметями сумел ускользнуть в общей кутерьме.
Святослав вернулся в лагерь под Любечем расстроенный. Теперь Давыд и Рюрик непременно ополчатся на Ольговичей, обвинив их в вероломстве. И будут правы, вот что обидно. Не было у Ростиславичей повода к вражде с Ольговичами, так Святослав по указке услужливого Кочкаря сам дал им этот повод.
Хан Осолук привёл три тысячи всадников. Десять тысяч привели Кончак и Гза. Половцы широко раскинули вокруг Любеча свои становища.
Войска собраны, можно начинать войну с суздальцами.
Однако в шатре великого киевского князя не о войне шли разговоры, но о неразумном поступке Святослава.
— Чёрт дёрнул тебя послушать Кочкаря, — укорял Ярослав старшего брата. — Вот Всеволод Юрьевич обрадуется, когда узнает, что Ростиславичи зуб на нас точат. Для него союз с ними как манна небесная! Что теперь делать будем? Уйдём мы с полками на север, а Ростиславичи волости наши разорят. Коль на Ростиславичей войной пойдём, тогда у суздальского князя будет время с Рязанью расправиться.
Можно войско разделить и начать войну одновременно со Всеволодом Юрьевичем и Ростиславичами, — сказал Владимир Переяславский.
— А я бы натравил на Смоленск половцев, — высказался Всеволод. — К такой напасти Ростиславичи вряд ли готовы.
— Что скажешь ты, брат? — обратился к Игорю Святослав.
Игорь предложил замириться с Давыдом, вернув ему пленных дружинников.
— Потребует Давыд отступное серебром, дать ему отступное, — сказал в конце Игорь.
Святослав после долгого раздумья промолвил:
— Я старше Ярослава, а ты, Игорь, старше Всеволода. Так я теперь вам вместо отца и приказываю тебе, Игорь, оставаться здесь и оберегать Чернигов. Ярослав останется в Киеве. А я со Всеволодом и Владимиром пойду выручать рязанского князя и сына своего Глеба.
Святослав и половецкое войско разделил надвое: с Игорем оставил орду Кончака и его брата, с собой взял ханов Гзу и Осолука.
Пленённую Давыдову дружину Святослав отправил в Киев.
К Давыду умчался гонец с предупреждением, если вздумают Ростиславичи мечами греметь в отсутствие Святослава, все пленники будут умерщвлены.
В начале июня пешие рати киевского князя в насадах двинулись вверх по Днепру, конные полки шли берегом.
В ту же пору пришла весть о смерти от болезни младшего из Ростиславичей, Мстислава.
Ярослав, узнав об этом, возрадовался и не спешил ехать в Киев, полагая, что Давыду и Рюрику ныне не до мести.
Внезапно из Киева прибыл гонец, сообщивший, что Рюрик с дружиной ворвался рано поутру в Киев, побил людей Святославовых и освободил смолян из поруба.
— Теперь в порубе сидят те из киевлян, что сторону Ольговичей держали, — сообщил гонец. — Рюрик призвал на подмогу князей луцких, Всеволода и Ингваря. Да послал за помощью к Ярославу Осмомыслу.
— А где Давыд? — спросил Игорь.
— Ушёл в Смоленск, собирает войско, чтобы ударить в спину Святославу, — ответил гонец.
Ярослав от услышанного чуть дара речи не лишился. Кто бы мог подумать, что у Ростиславичей достанет дерзости захватить Киев! И что будет, если Ярослав Осмомысл подобно луцким князьям окажет поддержку Ростиславичам?!
— Написал бы письмо своему тестю да растолковал бы, кто ему истинный друг, а кто враг, — подступил к Игорю Ярослав. — Поторопись, Игорь. Коль придут к Рюрику галичане, нам его не одолеть будет. И Святослав далече...
Но Игорь думал о другом.
— Надо немедля на Давыда идти, — сказал он, — не дать ему против Святослава выступить.
— Ополоумел ты, что ли, брат! — воскликнул Ярослав. — Уйдём мы из Чернигова, кто оборонит город от Рюрика, коль он сюда пожалует?
— Без галичан Рюрик из Киева и носа не покажет, — заметил Игорь, — а покуда подойдут галичане, мы к тому времени разобьём Давыда и вернёмся назад.
— А ну как не успеем?
— Успеем, брат.
— Так, может, сначала на Киев двинем, покуда галичане не подоспели?
— С наскока нам Киев не взять, а на долгую осаду у нас времени нет, — возразил Игорь. — К тому же я не хочу, чтобы половцы киевскую волость пограбили, ведь это владение Святослава. Пускай лучше грабят волость Давыда.
Ярослав нехотя, но согласился с мнением Игоря. И хотя по возрасту старшинство было за Ярославом, он тем не менее уступил главенство над объединённым войском Игорю, зная его ратное умение.
Игорь полагал, что Давыд станет собирать войско близ Смоленска в своих коренных землях, поэтому хотел вести черниговские полки, половцев и свою дружину прямиком к Смоленску. Однако полоцкий князь Всеслав известил Игоря, что Давыд сговаривается с друцким князем Глебом против Ольговичей. Всеслав был готов вместе с братом Брячиславом заступить в стремя против Давыда и Глеба Друцкого, который являлся их злейшим врагом.
Игорь повёл войско к реке Дручь, на которой стоял город Друцк.
Дремучие хвойные леса соседствовали с болотными топями, где кишели комары. Маленькие речушки терялись в лесных дебрях. Солнце каждое утро всходило на небосклон из-за дальнего леса, а вечером пряталось за верхушками вековых сосен.
Половцы чувствовали себя неуверенно на узких лесных дорогах. Во время стоянок их шаманы колотили в бубны и нараспев выкрикивали заклинания, отгоняя злых духов, которые мерещились суеверным степнякам в просветах между деревьями.
* * *
Редкие селения по берегам рек и на лесных вырубках встречали идущее на северо-восток воинство пустотой и безмолвием. Лесные жители всегда отличались осторожностью, поэтому загодя прятались в лесу, сами уходили и угоняли скот.
К Друцку черниговские рати подступили в середине лета.
Город стоял на крутом берегу Дручи, его окружали высокие земляные валы. На них возвышались стены и башни из дубовых брёвен, сверху укрытые тесовой кровлей. Перед валами пролегал глубокий ров, заполненный водой из Дручи. Город был как бы на острове.
— И невелик городок, а неприступен, — промолвил Игорь, озирая с холма укрепления Друцка.
Находившийся тут же Ярослав недовольно пробурчал:
— Ты сам пожелал забраться в эти дебри. Вот и думай теперь, как воевать станем.
В словах Ярослава явственно слышалось и другое: в случае неудачи вина будет не на нём.
Игорь расположил войско станом за ближним лесом, так, чтобы перекрыть обе дороги, ведущие от Друцка к Днепру и Смоленску. «Ежели и придёт помощь к Давыду и друцкому князю, то непременно оттуда», — рассудил он.
Покуда черниговские дозоры обшаривали местность вокруг, а воины в стане готовились к штурму, из Друцка пожаловали послы.
Игорь встретил послов в своём шатре, где были Ярослав, половецкие ханы и военачальники черниговских ковуев. Пусть узнает друцкий князь, какая у них сила!
Глава посольства, рыжебородый осанистый боярин, гневно обратился к Игорю:
— Почто вы здесь? Мы вас сюда не звали и мира с вами не нарушали!
— Давыд Ростиславич зло замыслил против Ольговичей, потому мы здесь, — ответил Игорь, — ибо друзья Давыда — наши враги. Пусть князь твой выдаст нам Давыда с головой, тогда мы уйдём, не причинив вреда вашей волости. А нет — Бог нас рассудит!
— Давыда нет в Друцке, — нахмурившись, промолвил рыжебородый. — Вот уже шесть дней, как он ушёл те себе в Смоленск, оставив нашему князю свою дружину.
— Готов ли ты крест целовать на этом? — спросил посла Ярослав.
— Говорю как на духу, — ответил рыжебородый, не пряча глаз. — Нету Давыда в Друцке.
» Ярослав, переглянувшись с Игорем, послал дружинника за священником.
Священник в тёмной грубой рясе вступил в шатёр, неся в руках большой серебряный крест с телом распятого Христа на нём. Был он немолод, в тёмной бороде виднелась седая прядь.
Монах степенно поклонился князьям.
— Отче, поднеси-ка святое распятие этому мужу, — сказал Ярослав, кивнув на посла.
Священник шагнул к главе посольства, держа крест так, чтобы к нему было удобно приложиться.
— Ну, боярин, готов ли ты подтвердить крестным целованием сказанное? — обратился к послу Ярослав.
Нимало не смутившись, рыжебородый обнажил голову и, вновь повторив, что Давыда нет в Друцке, перекрестился и поцеловал серебряное распятие.
— Зачем Давыд оставил в Друцке свою дружину? Нс затем ли, что он намерен сюда вернуться? — спросил Игорь.
— Давыд знал, что за дружбу с ним Глеб Рогволодович может поплатиться, ибо князья полоцкие, соседи наши, враждуют с князьями смоленскими, — сказал рыжебородый и сердито добавил: — А тут ещё Ольговичи всех и каждого под себя подмять норовят. Вот и получается: спи, а за меч держись.
Игорь усмехнулся:
— А ты скажи, мил-человек, кто из князей ныне в ладу с соседями живёт? Галицкий князь с венграми и берладниками приграничные земли делит с мечом в руке. Волынский князь с ляхами и князьями луцкими воюет. Смоленские Ростиславичи с полоцкими князьями издавна враждуют, а ныне и у нас, Ольговичей, Киев отняли. Суздальский князь Рязань подчинить старается, как подчинил себе Муром. Новгородцы со псковичами грызутся и с теми же суздальцами. Уж на что невелик городок Пинск, но князёк тамошний из кожи вон лезет, не желая быть в воле соседнего Туровского князя, который и сам-то от Киева зависим.
— Верно молвишь, княже, — кивнул рыжебородый, — нету устройства на Руси, как было при Владимире Красное Солнышко. Раздралась земля наша на уделы. Не стало над ней единого самовластца, но всякий удельный князь мнит себя выше остальных. Из раздоров наших, пожалуй, лишь вон они выгоду себе имеют. — Боярин кивнул на половецких ханов.
Игорь повелел передать Глебу Рогволодовичу, что если он хочет мира с Ольговичами, то пусть целует крест на верность Святославу Всеволодовичу, а Давыдовых дружинников прогонит прочь.
Глеб Рогволодович попросил время на раздумье.
После того как послы друцкого князя покинули стан черниговцев, Кончак обратился к Игорю:
— Что будет, коль христианин солжёт, целуя крест?
— Душа его будет вечно гореть в аду, — ответил Игорь.
— Значит, для христиан это самое страшное наказание? — опять спросил хан.
— Страшнее не бывает, — кивнул Игорь.
— Стало быть, имея при себе крест с распятым Иисусом, можно любого христианина заставить говорить правду? — промолвил Кончак и обменялся взглядом со своим братом, который внимательно слушал их, поскольку Игорь и Кончак говорили по-половецки.
— Можно, — подтвердил Игорь, — но при этом распятие должно находиться в руках у священника.
Беседа происходила за столом — было время обеда. Ярослав перестал жевать и поднял глаза на Игоря: степную речь он понимал плохо.
— О чём это они? — поинтересовался Ярослав.
Игорь кратко объяснил ему, что именно удивило и восхитило половцев.
Ярослав утёр усы и приосанился:
— А ты скажи им, брат, что православная вера есть самая истинная вера на свете. И коль ханы желают дует свои спасти, то пущай...
— Не могут они так запросто веру менять, — перебил Игорь Ярослава. — В степи сплошь и рядом язычники живут, и за ханом-христианином они не пойдут.
— Но сыновей-то своих... — опять начал Ярослав.
Игорь снова перебил:
— Сыновья — другое дело. Покуда они взрастут и сами ханами станут, многие годы пройдут. К тому времени, глядишь, вера Христова укоренится и среди половецкого народа.
— Тогда скажи хану Кончаку, что, окрестив сына своего, он поступил мудро, — не унимался Ярослав.
Он видел, что ханы оказывают больше почтения Игорю, чем ему, черниговскому князю, поэтому чувствовал себя немного уязвлённым. А ведь ханские сыновья живут у него в Чернигове и одному из них Ярослав — крестный отец.
— Вот сам и скажи, — усмехнулся Игорь и шепнул на ухо Ярославу необходимые половецкие слова.
Ярослав, запинаясь, повторил сказанное Игорем, обращаясь к Кончаку и его брату. Те заулыбались и пожелали выпить с Ярославом заздравную чашу.
Слуга налил в большой серебряный кубок хмельного мёда и подал Кончаку.
Кончак, сделав несколько глотков, вручил кубок брату. Тот, пригубив, передал дальше — Игорю. От Игоря кубок перешёл к Ярославу, который, изрядно отпив, протянул остатки мёда Вышеславу. Тот всюду присутствовал вместе с Игорем на правах его ближнего советника. Однако Вышеслав не пожелал пить круговую чашу вместе с половцами, которых всегда ненавидел. Он резко вскочил и вышел из шатра.
За столом водворилось неловкое молчание.
— Похоже, князь, твой боярин брезгует пить с нами, — сказал Игорю Кончак. — Это потому, что мы не крещённые, как он?
— Боярин мой в плену половецком побывал, — пояснил Игорь, — с той поры всех половцев врагами считает. Не держи на него обиды, хан.
— Долго ли боярин твой в неволе был? — поинтересовался Кончак. — И какая орда его пленила? Где это случилось?
— Случилось это под Переяславлем лет пять тому назад, — ответил Игорь, отрезая ножом кусок ветчины. — А пленила Вышеслава твоя орда, хан. Правда, недолго Вышеслав в неволе был. Отбили мы его со всем прочим полоном, я и брат мой Всеволод. Помнишь городок Коснятин, хан?
Тонкие изогнутые брови Кончака дрогнули и сомкнулись у переносья: разве может он забыть своё поражение?!
— Так это с тобой я сражался под Коснятином, княже? — изумлённо проговорил брат Кончака. — А я-то полагал, что это переяславцы нас настигли. Как же не убоялся ты напасть на наше войско с малой дружиной?
— У нас на Руси так говорят: одним камнем много горшков перебить можно, — отшутился Игорь.
— Я рад, князь, что мы ныне друзья, — сказал Кончак. — Столь доблестный воин, как ты, достоин и стола высокого. Почему ты княжишь в Новгороде-Северском, а не в Чернигове?
— У нас принято распределять высокие столы скорее по старшинству, нежели по доблести, — у гримасой недовольства промолвил Игорь. — Так повелось исстари. А в Степи не так?
— И у нас так было, — живо ответил Елтук, — но со временем многое поменялось. Вот и брат мой главенствуем над донскими коленами половцев не по старшинству, а по праву сильного. И над лукоморскими половцами Кобяк правит единовластно из-за силы своей воинской.
Ежели у тебя, князь, однажды возникнет желание попытаться мечом высокий стол себе добыть, дай знать, и я помогу тебе, — проговорил Кончак, глядя Игорю прямо в глаза.
Ярослав, видя, что его сотрапезники разговаривают лишь на половецком языке, нетерпеливо потянул Игоря за рукав:
— Чего они там талдычат, брат? Переведи же мне, чтоб я не сидел как немой на именинах. Что сказал тебе Кончак?
Но Игорь не пожелал делиться с Ярославом услышанным, полагая, что это касается только его одного.
* * *
С Вышеславом у Игоря произошёл неприятный разговор.
Поздно вечером, когда Вышеслав, как обычно, пришёл в шатёр к Игорю, чтобы скрасить досуг беседой, Игорь сказал ему:
— Не следовало тебе столь явно выказывать ханам своё презрение. Ведь половцы наши союзники, пусть даже до поры.
— Тебе легко так рассуждать, ты не видел, как поганые терзают пленных, добивают раненых и немощных, бесчестят жён и дев, — огрызнулся Вышеслав.
— Вспомни, то же самое вытворяли суздальцы в захваченном Киеве, — напомнил другу Игорь.
— Андрея Боголюбского, напустившего свои рати на Киев, Господь покарал изменой ближних бояр, коим он доверял, — сказал Вышеслав раздражённо. А для поганых должно быть лишь одно возмездие, по примеру Мономаха, — русские мечи и копья! Вы с Ярославом братаетесь с ханами, хотя ведаете, как много русичей томится в поганском плену. Небось как возьмёте Друцк, так отдадите город на разграбление в оплату за союз с вами? Так?
— Что же ты мне предлагаешь? — рассердился Игорь. — Не с Ростиславичами воевать, а с Кончаком?!
Вышеслав угрюмо молчал. Он понимал, что это невозможно, но подавить в себе даже на время неприязнь к половцам не мог.
— С друцким князем я воевать не буду, ежели он примет наши условия, — как можно более миролюбиво сказал Игорь.
— А ежели не примет? — нарочито резко спросил Вышеслав.
— Тогда возьмём город на щит, — так же резко ответил Игорь.
— Отпусти меня домой, — глухо промолвил Вышеслав. — Не могу я смотреть на то, как русич русича — по башкам!
— Ты в моей дружине состоишь, — холодно произнёс Игорь, — и должен быть там, где князь твой. На пиру иль в сече — всё равно.
— Повинуюсь, княже, — поклонился Вышеслав. — Позволь хотя бы в шатёр свой удалиться.
— Ступай!
Не получилась у друзей в тот вечер беседа.
