Глава девятая
ВРАЖДА ИЗ-ЗА КИЕВА
Никогда ещё Манефа не видела Олега таким разъярённым, каким он вернулся из похода против Ростиславичей. От дружины Олеговой осталось двести человек, а было пятьсот.
На вопрос Манефы, где боярин Георгий, Олег закричал ей прямо в лицо:
— Где, где... На дне!
Манефа ничего не могла понять, а толком разузнать у рассерженного Олега не было никакой возможности. Он кричал, бранился, проклиная весь белый свет, Ростиславичей и суздальского князя.
Одно было ясно: разбили Ростиславичи союзные Андрею Боголюбскому рати под Вышгородом.
Уже вечером, немного поостынув, Олег поделился пережитым с воеводой Бренком, который оставался вместо него в Новгороде-Северском. Манефа, притаившись за дверью, жадно вслушивалась в их беседу.
— Ты спрашиваешь, как такое случилось, Бренк? Святым распятием клянусь, не знаю! Князья рати на очередной приступ собирали, как вдруг прискакали берендеи с воплями: «Галичане идут!»
Святослав, брат мой, и Борис Жидиславич, воевода суздальский, исполчили конницу, чтобы, значит, встретить галичан, ежели те близко. А сами пешие полки на штурм повели. И тут, — Олег длинно выругался, — смоляне вдруг ринулись на берег Днепра, бросая щиты и копья, начали ладьи на воду сталкивать. Вслед за ними переяславцы побежали и все наши полки расстроили. Такое началось!
Олег опять разразился крепкими ругательствами.
Выпив хмельного мёду, он продолжил свой рассказ:
— Борис Жидиславич повелел загородить конницей путь бегущим пешцам, потому как и суздальцы, побросав лестницы, ударились в бегство. Да какое там! Мужичье так толпой навалилось, никакими дружинами не сдержать было. Самого Бориса Жидиславича чуть не затоптали.
— А галичане-то появились? — спросил Бренк.
— В том-то и дело, что никаких галичан я не видел, — ответил Олег и грохнул по столу кулаком. — Вместо них дружина Мстислава вышла из Вышгорода и давай сечь без милости полки наши расстроенные. Тогда уж все в бегство ударились: и конные, и пешие... Возле насадов давка началась. Все так и лезли: кто по сходням, кто прямо через борт. Кто с мечом лез, а кто и с конём. Все перемешались: мужики, князья, бояре... Ни черта было не понять, где черниговцы, где Суздальцы, где кто.
Олег выругался и опрокинул в рот очередной кубок.
— Как же тебе вырваться-то удалось, княже? — поинтересовался Бренк.
— А так и удалось: бросил коня, оружие, шлем, плащ и вместе с мужичьем забрался в какую-то ладью, которая едва не перевернулась на середине Днепра, перегруженная сверх всякой меры, — раздражённо ответил Олег. — Очухался только в Любече на другом берегу. Туда же и все прочие ладьи причалили. Я-то спасся, а дружина моя почти вся в полон угодила.
— Святослав-то с Ярославом спаслись? — спросил Бренк.
— Спаслись, — сказал Олег.
— А Игорь?
— Не ведаю. Игорева дружина стала берегом пробиваться вместе с дружиной Всеволода Юрьевича.
— Ну и дела, — покачал головой Бренк. — Что я Вышеславу-то скажу? А где же боярин Георгий?
— В Днепре утоп, — мрачно ответил Олег. — Два насада бортами столкнулись, от удара многие в воде оказались. На Георгии шлем был, да кольчуга, да бронь, да пояс с мечом. Его на дно и утянуло.
— Царство ему небесное, — перекрестился Бренк.
В глубокой скорби удалилась в свои покои Манефа и долго сидела на стуле в неподвижности, глядя сухими печальными глазами на пламя свечей. Плакать Манефа не умела, но и она была не чужда душевной боли.
...Мёрзлая земля звонко гудела под копытами коней. Игорь и Всеволод вели свои поредевшие дружины знакомыми дорогами обратно к Киеву. Вместе с ними шла берендейская конница.
Увидев панику и толчею на днепровском берегу возле ладей, Игорь первым предложил Всеволоду уходить из-под Вышгорода сухим путём.
— А галичане? — спросил тот. — Вдруг напоремся на них?
— Пробьёмся, — ответил Игорь.
— Ну, с богом! — согласился Всеволод.
Игорь сразу взял начальство в свои руки, выслал вперёд сторожевой отряд из берендеев, по сторонам разведку из гридней разослал. Благодаря этим предосторожностям удалось разминуться с галицкими полками, затаившись в лесу. Ночевали также в лесной чаще, спали на опавшей листве, не разводя костров.
К Киеву вышли на третий день после полудня. В город решили не входить, а послать одного дружинника под видом гонца.
— Узнаешь, в Киеве ли Михаил Юрьевич, — наказал дружиннику Игорь. — И сразу обратно.
Дружинник въехал в город через Лядские ворота, а выехал через Золотые.
— Нет в Киеве Михаила Юрьевича, — сообщил он Игорю. — Ушёл Михаил в Торческ.
— Сам ушёл или его изгнали? — спросил Всеволод.
— Сам ушёл, — ответил воин. — Выпросил у Ростиславичей для себя Торческ, а Киев уступил Ярославу Изяславичу.
— Стало быть, признал Михаил старшинство Ярослава Изяславича, — в раздумье проговорил Игорь. — Как посмотрит на это Андрей Боголюбский? Чаю, не понравится ему это.
— Плевать на Андрея! — сердито вымолвил Всеволод. — Больше мы в его власти ходить не будем. Я отправляюсь к Михаилу в Торческ.
Берендеи изъявили желание идти со Всеволодом.
Игорь повёл свою дружину к переправе через Днепр.
Оказавшись на левом берегу Днепра, он за два дня дошёл до Чернигова, где застал своих двоюродных братьев, опечаленных недавним разгромом.
Святослав Всеволодович не скрывал своего восхищения смелостью Игоря.
— Он-то хоть и моложе нас с тобой, а не растерялся, сам уцелел и дружину сохранил, — говорил Святослав брату Ярославу. — Игорь с честью ушёл из-под Вышгорода, а мы — с позором.
Известие о том, что Михаил оставил Киев? уступив киевский стол Ярославу Изяславичу, одновременно обрадовало и огорчило Всеволодовичей. Они были рады, что северные Мономашичи не удержали Киев, но недовольны тем, что Ростиславичи уступили старшинство Ярославу Изяславичу.
— Если уж на то пошло, то по старшинству Киев мне принадлежать должен и лишь после меня Ярославу Изяславичу, — молвил Святослав Всеволодович. — Надо бы указать на это Изяславу и Ростиславичам иже с ним.
— Станут они тебя слушать, — презрительно бросил Ярослав, — о чём ты молвишь, брат. Ростиславичи ныне высоко вознеслись, самому Андрею Боголюбскому не покорились. В союзе с Ярославом Изяславичем они — сила неодолимая. А нам с тобой уповать не на кого...
— На себя уповать надо, брат! — воскликнул Святослав. — Не век же на Андрея Боголюбского полагаться. Да и бит он ныне здесь и под Новгородом Великим, когда ещё оклемается.
— А мы? — проворчал Ярослав. — Мы не биты, что ли? Половину войска под Вышгородом потеряли...
Продолжая путь к Путивлю, Игорь терзался думами.
Как всё быстро меняется в этом мире! Ещё вчера был в силе Андрей Боголюбский. Все князья на юге и на севере признавали за ним старшинство в роду Рюриковичей. А ныне южные Мономашичи, не оглядываясь на суздальского князя, сами решают, кто достоин старшинства и кому Киевом владеть. А молодым князьям, вроде него самого и Всеволода Юрьевича, видать, до седых волос под главенством старших князей ходить, дожидаясь своего права на высокий княжеский стол.
После всего пережитого тихий деревянный Путивль, укрытый снегом, показался Игорю самым прекрасным местом на свете.
Ефросинья встретила Игоря слезами радости и крепкими объятиями. По Путивлю ходили слухи, будто вся дружина Игорева и он сам полегли под Вышгородом.
— Кто бы мог подумать, что мой родной отец пошлёт войско на своего зятя, — с изумлением и возмущением молвила мужу Ефросинья. — Ведь я вдовой могла стать, не разминись в лесу твоя дружина с Галицкими полками.
— Отец твой не против меня рать посылал, а против суздальского князя, — успокаивал супругу Игорь. — Ему, наверно, и невдомёк было, что в войске Андрея Боголюбского зять его находится.
— Никуда тебя больше не отпущу! — заявила Ефросинья.
...Не успел Игорь толком отдохнуть, как к нему в Путивль пожаловали мать с младшим братом и Вышеславом. Их бурной радости не было предела при виде Игоря, живого и невредимого.
— Олег-то в одних портках домой прибежал, без коней, без дружины. Злой как чёрт! — рассказывала Манефа. — Теперь деньги собирает, чтобы вызволить из полона бояр своих и младших дружинников. Даже Изольду подарками тешить перестал. Посылал просить серебра к Святославу в Чернигов, да тот сам своих дружинников выкупать у Ростиславичей собирается, так ничего и не дал Олегу.
Юный Всеволод не отставал от Игоря, уговаривая его взять к себе в дружину.
— Придёт время, возьму, — отвечал брату Игорь. — Подрасти ещё немного да с оружием обращаться научись как следует. Небось лишь девки красные на уме.
— Агафья у него на уме, — поведала Игорю Манефа, гак чтобы никто не слышал. — Заморочила она парню голову — бегает за ней, как жеребец молодой. Хоть и нс заставала я их вдвоём и без одежд, как вас когда-то, но чувствую, дошло у них и до срамного. И за что такое наказанье!
— А что Олег? Ничего не подмечает за женой? нахмурившись, спросил Игорь.
— Олега дома-то неделями не бывает, всё мотается по городам и весям, поборами всех задавил, деньги собирает! — ответила Манефа. — А когда Олег в тереме, так с ним Изольда всё время, до Агафьи ему и дела нету. Даже на сына своего внимания не обращает. Хочет, недоумок, чтобы ему Изольда детей нарожала, а та что-то не стремится.
Игорь чувствовал себя виноватым в том, что случилось между Агафьей и Всеволодом, но не знал, что делать.
— Может, женить Всеволода? — неуверенно проговорил он.
— Да какой из него муж в пятнадцать-то лет, — возразила Манефа. — Я хочу Всеволода посадить князем в Трубчевске, так опять Олег тому противится. Опасается, что Всеволод в его воле ходить не будет: норов-то у него сам знаешь какой!
Да, с годами Всеволод делался всё более задирист и дерзок, драться любил, почтения к старшим мало имел. В церкви мог запросто зевнуть принародно, а то и под ноги плюнуть. Зато дядька Любомир хвалил его за умение ратное. В столь младые годы Всеволод и мечом, и копьём, и топором владеет так, что зрелый муж позавидует. И на коне сидит как влитой! Такой, коль соберёт дружину подобных себе, и впрямь не изъявит покорности ни старшему брату, ни кому другому. Вышеслав в беседе с Игорем завидовал Всеволоду: — Мне отец спуску не даёт, каждодневно заставляет копьё кидать и на мечах рубиться, но мне до ловкости Всеволода далеко. Недавно вот с коня упал и руку себе сломал. Из-за этого Олег меня в поход не взял...
— Оно, может, и к лучшему, — сказал Игорь, — а то лежал бы ты теперь в земле сырой либо влачил рабскую долю. Олег сам еле ноги унёс...
Зима прошла в какой-то смутной тревоге.
Ростиславичи явно не ладили с Ярославом Изяславичем, человеком грубым и вспыльчивым. Сидя на великокняжеском столе, он желал помыкать прочими князьями, как своими слугами.
«Мой брат покойный вам спуску не давал, и я не намерен, — заявил Ярослав Изяславич Ростиславичам, — а грозить мне будете, так моя дружина не слабее вашей».
Ростиславичи знали, что это не пустая похвальба: волынские полки крепки в рати. За спиной у Ярослава Изяславича стоят поляки, его давние друзья. И Ярослав Осмомысл против него воевать не станет.
Тогда Ростиславичи вспомнили про черниговского князя, теперь его старшинство показалось им предпочтительнее. Ольговичи, коль соберутся все вместе, пожалуй, смогут одолеть Ярослава Изяславича. Поляки против Ольговичей не пойдут, ведь они с ними в давнем родстве. Так уж повелось, что великие польские князья часто берут себе жён из Чернигова и выдают дочерей своих за черниговских князей.
Ярослав Осмомысл тоже недавно породнился с Ольговичами и ссориться с ними не будет.
По старинному родовому уложению, Святослав Всеволодович ближе к киевскому столу, нежели Ярослав Изяславич. Ростиславичи, желая сблизиться со Святославом, вернули всех пленных черниговцев без выкупа. Послы Ростиславичей зачастили в Чернигов, подбивая Святослава и его братьев на войну с Ярославом Изяславичем.
Но Святослав Всеволодович был хитёр. Он затеял тайные переговоры с Ярославом Изяславичем, желая договориться с ним до обоюдной выгоды за спиной у Ростиславичей. Черниговский князь предлагал Ярославу объединиться и изгнать Ростиславичей из Белгорода и Вышгорода, а города эти уступить ему. За это Святослав обещал не искать Киева под Ярославом Изяславичем.
Однако Ярослав Изяславич, не отличавшийся дальновидностью, отказал Святославу Всеволодовичу, заявив: «Тебе, брат, на этой стороне Днепра места нет. Сиди уж в своём Чернигове!»
Святослав через своего посла так ответил Ярославу: «Я не венгерец и не лях, и ты и я — одного деда внуки. И сколько тебе до него, столько и мне. Если не хочешь рядиться со мной, то воля твоя». Это была уже почти угроза, но и она не возымела действия.
Призвав брата Ярослава с дружиной да Олега с Игорем, Святослав Всеволодович внезапно нагрянул в Киев. Всё решилось без битвы, так как дружинники Ярослава Изяславича в ту пору коней купали в Почайне-реке и нападения ниоткуда не ждали. Киевляне не 0гали сражаться с черниговцами.
Ярослав Изяславич бежал в Луцк, бросив жену, сына и богатую казну.
Святослав Всеволодович занял киевский стол.
Его братья между тем обнажили мечи друг на друга из-за Чернигова. Олег был недоволен тем, что Святослав отдал Чернигов не ему, а Ярославу. Святослав пришёл в Чернигов и кое-как примирил братьев.
Ярослав Изяславич, проведав, что Киев ненадолго остался без князя, оставил Луцк и опять въехал в Киев. В сердцах он задумал взять с киевлян то, что было отнято у него Святославом Всеволодовичем.
«Вы подвели на меня Святослава, так промышляйте, чем выкупить мою княгиню и сына!» — молвил Ярослав Изяславич киевлянам.
Киевляне не знали, что ответить на это, и Ярослав Изяславич повелел своему войску грабить весь Киев. Началось неописуемое! Волыняне обобрали не только именитых горожан и богатых чужеземцев, но даже игуменов, монахинь и кельи затворников.
При виде такого Ростиславичи опять стали сноситься с суздальским князем. Выслав богатые дары, попросили Андрея Боголюбского, чтобы он помог их брату Роману овладеть Киевом.
У князя Андрея сердце лежало к Роману Ростиславичу, поэтому он велел своим младшим братьям Михаилу и Всеволоду, сидевшим в Торческе, всеми силами стоять за старшего из Ростиславичей. В ожидании ответа от Михаила и Всеволода Андрей Боголюбский готовил войско для похода в Южную Русь. Но вестей от братьев Андрей так и не дождался. Он был злодейски убит в Боголюбове своими ближними боярами...
Тогда Ростиславичи решили поддерживать того князя, который ныне владеет Киевом, а именно Ярослава Изяславича. Вместе с волынянами Ростиславичи напали на владения черниговского князя и взяли два городка, Лутаву и Моравск. Да ещё подбили Олега подняться с ратью на Святослава Всеволодовича, обещая ему сесть в Чернигове.
Однако Святослав Всеволодович сумел и от волынян с Ростиславичами отбиться, и Олега к покорности привести. Вернув Ярославу Изяславичу пленённых дружинников и жену с сыном, Святослав замирился с ним.
Ярослав Изяславич ушёл к себе в Луцк.
Ростиславичи послали за ним, прося опять ехать в Киев, но Ярослав Изяславич отказался.
И тогда Роман Ростиславич занял киевский стол.
В то же лето половцы напали на Русь и пожгли шесть городков берендеевых.
Ростиславичи вышли против поганых, но были разбиты по вине Давыда, который затеял ссору с братьями и помешал успеху дела. Бедой Ростиславичей не преминул воспользоваться черниговский, князь.
Святослав послал сказать Роману: «Брат! Я не ищу под тобой ничего, но у нас такой ряд: если князь провинится, то платит волостью, а боярин — головою. Давыд виноват, отними у него волость».
Роман не послушался, тогда Святослав с братьями Олегом и Ярославом перешёл Днепр и стал с полками у Витичева, куда к нему съезжались чёрные клобуки с выражением покорности. Митрополит умолял Романа не доводить дело до кровопролития, когда поганые так и рыщут близ рубежей русских, и уступить киевский стол Святославу Всеволодовичу.
Роман ушёл в Смоленск, Святослав сел в Киеве.
Чернигов перешёл к Олегу Святославичу. Новгород-Северский достался Ярославу Всеволодовичу.
Случилось это в 1175 году от Рождества Христова.
