Долгие поиски Ольги в чужом враждебном городе сделали Пентега угрюмым и раздражительным. К тому же все здесь напоминало Пентегу его долгие мытарства в ордынском рабстве, откуда ему удалось вырваться благодаря стараниям рязанского князя. Ни у Пентега, ни у Тихомила не было никакого особого плана действий по розыскам Ольги, когда они задержались в ордынской столице, намеренно отстав от посольского каравана. Пентег очень рассчитывал на помощь сарайского епископа Иоанна, который по роду своей деятельности встречался и с крещеными татарами, и с русскими купцами, и с невольниками-русичами… Владыка Иоанн через своих прихожан имел возможность отыскать княжну Ольгу среди множества местных рабов. Тем более что втайне от сарайских властей епископ Иоанн помогал беглым рабам-русичам вернуться домой. Он же выступал посредником в сделках по выкупу русских рабов на свободу.

Владыка Иоанн пообещал Пентегу и Тихомилу разыскать в Сарае княжну Ольгу, используя свои связи. Через пять недель поисков и расспросов выяснилось, что княжна Ольга пребывает в гареме хана Мухаммеда-Булака.

Очередной ставленник Мамая на золотоордынском троне Мухаммед-Булак никуда не выезжал из Сарая, даже за пределы ханского дворца он выбирался крайне редко. Это было ленивое и изнеженное существо, оказавшееся на вершине власти в Орде благодаря своему дальнему родству с грозным Узбеком, покинувшим сей бренный мир более тридцати лет тому назад. После всех переворотов и кровопролитий, после яростной междоусобной резни среди сыновей и внуков Узбека, род здешних Чингисидов сильно измельчал и утратил былую воинственность. Мухаммед-Булак без посторонней помощи не мог сесть в седло, он не умел стрелять из лука и не держал в руках саблю. Грубая пища и ночевки у костра являлись непереносимыми трудностями для Мухаммеда-Булака, который привык к теплу, мягкому ложу, изысканным яствам и к ласкам покорных рабынь. Поэтому в походы Мухаммед-Булак не ходил и в военном стане старался не появляться. Золотую орду спасал от развала Мамай, имевший войско под рукой, но не имевший прав на ханский трон.

Пентег и Тихомил сначала проживали на подворье Богоявленского храма, но поскольку там постоянно царили теснота и скученность от множества нищих и бедноты, ищущих пристанища на ночь, поэтому они перебрались на постоялый двор. Вызнав, где пребывает Ольга, влача свою рабскую долю, друзья ломали голову над тем, каким образом вызволить княжну из ханского гарема и вместе с нею бежать из Сарая. Ханский дворец был обнесен высокой стеной из сырцового кирпича с круглыми башнями по углам. По стене днем и ночью расхаживали стражники, сменявшиеся через каждые три часа. Проникнуть во дворец можно было только через главные ворота, где тоже дежурила недремлющая стража в самом воротном проезде, похожем на тоннель, между двумя башнями и возле подъемной решетки.

Дни проходили за днями, уже солнце стало пригревать по-весеннему, а Пентег и Тихомил по-прежнему ничего не могли придумать, как им добраться до Ольги или хотя бы подать ей весточку, что они приехали в Сарай ради ее спасения.

…Обернувшись на скрип открываемой двери, Пентег перестал водить точилом по лезвию кинжала. Увидев вошедшего Тихомила, в усах которого притаилась довольная улыбка, Пентег распрямился, отложив в сторону кинжал и брусок из наждачного камня.

— Ну? Молви же, леший, не тяни! — проговорил Пентег, объятый радостной надеждой. — Неужто тебе удалось отыскать лазейку во дворец?

— Ох, и грязища кругом! — сказал Тихомил, нагнав на себя невозмутимый вид. — По улицам ручьи текут, на торжище повсюду лужи, так что без сапог не пройти.

Сняв шапку и плащ, Тихомил положил на стол холщовую котомку со съестными припасами, за которыми он и ходил на рынок. Из котомки растекался запах свежеиспеченных лепешек, багдадского перца и вареной говяжьей печени.

— На вино деньжат не хватило, брат. — Тихомил подмигнул Пентегу с видом заговорщика. — Хотя повод для выпивки у нас имеется, видит бог.

— Не томи душу, злодей! — начал сердиться Пентег. — По глазам вижу, с доброй вестью пришел. Не иначе с Ольгой повидался! Так?..

— На торжище я столкнулся нос к носу, с кем бы ты думал? — Тихомил сел на стул напротив Пентега. — С ордынским вельможей Бухтормой. Я тебе рассказывал о нем, помнишь? Бухторма и князь Олег давние друзья. Когда Урус-хан утвердился в Сарае, то Бухторма присягнул ему на верность. Мамай разбил Урус-хана, и тот бежал в Синюю Орду. Бухторма, его жены и дети бежать не успели, воины Мамая схватили их. Мамай отнял у Бухтормы все его имущество. Теперь Бухторма и его домочадцы вынуждены пресмыкаться перед Мамаем и Мухаммедом-Булаком, дабы заслужить их прощение. Из эмиров Бухторма скатился в дворцовые слуги, бегает на побегушках, куда прикажут. Сегодня Бухторме приказали купить овощей на рынке, дали денег и двухколесную тележку. Я поначалу не узнал Бухторму. — По лицу Тихомила промелькнула мина сочувствия. — Он так исхудал и осунулся, одет в грязный халат и дырявые сапоги, борода у него висит, как мочало, взгляд, как у забитого мерина. Видать, хлебнул лиха, бедолага!

— Да хрен с ним, с этим Бухтормой! — не выдержал Пентег. — Ты об Ольге речь веди.

— В общем, так. — Тихомил сделал серьезное лицо. — Бухторма может свободно входить и выходить из ханского дворца, у него есть пайцза, такая узкая медная пластинка с дыркой, своего рода пропуск…

— Знаю, видал я такие пластинки, — нетерпеливо перебил Тихомила Пентег. — Молви суть.

— А суть в том, что Бухторма может через свою жену, которая прислуживает в гареме, послать от нас весточку Ольге, — сказал Тихомил. — И записку от Ольги к нам Бухторма тоже может пронести из дворца. Я велел Бухторме на словах передать Ольге, что двое рязанских мужей хотят вызволить ее из неволи. Коль у Ольги есть своя задумка относительно побега, то пусть она поделится ею с нами. Объединив наши усилия, мы, быть может, добьемся желаемого. Бухторма обещал завтра принести мне ответ Ольги. Завтра ему опять предстоит идти на торжище.

— Можно ли доверять этому Бухторме? — Пентег заглянул в глаза Тихомилу.

— Думаю, можно, — мгновение подумав, ответил Тихомил. — Я помню, каким был Бухторма года четыре тому назад, когда Олег Иванович гостевал у него в доме, прибыв в Сарай для встречи с Урус-ханом. Тогда Бухторма был похож на спелый налитой персик, ныне он более напоминает высушенную сливу. От него остались кожа да кости. Не о милости Мамаевой мечтает теперь Бухторма, но о мести ему и Мухаммеду-Булаку. Бухторма нахлебался по горло унижений, поэтому он станет нам помогать. Я прочел это по его глазам.

— Что ж, брат, доверяю твоему чутью, — промолвил Пентег, протянув руку к котомке. — Ну-ка, что у нас сегодня на завтрак? Ого! Мясо и свежий хлеб!

— С завтрашнего дня переходим на сухари и воду, друже, — сказал Тихомил, ополаскивая руки в деревянной лохани с водой. — С деньгами у нас совсем туго. А ведь еще за постой в этом караван-сарае заплатить нужно. Скряга Гафур вышвырнет нас на улицу, коль мы промедлим с оплатой хотя бы на пару деньков.

— Что-нибудь придумаем, брат, — обронил Пентег, нарезая тонкими ломтиками вареную говяжью печень, нашпигованную чесноком. После всего услышанного от Тихомила голос у Пентега стал бодрым и оживленным, а выражение мрачной задумчивости исчезло с его давно не бритого лица.

Хозяин постоялого двора был человеком любопытным и падким на деньги, которые являлись смыслом его жизни. Со всеми своими постояльцами Гафур был предупредителен и учтив, покуда те вовремя вносили плату за проживание в его караван-сарае. Но стоило кому-нибудь из жильцов задержаться с оплатой хотя бы на день, их ожидал довольно неприятный разговор с Гафуром. Среди слуг Гафура было четверо здоровенных молодцев разбойного вида, которых тот использовал для выбивания денег с нерадивых постояльцев. Эти Гафуровы молодцы всегда имели при себе кинжалы и дубинки.

К двум своим постояльцам, снимавшим угловую комнату на втором ярусе караван-сарая, Гафур приглядывался с первого дня их заселения. Ему было непонятно, чем они занимаются и зачем приехали в Сарай. По внешнему виду эти странные жильцы смахивали на выходцев с Руси, хотя оба были одеты в татарские одежды и свободно изъяснялись на местном наречии. Никаких торговых дел эти два незнакомца не вели, да и на купцов они не походили, а скорее на воинов. Гафуру эти два русича сказали, что их хозяина, булгарского купца, ограбили лихие люди по дороге из Таны в Сарай. Мол, им велено дожидаться хозяина в Сарае, который залечивает раны, вернувшись обратно в Тану. При этом незнакомцы сетовали, мол, если купец-булгарин умрет от ран, тогда им придется наниматься на службу к другому купцу. Дело это непростое, ведь ни друзей, ни знакомых у них нет в Сарае. Для любого торговца они просто бродяги с большой дороги, всякий богатый человек поостережется связываться с ними.

Прожив в Гафуровом заведении два месяца, незнакомцы исправно вносили плату серебряными монетами. Блудниц они к себе не приводили, пьяными их никто не видел, своих соседей по караван-сараю они сторонились. Часто эта неразговорчивая парочка куда-то исчезала с постоялого двора то на день, то на два — куда? зачем? Гафуру это было неведомо. Поэтому его жадное сердце грызла тревога, как бы эти странные жильцы не исчезли насовсем, недоплатив ему за прожитые в гостинице дни.

Ранним мартовским утром Гафур постучал в дверь к двум незнакомцам, желая напомнить им, что пришло время платить за крышу над головой. С Гафуром разговаривал Пентег, который пообещал заплатить за жилье сразу, как только его друг вернется с торжища. «Он отправился разменять золото на серебро», — заметил при этом Пентег.

Гафур видел, что эти незнакомцы хорошо вооружены и явно не робкого десятка, поэтому он не стал грозить Пентегу и не привел с собой своих телохранителей. Гафур решил выждать до вечера. В конце концов, эти странные постояльцы еще ни разу не обманули его и не доставляли ему никаких хлопот. «Их кони стоят в моей конюшне, — рассудил Гафур. — Не сбегут же эти молодцы от меня, бросив своих скакунов».

Объятый беспокойством Пентег кое-как дождался возвращения Тихомила с базарной площади. На этот раз Тихомил принес из съестного лишь две лепешки и несколько сушеных карасей.

— Вот, деньги за жилье, — сказал Тихомил, выложив на стол девять серебряных дирхемов. — Пришлось заложить у ростовщиков свой золотой перстень с изумрудом, подарок князя Олега.

— Та-ак, — невесело протянул Пентег, — сначала я сдал ростовщику свою серебряную гривну и браслеты. Теперь и тебе пришлось расстаться с княжеским подарком, брат. Богом клянусь, со временем я возмещу тебе эту потерю. — Пентег тяжело вздохнул и добавил: — Коль выберусь живым из этого проклятого города! Ну, что поведал тебе Бухторма на сей раз?

Выглянув за дверь, дабы убедиться, что их никто не подслушивает, Тихомил приглушенным голосом пересказал Пентегу свою беседу с Бухтормой. При этом Тихомил вручил Пентегу небольшую полоску плотной смятой бумаги, на которой углем было нацарапано несколько строк славянскими буквами. Это было письмо от Ольги.

— Нету у Ольги никакой задумки относительно побега, — молвил Тихомил. — Она полагает, что сбежать из дворца невозможно. Там повсюду ханские слуги и стража.

Пентег слегка покивал головой, пробежав глазами записку Ольги. При этом вид у него был хмурый. Он взглянул на Тихомила, вопрошая у него взглядом: «Что станем делать, брат? Дело, похоже, дрянь!»

— Рано отчаиваться, приятель. — Тихомил подсел поближе к Пентегу, перейдя почти на шепот. — Бухторма готов пособить нам вызволить Ольгу из рабства, но при одном условии. Он и его жена уйдут на Русь вместе с нами.

— Зачем нам такая обуза? — поморщился Пентег. — И как отнесется князь Олег к тому, что мы притащим в Рязань этого ордынца с его узкоглазой супругой. Олегу не избежать беды, ежели Мамай прознает, что Бухторма укрылся в Рязани.

— Без помощи Бухтормы нам Ольгу не вытащить из ханского гарема, — сказал Тихомил. — Бухторма изложил мне свой замысел побега. По-моему, это единственная возможность для Ольги вырваться на свободу. Хотя риск, конечно, огромный.

— Ну ладно, — нехотя согласился Пентег, — прихватим с собой Бухторму и его жену, раз уж без него никак не обойтись. Молви, что там придумал Бухторма.

Тем же негромким голосом Тихомил посвятил Пентега в замысел Бухтормы.

В ханском дворце, как стало известно Тихомилу от Бухтормы, имеется застенок, где происходят пытки и казни людей, неугодных Мухаммеду-Булаку и Мамаю. За истязаниями этих несчастных часто наблюдает Мухаммед-Булак, который обожает изобретать какие-нибудь новые и необычные способы пыток. Всех казненных палачи вывозят на небольших телегах за пределы дворца и сбрасывают с обрыва в реку Ахтубу. Это происходит неизменно после полуночи, когда улицы Сарая пусты. Мухаммед-Булак не желает прослыть кровавым извергом, поэтому он тщательно скрывает следы своих злодеяний.

Прекрасно зная дворцовый распорядок дня и находясь в добрых отношениях со многими слугами и стражниками, Бухторма намеревался вывезти княжну Ольгу и свою жену из ханских чертогов под видом казненных узниц.

— А мы с тобой, приятель, должны будем изображать из себя ханских палачей, коих тоже всего двое, — с горящими глазами молвил Тихомил, взяв Пентега за руку. — Истинных душегубов нам придется по-тихому зарезать. Бухторма угостит вином стражей у главных ворот, дабы усыпить их бдительность. Подвыпившие стражники не станут к нам особенно приглядываться и без помех выпустят нас вместе с «трупами» из дворцовой цитадели.

— Но чтоб зарезать палачей, нам же надо как-то пробраться во дворец, — озадаченно заметил Пентег. — Как мы это сделаем, брат?

— Бухторма спустит нам веревку с дворцовой башни, по ней-то мы и проникнем в ханский чертог, — с воодушевлением заговорил Тихомил. — Дело в том, что стражник на одной из башен приплачивает Бухторме серебром за то, чтобы тот подменял его в ночном дозоре. У нас будет достаточно времени, дабы без помех перебраться через дворцовую стену. Бухторма спрячет нас в кладовой до той поры, когда ханские палачи начнут выносить тела замученных из подвала. Прикончив этих извергов, мы с тобой нарядимся в их одежду.

— А как Ольга выйдет ночью из гарема, ведь там тоже есть стража, — проговорил Пентег, вникая во все тонкости этого опаснейшего дела. — Что ты на это скажешь, брат?

— Жена Бухтормы подсыплет гаремным стражникам сонного зелья в питье, — ответил Тихомил. — Затем она отопрет двери и выведет Ольгу.

— Трупы казненных должны быть в крови и обезображены, — вновь выразил сомнение Пентег. — Стража у ворот мигом насторожится при одном взгляде на Ольгу и жену Бухтормы, поскольку на них не будет следов увечий.

— Мы вымажем супругу Бухтормы и Ольгу кровью казненных узников и уложим их на тележке так, чтобы настоящие обезображенные трупы лежали на них сверху, — без всякой заминки продолжил Тихомил. — Уверен, стражники не станут сильно приглядываться к мертвецам, ведь ничего приятного в этом нету. Опять же с нами будет Бухторма, который отвлечет дозорных беседой и вином.

Пентег задумчиво потеребил себя за тяжелый небритый подбородок, всем своим видом говоря, что он сильно сомневается в успехе сей авантюры, однако готов в этом участвовать, раз уж нет иного способа вызволить Ольгу из неволи.

— Когда нам идти на это ночное дело? — спросил он.

— Завтра или послезавтра, — ответил Тихомил. — Бухторма даст мне знать.

Это сидение в кромешной темноте среди мешков, бочек и пузатых глиняных сосудов изводило Пентега, которому казалось, что время остановилось, а они с Тихомилом скорее всего угодили в ловушку, как мыши. «Почто так долго не возвращается Бухторма? — терзался мыслями Пентег. — Все ли у него ладно? Не сорвался ли его замысел в самом начале?»

Дабы отвлечься от мрачных раздумий Пентег принялся перебирать в памяти события минувшего дня. С утра Тихомил, как обычно, отправился на торжище. Там он повидался с Бухтормой, который сообщил ему, что удобный момент для побега Ольги наступит этой ночью. Сразу после вечерней молитвы, когда на всех минаретах Сарая смолкнут заунывные призывы азанчей, Пентегу и Тихомилу надлежит покинуть постоялый двор. В полночь Бухторма заступит в дозор на угловой южной башне дворца. Когда он поставит в бойницы башни два зажженных светильника, это станет сигналом для Пентега и Тихомила. Они должны подбежать к башне и дважды ухнуть филином, тогда Бухторма спустит им сверху веревку.

Перед тем, как съехать с постоялого двора, Тихомил и Пентег продали Гафуру своих лошадей. С вырученными деньгами они пришли к речной пристани Сарая, где стояли на приколе купеческие суда. Кое-кто из купцов, перезимовав в Сарае, готовился к дальнему плаванию. Иные из торговцев только-только прибыли в Сарай по весенней высокой воде, привезя на продажу свои товары. Потолкавшись на пристани, Пентег и Тихомил сговорились с одним костромским купцом, что тот довезет их речным путем до Нижнего Новгорода за тридцать кебекских динаров. При этом приятели известили костромского купца, которого звали Епифаном, что вместе с ними отправятся в путь двое татар, муж и жена, и русская девушка.

Епифан подозрительно оглядел Пентега и Тихомила, одетых по-татарски, но не стал вдаваться в лишние расспросы. Зимовка в Сарае принесла Епифану одни убытки, поэтому он сильно нуждался в деньгах. Епифан собирался рано утром поднять якорь, предупредив Пентега и Тихомила, чтобы те успели к рассвету закончить все свои дела в городе.

Дождавшись условленного ночного часа, Тихомил и Пентег по веревке взобрались на башню дворцовой цитадели. После чего Бухторма укрыл их в кладовом помещении возле поварни.

Обитатели ханского дворца укладывались спать, смутные отдаленные шаги и голоса постепенно стихали, теряясь за буковыми дверями в дальних покоях. Наконец, глубокая тишина воцарилась в залах и узких переходах обширных чертогов, озаренных неярким оранжевым светом масляных ламп, установленных в нишах и на бронзовых подставках в виде треножников.

Три мужские фигуры, бесшумно ступая, крались по извилистому коридору, ведущему к дворцовой тюрьме. Впереди шел Бухторма со светильником в руке, облаченный в старый рваный халат неопределенного цвета. На голове у него была круглая войлочная шапка, на ногах кожаные башмаки с загнутыми носками.

Шедшие за Бухтормой Пентег и Тихомил не имели при себе ничего кроме оружия. На поясе у литовца висела сабля, в правой руке он сжимал кинжал. За кушаком у Тихомила торчал небольшой топорик, сбоку у него была пристегнута половецкая сабля в ножнах, из-за голенища сапога торчала рукоять ножа.

Бухторма первым спустился в темницу, куда вели каменные ступеньки, покрытые пятнами крови, давно засохшими и еще совсем свежими. Застенок находился возле одного из внутренних двориков, на котором в дневное время ханские нукеры обычно упражнялись в стрельбе из луков и в поединках на саблях. В обязанность Бухтормы также входило прибираться в дворцовом узилище, смывать кровь со стен и ступеней.

Ханские палачи открыли тяжелую дверь, услышав условный стук Бухтормы. Они уже поджидали его, как всегда, рассчитывая на его помощь при погрузке замученных узников на двухколесную арбу. Ханские костоломы не успели ни вскрикнуть, ни даже испугаться, когда из-за спины Бухтормы стремительно выскочили два дюжих молодца в татарских халатах и шапках. Раздались предсмертные хрипы, и два палача свалились на каменный пол с переломанными шеями.

— Ну и уроды! — с омерзением в голосе обронил Пентег, разглядывая убитых тюремщиков в свете масляных светильников.

— Матерь Божья! — с не меньшим изумлением и отвращением проговорил Тихомил, возвышаясь над поверженными истязателями.

У одного из умерщвленных палачей не было носа и был выколот правый глаз, у другого на спине был большой горб.

— Ты почто не сказал нам, что палачи ханские такие уроды! — сердито зашипел на Бухторму Пентег. — Как мы пройдем мимо воротной стражи, ведь горбатых среди нас нет и одноглазых тоже!

— Горб недолго соорудить из разного тряпья, — огрызнулся Бухторма, — а здоровый глаз можно спрятать под повязкой. Иной возможности для спасения вашей княжны все едино нету!

Поминая сквозь зубы чертей и сатану, Пентег и Тихомил выволокли из темницы обезображенные тела троих казненных мужчин и уложили их на арбу. Потом они принялись переодеваться в одежду убитых палачей, а Бухторма тем временем поспешил в восточное дворцовое крыло, где находился гарем.

Очень скоро Бухторма вернулся обратно, приведя с собой троих молодых женщин закутанных в длинные темные покрывала. Одна из этих женщин, сбросив с головы тонкую накидку, со слезами кинулась обнимать и целовать Пентега и Тихомила. Это была княжна Ольга, облаченная в татарский наряд, с волосами, уложенными на восточный манер.

Взглянув на двух других женщин, Тихомил узнал в одной из них Дурджахан-хатун, супругу Бухтормы. Круглолицая темноглазая красавица, с тонкой талией и широкими бедрами, скромно стоявшая в сторонке, была неизвестна Тихомилу.

— А это кто? — обратился к Бухторме Тихомил, кивнув ему на незнакомую красавицу.

— Это Гель-Эндам, любимая наложница Мухаммеда-Булака, — ответил Бухторма. — Она тоже горит желанием вырваться отсель на свободу.

— Да ты спятил, приятель! Зачем ты притащил ее сюда? — рассердился Тихомил. — Об ней уговора не было! Уговор был о том, чтобы вызволить из неволи княжну Ольгу и тебя с твоей женой.

Тихомила поддержал Пентег, заявивший, что Гель-Эндам нужно оставить во дворце, поскольку Мухаммед-Булак сделает все возможное, чтобы вернуть любимую наложницу обратно в свой гарем.

— За ночь уйти далеко нам не удастся, — промолвил литовец, — ханская погоня может настичь нас. Из-за Гель-Эндам мы все можем погибнуть.

И тут в разговор мужчин вмешалась Ольга, взволнованная и раскрасневшаяся, с заплаканными глазами. Она схватила Гель-Эндам за руку и непреклонным голосом сказала, что персиянка ей как сестра.

— Коль вы не возьмете Гель-Эндам с собой, тогда и я останусь здесь вместе с ней, — поставила условие княжна.

Тихомил молча взглянул на Пентега. Мол, что станем делать? Пентег раздраженно махнул рукой, дав понять другу, что Ольгу все равно не переубедить, поэтому придется им взять с собой и красавицу персиянку.

Поскольку всех несчастных перед казнью раздевали донага, поэтому троим женщинам пришлось снять с себя все одежды, а также кольца и браслеты, пришлось распустить волосы и измазаться в крови с головы до ног. Поскольку крови потребовалось очень много, поэтому Пентег вскрыл кинжалом артерию на шее у одного из убитых палачей. На полу образовалась большая кровавая лужа.

Пересилив в себе леденящий ужас, вымазанные в крови женщины взобрались на арбу и все трое улеглись рядком голова к голове. Пентег и Тихомил осторожно уложили на них сверху три уже остывших обнаженных мужских трупа. Затем Бухторма помог Тихомилу соорудить горб из свернутого в скатку плаща. Пентег завязал себе один глаз длинным обрывком грубой ткани, а нос укрыл краем башлыка.

Взявшись за оглобли, Тихомил и Пентег неспешно потащили груженную нагими телами арбу к дворцовым воротам. Бухторма, помогая им, подталкивал тяжелую повозку сзади.

У ворот дежурили трое стражников. Начальник караула почему-то отсутствовал. Бухторма посчитал это большой удачей. Стражники были хорошо знакомы Бухторме, поскольку он оказывал им разные мелкие услуги. Эти воины были падки на вино из ханских подвалов, которое для них тайком добывал Бухторма. Вот и на этот раз после обмена приветствиями стражники с шутками и прибаутками подступили к Бухторме, желая узнать, не забыл ли он про свой должок.

Увидев в руках у Бухтормы кувшин с узким горлышком, дозорные оживились и заулыбались. Один из них приложился к кувшину, желая распробовать вкус и крепость принесенного вина. Двое других расторопно распахнули высокие створы ворот, бросив на землю цепи и дубовые запоры. Прислонив свои щиты и копья к стене из сырцового кирпича, стражники торопливо прихлебывали вино из кувшина, спеша осушить его до дна. Им не хотелось делиться вином с начальником караула, который донимал их своей строгостью.

— Что-то сегодня Акым и Муршук неразговорчивы, — бросил Бухторме самый молодой из стражей, кивнув на Пентега и Тихомила, которые, согнувшись, протащили скрипучую арбу через освещенный факелами проезд в воротной башне.

— Хан сегодня был ими недоволен, — понизив голос, доверительно поведал стражникам Бухторма. — А что такое гнев хана, вам же ведомо, храбрые батыры.

— О Аллах! — воскликнул кто-то из караульных. — Избавь нас от ханского гнева! Хуже этого ничего быть не может!

Вырывая друг у друга кувшин, воины опять налегли на вино, со смехом приговаривая, что за избавление от ханской немилости им непременно нужно выпить. Тем более что когда еще у них будет возможность вкусить столь вкусного и крепкого вина!

«Возможно, эта выпивка последняя в вашей жизни, горе-батыры, — злорадно подумал Бухторма, торопливо прошмыгнув мимо стражников. — Полагаю, вы заплатите головой за свое ротозейство!»

Спустя несколько минут повеселевшие от хмельного питья стражники опять взяли в руки щиты и копья. Опорожненный кувшин они спрятали подальше от глаз своего сурового десятника. Опираясь на копья, воины завели неторопливую беседу.

Внезапно один из них озадаченно заметил, обращаясь к своим товарищам:

— Может, мне померещилось, не знаю. Токмо горб у Акыма сегодня стал заметно меньше, чем был вчера. Вам это не бросилось в глаза?

Два других воина встретили это замечание насмешками. Подтрунивая над своим приятелем, они говорили, что ему вредно пить вино, находясь в карауле.

— Через полчаса тюремщики пригонят пустую арбу обратно, — сказал самый юный из воинов. — Тогда мы остановим Акыма и осмотрим его горб повнимательнее. Ставлю три серебряные монеты на то, что Акымов горб ничуть не стал меньше. Акым же не верблюд в конце концов, и не может хранить сало в своем горбу.

Стражники дружно расхохотались. Появившийся начальник караула никак не мог понять причину их веселья.

Прождав час и другой, караульные так и не увидели ни арбы, ни тюремщиков, ни Бухторму. Им пришлось закрыть ворота, поскольку пришел черед заступать на стражу другим воинам.

На рассвете во дворце случился переполох, когда ханские слуги обнаружили в темнице двух мертвых палачей, а в гареме недосчитались двух наложниц. К тому же бесследно исчезли Бухторма и его жена, занятые на самых трудных работах во дворце.