В эту весну погода установилась жаркая и душная, какая приходится обычно на середину лета. В мае свинцовый небесный свод озарялся ослепительными зигзагами молний, голубые дали содрогались от оглушительных грозовых раскатов; грозы прокатывались без дождей. Порой налетал порывистый южный ветер, поднимая пыль и сухие травинки высоким крутящимся столбом.

Старики судачили между собой: «Не к добру все это. Не иначе, мор опять случится иль война будет!»

В лиственных лесах над Трубежом еще не откуковали свое кукушки, когда в Рязани объявилась вдруг княгиня Евфросинья, вернувшаяся из Литвы.

Олег встретил жену с двойственным чувством радости и некой потаенной досады, поскольку знал, что с приездом капризно-надменной Евфросиньи его спокойному житью-бытью пришел конец. Даже челядинцы в княжеском тереме при виде Евфросиньи как-то сникли и притихли, помня ее несдержанный нрав и суровые наказания за малейшие провинности.

Целуя Олега, Евфросинья крепко и трепетно прижалась к нему, пробудив жаркое волнение в его сердце. Олег, привыкший к холодности Евфросиньи, внутренне подивился случившейся в ней перемене. Выглядела Евфросинья изумительно: ее прекрасные светло-карие глаза искрились на солнце, ровные зубы сверкали, как жемчуг, меж алых улыбающихся губ, белое лицо с розовым румянцем светилось счастьем. Подбежавших к ней сыновей Евфросинья обняла всех троих разом, прижав к себе. При этом в очах ее заблестели слезы.

Глядя на статную фигуру Евфросиньи в длинном сиреневом платье с узкими рукавами и широким подолом, со шнурованным глубоким вырезом на груди, с блестящим пояском на тонкой талии, Олег залюбовался ею. Двадцативосьмилетняя Евфросинья по-прежнему выглядела моложе своих лет.

Заметно подросла и малышка Анастасия за те десять месяцев, что она провела вместе с матерью вдали от родного дома. Четырехлетняя Анастасия научилась неплохо разговаривать по-литовски. «Ну вот, была одна литовка у меня в тереме, теперь будет две», — подумал Олег, пряча усмешку в усах.

После пышного застолья и радостных разговоров в узком семейном кругу Олег и Евфросинья, наконец, остались наедине. Еще сидя за столом, Олег почувствовал по глазам Евфросиньи, по выражению ее лица, что ей хочется поделиться с ним чем-то очень важным, но заговорить об этом при детях она не может. Олега разбирало любопытство, что же таит в себе Евфросинья?

— Когда я собиралась в обратный путь на Русь две недели тому назад, — заговорила Евфросинья чуть приглушенным взволнованным голосом, плотно притворив дверь, — в это самое время в Вильно пожаловал тверской князь Михаил Александрович. Он привез весьма утешительные вести моему отцу. Оказывается, прошлой осенью в Москве умер тысяцкий Василий Вельяминов, дядя князя Дмитрия. Так вот, старший сын Василия Вельяминова Иван рассчитывал занять место своего отца, но Дмитрий решил по-своему. Дмитрий не только не сделал Ивана Вельяминова московским тысяцким, но вовсе упразднил эту должность. Рассерженный Иван Вельяминов тайно бежал из Москвы в Тверь, поступив на службу к Михаилу Александровичу. Это произошло уже в марте этого года, в канун Масленой седьмицы.

— Мне ведомо об этом, милая. — Олег покачал головой, опустившись на стул возле стола. — Это заботы Дмитрия, меня они не касаются.

— Нет, касаются, сокол мой! — с жаром возразила Евфросинья. — Еще как касаются! Ведь ты же не знаешь, о чем договорились мой отец и Михаил Александрович.

— И о чем же они столковались? — полюбопытствовал Олег.

Евфросинья с горящими глазами поведала мужу, что ее отец Ольгерд и Михаил Тверской задумали этим летом начать войну с Москвой. Дабы действовать наверняка, они решили привлечь и Мамая к походу на Москву. С этой целью к Мамаю отправился Иван Вельяминов.

— Мой отец надеется, что и ты, свет мой, тоже двинешь свои полки на Москву, — молвила Евфросинья, подойдя к Олегу и положив руки ему на плечи. — Коль тверичане пойдут на Московское княжество с севера, литовцы с запада, рязанцы с юга, да ежели еще подойдет Мамай со своей ордой, то Дмитрий непременно будет сокрушен!

Олег задумчиво погладил свою короткую бородку. Если все так и случится в действительности, тогда московлянам не уйти от поражения! Никак не уйти! «Доселе Дмитрий всегда побеждал, поскольку недруги его действовали порознь друг от друга, — размышлял Олег. — Ни Тверь, ни Рязань, ни Литва еще ни разу не объединялись для войны с Москвой. Но примкнет ли Мамай к этому союзу?»

До Олега доходили слухи, что Мамай воюет с Араб-Шахом, но победить его никак не может. Араб-Шах оказался крепким орешком!

— Война с Москвой — дело вельми трудное и опасное, лада моя, — сказал Олег, усадив жену к себе на колени. — Мне нужно с боярами своими потолковать, их мнение узнать. К тому же отец твой еще десять раз передумать может, с него станется. Да и от Мамая никакого ответа еще не последовало, как я понимаю. Поэтому нужно подождать и поглядеть, как отнесется Мамай к призыву Ольгерда и Михаила Тверского.

— Коль согласится Мамай воевать с Москвой, что тогда? — Евфросинья пытливо заглянула в глаза Олегу. — Коль тверичане и литовцы исполчат свои ратные силы на Москву, примкнешь ли ты к этому союзу?

— Да уж не останусь в стороне, голуба моя, — без колебаний ответил Олег. — Мне ведь немало исконных рязанских земель нужно отбить у московлян. Да и Дмитрию надобно должок вернуть за мое поражение при Скорнищеве. Я привык долги отдавать!

В начале июля в Рязань приехал посол из Твери. Им оказался Полиевкт Вельяминов, младший брат Ивана Вельяминова, который тоже перешел на службу к тверскому князю.

Внешне Полиевкт был красив и статен, у него были большие синие глаза и золотистые кудри. Говорить Полиевкт умел цветисто и витиевато, поскольку владел греческой грамотой и был знаком с трудами греческих писателей, посвященными ораторскому искусству. Полиевкт принялся сговаривать Олега Ивановича и рязанских бояр выступить этим летом в поход на Москву. Со слов Полиевкта выходило, что тверское войско уже двинулось на Торжок и Углич, что литовские отряды вот-вот подойдут на подмогу к тверичанам. Но более всего Полиевкт похвалялся тем, что Мамай прислал тверскому князю ярлык на великое Владимирское княжение. Ярлык доставили в Тверь Мамаевы послы во главе с мурзой Ачихожей.

«Кончилось сидение Дмитрия на владимирском столе, отныне Михаил Александрович главный князь на Руси! — торжествующе молвил Полиевкт, держа речь перед Олегом и его приближенными. — Теперь тверской князь будет собирать ордынский выход со всех князей по праву владения великим ярлыком. А Дмитрий пусть себе локти кусает от досады!»

Продолжая свою речь, Полиевкт сообщил рязанскому князю и его боярам, что послы Михаила Александровича вместе с мурзой Ачихожей уже побывали в Москве, объявив войну Дмитрию.

«Мамай шибко зол на Дмитрия, который его ни в грош не ставит, весь ордынский выход забирая в свою казну, — молвил Полиевкт, наслаждаясь тем вниманием, с каким его слушали рязанские вельможи. — Мамай готов послать свою конницу на помощь Михаилу Александровичу. Мамай жаждет смерти Дмитрия, а княжество Московское татары собираются раздробить на малые уделы. Всем князьям, выступившим на стороне Михаила Александровича, достанутся земли из владений Дмитрия».

Речь Полиевкта Вельяминова вызвала радостное оживление среди рязанских бояр, многие из которых с опаской и завистью смотрели на то, как крепнет и богатеет Москва, захватывая где силой, где хитростью новые земли и города. Некоторые уделы Дмитрий просто выкупает у их обедневших владельцев, поступая по примеру своего деда Ивана Калиты. Казна у Дмитрия богатая, ведь всю ордынскую дань он оставляет себе. На эти же деньги Дмитрий окружил свою столицу белокаменной стеной.

Удалив из гридницы тверского посла, Олег обратился к своим приближенным с вопросом: вступать ли Рязани в войну с московлянами на стороне Твери или нет?

Большинство Олеговых старших дружинников высказались за войну с Москвой, но с оговоркой, если Мамаева орда и литовцы поддержат тверского князя. Олег и сам был настроен таким же образом, поэтому все доводы и возражения сторонников мира с Москвой он пропустил мимо ушей.

За ужином Полиевкт Вельяминов попросил позволения у Олега задержаться у него в гостях до подхода Мамаевой конницы, путь которой на Москву неизбежно проляжет через земли Рязанского княжества. Полиевкт был совершенно уверен, что татарское войско находится уже в пути. Олег разрешил Полиевкту остаться в Рязани.

В эти знойные июльские дни, наполненные подготовкой рязанской дружины к походу на Москву, Олег жил радостным предвкушением скорой расплаты с Дмитрием за все свои унижения, за свое поражение при Скорнищеве.

«У него поистине железная хватка во всех делах, какая-то непостижимая уверенность в успехе! — думал Олег наедине с самим собой. — В свои юные годы Дмитрий уже одержал так много побед! Что же помогает ему побеждать? Опытные советники или провидение божье?.. Но конец тебе придет, Дмитрий-князь, конец тебе придет скоро! Что ты скажешь, когда мои полки вкупе с татарами подступят к Москве с юга, а тверичи с литовцами станут грозить тебе с севера? Клянусь Господом, я тогда выслушаю тебя внимательно!»

Прошла неделя, потом другая… Татарское войско так и не появилось ни на ближних, ни на дальних подступах к рязанской земле. Купцы, спускавшиеся на своих судах с верхней Волги вниз по Москве-реке, заходя в полноводную Оку, рассказывали, что многочисленная рать московского князя взяла в осаду Тверь. Литовцы, шедшие на выручку к тверичам, были остановлены московлянами у городка Зубцова.

Полиевкт Вельяминов и Евфросинья умоляли Олега выступить с войском на Москву. Этого удара в спину Дмитрий совсем не ожидает, ведь он недавно заключил мирный договор с Рязанью. «Ты сможешь взять Москву голыми руками, свет мой! — молвила мужу Евфросинья. — Дмитрий свои главные силы увел к Твери. Москва осталась почти беззащитной! Решайся же! Другого такого случая не будет!»

И Олег решился, хотя сознавал всю подлость такого поступка. Очень уж ему хотелось расквитаться с Дмитрием за все свои поражения. Олег объявил сбор конных и пеших полков. Его гонцы помчались в Пронск, Ижеславль и Белгород с призывом к тамошним князьям спешно двигаться с конными сотнями к Рязани.

И вот, когда рать рязанская уже была готова двинуться в поход, случилось непредвиденное. В воскресный день, 29 июля, утренней порой солнце пошло на ущерб и через какое-то время погасло совсем, закрытое темным лунным диском. Мрачная тень упала на землю, все померкло вокруг. Это солнечное затмение увидели не только в Рязани, но и в Москве, и в Твери, и в поволжских городах.

Боярин Брусило напомнил Олегу Ивановичу, что такое же знамение небесное описано в «Слове о полку Игореве».

— Игорь Святославич вел свои полки на половцев, когда такая же черная тень закрыла солнце, — сказал Брусило. — Игорь не внял совету здравомыслящих людей, не повернул назад и был разбит половцами. После поражения Игорь долго в плену мыкался вместе с братом своим и сыновьями. Не повторяй же ошибку Игоря Святославича, княже. Не ходи походом на Москву, ибо небо предрекает тебе неудачу.

Боярина Брусило поддержал Клыч Савельич, который изначально выступал против войны с Москвой.

После некоторых раздумий Олег распустил свое войско по домам. Сколь он был храбр, столь же был и мнителен, веря в различные приметы и предзнаменования.

Описание этого солнечного затмения попало на страницы летописей. Случилось это в 1375 году.