2
Этим вечером Сьевнар снова ушел далеко по берегу. В последний раз бродит здесь, думал он.
Теперь воин окончательно решил покинуть Ранг-фиорд, поискать в других краях… Нет, не счастья, конечно, счастья уже не может быть в его жизни, если в ней нет Сангриль, поискать хотя бы покоя… Быстрой и почетной смерти – вот что стоит ему поискать!
В сущности, он больше не раб, он свободен, волен идти куда хочет, он – бывалый ратник, прошедший уже два викинга. Что мешает ему найти дружину ярла, собирающегося в Гардарику? Сесть гребцом на его корабль, в безопасности дойти с сильной дружиной до знакомых земель. А там – в лес…
Пожалуй, хватит с него чужих берегов, теперь – точно хватит! Дом, о котором он почти не вспоминал в последнее время, все равно ждет его, а родичи-поличи примут с честью. Там его корни, а значит, и жизнь его там. Просто, ослепленный любовью, он на какое-то время забыл Гардарику. Теперь это казалось ему единственным решением – зачеркнуть прожитую жизнь и начать все сначала. Там, где нет и не могло быть Сангриль…
Вещи Сьевнар собрал накануне. Да и много ли вещей у воина? Оружие, доспехи да кошель с монетами – все его достояние. Ей хотел, для нее берег… А теперь он прощался с этими берегами. Со скалами, горами, лесом, с Дозорной Башней, уступами нависающей над водой, с деревянными братьями-кораблями, чьи острые, хищные силуэты виднелись вдалеке на песчаной косе.
Еще с далекого детства эти земли и воды стали его второй родиной. Здесь он когда-то страдал, а потом возвысился…
Чтобы снова страдать? И зачем?
Ты чужой! – бросила ему Сангриль. Обожгла этим словом, как огнем. Впрочем, остальные ее слова тоже обожгли его. До сих пор дымятся в глубине сердца, как раскаленные головешки, горько усмехался Сьевнар.
Только пепел теперь остался, только пепел…
Чужой! – сказала она. Кинула как обвинение. Да – чужой! И станет совсем чужим, когда между ними лягут многие и многие дни морских переходов…
Сьевнар услышал приближающиеся шаги еще издали. Человек, скрытый извилистыми стволами прибрежных сосен шел громко и быстро. Яростно наступал на сухие сучья или просто отшвыривал их ногами.
Надежда заставила Сьевнара оглянуться и всматриваться. А вдруг это она, вдруг передумала, вдруг догоняет его? Раскаялась в своих злых словах и догоняет…
Когда из-за деревьев выскочил прямо на него ярл Альв, Сьевнар вздрогнул от неожиданности. Отпрянул.
Ярл был непривычно растрепан, с покрасневшим лицом и налитыми кровью глазами. Даже его обычная самодовольная усмешка куда-то делась. Вроде как в одночасье стал другим человеком.
– Ты?! – то ли прорычал, то ли прохрипел ярл.
– Я!
– Ты, значит?!
– Я, а кто же еще? – продолжал удивляться Сьевнар.
Больше Сьевнар ничего не успел сказать. Альв мгновенно выхватил меч из ножен на поясе и тут же кинулся на него. Рубанул сильно, наотмашь, и Сьевнар скорее по привычке бойца отпрыгнул в сторону.
Вот и поговорили! – мелькнула мысль.
От второго удара было сложнее уклониться, Альв широко загреб перед собой клинком. Сьевнар спасся только кинувшись на землю и перекатившись.
Он вскочил на ноги и одновременно выхватил кинжал из-за пояса, больше у него не было с собой никакого оружия. Вовремя выхватил! Успел отбить клинок Альва, просвистевший в опасной близости! Жалко, кинжал короткий, втрое-вчетверо короче меча ярла, а то бы можно было сделать ответный выпад.
Зачем ярл напал? Почему здесь? Почему не вызвал на поединок на равном оружии, как положено, при свидетелях?
Эти вопросы скользнули в голове и пропали, и Сьевнар тут же забыл о них. Гнев, обида, тоска – все это ударило в голову, как крепкое пиво, и наступило даже некое облегчение. Словно прорвался давний гнойный нарыв. Все стало просто, понятно, раздумывать больше некогда. В бою вообще думают не головой, а руками и телом, учили его когда-то бывалые воины.
Вот он – враг, обидчик, соблазнитель его Сангриль, а такие обиды смываются только кровью… Лучше всего – если кровью! В конце концов, Альв первый напал на него! Совсем хорошо!
Жалко, что у него только кинжал… Трудно с ним против длинного меча…
Альв все-таки не зря с детства упражнялся в ратном искусстве. Он двигался быстро и умело, этот рыхлый ярл. Не растерял еще былую выучку, перекидывая костяшки счет и пиная рабов, видел Сьевнар.
Первая, внезапная атака не удалась, и ярл быстро отскочил в сторону, полоснув перед собой в воздухе для защиты. Помедлил, восстанавливая дыхание, затем, так же быстро, попробовал напасть с другой стороны. Снова хлестко лязгнула сталь, и снова Сьевнар едва увернулся. Не совсем увернулся, по шее потекло что-то горячее…
Его ответный выпад получился совсем неуклюжим. Нет, короткий кинжал, слишком короткий…
Сьевнар нарочно не взял с собой меч, оставил висеть на стене вместе с другим оружием, боялся, что все-таки вставит между камнями рукоять и кинется сверху. Знал бы заранее…
Толстый ярл оказался серьезным противником. Атаки Альва следовали одна за другой, Сьевнар едва успевал уворачиваться, подставляя свое короткое, но, хвала богам, широкое и прочное лезвие, которое он когда-то забрал из руки мертвого франка.
Только на ловкость можно было рассчитывать, только на прыжки и увертки…
Сьевнар отчетливо видел губы ярла, кривящиеся торжеством нападающего, светлые, водянистые глаза, налитые красными прожилками, бисерины пота на круглом лице. На это и оставалось надеяться – что ярл быстро устанет, выдохнется, отвыкнув от ратных игрищ…
И он уставал. Но и Сьевнар уже устал. Тоже чувствовал, как с него ручьями льются и кровь, и пот.
Да, Альв оказался умелым воином. Ухмылялся прямо в лицо, предчувствуя скорую победу. Они оба молчали, берегли дух, оба только шумное дыхание, топот ног, и звон сталкивающихся клинков… Как будто нет больше ничего вокруг, и никого нет, только они во всем мире… Кружатся в смертельном, злом хороводе глаза в глаза, наскакивают и отступают…
Как получилось, что он вдруг увидел незащищенную спину ярла, Сьевнар сам потом не мог вспомнить. Кажется, он присел в очередной раз, пропуская меч над собой, и, почувствовав, что меч сейчас вернется с оттяжкой, подался вперед длинным кувырком через голову.
Видимо, Альв устал все-таки. Ему бы отскочить с оборотом, развернуться сразу, закрыться круговым движением меча, раз противник поднырнул, скрылся из поля зрения. А он – замешкался. И вот она, спина, прямо перед ним широкая, незащищенная, без доспехов…
Мгновение. Но его хватило! Сьевнар быстро перехватил кинжал за лезвие и метнул под левую лопатку ярла, четко как в соломенное чучело для воинских упражнений. Даже успел удивиться, как легко, послушно воткнулся клинок. Действительно, как в солому…
Альв вскрикнул, теряя меч из руки, и мягко, как-то очень медленно, показалось Сьевнару, завалился на бок.
А Сьевнар так и стоял рядом с ним на четвереньках, слышал свое хриплое, запаленное дыхание и истошный стук сердца, разом заполнившего всю грудь.
Потом он услышал, что к месту поединка бегут люди.
* * *
Сьевнар не сопротивлялся, когда его схватили сразу несколько рук, оттащили от хрипящего ярла, все еще скребущего по земле руками.
Кто-то из хольдов распорядился запереть его пока в старую ригу и поставить стражу. И заперли, и стражу поставили. Двое дренгов, белобрысый Аскольд Щетина и совсем молодой, веснушчатый, как подсолнух, Торир, расположились перед дверью с мечами.
Оба стража были настроены вполне добродушно. Мирно переговаривались с ним через дверь. Поединки – не редкость среди дружинников, а Сьевнара все знали как доблестного воина, хранящего свою честь перед людьми и богами. Один из стражей сбегал, принес по его просьбе воды и мыла, чтоб смыть кровь с раненой шеи. Рана оказалось царапиной, из тех, что страшны только на вид. Просто кончик меча срезал лоскут кожи с шеи, потому и текло так обильно.
Дренги с любопытством расспрашивали его, что произошло у них с ярлом Альвом. Сьевнар честно рассказал, как сидел на берегу и как ярл напал на него с мечом.
Этот – мог, соглашались воины, он – такой, хитрый… С одним кинжалом драться против меча сложно, конечно! – рассуждали дружинники. Кинжалом одолеть опытного мечника – не всякий сможет…
Молодой Торир немного спустя притащил ему флягу легкого пива и хлебную лепешку с куском соленого мяса. Он же сообщил, что младший ярл только что умер.
Пиво Сьевнар выпил с той же жадностью, как пил до этого воду прямо из ведра. А вот есть не хотелось, лепешку только покрошил немного, мясо даже не тронул.
В риге, просторном сарае, куда его заперли, раньше хранили сено. Недавно сено убрали, здесь собирались перекрывать крышу. Ярл Альв хотел отрядить на это дело рабов, говорил об этом Рорику, помнил Сьевнар. Но крыша так и осталась не перекрытой, младший ярл, видимо, все-таки забыл распрядиться.
Сьевнар смотрел вверх и видел мелкие, колючие звезды, проглядывающие сквозь прорехи. Дренги за дверью тоже перестали донимать его любопытством. Вполголоса, неразборчиво, говорили за стеной о чем-то своем. Было холодно. Он собрал себе из раскиданных клочков охапку прелого сена, лег на нее, подгреб под бока, пытаясь согреться.
Значит, умер все-таки младший ярл… Хотя, чему удивляться, Сьевнар сам чувствовал, что целит кинжал точно в сердце, туда и попал… И то сказать – долго тянул с такой раной, крепкий был…
Оглушающее, звенящее возбуждение боя прошло, хотя все еще потряхивало немного, чувствовал он. Но это, пожалуй, уже от холода.
Сьевнар лежал на спине, смотрел на прорехи в крыше, на звезды и к нему снова вернулась привычная боль в сердце. Бесконечные, усталые мысли о своей любви начали как и прежде разматываться тягуче и монотонно.
А что изменилось? Ничего, в сущности! Как была между ними пропасть – так и осталась… Кровь ее мужа легла… И главное, как она это сказала, с каким презрением – чужой…
«Убьешь? Ну и убивай! – говорила она. – Хоть всех убивай!»
А что теперь скажет?!
Сьевнар даже удивился, когда добродушных дренгов сменили на страже два опытных воина, Оттар Лесоруб и Сигурд Длинный Язык. Знаменитые бойцы, известные своими победами в поединках и подвигами на ратных дорогах, они даже в набегах редко несли караульную службу, оставляя ее более молодым. Еще больше он удивился, когда Оттар и Сигурд связали ему кисти и колени, и припутали их друг к другу, как обычно делали с пленными. Сказали – конунг распорядился. Оба хмурились и почти не разговаривали.
На него злились? Или на себя за такую работу – вязать того, с кем сражались плечом к плечу? – так и не понял Сьевнар.
Теперь он лежал на соломе, крючившись на боку. Двигался он мог с трудом, связали на совесть. Это встревожило. Ясно было, что его начали охранять серьезно, словно опасались, что он сбежит…
Нет, он по-прежнему не чувствовал за собой никакой вины. Ярла он убил в поединке, сражался даже не на равном, на худшем оружии. Честно убил, подарил ему почетную смерть воина.
В чем его могут обвинить? И зачем его вообще заперли и связали? – недоумевал Сьевнар. Он ведь и не собирался бежать. Уйти – да, хотел, и вещи уже собрал, и доспехи начистил, густо, по-походному смазав салом. Но он не собирался бежать, хотел прямо сказать конунгу Рорику, что уходит из дружины, пойдет искать себе другого ярла по праву свободного воина. Теперь – тем более не собирался тайно бежать! Старики-ветераны должны рассудить их поединок, должны сказать, что он прав, иначе несмываемое пятно так и останется на нем в глазах других.
А Сангриль… Вот пусть поищет себе другого мужа! – вдруг подумал Сьевнар не без злорадства.
Все-таки убить врага, услышать, как он хрипит перед смертью – это приятно…