Глава 15. Освоение денег Саудовской Аравии

В 1974 г. один дипломат из Саудовской Аравии показал мне фотографии Эр-Рияда, столицы своей страны. На одной из этих фотографий было запечатлено стадо коз, роющихся в грудах мусора неподалеку от правительственного здания. Когда я спросил дипломата о них, его ответ потряс меня. Он сказал мне, что козы являются главной системой города по очистке от мусора.

«Гордость саудитов никогда не позволит им унизиться до уборки мусора, – ответил он. – Мы оставляем это животным».

Козы! В столице самого великого нефтяного королевства мира. Это казалось невероятным.

В то время я находился в группе консультантов, занимавшихся поиском выхода из нефтяного кризиса. Эти козы привели меня к пониманию того, каким бы могло быть решение, особенно учитывая специфику развития страны за предыдущие три столетия.

История Саудовской Аравии полна насилия и религиозного фанатизма. В XVIII в. Мохаммед ибн Сауд, местный вождь, объединил свои усилия с фундаменталистами из ультраконсервативной секты ваххабитов. Это был могучий союз, и в течение следующих двухсот лет семья Саудов и их ваххабитские союзники завоевали большую часть Аравийского полуострова, включая святыни ислама Мекку и Медину.

Саудовское общество отражало пуританский идеализм своих основателей, в нем было предписано строгое соблюдение заповедей Корана. Религиозная полиция обеспечивала соблюдение даже требования обязательной молитвы пять раз в день.

Женщины обязаны были закрывать свое лицо и тело с головы до ног. Наказания за преступления были жестоки, публичные казни и побитие камнями были обыкновенным делом. При первом посещении Эр-Рияда я был поражен, когда мой водитель сказал мне, что я могу спокойно оставить в районе местного рынка в незапертом салоне автомобиля свою камеру, портфель и даже бумажник.

«Никто даже не подумает о краже, – сказал он. – Ворам тут отрубают руки».

Позднее тем же днем он спросил меня, не хочу ли я посетить площадь, которую прозвали Чик-чик, и посмотреть на казнь. Приверженность ваххабизма тому, что мы сочли бы чрезвычайным пуританством, освободила улицы от воров – и требовала самых жестоких телесных наказаний для преступников. Я отклонил приглашение.

Саудовский взгляд на религию как на важнейший элемент политики и экономики внес существенный вклад в нефтяное эмбарго, которое потрясло Западный мир. 6 октября 1973 г. (на Йом Кипур, один из главных еврейских праздников) Египет и Сирия совместно напали на Израиль. Это было началом Октябрьской войны – четвертой и наиболее разрушительной из арабо-израильских войн – одной из войн, оказавших самое серьезное влияние на мировое развитие. Президент Египта Садат оказал давление на короля Саудовской Аравии Фейсала с тем, что бы последний принял меры по недопущению участия США в войне на стороне Израиля, используя то, что Садат назвал «нефтяным оружием». 16 октября Иран и еще пять стран Персидского залива, включая Саудовскую Аравию, объявили о 70-процентном увеличении цен на нефть.

На встрече в Кувейт-Сити арабские министры нефтяной промышленности рассматривали варианты дальнейших действий. Иракский представитель был сильно настроен в пользу ущемления США. Он предлагал делегатам национализировать американские коммерческие предприятия в арабском мире, объявить тотальное эмбарго на поставки нефти в США и дружественные Израилю страны и изъять арабские активы из американских банков. Он указывал на огромный объем арабских счетов и предсказывал, что их изъятие спровоцирует обвал, мало чем отличающийся от паники 1929 г.

Остальные арабские министры не склонны были принимать настолько радикальный план, но 17 октября они решили согласиться с вариантом ограниченного эмбарго, которое должно было начаться с 5-процентного сокращения нефтедобычи. Затем добыча должна были сокращаться на 5 процентов в месяц вплоть до момента достижения политических целей эмбарго. Министры согласились, что Соединенные Штаты должны быть наказаны за произраильскую позицию и должны бытль подвергнуты самому серьезному эмбарго.

Несколько стран, участвовавших во встрече, объявили о 10-процентом сокращении добычи вместо 5-процентного.

19 октября президент Никсон запросил у Конгресса 2.2. млрд долларов на помощь Израилю. На следующий день Саудовская Аравия и другие арабские нефтедобывающие страны объявили тотальное нефтяное эмбарго на поставки нефти в США.

Нефтяное эмбарго закончилось 18 марта 1974 г. Оно было непродолжительным, но влияние его было огромно. Цена саудовской нефти выросла с 1.39 доллара за баррель 1 января 1970 г. до 8.32 доллара за баррель 1 января 1974 г… Политики и будущие государственные деятели никогда не будут забывать об уроках, полученных в первой половине 1970-х гг. В конечном счете, ущерб тех нескольких месяцев послужил укреплению корпоратократии и ее трех основных столпов – крупных корпораций, международных банков и правительств – сплотившихся как никогда прежде. Это сплочение должно было быть закреплено.

Эмбарго привело к значительным изменениям взглядов на внешнюю политику. Уолл-Стрит и Вашингтон убедились, что ни в коем случае нельзя более допускать ничего подобного. Защита наших нефтяных поставок была приоритетом и до 1973 г., после него она стала навязчивой идеей. Эмбарго подняло статус Саудовской Аравии как игрока на мировой арене и вынудило Вашингтон признать стратегическую важность королевства для нашей собственной экономики. Помимо этого, оно стимулировало лидеров корпоратократии в поисках способов канализировать нефтедоллары обратно в Америку и задуматься над тем фактом, что саудовский режим испытывал отчаянную нехватку административных и институциональных структур управления его капиталами, растущими как на дрожжах.

Для Саудовской Аравии дополнительный приток средств от повышения нефтяных цен явился сомнительным даром. Он заполнил национальную казну миллиардами долларов, но послужил и определенному подрыву строгих религиозных норм ваххабитов. Богатые саудиты путешествовали по всему миру. Они посещали школы и университеты в Европе и Соединенных Штатах. Они покупали роскошные автомобили и набивали свои дома западными товарами. Консервативные воззрения уступили место новой форме материализма – и этот материализм подсказал решение проблемы будущих нефтяных кризисов.

Практически сразу после окончания нефтяного эмбарго Вашингтон начал переговоры с Саудами о технической поддержке, военных поставках и обучении, предлагая ввести страну в двадцатое столетие в обмен на нефтедоллары и, что гораздо более важно, в обмен на гарантии недопущения будущих нефтяных эмбарго. Переговоры закончились созданием крайне необычной организации – Американо-саудовской совместной экономической комиссии (United States-Saudi Arabian Joint Economic Commission). Известная как JECOR, она воплотила инновацию, которая была полной противоположностью традиционным программам иностранной помощи – предполагалось на саудовские деньги нанимать американские фирмы для фактического строительства новой Саудовской Аравии.

Хотя общее управление и финансовая ответственность были возложены на Казначейство США, комиссия была крайне независима. В конечном счете, ей предстояло потратить многие миллиарды долларов в течение более чем двадцати пяти лет, фактически, без тени подотчетности Конгрессу США. Поскольку американское финансирование не привлекалось, Конгресс не имел полномочий вмешиваться в деятельность этой комиссии, даже несмотря на участие Казначейства США. После широкого изучения деятельности JECOR Дэвид Холден и Ричард Джонс заключили: Это было соглашение с самыми далекоидущими последствиями, когда либо заключавшееся США с развивающейся страной. Оно давало возможность Соединенным Штатам глубоко проникнуть в Королевство, закрепляя концепцию будущей взаимозависимости».

Казначейство привлекло MAIN на самой ранней стадии в качестве консультанта. Меня вызвали и сообщили, что для меня есть очень важная работа и все, что я узнаю и сделаю, носит чрезвычайно конфиденциальный характер. С моей точки зрения, все это очень походило на тайную операцию. Вначале я склонялся к мысли, что MAIN является ведущим консультантом, однако, прибыв на место, я понял, что мы были лишь одной их многих привлеченных экспертных организаций.

Поскольку все держалось в большом секрете, я не был посвящен в переговоры Казначейства с другими консультантами и не мог оценить свою роль в этом беспредендентном мероприятии. Теперь я знаю, что эта сделка установила новые стандарты для ЭКов и дала толчок инновационным альтернативам традиционным подходам к продвижению интересов империи. Я также знаю, что большинство сценариев, разработанных в ходе моей работы, были, в конечном счете, осуществлены, и MAIN была вознаграждена одним из первых – и чрезвычайно выгодных – контрактов в Саудовской Аравии, а я получил большую премию в том году.

Моя работа заключалась в прогнозировании развития Саудовской Аравии в результате инвестирования огромных денег в инфраструктуру и планировании сценариев направления инвестиций. Короче говоря, меня попросили напрячь все свое творческое воображение для мотивации вливания сотен миллионов долларов в саудовскую экономику, которые освоят американские инжиниринговые и строительные компании. Меня попросили сделать это самостоятельно, не прибегая к помощи своих подчиненных, и я был изолирован в маленьком зале заседаний, расположенном на несколько этажей выше моего департамента. Я был предупрежден, что моя работа связана с вопросами национальной безопасности и потенциально очень прибыльна для MAIN.

Я понимал, что главная цель заключается не в обычном ввержении страны в пучину долгов, которые она никогда не сможет выплатить, скорее, она заключалась в возврате львиной доли нефтедолларов, выплаченных Соединенными Штатами. В процессе Саудовская Аравия должна была втянуться в игру, и ее экономика должна была настолько тесно переплестись с нашей, чтобы это гарантировало ее ориентацию на Запад и, следовательно, саудовские симпатии и интеграцию в нашу систему.

Как только я начал, я понял, что козы, блуждающие по улицам Эр-Рияда, являются символическим ключом, отправной точкой для прорыва саудитов в современный мир. Эти козы просто умоляли заменить их на нечто более подобающее этому королевству, жаждавшему этого прорыва. Я знал также, что экономисты ОПЕК убеждают нефтедобывающие страны в необходимости экспорта продуктов нефтепереработки. Они убеждали свои страны развивать нефтепереработку для того, чтобы продавать продукты нефтепереработки всему миру по более высоким ценам, вместо продажи сравнительно недорогой сырой нефти.

Это открывало путь к стратегии, которая, я был в этом уверен, позволила бы выиграть всем. Козы, разумеется, были всего лишь отправным пунктом. Нефтяные доходы могли бы использоваться для для строительства американскими компаниями самой современной системы сбора и переработки мусора и отходов, которой саудовцы по праву могли бы гордиться.

Я подумал о козах, как об одной из частей уравнения, которое могло бы быть применено к большинству секторов экономики королевства, формулы успеха в глазах королевской фамилии, Казначейства США и моих боссов в MAIN. С помощью этой формулы деньги пошли бы в промышленный сектор, предназначенный для переработки сырой нефти в продукцию на экспорт. В пустыне должны были вырасти большие нефтехимические комплексы, окруженные огромными технопарками. Естественно, это потребовало бы строительства гигаваттных электростанций, линий электропередач, шоссе, трубопроводов, систем телекоммуникаций и транспортных систем, включая аэропорты, развития морских портов, сферы обслуживания и прочих элементов инфраструктуры, заставляющих вращаться все колесики разом.

Мы могли бы надеяться, что это план мог бы стать образцом для подражания во всем остальном мире. Путешествующие по всему миру саудиты пели бы нам похвалы, призывали бы лидеров остальных стран познакомиться на месте с саудовским чудом, эти лидеры обращались бы к нам за воплощением подобных планов в своих странах – большей частью не входящих в ОПЕК – и позволили бы привлекать Всемирный банк и использовать прочие методы навешивания долгов для финансирования всего этого. Глобальная империя поживилась бы самым лучшим образом.

Когда я работал над этими идеями, я думал о козах и из головы у меня не выходили слова саудовского дипломата: «Гордость саудитов никогда не позволит им унизиться до уборки мусора». Я слышал этот рефрен неоднократно, в разных контекстах. Было очевидно, что саудиты не собираются использовать своих людей на черной работе, например, в качестве промышленных рабочих или на строительстве на любом из проектов. Во-первых, их было слишком мало. К тому же, королевский дом Саудов взял на себя обязательство обеспечить своим подданным такой уровень образования и жизни, который был явно несовместим с физическим трудом. Саудиты могли бы руководить, но не испытывали ни малейшего желания становиться промышленными и строительными рабочими. Поэтому было необходимо импортировать рабочую силу из других стран, оттуда, где она была дешева и где людям нужна была работа. По возможности, рабсила должна была прибывать из других ближневосточных или исламских стран – таких, как Египет, Палестина, Пакиста и Йемен.

Этот проект продуцировал еще одну стратегему для возможного развития. Огромные комплексы для размещения рабочих требовали торговых центров, больниц, пожарных и полицейских участков, водопроводных и канализационных систем, электрических, телекоммуникационных и транспортных сетей – фактически, результатом должно было стать возведение современных городов посреди пустыни. Хдесь можно было также разместить научные центры по развитию технологий, например, desalinization plants, микроволновых систем, здравоохранения и компьютерных технологий.

Саудовская Аравия была осуществившейся мечтой проектанта, которую понял бы каждый, связанный с инжиниринговым или строительным бизнесом. Она предоставляла экономическую возможность, невиданную в истории: слаборазвитая страна с фактически неограниченными ресурсами и желанием вступить в современный мир быстрыми темпами.

Я должен признать, что наслаждался этой работой. Надежных данных по Саудовской Аравии не было нигде, ни в Бостонской публичной библиотеке, ни где-либо еще – ничего, что оправдало бы применение эконометрических моделей в этом контексте. В действительности, объем работы – полное и стремительное трансформации целой нации в ранее невиданых масштабах – подразумевал, что даже если бы подобные данные и существовали, они не имели большого значения.

Никто, впрочем, и не ожидал количественного анализа, по крайней мере, на данном этапе игры. Я просто заставил поработать свое воображение и выдал доклад, предполагавший великолепное будущее для королевства. Для оценки приблизительной стоимости мегаватта электроэнергии, мили шоссе, очистки воды, стоимости канализации, жилья, продовольствия, коммунальных и прочих услуг на одного рабочего я использовал цифры, высосанные из пальца. Как и предполагалось, я не уточнял эти сметы и не делал никаких окончательных выводов. В мою задачу входило простое описание планов (более точно, вероятно, мое «видение» их) того, что можно было бы сделать, и грубая оценка затрат на воплощение всего этого.

Я все время держал в голове истинные цели: максимизацию платежей американским компаниям и превращение Саудовской Аравии в зависимую от Соединенных Штатов страну. Несложно понять, как тесно связаны были эти задачи: все проекты требовали непрерывной и постоянной модернизации и обслуживания, все они были чрезвычайно сложными, что обеспечивало компаниям, их воплощавшим, постоянную занятость по их развитию и сопровождению. По мере продвижения своей работы я начал формировать по два списка для каждого предполагаемого проекта: один из них был списком контрактов на реализацию, второй – списком долгосрочных контрактов на сервис и сопровождение. MAIN, «Bechtel», «Brown amp; Root», «Halliburton», «Stone amp; Webster» и многие другие американские инжиниринговые и подрядные компаниии получали бы прибыль на протяжении десятилетий.

Помимо чисто экономических, были и другие крючки, намертво привязывающие к нам Саудовскую Аравию. Модернизация богатого нефтью королевства вызвала бы неоднозначные последствия. Например, консервативные мусульмане были бы разъярены; Израиль и соседние страны ощутили бы угрозу. Экономическое развитие страны повлекло бы развитие оборонительных структур Аравийского полуострова. Частные компании, специализирующиеся в этой сфере, также могли бы рассчитывать на щедрые контракты, а затем на обслуживание и сопровождение. Оборона потребовала бы инжиниринга и строительства аэропортов, ракетных баз, казарм и всей инфраструктуры, связанной с их обслуживанием.

Я отослал свои бумаги в запечатанном конверте внутриофисной почтой в адрес менеджера проекта Казначейства. Иногда я встречался с парой остальных членов нашей команды – вице-президентами MAIN и моими начальниками. Поскольку у нас не было официального наименования для этого проекта, который все еще находился в стадии изучения и не был передан в JECOR, мы ссылались на него – шепотом – как на SAMA. Вообще говоря, это означало Дело по Освоению Саудовских Денег (Saudi Arabian Money-laundering Affair), однако в этом была еще и игра слов – SAMA назывался также центробанк Королевства, Денежно-кредитное агентство Саудовской Аравии (Saudi Arabian Monetary Agency).

Иногда с нами встречались представители Казначейства. Я задавал не так много вопросов в ходе этих встреч. Главным образом, я описывал свою работу, отвечал на замечания и соглашался сделать что-либо дополнительное, о чем меня изредка просили. Вице-президенты и представители Казначейства особенно воодушевлялись моими соображениями о долгосрочном сервисе и сопровождении. Это натолкнуло одного из вице-президентов на характеристику королевства, которую мы потом часто повторяли: «корова, которую можно доить до самой пенсии». Что до меня, то передо мной всегда стоял образ козы, а не коровы.

Именно в течение этих встреч я пришел к пониманию того, что в проект вовлечены несколько наших конкурентов для решения аналогичных задач и все мы ожидаем прибыльных контрактов в результате наших усилий. Я полагал, что MAIN и остальные фирмы пошли на риск предварительной работы без предоплаты, об этом свидетельствовало то, что мои затраты рабочего времени относились на счет общих и административных расходов. Этот подход был типичен для начальных стадий работы над большинством проектов. В данном случае начальные инвестиции намного превысили норму, но вице-президенты казались убежденными в окупаемости проекта.

Несмотря на то, что мы знали о конкурентах, мы считали, что работы хватит всем. Я уже достаточно долго находился в этом бизнесе, чтобы знать, что вознаграждение напрямую зависит от объема принятой Казначеством работы, и консалтинговые фирмы, предложившие именно те подходы, которые будут воплощены, получат самые отборные контракты. Я считал своим долгом создавать беспроигрышные сценарии. Моя звезда уже высоко поднималась в MAIN и участие в SAMA гарантировало дальнейший восход, если нам суждено добиться успеха.

На наших встречах мы обсуждали также вероятность того, что SAMA и деятельность JECOR в целом создадут прецендент. Ведь это и впрямь было новым подходом к получению прибыльных контрактов в странах, который не нуждались в кредитах международных банков. Как примеры подобных стран на ум сразу приходили Иран и Ирак. Учитывая человеческую природу, мы подозревали, что лидеры этих стран захотят подражать Саудовской Аравии. Не оставалось ни малейших сомнений, что нефтяное эмбарго 1973 г., первоначально казавшееся столь ужасным, принесет еще много приятных сюрпризов инжиниринговому и строительному бизнесу и поможет дальнейшему прокладыванию дороги к глобальной империи.

Я работал на этой умозрительной стадии примерно восемь месяцев – хотя не более чем несколько дней подряд – изолированный в малом зале заседаний или у себя на квартире. Все мои подчиненные имели другие задания и могли прекрасно сами позаботиться о себе, хотя я и контролировал их время от времени. Постепенно тайна вокруг нашей работы рассеивалась. Все больше людей узнавало что Саудовская Аравия вовлекается в какую-то большую игру. Волнение нарастало, слухи расползались. Вице-президенты и представители Казначейства становились более открыты – потому, в частности, как я предполагаю, что и сами получали доступ к большей информации, поскольку прояснялось все больше деталей хитроумной схемы.

В соответствии с развивающимся планом, Вашингтон желал, чтобы Сауды гарантировали нефтяные поставки по ценам, остающимся в приемлемых для Соединенных Штатов и их союзников пределах. Если остальные страны, такие как Иран, Ирак, Индонезия или Венесуэла, начали бы угрожать эмбарго, Саудовская Аравия с ее обширными запасами нефти должна была бы восполнить потери. Сам факт того, что это возможно, в конечном счете, должен было удержать остальные страны от мысли от эмбарго. В обмен на подобные гарантии Вашингтон предлагал королевскому дому Саудов удивительно выгодную сделку: полную и недвусмысленную поддержку со стороны США, включая военную при необходимости, и тем самым гарантируя их длительное пребывание у власти в стране.

Это была сделка, от которой Саудам было невозможно отказаться, учитывая их географическое местоположение, слабость вооруженных сил, уязвимость перед соседяим наподобие Ирана, Сирии, Ирака или Израиля. Естественно, пользуясь этой слабостью, Вашингтон выдвигал еще одно условие – оно, кстати, полностью пересматривало роль ЭКов в мире и послужило образцом для наших действий, которые позднее мы попытались предпринять в некоторых странах, в особенности, в Ираке. Оглядываясь назад, мне трудно понять, как могла Саудовская Аравия принять это условие. Разумеется, остальной арабский мир, ОПЕК и другие исламские страны были потрясены, когда они узнали об этом и прочих условиях сделки, в ходе которой королевский дом сдавался требованиям Вашингтона.

Условие заключалось в том, что на нефтедоллары Саудовская Аравия должна была покупать ценные бумаги американского правительства, в свою очередь, проценты по этим бумагам должны были использоваться Казначейством на цели модернизации и вывода Саудовской Аравии из средневековья в современный промышленно развитый мир. Иными словами, процент за пользование деньгами нефтяного королевства должен был пойти на оплату работы американских компаний по воплощению моих идей (и идей наших конкурентов) по превращению Саудовской Аравии в современную индустриальную страну. Наше Казначейство должно было нанимать нас на саудовские деньги для проектирования и строительства объектов инфраструктуры и даже целых городов повсюду на Аравийском полуострове.

Ходя саудиты оставляли за собой право определения общй направленности проекта, реальность состояла в том, что элитный корпус иностранцев (неверных в глазах мусульман) будет определять будущее политики и экономики Аравийского полуострова. И это должно было случиться в королевстве, основанном на консервативнейших принципах ваххабизма и следовавшем этим принципам на протяжении столетий. Это должно было стать огромным незамолимым грехом с их стороны, и все же в этих обстоятельствах, в условиях политического и военного давления, организованного Вашингтоном, я подозревал, что Сауды понимают – выбор у них невелик.

С нашей точки зрения, выгоды казались безграничными. Это была сладостная сделка, потенциально создающая невообразимые перспективы. И что делало ее еще слаще, нам не надо было получать одобрение Конгресса – процесс, который ненавидят все корпорации, особенно подобные «Bechtel» и MAIN, которые не любят раскрывать свои бухгалтерские книги и открывать свои тайны. Томас Липпман, адъюнкт в Институте Ближнего Востока и бывший журналист, красноречиво суммирует все преимущества этой сделки:

«Саудиты, купаясь в деньгах, ссужали бы сотни миллионов долларов Казначейству, которое пользовалось бы ими вплоть до момента выплат поставщикам и подрядчикам. Эта система гарантировала бы работу этих денег на американскую экономику… Она также гарантировала, что менеджеры комиссии с согласия саудитов могли предпринимать что угодно, не отчитываясь перед Конгрессом».

Определение параметров этого исторического соглашения заняло меньше времени, чем можно было бы себе представить. Теперь надо было найти способ его воплощения. Для приведения процесса в движение в Саудовскую Аравию отправился кто-то на самом высоком правительственном уровне с конфиденциальнейшей миссие й. Я никогда не знал этого наверняка, но полагаю, что это был Генри Киссинджер.

Кто бы ни был этим посланником, первое, что он должен был сделать, это напомнить королевской фамилии о случившемся с Моссадеком в Иране, попытавшимся пренебречь британскими нефтяными интересами. Затем он должен был сделать очень привлекательное предложение, от которого Саудам было бы сложно отказаться, учитывая при этом, что выбор у них, на самом деле, невелик. Я уверен, что у них создали впечатление, что альтернатив всего две – принять наше предложение и воспользоваться нашей поддержкой или пойти путем Моссадека. Когда посланник вернулся в Вашингтон, он привез согласие Саудов подчиниться.

Правда, было одно небольшое препятствие. Мы должны были убедить всех ключевых игроков в саудовском правительстве, хотя, как нам и сказали, это было чисто семейное дело. Хотя Саудовская Аравия не была демократией, сам королевский дом нуждался в определенном согласии.

В 1975 г. меня бросили на одного из таких ключевых игроков. Я всегда называл его про себя принцем У. – принцем Уэльским – хотя и не думал, что он и в самом деле наследный принц. Моей задачей было убедить его, что SAMA принесет пользу его стране и ему лично.

Это было не так-то легко, как показалось поначалу. Принц У. полагал себя добрым ваххабитом и не собирался безучастно наблюдать, как как страна скатывается к западному меркантилизму. Он также считал, что постиг все коварство наших предложений. У нас, по его словам, были те же цели, что и у крестоносцев тысячу лет назад: христианизация арабского мира. Частично, разумеется, он был прав. С моей точки зрения различие между нами и крестоносцами и впрямь было не особенно велико. Средневековые европейские католики утверждали, что их цель спасение мусульман от чистилища и ада, мы утверждали, что хотим модернизировать саудовское общество. По правде говоря, думаю, что и крестоносцы, и корпоратократия заботились лишь о строительстве империи.

Несмотря на религиозные убеждения, принц У имел одну слабость – к красивым блондинкам. Это звучит смешно на фоне утвердившегося стереотипа, но я должен сказать, что принц У. был единственным среди знакомых мне Саудов, которому эта слабость была присуща, или по крайней мере, единственным, кто позволил мне о ней узнать. И все же это сыграло свою роль в продвижении исторической сделки и это демнстрирует, насколько далеко я пошел ради успеха своей миссии.