Глава 63
Олеся и Таня сидели в спальне — среди пакетов, фирменных коробок и разбросанных нарядов.
— Нет, ну неужели мы никогда не узнаем, кто все подстроил? — спросила Олеся.
Таня подумала о том, что выяснить это можно. Если установить, кем является Платон Викторович, собственник скромной лесной избушки. Пусть его арестуют и вытрясут признание, кто заказал похищение, а потом и убийство, размышляла Таня. Но если Платон Викторович владеет подобными хоромами, роскошными, как дворец шейха, то вряд ли он подвластен правоохранительным органам и даст себя арестовать. Что же делать? «Надо посоветоваться с Игорем, — подумала Таня, — он придумает, как добраться до Платона. Или подожду, когда выйдет из больницы Валерий Александрович».
— Олеся, я пошел, — сказал Игорь, заглядывая в комнату. — Застегни.
Он протянул жене руку, и Олеся бросилась застегивать кожаный ремешок его дорогих часов. Татьяна перестала дышать. Этот разноцветный фиолетово-черный и сине-зеленый циферблат она уже видела.
— Какие красивые часы, — просипела она побелевшими от ужаса губами, пододвигаясь ближе к Игорю и Олесе.
— Правда? — улыбнулся Шведов. — Жена подарила.
— Тебе нравится? — обернулась к подруге Олеся. — Классные, да? А дорогие!
— Давно подарила? — почему-то спросила Таня.
— Сразу. В честь победы на выборах. Неделю назад.
Татьяна шумно вздохнула и расслабилась.
— До свидания, девочки. Олеська, если опять умчишься по магазинам, домой можешь не возвращаться. Мне не нужна жена-транжирка. Помни, ты теперь на мушке у журналистов, как первая леди Шлимовска.
— Подумаешь! — засмеялась Олеся. — Раньше я была первой дочкой, теперь первая леди. Разница-то!
— Теперь я окончательно поняла, что не нужна тебе! — со слезами в голосе произнесла Ника. Она устроила промывку мозгов своему коварному возлюбленному.
Игорь схватил ее за руки.
— Какие глупости ты говоришь! — возмутился он. — Я люблю тебя!
— Но мы не вместе! Не вместе! — закричала Ника. Она была на грани истерики. — Когда ты оставишь эту девчонку? Она тебе больше не нужна, ты использовал все возможности, которые дает звание суворинского зятя, ты сам теперь мэр города!
— Я не могу так сразу.
— Ты ведь едва терпишь ее! — не унималась Ника. — Она глупая, инфантильная, у нее на уме одни тряпки и развлечения.
— Ника! — остановил разбушевавшуюся любовницу Игорь. — Прекрати орать! Как ты себе это представляешь? Как я могу сейчас развестись с Олесей? Столько лет играл роль нежного мужа, а теперь возьму и разведусь? При маленьком ребенке? Что обо мне подумают? Надо же постепенно!
Подобные разговоры случались у них с регулярностью инфляционных скачков. Странно, что постоянные нервные разборки до сих пор не убили жаркого чувства, испытываемого Игорем. Несмотря ни на что, он любил Нику уже целых три года.
А Ника пришпоривала лошадей. Любимому было тридцать шесть, ей — сорок один. Бестолковая девчонка воровала те немногие сладкие мгновения, которые еще оставались Нике в этой жизни. Она не могла ждать.
Диалог происходил в доме, недавно отстроенном фирмой «Триумвират» в лесопосадочной зоне на окраине Шлимовска. Каких трудов им стоило проникнуть в эту квартиру незамеченными! Обольстительной журналисткой восхищалась половина города. Игорь тоже был достаточно известен.
— Маленький ребенок! — вспомнила Ника. — Да! Ты ведь с ней спишь…
— Только по долгу службы, — быстро вставил Игорь.
— …Значит, она может вновь оказаться беременной! И тогда — еще один младенец. И так без конца!
— Я тебе обещаю, больше никаких младенцев.
— Ты и до рождения сына говорил мне то же самое! Я тебе не верю!
— Поверь. Я делаю все, чтобы расстаться с ней. Подожди еще немного.
Ника вздохнула. Все их беседы заканчивались утомительно однообразно.
— Еще немного! — эхом отозвалась она.
— Разве наша любовь того не стоит? — тревожно заглянул в глаза женщине Шведов.
Ника молча прильнула к своему невыносимо противному и милому возлюбленному.
— Пока вас не было, три раза звонила та прелестная девушка из московской газеты. Маша Майская.
Прежде чем перебраться в мэрию, Игорь подбивал бабки в своей родной фирме и сдавал дела заместителю. Он, конечно, не собирался бросать «Триумвират» на произвол судьбы, это было его любимое детище, но; теперь из кресла мэра ему открывались такие значительные просторы, что он задыхался от восторга и считал свою бетонно-кирпичную деятельность мелкой и незначительной. На волне обрушившегося на него успеха он уже думал о губернаторских выборах. А почему бы и нет?
Элла Михайловна, немного подумав, подошла и поправила Игорю галстук съехал набок. Странно, что Ника этого не заметила.
— Чего хотела прелестная девушка? — хмуро спросил Шведов.
— Поговорить с вами конечно же! А, вот, наверное, и она!
Элла Михайловна протянула Игорю трубку телефона.
— Алло?
— Игорь, привет! Это Маша Майская, — прозвучал в трубке нежный голосок. Так, словно они расстались вчера добрыми друзьями и пламенно обещали не забывать друг друга.
Элла Михайловна удовлетворенно кивнула и покинула кабинет.
— Чем обязан счастью тебя слышать? — спросил Игорь.
— Вот, статья не пишется. О ваших выборах.
— Неужели? Я-то думал, она давно была напечатана.
— Нет. Я ее даже не сдала. Пребываю в смятении. Разъяснить читателям подробности твоей авантюры или оставить их в блаженном неведении?
Игорь ничего не ответил. Он молча ждал продолжения.
— Наверное, надо все-таки быть правдивой, — как бы сама себе сказала Маша. — Да. И журналистского весу мне это прибавит. Не бирюльки какие-нибудь, настоящее разоблачение! Эй, ты не уснул?
— Нет. Я внимательно тебя слушаю.
— Слушай-слушай, — согласилась Мария. — У меня перед глазами один интересный документик. Ты не помнишь, как… Ах нет, давай сначала немного теории.
— Какой теории?
— Той, что перед практикой. Итак, однозначен факт, что жажда власти является одной из самых сильных страстей человека. Согласен?
Игорь хранил молчание.
— Согласен, — ответила за него Маша. — По себе знаешь. Так вот, многие ученые, исследуя связь между стремлением к власти и генетикой, выявили одну интересную закономерность. Далее цитата. «Непомерная жажда славы и власти есть первый объективно фиксируемый признак первичного генетического поражения». С чем тебя и поздравляю. Конец цитаты. Человек, не способный к воспроизведению потомства, обреченный, следовательно, на вымирание, получает взамен «эквивалентную по мощи компенсацию — жажду славы, богатства и власти», записано тут у меня. Каково? Здорово, правда? А как верно!
Шведов продолжал безмолвствовать. Только его напряженное дыхание в трубке давало понять, что он все еще слушает Машу, а не упал, потрясенный, у своего рабочего стола.
— Передо мной лежит ксерокопия твоего анализа в диагностическом центре.
— Черт! — вырвалось у Игоря.
— Ну, ты прикинь, как тебе не повезло! У меня эта бумажка, у меня. Кто-то другой порвал бы, смутившись, и только посочувствовал тебе, бедняге. А я, мерзкая, сделала выводы и хочу их плодотворно использовать в своей статье. Да, батенька, смотрю я на эту бумажку и плачу, — откровенно издевалась Маша. — Что ж ты, в детстве чем-то болел? Или еще что? Грустно, невыносимо грустно. «Абсолютное бесплодие», — написано здесь. Особенно интересна дата проведения анализа — вскоре после рождения Валеры Шведова. Не до, а после. Зачем молодому, счастливому папаше мчаться в диагностический центр? Значит, знал, что у тебя со сперматозоидами полный атас, но решил на всякий случай проверить. А вдруг народилось хвостатых килограммчика полтора — чем природа не шутит. Но, увы, результат оказался плачевный: никакой надежды на то, что твой сын — это твой сын. Расскажи, какие эмоции испытывает обманутый муж? Я представляю… Да… Думаю, это Дима Павлов оказал тебе подобную услугу. А Олеся-то какова! С такими невинными глазами! Да, но у тебя, Игорь, кроме дохлых сперматозоидов, еще безумная жажда власти, я вспомнила. И к тому же шикарная любовница — Ника Сереброва. Да не пыхти, мне и это известно. Ты решил убить сразу двух зайцев. Наказать Олесю за предательство, а заодно доконать Суворина и вытряхнуть его, больного и убитого горем, из кресла мэра. Ты, наверное, и не сомневался, что его сердце не выдержит непосильной нагрузки. Представляю себе: инсценировки, звонки с угрозами, должно быть, от души поглумился над бедным тестем, а? Да кто бы выдержал такое! Не хочу только верить, что ты пошел бы до конца и приказал своим исполнителям убить Олесю и ребенка. Скажи мне скорее, Олеся и малыш вернулись домой вопреки твоему желанию, по воле счастливого случая, или потому что ты и не собирался их уничтожать? Хотел только потрепать нервы Суворину, довести его до инфаркта, лишить возможности участвовать в выборах, а потом отпустить девчонку с младенцем? Но тогда как же Ника? Пока Олеся считается твоей женой, Ника сидит у разбитого корыта. Удовлетворимое любопытство, а? И кстати, посоветуй, писать ли мне обо всем этом в статье или плюнуть?..
— Такой ахинеи я не слышал еще ни разу в жизни, — яростно проговорил в трубку Игорь. — Все ты выдумала! Катись со своей статьей и со своими домыслами. У вас, журналистов, грязи на всех хватает!
И бросил трубку.
Минуту он сидел в прострации, затем начал лихорадочно перебирать бумаги на столе, двигать ежедневники и авторучки, дергать ящики стола. В одном из ящиков лежали часы с разноцветным циферблатом за полтысячи долларов — точь-в-точь как у него на запястье. Волна раздражения накатила и накрыла Игоря с головой. «Идиотка! — подумал он об Олесе, — не видела, что ли, что у меня уже есть одни такие? Лишь бы деньги попусту тратить!»
Но дело сейчас было, конечно, не в Олесе, а в Маше Майской.
От кирпичной стены дома на Солнечной улице отделилась фигура парня. В темноте его практически не было видно.
«Еще и его мне не хватало», — мысленно возмутился Игорь.
— Зачем пришел? — спросил он вслух, притормозив у подъезда. На часах уже было половина двенадцатого — заботы городского главы не кончались в семь вечера, они требовали отдаваться работе без остатка. — Отойди в сторону, не светись.
— Фотографии, которые я вам предоставил… — начал Сергей Будник. — Вы их так удачно использовали… Вот я и подумал — может, подкинете еще тысчонку?
Новоявленный мэр достал бумажник и с явной неохотой отсчитал триста долларов.
— На, держи, — протянул он деньги Буднику. — Этого вполне достаточно за твою услугу. И постарайся больше не попадаться мне на глаза. Ясно?
Сергей молча спрятал купюры в карман. Шведов не оправдал надежд, но ругаться с ним не хотелось. Пусть подавится, скупердяй!