Глава 29
Уговаривая свою начальницу Нику Сереброву отпустить его на пару дней развлечься на кипрском курорте, видеооператор Сергей Будник взывал к ее милосердию и, улыбаясь, жаловался, что страдает от остеохондроза. На самом деле остеохондроз был так же мало знаком бравому оператору, как вкус авокадо детдомовцу. Просто очень хотелось расслабиться вдали от жаркого летнего Шлимовска.
На Кипре, правда, тоже было жарковато, но тут царила праздность, и рубашка не липла к телу после трехчасовой съемки с тяжелой видеокамерой на плече.
Подруга Сергея, Шушу, за чей счет они и рванули на Кипр по экспресс-путевке, была очень привлекательна. Она лежала в шезлонге, смотрела сквозь темные стекла очков на воду бассейна и время от времени тихо вздыхала от удовольствия — Сергей тыкал пальцем в ее голень, изображая массаж.
— Всего два дня — и бездна кайфа, правда, Шушу?
Когда-то давно, посмотрев кинофильм с Брижит Бардо в главной роли и увидев в своей подруге прямое сходство с экранной звездой, Сергей вознаградил девушку прозвищем Шушу (так звали героиню фильма). Подруга не сопротивлялась. Она не могла противостоять напористому Буднику и в других, более принципиальных вопросах, что тогда говорить об утрате привычного имени?
Девушка расслабленно шевельнула плечом и не ответила. Ей было хорошо.
Они остановились в отличном отеле.
Мимо шезлонгов по кромке бассейна прошли огромный негр и белокожая, почти голая девица с рыжими волосами. Девица смеялась и висла на черном гиганте и казалась взбитыми сливками на шоколадной поверхности торта. Шушу посмотрела на них с отвращением. Картинка напомнила ей о чем-то.
— Ты сделал из меня проститутку! — резко сказала она Сергею, вероятно возвращаясь к теме, которую они обсуждали не раз.
— Шушу! — воскликнул Будник, оставил правую ногу девушки и взялся за левую. — Ну, перестань!
— Да! — обиженно поджала пухлые губки Шушу. — Проститутку!
— Ты не очень-то сопротивлялась, — напомнил Сергей.
— Ты соблазнил крупными деньгами. Я не устояла.
— И теперь страдаешь, что ли?
— Да, страдаю!
Учитывая тон, которым это все произносилось, девушке следовало бы вырвать свою ногу из сильных пальцев Сергея и гордо удалиться. Но Шушу продолжала лежать в шезлонге и получать удовольствие от массажа, солнца, близости воды.
— Хочешь, я принесу чего-нибудь холодного выпить? — заботливо предложил Сергей.
— Принеси! — обиженно согласилась подруга. Через пару минут они уже держали в руках ледяные бутылки.
— Но ты только подумай, какую сумму мы содрали с последнего клиента! напомнил Сергей.
Шоколадный негр и рыжеволосая красотка расположились в шезлонгах неподалеку.
Шушу улыбнулась и мечтательно подняла глаза к ясному синему небу.
— Да, правда…
— Ну! Сколько бы месяцев тебе пришлось пахать в конторе, чтобы получить такие деньги!
— Ой, и не представляю, — согласилась Шушу. Да, несомненно, Сергей имел над ней власть.
— Ты лапуська, — сюсюкнул Будник, выпячивая губы, и в этом тоне звучала неподдельная нежность. То, что он подкладывал Шушу под выгодных клиентов, никак не отражалось на его отношении к ней. — Вот, Кипр посетили. Потом, если хочешь, поедем в Америку.
— Лучше давай купим квартиру. А то родители скоро вернутся из командировки, и тогда где мы будем?
Предки Шушу, мастодонты медиевистики, прочно засели с лекциями в Западной Европе.
— На квартиру не хватит, — прикинул Сергей. — Пять тысяч надо на шубу, которая тебе понравилась в торговом центре.
Маленький семейный бизнес процветал, но, однако, на исполнение всех без исключения желаний пока не хватало. Надо было выбирать. Воспоминание о длинной молочно-белой шубе из натурального меха, происхождение которого так и не удалось достоверно выяснить («Горностай!» — уверенно сказала продавщица отдела), вызвало новую улыбку на лице девушки.
— Мне она пойдет, — сказал Шушу.
— Тебе все идет! — горячо заверил Сергей. — Ты ведь красавица!
Он окинул взглядом территорию бассейна, заметил не менее десятка хорошеньких дельфинок, но его Шушу была вне конкуренции — так Сергей искренне полагал.
— Вернемся, еще больше заработаем! Я присмотрел одного типа, денег куры не клюют, печатает их, что ли, по ночам. Зовут Олегом. Будем брать!
— А он не страшный? — проявила специфический интерес Шушу и состроила рожицу.
Сергей работал с деньгами, а она — с телом, поэтому хотелось, чтобы клиент, по крайней мере, не вызывал отвращения.
— Симпатяга. Натуральный Делон, — убедительно сказал Сергей. — Смотри не потеряй голову.
— Не потеряю.
— Да уж постарайся. А то, когда я смотрел последнюю пленку, меня бросало и в жар, и в холод.
— Сам просил побольше откровенных сцен. Выполняла твое требование.
— Я было подумал, что тебе с ним понравилось, — не удержался от ревнивого замечания Сергей.
— Опять! — взвилась Шушу. Она выскочила из шезлонга и топнула босой ногой. Негр неподалеку обернулся и теперь смотрел на девушку с одобрением. В гневе Шушу была еще более привлекательна. — Какая подлость! — возмущалась она. — Ты сначала отправляешь меня на заработки, потом терзаешь своей ревностью!
— Ну, все, все, успокойся. Забыли.
— Не забыли! Мне надоело!
— Ладно, не скандаль. Я пошутил.
— Ты не пошутил! Ты используешь меня и к тому же пилишь!
— Шушу, ну как же я тебя использую! — расстроился Сергей. — Я хоть одну копейку на себя истратил без твоего ведома? Я так тебя люблю!
Шушу нечего было возразить, она опустилась обратно в шезлонг. Да, он действительно мало тратил на свои нужды. И вроде бы и вправду ее любил. О том, что Сергей мог бы зарабатывать деньги самостоятельно, не используя сексапильность своей подруги, Шушу и не вспомнила.
— Пойдем в ресторан, Шушу? — миролюбиво спросил Сергей. — Время.
— Пойдем.
Шушу поднялась, обернула вокруг бедер тонкий разноцветный платок и завязала его узлом на боку. Негр не сводил с нее глаз. Сергей забрал пустые бутылки, полотенца, и они направились в сторону гостиницы.
Жестоко ошибается тот, кто полагает, будто Маша провалялась на диване до одиннадцати утра следующего дня. Ничего подобного! Еще не появилось над горизонтом утреннее солнце, а журналистка уже весело стучала клавишами старенького ноутбука, извлеченного из спортивной сумки (компьютер — подарок одного майора ФСБ, кратковременный роман с которым уложился в полторы недели).
Жестоко ошибается тот, кто полагает, будто Машино эссе изобиловало пошлостями и выражениями типа «блин» и «на фиг». Ничего подобного! Машин стиль отличался легкостью, юмором, эрудированностью и богатством языка. Ее развязность и непосредственность совсем не влияли на текст. Маша писала умно, красиво, интересно, приправляя статью, как перцем, некоторой язвительностью для улучшения читабельности.
Здесь она была профессионалом и добилась значительных высот в управлении словами и предложениями.
В семь утра панорамная статья была готова, и, позавтракав остатками винограда, Маша отправилась на телеграф.
Когда факс был передан, она набрала по автомату домашний номер редактора газеты «М-Репортер». Арка-ша Гилерман уже не спал.
— Привет! — нежно мурлыкала в тяжелую черную трубку Маша. — Как здоровье моего Бублика?
— Лучше спроси, как мое здоровье, — почему-то зло огрызнулся Гилерман.
— Что случилось, Аркадий? Звоню сообщить, что отправила по факсу первую статью. В редакции ее получили. Бегло знакомлю с претендентами на пост мэра и даю зарисовки шлимовской жизни. Бодренько и живенько. Ну, как там мой Бублик?
— Слушай, а он у тебя не голубой? — с подозрением тихо спросил Аркаша.
— Почему голубой? — удивилась Маша. — Он серый!
— Нет, мне кажется, голубой. Он с меня не слазит. Влюбился, что ли?
— А-а… Ну, не знаю! Чем-то ты его, наверно, очаровал, Аркаша. А тут, в Шлимовске, кстати, вовсе не плохо.
— Безумно за тебя рад.
— И что я так сопротивлялась? Не хотела ехать. Вот глупая. Люди здесь отзывчивые и добрые.
— Да неужели? — ехидно спросил Аркадий. — Смотри, чтобы их доброта не довела тебя до вендиспансера.
— Фу, какой ты пошлый! А вчера я ела «Башенку лангуста».
— Это так теперь называется? А ну, брысь, тварь! — закричал мимо трубки редактор.
— Бублик, Бублик! — позвала Маша. — Ну, он ведь хочет со мной поговорить! Не прогоняй его!
— Да не с тобой он хочет поговорить, — зло ответил Аркаша, — а в ухо меня поцеловать. Всего обслюнявил, зараза пушистая.
— Хоть привет от меня передай. Да, Аркаша, какой-то ты стал нервный. Грубый. А раньше был таким мягким, добрым.
— С твоим котом вообще в психушку можно загреметь.
Маша улыбнулась:
— Ну, покедова, старичок! Пойду пошныряю по городу. Глядишь, и на вторую статью наберу материала. Тут, правда, уже и так завязалась шикарная интрига, но дело носит криминальный оттенок, поэтому в моем первом опусе я не стала особо распространяться.
— Что за интрига? — оживился Аркадий.
— Да вот такая интрига. Пока не буду раскрывать карты.
Желание сделать раскаленным гвоздем статьи похищение суворинской дочки было очень велико, но Маша сдержалась. Не была уверена, что потом не последует карательных мер от главы Шлимовска Суворина и его зятя Игоря Шведова вплоть до депортации. Появление в столичной прессе информации об исчезновении Олеси Шведовой было бы для шлимовцев подобно взрыву шаровой молнии. Да и Валерий Александрович понравился ей с первого взгляда, не хотелось вредить.
— Ах ты, сволочь!!! — заорал вдруг Аркадий.
— Ты что?! — возмутилась Маша, но тут же поняла, что слово «сволочь» относится вовсе не к ней, а к ее драгоценному Бублику. — Опять проблемы?
— Вся моя жизнь теперь — одна сплошная проблема! — с горечью отозвался Аркаша. — Из-за твоего гадкого кота! И зачем я послал тебя в командировку?
— Ладно, у меня монетки кончаются. Пока. Еще позвоню.
Когда Маша покидала здание почты и телеграфа, на ее губах играла вредная улыбка. Бублик воплотил в жизнь замысел Маши — заставил Гилермана раскаяться в содеянном. Теперь редактор «М-Репортера» с нетерпением ждет возвращения Маши из Шлимовска, считает дни и страдает от милых шалостей очаровательного Бублика.
А редактор страдал гораздо больше, чем могла себе представить коварная корреспондентка Мария Майская. Последним в списке бубликовских преступлений значилась подлость, совершенная мерзким животным прямо минувшей ночью.
Ночная жизнь Аркадия Гилермана била ключом. Писатель Эдуард Тополь, воспевший в своих произведениях могучий сексуальный магнетизм мужчин еврейской национальности, плакал бы от восторга, увидев тучные стада светловолосых славянок, которые набегами появлялись в квартире Аркаши и вытаптывали острыми каблучками пушистый фуксиевый ковер в его спальне.
И вот, вчерашним вечером, плавно переходящим в летнюю бахчисарайскую ночь, очередное вполне прелестное создание пало жертвой неспокойных черных глаз Аркаши.
— О, как у тебя красиво! — воскликнуло создание, заглядывая первым делом в спальню.
Аркадий настороженно оглядывался: Бублика почему-то нигде не было видно. Обычно он (уже приобрел новую привычку за несколько дней жизни у Гилермана, негодяй!) подлетал к вошедшему Аркадию с воем сирены и бросался к нему на грудь.
— Тебя что-то беспокоит? — спросила девушка. Она потрясла сначала одной, потом другой ногой, сбрасывая туфли на ковер в прихожей — не менее красивый, чем в спальне, — пшенично-коричневый.
— Да так… — неуверенно промямлил Аркаша. Бублик не появился, и Аркаша даже ощутил слабое приятное волнение в груди — надежду, что отвратительный котяра выскользнул утром в дверь и его разорвали на улице собаки. (К слову сказать, Бублик давал собакам по морде — запросто, без долгих раздумий, не церемонясь. Хамству и безапелляционности он учился у своей хозяйки.)
События между тем разворачивались по отработанному сценарию, и особенно приятно редактору было то, что его подопечная обладала светло-русыми волосами, а ее серые глаза имели все же некоторый зеленый оттенок. Конечно, в девушке не было и десятой доли жуткой наглости и самоуверенности, свойственных Маше.
В каждой своей партнерше Аркадий с грустью искал незабываемые Машины черты, пытаясь удовлетвориться копией ввиду зловредности оригинала.
И вот, когда Аркаша, как космический челнок к орбитальной станции, уже подруливал к объекту, полный томительного восторга и предвкушения, откуда-то сверху, с люстры или шкафа, прямо на спину Гилерману свалился, истошно подвывая, пыльный лохматый мешок. Да, это был Бублик, именно он.
От удара в спину, от неожиданности и победоносного кошачьего визга Аркадий покрылся липким потом. В комнате упал не только Бублик, бесславно обрушились также авторитет Аркадия, его вера в себя и уважение. Последствия бубликовской провокации были плачевны и, увы, неисправимы.
— Ну, что ты, — пыталась успокоить редактора, близкого к припадку, добрая девица. — Подумаешь, котик свалился! Посмотри на ситуацию с присущим тебе юмором!
Но и она с сомнением оглядывала стыковочный аппарат Аркадия, подозревая, что тут уже вряд ли что-либо можно придумать в ближайшие несколько часов. Со вздохами, провожаемая расстроенным взглядом Аркаши, светловолосая мадемуазель вынырнула из кровати и стала одеваться.
— Может, останешься? — неуверенно спросил редактор, в душе понимая, что это ни к чему. Настроение у него испортилось, и никого не хотелось видеть.
— А зачем? — пожала плечами красотка.
Она пришла в эту квартиру с конкретной целью и, не получив желаемого, не видела причин оставаться.
У входной двери она на секунду задержалась, надеясь, что Аркадий даст денег на такси, но тот, очевидно, был настолько обескуражен, что и не вспомнил о подобной мелочи. Девушка грустно, не без сочувствия, вздохнула и удалилась. Мысль о том, как она будет шептаться с подружками, рассказывая о провале редактора, окончательно убила Аркашу.
— Бублик! — свирепо заорал он, поворачиваясь спиной к двери и бросаясь в глубь квартиры. — Только покажись, скотина, я тебя!
Интеллигентность и добросердечность вмиг покинули разъяренного редактора. Он метался по квартире, выискивая противника. Но Бублик, конечно, не был дураком. Воплотив в жизнь коварный замысел, дисквалифицировав бедного журналиста и в одночасье лишив его звания сексгения, кошак забился в узкую щель между стеной и шкафом и сверкал оттуда ясным зеленым взглядом.
— А ну, вылазь, чудовище! — рявкнул Гилерман и засунул руку в щель.
Бублик клацнул зубами, противясь изъятию.
— Я сказал, вылазь!
Бублик зарычал, как цепной пес.
— Хуже будет! — неистовствовал Аркаша. Никогда прежде он так не кричал.
Бублик забился еще глубже. Аркадий пошел за шваброй, но вспомнил, что швабры у него никогда в доме не было. Тогда он взял теннисную ракетку и сунул ее за шкаф. Через минуту возни, взвизгиваний и шуршания Аркадий достал истерзанный инструмент — одна струна была порвана.
— Ты знаешь, сколько она стоит! — крикнул Гилерман. К подвигам Бублика добавился еще один — изувеченная ракетка. В отчаянии Аркаша бросил ее на пол. — Ладно, сиди! Пока не сдохнешь от голода! — крикнул он.
Несмотря на поздний час, редактор отправился на кухню, достал из холодильника казанок с жареной печенкой и поставил его на огонь. Вскоре квартира наполнилась запахами. Аркаша сидел на белом стуле с круглой «венской» спинкой и хмуро поглядывал на дверь кухни, ожидая появления Бублика. В руках он держал ремень, которым надеялся придушить вредное животное.
Вместо самого Бублика из комнаты донесся его жалобный вой. Кот не явился на запах жареной печенки — что-то тут было не так. Аркаша вновь заглянул в простенок и увидел, как барахтается застрявший Бублик, пытаясь вырваться из плена и бежать, бежать, бежать к плите.
— Ага! Доигрался! — позлорадствовал Аркаша. — Застрял!
Бублик нервно мяукал и как бы предлагал версию, что на спину редактору он прыгнул исключительно в приступе обуявшей его любви. Кот молил о помощи, ему надо было мчаться на кухню, а он не мог выбраться из-за шкафа. Его вопли разбудили бы мертвого. Руку Аркадия, вновь просунутую вглубь, он теперь не укусил, а быстро облизал. И опять вернулся к своему паническому крику.
Аркаша попытался вытянуть Бублика за лапу или хвост, но было ясно, что сделать это не удастся, не оторвав заодно какую-нибудь часть кошачьего организма. Кот плотно застрял в проеме.
— Да перестань же вопить! — крикнул Аркадий. — Из-за твоих воплей я ничего не соображаю.
Бублик притих, но только на секунду. Через секунду он опять принялся орать.
Аркаша понял, что нужно отодвигать шкаф. Но без посторонней помощи не обойтись.
— Ты что, сдурел? — покрутил пальцем у виска сосед Витя. Он был в семейных трусах с рисунком «ромашковое поле». — Какой шкаф? Ты знаешь, который час?
— Знаю, — уныло кивнул Аркаша, поглядывая на соседа снизу вверх. — У меня кот застрял.
— Кот? — изумился Витя и сладко зевнул. — А я думал, ты все благоустраиваешься. Никак не уймешься.
Витя прислушался.
— Это кот так орет? — удивился он.
— Да, — кивнул Аркаша. — Пойдем подвинем, а?
— Ну и глотка! — восхитился Витя. Он вытащил ключи из замка и закрыл дверь снаружи. — Пойдем.
Предчувствуя близость освобождения, Бублик замолчал. Шкаф нехотя сдвинулся с места. И вдруг… Что-то скрежетнуло наверху, покачнулось, поехало, дверца верхнего отделения распахнулась, и пишущая машинка в сером футляре плавно выкатилась и грохнулась вниз. По пути она задела Аркашину скулу, потом плечо и приземлилась на ногу. Аркаша взвыл не хуже Бублика.
— Ох ты бедный! — посочувствовал Витя, разглядывая ободранную скулу. Потом опустил взгляд ниже. — Хорошо, не оторвало хоть…
Если бы машинка зацепила и то, что имел в виду Витя, то Аркадию можно было бы сразу отправляться на кладбище. Жизнь утратила бы смысл.
Они поставили шкаф на место.
Когда, хромая и не смея пошевелить травмированным плечом, изуродованный Аркадий полз из туалета в спальню, с кухни донеслось аппетитное чавканье. На плите сидел Бублик и, отодвинув, как сумел, тяжелую крышку казанка, увлеченно жрал еще теплую печенку.
