Глава 27
— Девушка, вы куда?
Молодой милиционер за стеклянной дверью мэрии смотрел выжидательно. Маша собралась было опустить руку в сумку и достать свою «корочку» несомненно, удостоверение московской журналистки, да еще и сотрудницы скандально известной газеты «М-Репортер», произвело бы впечатление. Но Маше хотелось веселья и мистификаций.
— К Валерию Александровичу, — ответила она. Маша подвинулась поближе к милиционеру, чтобы он почувствовал цветочный аромат ее духов и подробнее разглядел содержимое глубокого выреза. — У нас встреча, — добавила она с многозначительным придыханием.
— Вы по личному вопросу? — Голос милиционера уже не звучал так официально.
— Да.
— Но прием по личным вопросам по вторникам и четвергам, с трех до шести. А сегодня среда, между прочим.
— Между прочим, мне назначено персонально. Мой вопрос животрепещущ.
— Неужели? — Парень улыбнулся.
— Да, — с бесконечным доверием в голосе сообщила Маша. — Я, видите ли, мать-героиня. Шестеро детей. А квартира однокомнатная. Нет условий для занятий сексом.
Милиционер буквально отпрянул и вынул глаза из Машиного выреза.
— Шестеро? У вас? — с тихим ужасом спросил он.
— Это не предел, — беспечно заверила Маша.
— Если б у меня было шестеро, я бы…
— Надевал презерватив еще и на голову, — подсказала Маша.
— …Повесился, — закончил милиционер. — Вы не похожи на мать-героиню. Проходите. Второй этаж налево по коридору. Удачи!
Секретарша имела отлично развитую челюсть людоеда. Маленькие недобрые глазки дополняли неприглядную картину (внешность явно не была тем параметром, по которому ее отбирали для работы в приемной). Секретарша с гримасой недовольства и презрения осмотрела все обнаженные места Машиного тела:
— Что вам, девушка?
Нельзя быть такой ослепительной, летней и голой, очевидно, подумала она.
Маша наконец показала удостоверение.
— И что?
— Хочу взять интервью у вашего мэра.
— Он занят, — буркнула женщина.
— Я подожду, — ответила Маша, отошла к стене и удобно пристроилась на стуле. — Доложите обо мне.
Команду надо было выполнять, хотя она и исходила от крайне неприятной, наглой девицы. Секретарша скрылась за дверью, причем ее спина, плечи и кончики ушей выражали крайнюю степень недовольства. Из кабинета она вернулась уже вместе с мэром города.
Маша порозовела от удовольствия: господин Суворин вышел самолично встретить московскую звезду. Мэр был высок, породист, шевелюрист и сосредоточен. Лучистые глаза почему-то полыхали, как показалось Маше, тревогой и страхом. Она с улыбкой вскочила со стула и двумя руками дернула вниз оранжевый подол.
Но Суворин стремительно пролетел мимо и даже не повернул головы в сторону Маши. Мужчины обычно так не делали. Маша удивленно открыла рот и посмотрела вслед главе города.
— Я предупреждала, он занят, — с торжеством сказала секретарша. — Ему не до всяких там газетных писак.
— Вы очень любезны, — заметила Маша.
— А вы думаете, что если вы пресса — то и все двери открыты? Да время сейчас другое. Вас, журналистов, развелось как тараканов в коммуналке. Пруд пруди. На всех и рабочего дня не хватит.
— Я понимаю, почему вы такая озлобленная, — ласково и мило сказала Маша. — С такой рожей, конечно, трудно сохранять добродушие. Вы не отметите мне командировочное удостоверение? Печать поставите?
Секретарша задохнулась и лихорадочно завращала глазами.
— Ясно. Не поставите, — поняла Маша. — Вы валерьянку-то пейте, дамочка. А то глаза потеряете. Упадут на бюст. Ах, да у вас и бюста, впрочем, нет.
Что случилось дальше с бедной секретаршей, Маша не узнала, она быстро вымелась из приемной и звонко зацокала шпильками вниз по лестнице.
— Валерий Александрович, Валерий Александрович! — дико заорала она на улице, увидев мэра у служебной «Волги».
Хмурый Суворин удивленно обернулся и придержал дверцу автомобиля.
— Валерий Александрович, здравствуйте! — завопила Мария, едва не бросаясь на грудь мэра. — Вы меня не заметили?
— А мы знакомы?
— Я Маша Майская. Читаете «М-Репортер»?
— Иногда читаю.
— Я приехала из Москвы, чтобы написать о ваших выборах!
— А… — вспомнил Суворин. И вымученно улыбнулся. — Припоминаю. Фельк что-то говорил о вас. Маша, дорогая, у меня сейчас совершенно нет времени. Мне надо ехать.
— Возьмите меня с собой! — предложила Маша. — Нет.
Суворин ехал к Игорю Шведову, чтобы вместе с ним полноценно предаться горю. Игорю звонили, но никаких требований не выдвинули, кроме расплывчатого пожелания не сильно суетиться в преддверии выборов. И присутствие глазастой столичной журналистки было совсем некстати.
— Вот моя карточка, Маша. Позвоните, я назначу время. Встретимся.
«Волга» сорвалась с места. Валерий Александрович бросил на журналистку прощальный взгляд сквозь открытое окно. Она стояла на тротуаре такая беспечная, такая веселая и лучезарная в своем ярком платьишке — совсем из другого мира. И не подозревала, какая тьма сейчас окутывает душу Суворина.
Вадим не переставал себя удивлять. Он прислушивался к своему голосу и не понимал, откуда в нем взялись эти идиотские интонации.
— Давай, давай посмотрим, что нам дядя принес, — сюсюкал он, как кретин, откупоривая баночку с яблочным пюре и показывая ее Валере. — Ох и вкуснотища, наверное! Хочешь, да?
У Валерки обильно потекли слюни. Он не сводил с баночки глаз и шамкал розовыми влажными губками. В глазах светились преданность и любовь к кормильцу.
— Ну-ка, ну-ка! Одна ложечка…
Валерка уверенно заглотнул пюре — без сомнения, он уже был с ним знаком — и чавкает.
— Нравится, — удовлетворенно заметил Вадим. — Ты мой толстячок!
Сам того не подозревая, он использовал для обозначения Валерки то же выражение, каким пользовались его мама и папа.
— Ты мой толстячок!
Толстячок, надо заметить, был в последнее время идеален. Наверное, чувствовал, что он не дома. После памятного концерта в первые, сутки знакомства, когда Вадим едва не оглох и был на грани помешательства, подобные истерики больше не случались. Валерка уничтожал молочную смесь, мылся под краном, спал на балконе, беспрепятственно ползал по грязному полу и облизывал все, что попадалось на пути (Никитишну хватил бы удар), играл с немытыми банками и был вполне доволен жизнью. Иногда он начинал вякать и тянуть ласты в сторону няньки, и тогда Вадим брал его на руки. Ребенок крепко цеплялся за шею киллера, и тот ощущал в груди незнакомое приятное чувство. К тому же младенец был удивительно хорош собой — стопроцентный киношный малютка.
Последняя ложка, вероятно, не пошла впрок. Валерка громко и радостно сказал «Бу!», и остатки яблочного пюре обрели покой на физиономии Вадима.
— Подлец! — возмутился он, утираясь полотенцем. — Слушай, сколько же нам еще тут сидеть?
Вадим вытер полотенцем и ребенка, поднял Валеру на руки и отправился на балкон. Они стояли и смотрели вниз, обдуваемые восхитительным вечерним ветерком. С детской площадки доносились жизнерадостные вопли, солнце пряталось за китайскую стену одинаковых шестнадцатиэтажек.
— Здрасьте, можно Леонида Артуровича?
Маша рассматривала свои ногти и слушала однообразную музыку в телефонной трубке. Ее не соединяли минут пять.
— Хэлло! С вами говорит Маша Майская! — объявила в конце концов она.
— Здравствуйте, Маша! — обрадованно ответил Леонид Артурович. — Откуда звоните? Из гостиницы? Из какой? Как устроились?
— Я не из гостиницы. — Маша вытянула ноги на кровати, застеленной старым покрывалом. — Я из квартиры. У подруги остановилась.
— У подруги? Не знал, что у вас есть подруга в Шлимовске.
— Ах, дорогой Леонид Артурович, вы и не осознаете всю глубину своего незнания, когда дело касается моей персоны.
— Готов ликвидировать пробел. Давайте будем вас изучать, — весело предложил Фельк.
— В плане физиономии?
— Нет, психологии.
— Это скучнее. В моей психологии один только подвальный этаж, сознательность отсутствует полностью, сплошные дебри подсознания. Но как вам угодно, мой дорогой Зигмунд. Где? Когда?
— Сегодня же. В ресторане «Чемпион».
— «Чемпион»? — удивилась Маша. — Любимое место спортсменов, что ли? Будем жрать оладьи с протеином?
— Отнюдь, — засмеялся Леонид Артурович. — Просто рестораном владеет бывший чемпион страны по каратэ. Как насчет суфле из осьминога?
— Обожаю осьминогов. Ах, если бы мужчины имели такое же количество конечностей, представляете, во сколько бы раз возросло качество секса?
— Надо же, Мария, я заезжал в «Чемпион» и ел осьминоговое суфле бессчетное число раз, но подобная мысль никогда не приходила мне в голову. Вы такая…
— Развратная? Озабоченная? Пошлая? — спросила Маша.
— …Неординарно мыслящая, — отрезал Фельк. — Конечно, метафоры — ваш хлеб.
— Мой хлеб — скандалы и всякие гадости, — трезво заметила Маша. — А когда пойдем обсасывать морское чудище?
— Через полтора часа я освобожусь. И могу заехать за вами. Успеете собраться?
— Успею.
— Тогда говорите адрес подруги.
— Лучше я приеду на такси прямо к «Чемпиону», а вы умиротворите таксиста, — нагло предложила Маша, вспоминая специфическую внешность своей «подруги».
— Согласен, — не возмутился Фельк. — Почему бы нет?
— Надеюсь, вы документики прихватите?
— Какие?
— Всякие разные. Мы ведь не только осьминога терзать будем, но и делом заниматься. Возьму попутно у вас интервью. Что бы вы конкретно хотели мне сообщить? И пару сводок с фронта социологических опросов.
— Понял. Прихвачу.
— Как с вами легко, Леонид Артурович! — Маша увидела Лео, который появился в дверях комнаты, и прикрыла трубку рукой.
— Живенько мне водички принеси попить! — скомандовала она тоном Кутузова.
— Что значит «живенько»? — спросил Лео, но скрылся.
«Фелька тоже можно называть Лео, — подумала Маша. — Какое совпадение! Первые двое мужчин, подцепленных в командировке, носят практически одинаковые имена».
— А с вами, Маша, интересно, — признался Леонид Артурович. — Жду вас через полтора часа на крыльце ресторана.
— Я подъеду!..
Стакан воды Лео поставил прямо на живот Маше.
— Уезжаешь? — грустно спросил он. — А я думать, мы разок окупимся.
— Чего-чего? — не поняла Маша, поднимая стакан.
— Ну, окупимся. Значит сделать половой акт. Синоним — заняться любовью. Я знаю много слов.
— Совокупимся! — поняла Маша и захохотала. — Языковед! Следующий раз говори «трахнемся».
— Такое слово я не знаю. Я запишу.
— Запиши, запиши.
— А как, если по-английски?
— Fuck, — ответила Маша. — У нас двадцать прелестных выражений — у вас один единственный убогий «fuck».
— Такое я говорить не буду. — Лео закрыл блокнот, так и не записав новое слово. — Я говорить чистым литературным языком.
— Рада за тебя. Хотя твоим чистым литературным можно сваи заколачивать. Впрочем, не грусти, он мне очень нравится…
Маша бросила на Лео особенный взгляд, глянула на часы и перевернула над головой нового друга неполный стакан. Одна из капель воды повисла на носу Лео. Уговаривать долго не пришлось. Если бы он и формы глаголов зубрил с такой же яростью, с какай набросился сейчас на хохочущую Машу, то через пару месяцев стал бы академиком Лихачевым…
— А куда ты идешь?
Маша смотрела в зеркало и усердно мастерила «дульку» из своих белых волос. Чтобы не вспотеть от затраченных усилий (парикмахером Маша была никаким), она не надевала пока приготовленное платье. Зеленое, узкое, блестящее, оно лежало на кровати рядом с парой невесомых прозрачных чулок с кружевными резинками. При мысли, что придется в такую жару натягивать чулки, Маша покрывалась испариной. Но заявиться вечером в ресторан с голыми ногами могла только деревенщина.
— Опять встреча? — не унимался настойчивый Лео.
— Да, встреча у меня. С другим претендентом.
— А мэр тебя принять?
— Принять. Но у него не было времени на болтовню со мной.
— Я знаю почему, — неожиданно удивил Лео.
— Почему? О, черт! — Машина «дулька» рассыпалась в очередной раз.
— Я тебе помогать, — предложил Лео и взял в руки расческу. — Я получать много информации в городе, собрать неимоверное количество листовок, газет и все там про выборы. Есть газета «Уральский новь», интересный взгляд на всех претендентов, все есть скотины, по мнению журналистов, я уже прочитать несколько статей. Но главное, не газета, а слухи, сплетни, беседы, разговоры. Я обращаться в факультет журналистики, в институт социальных исследований, мне сказали, в городе ходить слухи, у мэра города украли дочь и внука. Поэтому мэр тебя не принимает, он жестоко страдать и беспокоиться за судьбу близких.
— Лео! И ты молчал?! И ты ничего мне не говорил? А листовки и газеты почему не показал?
— Но я думал…
— Ты не думай в следующий раз, Лео! Ты незамедлительно рассказывай мне все, что нарыл.
— Нарыл?
— Откопал.
— Откопал?
— Да. Откопал саперной лопаткой. — Видимо, Маша поставила себе целью окончательно запутать Лео.
Манипуляции с Машиной головой закончились. Результат был далек от первоначального замысла, но тем не менее радовал.
— Ну, ты молодец, Лео! — восхитилась Маша, разглядывая свое отражение. Потом она осторожно влезла в платье. От сочетания с цветом ткани ее зеленые глаза засияли еще пронзительнее.
— А до утра вернешься? — с тоской спросил Лео. — Утром я уходить.
— Вернусь, не плачь.
— Я ревновать.
— Что-то рано ты занялся этим непродуктивизмом. Ну, как я выгляжу?
Маша повертелась перед Лео пару секунд, быстро поцеловала в щеку и шмыгнула в дверь.
Грустный Лео отправился в одиночестве разбирать материал.
