Глава 22
Проснулась я от сдавленного вскрика. Посреди спальни, прижав обе руки ко рту, стояла Клара и смотрела на нас с Максимом полными ужаса глазами. Этот паршивец конечно же не сдержал обещания, он так и заснул в моей кровати, обнимая меня одной рукой. Экономка развернулась и выбежала из комнаты. Я торопливо накинула халат и бросилась следом. Догнать ее мне удалось только на первом этаже.
– Клара!
Она обернулась.
– Где мы могли бы с тобой поговорить?
– Вы не волнуйтесь, Лилиана Владимировна, я ничего не видела, – сухо ответила экономка.
– В кухне свободно?
– Нет, там девочки готовят завтрак.
– Тогда пойдем в кабинет.
– Я не понимаю, о чем…
– Поймешь. И напоминаю, мы на днях перешли на «ты». Пошли в кабинет.
Клара с видимой неохотой поплелась следом.
В кабинете я села за стол, а экономка примостилась на диване.
– Клара, – начала я, – недавно ты доверила мне свою тайну.
Она поспешно отвела глаза.
– Сегодня я хочу доверить тебе свою. Вернее, нашу с Максимом.
– Не надо мне об этом рассказывать. Я и так все поняла, – взмолилась экономка.
– Ты не могла узнать, а тем более понять. Дело в том, что я не сестра твоего сына.
Она недоверчиво посмотрела на меня.
– Более того, я не Лилиана.
– Я воспитываю тебя с самого рождения и верю своим глазам.
– Твои глаза ошибаются, Клара. Меня зовут Маша.
– Но этого просто не может быть.
Я рассказала матери Максима все, что приключилось в моей жизни за эти месяцы.
– Все могло бы закончиться достаточно просто. Максим получил свои деньги, убийцы сестры понесли наказание, Лили может уезжать… Но ты видела, что случилось?
– Вы полюбили друг друга?
– Если бы только это! Я беременна, Клара. Скоро ты станешь бабушкой.
Экономка в изумлении раскрыла рот. Она заметно обрадовалась этому известию, даже помолодела лет на десять.
– Мой сын знает?
– Это невозможно. Я не хочу ставить его перед выбором: деньги или ребенок.
– Не обязательно делать это событие достоянием гласности. Решите это в узком семейном кругу.
– Это невозможно. Вчера Макс наговорил мне таких вещей, что признаться в беременности просто невозможно. Я рассказала тебе свою тайну, так как нуждаюсь в твоей помощи. Ты знаешь, я воспитывалась в детдоме, из близких у меня только подруга. Если со мной что-то случится, я хочу, чтобы судьбой моего малыша занялась его родная бабушка. Надеюсь, ты сохранишь мою тайну так же, как я твою?
– Ты можешь на меня положиться, девочка. Твое известие просто вдохнуло в меня силы и интерес к жизни. Я сделаю для тебя и моего внука все, что смогу, – горячо поклялась Клара. – Только я не уверена, что мы правильно поступаем с Максимом. Он не простит, когда узнает…
– Не когда узнает, а если. Наша задача не допустить этого. Я сменю адрес и уеду. Когда пройдет побольше времени, он, даже узнав, что я родила ребенка, не поймет, кто отец. Наши признания принесут ему только муки. Наши отношения бесперспективны, а малыша я ему не отдам. Так, через какое-то время, он сможет меня забыть, иначе будет всю оставшуюся жизнь корить себя за сделанное или не сделанное. И дело даже не в деньгах, это при желании можно как-то решить. Вчера он признался, что, по его мнению, нежеланные дети – обуза и помеха в жизни.
– Я не могу спорить с тобой, хотя и не со всем согласна. Время покажет, кто прав. Спасибо тебе, что доверила мне свои переживания, не лишила счастья стать бабушкой.
– Просто я знаю цену семье и вижу людей. Я была уверена, что ты будешь счастлива. Надеюсь только, материнские чувства не пересилят, и ты не заставишь меня раскаяться в том, что доверилась тебе.
– Лилиана, то есть Машенька, я не сделаю ничего, не посоветовавшись с тобой. В этом я могу поклясться.
– Ну уж этого не надо. Мне бы завтрак побыстрее, а то я к следователю опаздываю.
– Конечно, конечно, – засуетилась экономка. – Там уже все готово. Тебе куда подать?
– Сейчас Максима отправлю в его комнату, оденусь и спущусь в столовую.
Когда я вернулась в спальню, «брата» в кровати уже не было. Я быстренько умылась, оделась и поспешила вниз. По дороге заглянула в комнату Макса и увидела, что он досматривает сны на собственной подушке. После завтрака Игорь повез меня к следователю.
В коридоре прокуратуры было многолюдно. У каждого кабинета стояли и сидели люди. Некоторые подавленно молчали, другие отчаянно жестикулировали и горячо обсуждали проблемы, которые привели их сюда. Нужная мне дверь снова оказалась заперта. Я растерянно оглянулась, не зная, куда присесть, чтобы подождать следователя. Не стоять же, в самом деле, посреди коридора памятником.
– Привет, – вдруг услышала я. – Иди сюда, садись, я подвинусь.
Оглянувшись, увидела женщину, которая в прошлое наше посещение этого заведения сидела на лавочке у соседнего кабинета в компании двух алкоголиков. Сегодня дама была одна. Она потеснилась и подхватила на руки сумку, в результате чего рядом с ней освободилось довольно много места. На освободившееся пространство немедленно попыталась втиснуться какая-то темная личность. Женщина не слишком любезно турнула ее и снова обратилась ко мне:
– Садись быстрее, а то так и придется столбом стоять. Твой-то, – она кивнула в сторону запертой двери, – только что вышел, может и час незнамо где проболтаться.
Я опустилась на лавочку. Дама заботливо осмотрела меня с ног до головы, спросила:
– Тоже, что ли, хлопотать пришла?
– О чем? – растерялась я.
– Да не смущайся, здесь ведь все по одному вопросу. Кого сажают, кого выпускают. Остальные за них переживают. Я смотрю, одна ты сегодня. Не дал твой мужик взятку? Засадила его мегера старая? Тебя как зовут?
– Лилиана, а вас?
– А «нас» Нюркой назвали, – засмеялась женщина. – Анной то есть.
– Очень приятно. Я вижу, вы тоже сегодня одна.
– Слушай, заканчивай выкать, а то я себя старой развалиной чувствую. Мне еще и тридцатника не стукнуло, не дослужилась я до имени-отчества. – Нюра довольно улыбнулась. Видимо, молодость была предметом ее гордости.
Я посмотрела на соседку. На ее месте я бы не радовалась, выглядеть так в неполных тридцать лет – просто обидно. Женщине можно было бы с легкостью дать сорок, а то и все пятьдесят.
– Сегодня я немного не в форме, – заметив мой критический взгляд, торопливо поведала Нюра, – из отделения только что отпустили. Мы митинг протеста ночью устроили под окнами милиции. Несанкционированный. – Она с трудом выговорила малознакомое слово. – Вот и пострадали за справедливость. Меня-то утром выпустили, как женщину, – Нюра кокетливо поправила волосы, – а Юрик с Василием до сих пор в каталажке маются. Видишь, как вышло? Хотели Сереге помочь, да сами загремели по самое никуда.
– Да их тоже, наверное, отпустят скоро, – попыталась я утешить женщину.
– Вряд ли. Пьяные они были, бока дежурному помять успели, – вздохнула собеседница. – Теперь нападение им на представителя власти шьют. Хочу вот заявление написать, что этот самый дежурный меня домогался, а ребята честь мою спасти пытались. Как думаешь, поможет? – Нюра посмотрела на меня с надеждой во взгляде.
Я ей честно ответила, что сильно сомневаюсь. Она снова вздохнула:
– Что за жизнь! Сначала Серегу упекли, теперь Юрка с Василием загремели. Что им, мужиков, что ли, не хватает, чего к моим-то привязались? – Логика Нюры сразила меня наповал. – А твоего-то за что замели? Вроде серьезный парень…
– Да он дома, свидетели мы, по делу об убийстве.
– А! – Женщина почти потеряла ко мне интерес. – Против кого свидетели-то?
– Не знаю, – растерялась я. – Просто свидетели. У меня мужа убили, теперь расследуют…
– А кто убил? – Любопытство снова заиграло в глазах собеседницы. – Этот твой хахаль, который дома?
– Липкина! Я же сказал, не жди, – заявил проходящий мимо мужчина, – все равно я тебя сегодня не приму! Ступай домой, проспись как следует.
– Гражданин следователь, я уже третий час жду…
Дверь за мужчиной с шумом захлопнулась.
– Все равно не уйду, пока не примет! – решительно произнесла Нюра. – Не имеют права от заявления отмахнуться. А то он мне говорит, что делом Юрика и Васьки не занимается, только Серегиным! – заголосила пьянчужка на весь коридор. – А мне какое дело, одна контора, пусть передаст кому следует. Нет таких законов, чтобы обиженную женщину выгонять…
На нас обращали внимание. Мне стало неудобно от множества взглядов. Я почти с радостью заметила, что мой следователь возвращается. Вскочила, бросилась к нужной двери. В кабинет вошла чуть ли не впереди хозяина.
– Здравствуйте, Лилиана Владимировна. Я пригласил вас для беседы по поводу убийства вашего мужа и для того, чтобы снять показания для возбуждения уголовного дела по факту отравления.
– Ну, с отравлением вроде все понятно, а что нового в расследовании смерти моего мужа? – поинтересовалась я.
– Это дело мы планируем закрыть.
– Как закрыть?! Убийца не найден, причины преступления не выяснены…
– Сегодня ночью подозреваемый дал показания. Рассказал, когда, при каких обстоятельствах и с какой целью застрелил Образцова Константина Леонидовича.
– Вы нарочно время тянете? – раздраженно спросила я. – Кто этот человек?
– Да ничего нового и неожиданного. Вы прекрасно с ним знакомы. Пистолет держал в руках Сомов Артур Евгеньевич.
– Как вы заставили его признаться?
– На пистолете, кроме множества не идентифицированных нами отпечатков, обнаружено несколько его пальчиков. Он не слишком опытный гангстер, с оружием имел дело не часто. Больше в области фармакологии промышлял. Не смог зарядить пистолет в перчатках. А стирать свои отпечатки не рискнул, побоялся, что уничтожит те отпечатки, которые принимал за ваши. При этом провалился бы весь его план. Он долго обхаживал вас, Лилиана Владимировна, но, видимо, не слишком успешно. После того как вы на несколько месяцев исчезли из поля его зрения, он решил приударить за более легкой добычей. Елена Леонидовна – женщина в возрасте, к тому же не избалованная вниманием мужчин… Они довольно быстро нашли общий язык, и Сомов несколько месяцев жил за счет своей любовницы. Потом Максим Владимирович аннулировал кредитные карты вашей золовки, и Артур Евгеньевич опять остался на мели.
– Но как к нему в руки попал мой пистолет? Елена дала?
– Нет. Елена Леонидовна несколько своеобразная, но достаточно порядочная женщина. Пистолет хранился у нее, она боялась оружия и ни разу сама не прикасалась к нему. Даже из ваших рук она вытянула оружие, спрятав ладонь в рукав блузки. Она не думала об отпечатках, просто боялась запачкать руки. Ее брат, Константин Леонидович, был человеком совсем других моральных устоев. Случайно узнав от сестры о пистолете, он сообразил, какая улика попала к нему в руки.
– Улика чего? Я же никого из этого оружия не убила, даже не ранила?
– В этом и была проблема. Нужно было убить, причем именно из этого пистолета. В сообщники себе Образцов наметил Артура. Они познакомились у сестры. Елена Леонидовна попросила брата взять своего друга на работу. Присмотревшись к парню, Константин не обнаружил у того особого желания зарабатывать на жизнь трудом, но разглядел в нем качества, подходящие для выполнения задуманного. Вы сами прекрасно знаете характер своего бывшего мужа: при огромной амбициозности, жестокости и непорядочности он всегда пасовал там, где требовались решительные действия. Присмотревшись к партнеру, Константин доверился тому и изложил свой план. В сущности, он рассказал Артуру сценарий своего будущего убийства. Правда, в представлении Образцова все выглядело несколько иначе: после того как при помощи Дарьи Ветровой деньги перетекали на личные счета Константина Леонидовича, Артур должен был убить из вашего пистолета Максима Владимировича Воронова, обставив все так, словно между вами произошла ссора. Из-за перевода средств, например. Тогда устранение Воронова никто не смог бы приписать Образцову, жена оказывалась в тюрьме, и можно было тратить средства по своему усмотрению. Константин Леонидович обещал Артуру приличное вознаграждение, к тому же он рассчитывал, что и его «возлюбленной» перепадет немалый кусок от этих денег. Поэтому Сомов с энтузиазмом взялся помогать Константину. Единственным не слишком привлекательным звеном во всем этом деле он считал убийство Воронова. Криминальный мир опасен, его законы жестоки, и следствие там намного короче милицейского. Если кто-то заподозрил бы причастность Сомова к устранению Максима, тем самым подписал бы ему смертный приговор. От смерти вашего брата пострадало бы так много серьезных людей, что в бытовую ссору с сестрой никто просто не поверил бы. На следующий день после операции в банке Артур, как и было оговорено, приехал на дачу начальника охраны Крутова. Там он застал связанного Константина. Что произошло в тот день, Сомов нам достоверно рассказать не смог. А Крутова мы до сих пор не обнаружили, видимо, он сбежал, опасаясь ответственности за участие в махинации с Дарьей Ветровой. Освобожденный Образцов поведал Артуру выдуманную историю о том, что его связали вы, Лилиана Владимировна. Он очень торопился, как вспоминает Сомов, боялся, что вы предупредите брата и убить его станет невозможно. «К счастью, – сказал он, – Лили и не подозревает о твоей причастности к этому делу, так что не все шансы потеряны». На вопрос о том, удалось ли перевести деньги, Константин ответил положительно, разбираться с деньгами было просто некогда, речь шла о спасении его жизни. Эта ложь сыграла роковую роль в судьбе Константина Леонидовича. Пока ехали к шоссе, Артур все решил. Деньги на счетах Образцова, значит, после его смерти все перейдет единственной наследнице – его сестре. Есть, конечно, еще жена, но она будет отбывать срок за убийство мужа и пользоваться наследством не сможет. Тогда не придется рисковать, устраняя Макса. Константин сказал, что о причастности Артура к делу никому не известно. Потом, когда все утрясется, он просто женится на Елене, с этим точно проблем не будет, и получит все, а не какой-то жалкий гонорар, обещанный подельником. Оставалось придумать, как все провернуть. На выезде из леса они заметили припаркованный в кустах «хаммер». Константин сказал, что вы сбежали с дачи на этом автомобиле, после этих слов решение созрело. Артур предложил Константину пересесть в джип. Он не возражал и уселся на пассажирское место. После удара у него немного кружилась голова, вести машину он не мог. Пистолет был у Сомова. Он подошел и выстрелил Образцову в голову. Вот и все. По мнению Артура, вы, Лилиана Владимировна, влипли по самые уши. Он поверил Константину, что это вы были человеком, который связал его на даче. Значит, не более часа прошло с момента вашей встречи, возможно, на вашем теле остались даже следы борьбы с мужем. На оружии и руле автомобиля ваши отпечатки пальцев. Учитывая отношения Константина с супругой, все получилось здорово.
– А почему он не оставил пистолет на месте преступления? Это же реалистичнее, чем присылать его по почте.
– Он опасался. Оружие – единственный стоящий довод против вас. Следы на руле – ерунда, там полно отпечатков, да и, по свидетельству шоферов, вы довольно часто ездили на «хаммере». Без пистолета обвинение могло рассыпаться. Это понял бы и ваш брат. Артур говорит, он побоялся, что Максим с его деньгами сможет скрыть улику. А с официальной посылкой по почте на имя прокурора будет сложнее.
– Ну а зачем же он меня травил?
– Так отпечатки оказались не ваши, да и потом, у вас железное алиби… Деньги по-прежнему на вашем с Константином совместном счете, затея с Ветровой не удалась…
– Ясно. Знаете, что меня поражает во всей этой истории?
– Что же? – заинтересовался следователь.
– Глупость, с которой эти люди пытались присвоить чужие деньги. Такие умные, расчетливые, дальновидные, а прокалывались на самых элементарных вещах. Неужели, зная, с кем они имеют дело, можно было верить друг другу на слово?
– Если бы преступники были гениями, мы никогда не смогли бы их поймать, Лилиана Владимировна. К счастью, они просто люди. Жадные, жестокие и зачастую непроходимо глупые.
– Значит, можно считать, что оба дела закрыты?
– Еще нет. Нужно много оформить, провести экспертизы и тому подобное.
– Мое участие требуется?
– Сейчас мы оформим все необходимые бумаги, протоколы, и вы будете абсолютно свободны.
– Спасибо. Давайте ручку…
Я провела в кабинете еще часов пять и вышла совершенно вымотанной. С изумлением увидела, что Нюра еще сидит на своем месте, она не обратила на меня внимания, поглощенная захватывающей беседой с какой-то древней старушкой. Липкина активно жестикулировала, доказывала что-то своей собеседнице, та согласно кивала.
Только выйдя на улицу, я вспомнила об Игоре, поджидающем меня в машине. Он сладко спал на откинутом водительском сиденье. «Мерседес» быстро довез нас до особняка. В дверях меня встречала обеспокоенная Клара. Максим, проснувшись, как всегда, умчался в офис. Я была даже рада, что объяснение с ним откладывается. За обедом рассказала экономке о том, что узнала в милиции.
– Значит, теперь с этим покончено, и мы заживем спокойно, как прежде?
– Не может быть как прежде, Клара. Ты же знаешь, я не Лили…
– Ну и что? Зачем все ломать? После нашего разговора сегодня утром я много думала и пришла к выводу, что все можно решить…
– Не хочу тебя обижать, Клара, но решать, что делать со своей жизнью, разреши мне самостоятельно. Я тоже многое передумала после ночной беседы с Максимом…
– Он был пьян, еще я марихуану нашла в пепельнице…
– Не важно. Знаешь поговорку? «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Он высказал свое мнение очень недвусмысленно.
– Но ведь можно попробовать? Не получится, разойдетесь в разные стороны.
– Ты не забыла, что я беременна? Если он узнает, мы никогда не расстанемся окончательно. Он будет всю жизнь контролировать каждое мое движение. Я не жила еще по-настоящему. Понимаешь? Я хочу счастья и свободы. Выйти замуж хочу, хозяйкой быть в СВОЕМ собственном доме. Ты понимаешь меня?
– Нет. Ты просто боишься, что мой сын бросит тебя, но уйти из-за ребенка не позволит. Так?
– Может, и так. Я не смогу жить глядя на него, если он будет принадлежать другой. Он ведь и жениться может…
– Почему ты так не уверена в себе? Ведь все может сложиться по-другому.
– Не может, Клара. Если я буду считаться сестрой, все случится именно так. Мы не будем вместе выходить, чтобы кто-то, не дай бог, чего не заподозрил, не сможем вместе жить, тем более спать, иначе поползут сплетни. А ребенок? Что я буду говорить ему? Какое отчество дам? Он узнает когда-нибудь правду и станет стыдиться своих родителей. Нельзя прожить жизнь во лжи. Все откроется. Или накроется медным тазом.
– Я понимаю. Ты вот сейчас говоришь, а я представляю свою жизнь. Только я знаю, какие это муки. Ни на один день меня не покидал страх. Страх разоблачения, страх того, что Володя или его жена могут запросто выставить меня на улицу, да и себя порой становилось невообразимо жалко…
– Твоему мужу тоже приходилось не сладко. Вряд ли его радовало такое положение вещей. Но тебя держал ребенок, ты не могла разорвать этот круг из-за него. Владимир тоже заботился о благе сына и жалел тебя. Поодиночке вы могли бы быть вполне счастливы.
– Может быть, – задумчиво произнесла Клара. – Что ты планируешь делать дальше?
– Поживу пока у Нины, определюсь с жильем, с работой. Там видно будет.
– Ты планируешь скоро нас покинуть? Завтра?
– Если получится, прямо сегодня.
Клара ушла, но очень быстро вернулась.
– Там, у ворот, Елена…
Я вышла на улицу. Елена сидела за рулем серой «ауди» и выходить не торопилась. Подойдя к дверке, сквозь открытое окно я разглядела ее лицо. События последних дней, похоже, совершенно выбили Елену из колеи.
– Что смотришь? Не похожа я сегодня на богатую и счастливую невесту?
– И вчера не была похожа, – спокойно ответила я. – Ни на богатую, ни на счастливую.
– Отняли у меня последнее, что оставалось, и радуетесь?
– Это ты об Артуре? Он убил твоего брата. Ты хоть понимаешь это? Меня тоже хотел прикончить. Ну на это, я думаю, тебе начхать, но Костика-то совсем, что ли, не жалко?
– Артур ни при чем! – закричала мне в лицо «золовка». – Он поехал узнать, как там брат. Костя сам ему рано утром звонил и просил о встрече. Я слышала. Он только свернул с дороги и увидел «хаммер». Брат был уже мертв. Пистолет валялся рядом. Артур взял его и привез мне. Иначе твой Максим с его деньжищами запросто мог уничтожить улику. Отсюда и отпечатки пальцев Артура на оружии. Я мгновенно узнала пистолет. Из него ты убила мужа, а теперь пытаешься подставить невиновного!
– Красивая версия! Только отпечатки его пальцев говорят о том, что Артур перезаряжал оружие. Я не очень в этом разбираюсь, расспроси следователя поподробнее, заодно почитай показания своего «женишка». Он ведь чистосердечно сознался во всем сегодня ночью. Рассказал, как кокнул твоего брата, как и за что меня отравить пытался. Как тебя, старую дуру, обхаживал, надеясь получить денежки. Сдается мне, ты сильно приукрасила свои финансовые возможности, вот парень и купился. Поверил, что вы с братишкой на пару можете оттяпать у нас рублики и баксики. Да прокололся дурачок. Ты ведь читала брачный контракт. После смерти Костика все получила я. И после моей кончины тебе рассчитывать не на что. Все уйдет моему прямому и единственному наследнику – Максу. Ты не поведала эти пикантные подробности «жениху»? Нет? Зря! Тогда бы он не пошел меня травить. И срок получил бы поменьше. Ты бы его дождалась… Может быть. Хотя, при твоем возрасте, ты вряд ли бы дожила до его освобождения…
– Ты жестока, Лили. За что ты меня ненавидишь?
– А что, разве нет причин? Вот ты меня за что ненавидишь, понять намного сложнее. Вроде ела, пила, одевалась на мои денежки. Машину дорогую отхватила, а все тявкаешь… Правда, меня это не колышет, это твоя личная проблема. Мы больше не родственники, слава богу. Я даже здороваться с тобой теперь не обязана. Проваливай давай! Все, что успела нахапать, оставь себе, дарю. Если что от Костика унаследуешь – поздравляю. Вряд ли там будет много, но все же… А нас больше не беспокой. Хорошо? Не нарывайся на грубость.
Елена завела машину, медленно тронулась с места. Встреча оставила тягостное впечатление. Мне даже стало немного жаль одинокую, завистливую старую деву. Я еще немного посмотрела ей вслед и пошла в дом.
В спальне собрала чемодан с необходимыми вещами и вызвала такси. На нем я отправилась в банк. На счете Лилианы Максим оставил сто пятьдесят тысяч долларов – мне на мелкие расходы. Я сняла всю сумму. Затем поехала в салон и купила «жигули» двенадцатой модели. В моей будущей жизни роскошные иномарки просто ни к чему. На новом автомобиле вернулась в особняк.
– Максим звонил, – сообщила Клара. – Он сегодня не вернется. Переночует в городской квартире.
– Тем лучше. Ненавижу долгие прощания с соплями и обещаниями новых встреч. Для него я улетела за границу. Я даже билет куплю для достоверности. Когда устроюсь, позвоню. Ну, не плачь. Нас с тобой ждет впереди еще много хорошего.
Клара спустила сверху довольно объемистый чемодан и загрузила его в багажник моей машины. В это время я писала «брату» прощальное письмо.
«Максим!
Я уезжаю за границу. Наверное, ты уже знаешь, что милиция нашла преступника и мы совершенно свободны в своих поступках. Мы очень помогли друг другу. Да-да, не удивляйся, ты тоже помог мне. Поверить в себя, научиться любить. Я узнала историю своего рождения, помогла отомстить за смерть сестры. Мое превращение в Лилиану лишило меня работы, жилья, машины. Поэтому я сняла деньги, оставленные тобой. Думаю, я заработала эту сумму. Надеюсь, ты будешь вспоминать обо мне, так же как и я о тебе, с доброй улыбкой. Искать меня не стоит. Ты умный человек и понимаешь, что, если я решила уехать, на это у меня есть веские основания. Поправить уже ничего нельзя, зачем же рубить хвост по частям? Ты не думай, я не пропадаю насовсем. Буду писать, звонить. Но встречаться с тобой мне тяжело.
Прощай. Будь счастлив. Маша».
Я отдала запечатанный конверт Кларе, села в машину и поехала к Нине.