Как все плохо, она не разочарована, нет, она убита горем, самым тяжким, какое только можно представить… Ей так плохо, что хочется выйти на площадку между вагонами и броситься под поезд. Или выйти на любой станции, пройти вперед, встать на краю платформы и … Она думала о смерти, но не шевелилась, молча лежала на своей полке, безвольно качаясь в лад колесам. Так и пролежала до самой Москвы, ничего не ела, не пила. Спускаясь с полки глянула на себя в зеркало и отшатнулась, не узнала: она уже забыла, что так изменила свою внешность.

Время Оля не рассчитала и на встречу опаздывала, но даже не торопилась, так и брела, равнодушно позволяя обгонять себя спешащим людям, терпеливо снося не очень вежливые толчки. Влилась вместе с суетливой толпой на ленту эскалатора, выехала наверх… Вышла из метро на улицу и сразу увидела в стороне, через дорогу, депутата. Будь у нее настроение получше, тут же помахала бы ему, но сейчас так и шла, не ускоряя шага. Какой-то мужик в куртке с капюшоном грубо отодвинул ее в сторону и негромко спросил у девушки, идущей перед Олей.

— Оля?

Та обернулась с улыбкой:

— Да…

Надо же, подряд Оли идут…

— А где же ваша красная сумка?

— Красная сумка и красная куртка — это уже перебор… Кажется, я вас не знаю… Вы кто?

Оля поняла, что это ее встречают и уже хотела сказать: «Вы ошиблись, это я — Оля, я должна быть в красной куртке и с красной сумкой», но не успела. Мужик, как ей показалось, резко ткнул девушку кулаком в спину, потом он отдернул руку и шагнул вперед. Оля увидела в его кулаке длинную толстую иглу. Незнакомая девушка глухо охнула и тихо опустилась на асфальт. К ней сразу кинулись шедшие следом за Олей две женщины — кавказки, в длинных темных платьях, выглядывающих из-под кожаных курток, они попыталась поднять упавшую девушку, потом начали кричать, звать на помощь: «Помогите! Человеку плохо!» А люди шарахались от них, сразу заподозрив террористок. Оля приостановилась в растерянности, поискала глазами депутата, тот вертел головой, привставал на цыпочки, пытаясь разглядеть, что там в толпе мелькнуло красное, — он явно заметил суматоху вокруг упавшей девушки в красном, и потом, чуть поколебавшись, бросился сквозь толпу к ней.

«Боже мой! Это ведь меня хотели убить…» — Оля запоздало испугалась. Вокруг нее уже заклубился народ, люди тормозили, отталкивали, отодвигали зевак стоящих у тела, заглядывали им через плечи, пытаясь понять, что же там случилось и увидев мертвую девушку на грязном асфальте, охали и продолжали свой бег.

Иван Федорович решительно раздвинул любопытных, опустился на колени около упавшей девушки.

— Оля? Оля? Это ты? — та не отвечала.

Тогда он схватил сумочку девушки и вынул паспорт, просмотрел внимательно все страницы и положил его обратно. Он понял, что это не та, его должна быть не местная, поднялся, отряхнул колени и все оглядывался по сторонам. А Оля очнувшись от охватившего ее столбняка, двинулась в сторону, пересекла сплошной поток людей, выходящих из метро, остановилась у киоска, и оттуда стала наблюдать за происходящим, еле сдерживая колотившую ее нервную дрожь. Подошедший милиционер что-то сказал Ивану Федоровичу и тот показал ему какое-то удостоверение, милиционер козырнул ему, а депутат пошел в сторону от погибшей, по случайности он встал рядом с Олей у того же киоска — отсюда было удобно наблюдать за выходящей из метро толпой и за суматохой около потерпевшей.

— Ее убили?

— А, что? — он повернулся к ней. — Что вы спрашиваете?

— Я говорю, девушку убили? Она мертва?

— Да, похоже.

Около упавшей уже скопились должностные лица: милиционер, дежурный из метро, и по-видимому, врач. А из метро все выливались и выливались новые порции людей, кто-то проходил не глядя, но многие притормаживали, замедляли шаг и затем вновь ускоряли ход, бежали по своим делам. Вскоре подъехала скорая, тело девушки увезли. Милиционеры опрашивали свидетелей, но по наблюдению Оли, показания давали те, кто уже ничего не мог сказать, те, кто подошел позднее.

— Вот черт, неужели это все-таки она?! — произнес Иван Федорович.

— Вы ее знали? — спросила Оля.

— Я сам не понял, — рассеянно ответил депутат. — Неужели это я навел на нее убийцу…

Он повернулся к Оле:

— Девушка, вы тут давно стоите? Видели, что произошло?

— Да, — кивнула она, — видела. Парень шел следом за этой девушкой, спросил как ее зовут и потом воткнул в нее иглу.

— Да, ее тоже Оля звали, это я прочел в ее паспорте… А вы рассмотрели его?

— Нет, он был в куртке, капюшон на глаза, лица не видно. Сутулый слегка, выше вас, наверно худой.

— Вам, отсюда, ничего не было слышно? Он что-нибудь ей сказал?

— Я не отсюда смотрела, я там была, рядом, и слышала, что он сказал: «Оля, почему сумка не красная?» А она что-то пошутила.

— Так и назвал ее — «Оля»?

— Да.

— И сумку красную искал… Боже мой, что я наделал! Идиот!

— Иван Федорович, а как остальных убили?

— Кого остальных? — он повернулся к ней. — Простите? Вы меня знаете?

— Это я приехала к вам на встречу. Я — Оля.

— То есть… она, вы… — он взволнованно жестикулировал, — значит, тебя не убили?

— Как видите…

— То есть, произошла чудовищная ошибка?

— Для меня — счастливая…

— Да, да, конечно, что я болтаю! И для меня это счастливая ошибка. Какое счастье что ты надела другую куртку! Стоп, а волосы? Это же явно не каштановые, и короче, не до плеч?

— Ну перекрасила, постриглась.

— Почему? Ты узнала о нем? Что он тут будет?

— Иван Федорович, я ничего не знала. Постриглась просто так, захотелось перемен в жизни, надоело все.

— Так, подсознание, предвидение, понятно. Пойдем отсюда, я никак не приду в себя.

— Я вообще-то тоже.

— Давай выпьем коньячку, сейчас нам с тобой это необходимо.

— А как тех убили?

— Кого? А тех, о которых рассказывал… Подожди, я никак не приду в себя. Господи, неужели ты жива?! Мне просто не верится, что ты спаслась…

— Как видите, я жива. Это я с вами договаривалась о встрече.

— А во сколько ты мне звонила?

— Иван Федорович, да я это, я. Я была на острове, слушала песню и к вам заглядывала ночью, время не помню…

— Подожди минутку, — он отошел к соседнему киоску и вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками:

— Давай по сто грамм коньячка…

И Оля не споря тоже выпила свою порцию, как воду, даже не ощутила крепости. Потом они долго разговаривали. Иван Федорович пришел немного в себя и уже спокойно отвечал на ее вопросы.

— Как правило, многие из наших — люди смелые, рискованные. Да не многие, а все. Трус не сможет подойти к вершине, к скалам. Что-то действует на уровне подсознания, обычные люди сбегают. А наши всю жизнь постоянно балансируют на грани дозволенного. Ты вот тоже, видела убийство и все же подошла ко мне… Вот так и другие, им требуется адреналин. Поэтому, когда одного человека сбила машина — подумали несчастный случай, перебегал дорогу в неположенном месте, когда двое других — они работали спасателями в МЧС, оба альпинисты со стажем, — и вдруг сорвались, подвела страховка, тоже посчитали — такая профессия. Но когда четвертый выпал в окно девятого этажа, стало ясно — это не случайности… Это планомерное уничтожение носителей редкого генофонда. Убийцу еще не нашли. Почему я сейчас не узнал его? Хорошо продуманный камуфляж? Или это кто-то чужой действует против нас? — Он задумчиво покусывал губу, потом повернулся к ней: — Ну что, еще не передумала? Поедешь к нам?

— Поеду.

— Что же, тогда переходим на военное положение, — Иван Федорович взял себя в руки и уже начал разрабатывать стратегию выживания. — Пока ты будешь у нас, запретим все визиты, никому не позволю приезжать, чтобы тебя видело как можно меньше людей. Я уже подозреваю одного человека, но не уверен. Боюсь сосредоточиваться на нем одном, чтобы не проворонить истинного убийцу. Высокий и худой… Ссутулиться может любой… К сожалению, у нас все примерно одного роста, и полных среди них нет… Все, хотя и крепкие, но сухощавые…

— Почему он это делает?

— Кто же его знает, думаю, не хочет чтобы нас становилось больше.

— Тогда ему надо в первую очередь уничтожить вас…

— Это почему? Я не талантлив ведь.

— Зато вы ищете новых способных людей, заботитесь, чтобы дети такие рождались, то есть, умножаете ряды мутантов.

— Слово какое-то неприятное — мутанты. Так можно всех талантливых называть. Начиная с Ломоносова. Это называется генетическими исследованиями, но, разумеется, мы их не афишируем, и это мягко говоря.

Они зашли в ближайший ресторанчик, перекусили. Разговор постоянно возвращался к убийству девушки. Иван Федорович предположил, что у него прослушивался телефон, так как он абсолютно никому не говорил о ее решение приехать на остров.

— Сейчас я позвоню в аэропорт, закажу билеты, только лучше я это сделаю из автомата. Своему мобильному я уже не доверяю, — он подошел к урне и бросил свой телефон туда. — Жаль, лишаюсь всех номеров своих абонентов, но мог же я его потерять? Или у меня его украли.

Потом вновь достал телефон:

— Сначала надо все-таки переписать номера, что-то совсем не соображаю… — Он достал блокнот и переписал телефонную книгу. — С другой стороны, если это кто-то свой, так мне и звонить никому нельзя… Вот проблема…

— А мой телефон? Тоже надо выбрасывать? Я с него вам звонила…

— Выброси, куплю и тебе новый.

Он позвонил в кассу аэрофлота со стационарного телефона в ресторане:

— Вылет в 19–00, билеты уже оплачены с карты, я тоже с тобой лечу, тебя одну не оставлю ни на минуту. Ну, не бойся, не все так страшно. У нас есть надежные люди, проверенные…

— Кому-то вообще можно доверять в такой ситуации?

— Тем, о ком я говорю, — можно, они обладают такими возможностями, что смысла нет от них прятаться. Найдут где угодно, а с другой стороны, им для этого надо увидеть тебя, или хотя бы твою фотографию, или знать адрес, фамилию… Я и спрашивать у тебя не буду, откуда ты приехала, фамилию и т. д. И ты никому не говори. И там, в нашей деревне, особо не гуляй, ни к чему, чтобы тебя запоминали все.