Глава 15
В спальне под подушкой пищало, но Елена Борисовна, находясь на дальней окраине семикомнатной квартиры, не могла услышать призывного вопля мобильного телефона. Занятие, которому она себя посвящала в данный момент, привело бы в ужас ее мужа Ярослава и повергло в депрессию домработницу. Елена Борисовна вываливала на пол из шкафов в гардеробной одежду супруга и кровожадной тигрицей набрасывалась на пиджаки, брюки, сорочки. Она искала свидетельства измены.
В Елене Борисовне, сорокалетней женщине, на лице которой хранились признаки того, что в двадцать лет она была феноменально красива, умер великий прокурор. Она с маниакальной страстностью обвиняла мужа в изменах, превратив для себя это занятие в некоего рода спортивную забаву. Если Ярославу Геннадьевичу не хватало нескольких сантиметров до среднего роста, то парочка сантиметров, безусловно, была на совести его жены. Так как не может мужчина, подвергающийся постоянным неоправданным (или оправданным) обвинениям со стороны немного рехнувшейся, но все еще любимой супруги, ходить с гордо поднятой головой. А Елена Борисовна в своих подозрениях, изысканиях и предположениях балансировала на грани умственного помешательства. Мысль о том, что она делит мужа с другой женщиной, лишала ее способности трезво оценивать действительность. Сейчас, проводив Ярослава в аэропорт и поцеловав его на прощанье, она с животным восторгом отдалась любимому занятию: царапала ногтями кожаные портмоне, выворачивая их наизнанку в поисках любовных записок, шарила по карманам курток и пальто. Потерпев фиаско в гардеробной, Елена Борисовна ринулась в ванную — к корзине с грязным бельем. Она обнюхивала воротнички рубашек, пытаясь уловить запах чужих духов или обнаружить следы губной помады.
Сегодня ей не везло. Как, впрочем, и все предыдущие дни.
— Маман, а чё, в натуре, такой бардак? — удивился четырнадцатилетний сын Олег. Он выдувал из себя резиновые пузыри размером с шарообразный плафон люстры и смотрел на мамулю с некоторым сожалением.
— Олежек, ты сегодня на тренировку не идешь? — рассеянно спросила Елена Борисовна, оглядываясь
— Она намечала план дальнейших поисков.
— Ща пойду. Пожру только.
— Там на кухне все приготовлено, милый. Иди, поешь. — Елена Борисовна потрепала сына по голове. Непонятно в кого, но парень ростом удался на славу — уже сейчас смотрел на низкорослого папу сверху вниз. К тому же занимался бодибилдингом.
— Несомненная удача для Ярослава Геннадьевича, что сына рожал не он, а жена. Иначе яростные обвинения в несоответствии Олежкиного роста семейной тенденции преследовали бы его до конца жизни.
— А папаня где? Пашет?
— В Москву улетел, — ответила Елена Борисовна. Внезапно ее взор вспыхнул лазерным лучом: она вспомнила о кейсе, оставленном мужем на письменном столе.
Олег потащился за матерью в кабинет.
— А чё он все, конкретно, летает? — Сын не то чтобы особенно беспокоился о частых поездках отца, просто хотел привлечь внимание матери, в ласке которой все еще нуждался, как маленький щенок. Но мамаша, всецело поглощенная азартной затеей вывести наконец на чистую воду мужа, с трудом фокусировала взгляд на своем чаде.
— Он ненадолго, милый. Послезавтра вернется
— Ну, ты иди, иди, мой хороший. Голодный, наверное…
Олежек шумно вздохнул и наконец-то удалился на кухню.
Но не успела Елена Борисовна воткнуть в замочек кейса разогнутую скрепку, как домработница Таня сменила Олега на боевом посту. Ей тоже хотелось поговорить. Вернее, выяснить отношения.
— Елена Борисовна, я ведь только что убрала в гардеробной… — заныла она.
«Это невыносимо, — решила Елена Борисовна. — Ни на секунду не дают остаться одной!»
— Извини, я искала сиреневый шелковый шарф..
Наглухо закупоренный «дипломат» притягивал ее к себе, именно в нем, она чувствовала, скрываются самые неопровержимые улики.
Татьяна даже не попыталась изобразить на лице доверие. Она презрительно хмыкнула. «Знаем, знаем, что вы искали, Елена Борисовна», — было написано на ее физиономии.
— Если чемодан-то открыть желаете, то ключ в верхнем левом ящике, — недовольно сказала она и покинула кабинет.
Елена Борисовна рванула ящик на себя…
— Совсем твоя маманька сбрендила, — обрадовала кобринского отпрыска Татьяна, заявляясь на кухню. Она подсела к столу, где Олег боролся с шестой котлетой, и взяла из вазы банан. — Рыщет по дому, словно гиена.
— Все отца пытается подловить.
— Ну подловит. А дальше что? — Таня раздела банан.
— Сама, наверно, и не знает что. Вас, женщин, не поймешь. Просто чума.
— У тебя солидный опыт общения с женщинами? — засмеялась Таня.
— Грандиозный, конкретно. За своей чумовой мамулей я, в натуре, наблюдаю уже лет этак одиннадцать. С тех пор, как начал соображать. И это полнейший абзац, скажу я тебе.
— Полностью разделяю твое мнение. Опять вся квартира вверх дном. А мне ползать убирать.
— Работа у тебя такая, мать.
— К счастью, ненадолго. Закончу универ и скажу вам, противным буржуям, горячее ариведерчи.
— Ага. Свинтить собралась? И вместо махонькой зарплатки домработницы будешь получать агромадные бабки микробиолога, да? Никуда ты от нас не денешься. Ясно, старушка?
— Ясно, ребенок, — задумчиво кивнула Таня, приканчивая банан.
Кейс не оправдал ожиданий. Как и все остальные объекты исследований. Отсутствие улик, по мнению Елены Борисовны, говорило не о том, что муж ей верен, а о том, что она плохо искала.
* * *
Вред, причиненный здоровью Ильи электрическим разрядом, был практически неощутим. Но урон, нанесенный его самолюбию, — громаден.
— Дохлая канарейка! Кладбище надежд! Вялая поганка! Позор нации! — метал гром и молнии капитан Валдаев, сайгаком прыгая по кабинету. — Упустил главную подозреваемую! Не справился с девчонкой! Дал обвести себя вокруг пальца!
— Я не поганка и не канарейка, — расстроенно отбивался Здоровякин. — Я просто очень крупный! Из меня такая же «наружка», как из кубика «Магги» — сытный обед. Конечно, она меня вычислила. Отправили бы следить за Кобриным кого-то другого.
— Ты ведь знаешь — некого! Кармелин наш, и, кроме нас, им никто не будет заниматься. А девица..
— Точно это была она?
— Точно. Судя по описанию — она. Даже прикид, в смысле одежда, тот же. Дивная удача.
— Дивная, — издевательски подтвердил Саша. — Особенно если вспомнить, как ловко и нежно расправилась с тобой девчонка.
Здоровякин сокрушенно вздохнул. Его плечи и грудная клетка поднялись и опустились на целый кулак. Наверное, так пыхтит, выпуская в воздух раскаленный пар, действующий вулкан.
— Рванем к Кобрину и вытрясем из него все, что можно! — загорелся Илья.
— Согласен. Вытрясем все. Начиная с признаний о белокурой отравительнице, заканчивая тонной кредитных карточек, — согласился Александр. — Ты угадываешь мои мысли. Только наше ненаглядное пресмыкающееся ровно час назад смылось.
— Как смылось?
— Ускользнуло. На самолете. Рейсом 267. В Москву. По неотложным делам.
— Ну, приехали! — воскликнул Здоровякин. У него окончательно испортилось настроение, а вера в собственную удачливость, буйным цветом распустившаяся в жаркий полдень, тихо умерла.
— Из Москвы он не вернется, гарантирую, — уверенно заявил Александр, безжалостно добивая растерзанного друга. — Должно быть, и он тебя засек, мой унылый слоник. И, испугавшись, лихо исчез с горизонта. А девицу, Илюша, мы теперь тоже никогда не найдем. Снимет белый паричок, сотрет губную помаду, натянет бесформенное платье до пят — и гуд-бай наша последняя надежда на хоть какое-то движение в деле Кармелина.
— А вдруг это просто его любовница?
— Тогда у них с Кармелиным была одна любовница на двоих.
— Ты не передергивай, Шура. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Девушка, предположительно отравившая Кармелина, и девушка, которую я сегодня видел с Кобриным, схожи по описанию, но могут оказаться совершенно разными. Первую девицу-то я своими глазами не видел, сравнить не имею возможности.
— Нет-нет-нет! — перебил друга Валдаев. — Не усложняй, я тебя прошу! Хватит нам неясностей. Что мы имеем? Подружку Кобрина, один в один подходящую под описание разыскиваемой красотки. И сейчас эта нимфа нужна нам, как кислородная подушка астматику. Срочно и безотлагательно. Иначе — готовься. Зуфарик с удовольствием превратит нас в курочек гриль.
— Превратит, — хмуро согласился Илья. Из него получилась бы очень аппетитная, а главное большая, курочка гриль. И его сегодня уже пытались поджарить — с помощью электрического шокера. — Давай собираться по домам. Уже пора.
Кабинет был закрыт. Друзья направились к лестнице.
— А если Кобрин на самом деле улизнул?
— Да я просто так сказал, чтобы тебя взбодрить
— Зачем ему бежать? Думаю, он замешан в убийстве Кармелина — подослал свою подружку, девица отравила президента компании. В скором времени «Пластэк» фактически перейдет под командование Кобрина. Мать Никиты, конечно, владеет немного большим пакетом акций, но она не будет претендовать на пост президента. Да и вообще скоро отправится на пенсию. Кроме того, я тут не прохлаждался, пока ты следил за нашим крошечным херувимом. Я объехал пятерых компаньонов, которые владеют акциями «Пластэка» — по три на морду, и узнал, что все они буквально на днях получили предложение от Кобрина продать свои акции
— Как человек неглупый, он, заваривая кашу, не мог не предполагать, что мы будем его разрабатывать
— Если он исчезает из города насовсем, то теряется смысл спланированной акции. «Пластэк» останется в полном распоряжении Юлии Тихоновны. Зачем тогда было убивать Кармелина?
— А если он не чувствует за собой вины — бежать тем более ни к чему, — заметил Илья.
Показав «корки», мужики преодолели охрану на выходе из управления.
— Да. Поэтому расслабься. Вернется наша Коброчка через пару дней из Москвы целая и невредимая, с подарками жене, сыну, любовнице, а тут и мы подоспеем… Секретарша Аллочка мне сообщила, что Кобрин уехал ненадолго. Помочь матери Кармелина на переговорах. Они там, в столице, должны подписать какой-то судьбоносный контракт. Не переживай.
Вряд ли что-то сейчас могло вывести Илью из состояния уныния. Если только…
…Красивая молодая дама в траурном костюме поджидала кого-то, прислонившись к лакированному боку синего «рено».
* * *
— Кажется, нас ждут, — догадался Валдаев. — Здравствуйте, Настасья Сергеевна!
Черный костюм на фоне синей иномарки смотрелся очень эффектно. Илья неожиданно для себя почувствовал, что ладони стали липкими, пульс участился, лоб покрылся испариной. Валдаев, напротив, ничем не покрывался. Появление Настасьи на Петербургской площади около здания УВД совершенно его не удивило.
— Добрый вечер…
— Хотите нам что-то сообщить? — предположил Саша. — Вспомнили что-то важное?
— Да нет… — замялась Настасья, нерешительно поглядывая в сторону липкого Здоровякина. Тот почти справился с внезапным волнением и даже опять начал дышать. — Мне хотелось поговорить с Ильей…
— Понял, — деловито кивнул Валдаев. — Оставляю его в ваше распоряжение. Беседуйте. А я пошел
До свидания!
Пожав Здоровякину руку, отметив про себя, что друг во второй раз за сегодняшний день близок к глубокому обмороку, Саша помчался на троллейбусную остановку. Дома его ждала Пульсатилла и мысли о Маргарите.
— Вы тоже направляетесь домой? — спросила Настасья. Сейчас она, несмотря на печаль во взгляде, выглядела превосходно и совсем не напоминала залитое слезами растрепанное существо с початой бутылкой вина в руках, какой ее застал Илья в особняке на Оранжевом бульваре. — Можно я вас подвезу?
— В принципе, мне близко, — ответил Здоровякин. Он так и не поздоровался, Он смотрел прямо в лицо Настасьи, любуясь, и чувствовал, как в груди распускается большая красная роза.
— Вы спешите? — Настасья тоже не отводила глаз от здоровякинского фейса. И хотя, в отличие от ее утонченной внешности, Илюшина физиономия скорее была вырублена топориком, нежели нарисована колонковой кистью, — простые, ничем не примечательные черты — однако и Настасья рассматривала лицо собеседника не без удовольствия. Наверное, ей было приятно видеть Здоровякина. Тонкие невидимые нити взаимной симпатии, протянувшиеся между ними с момента первой встречи, превращались в упругие струны и, вибрируя созвучно их голосам, наполняли пространство недоступной чужому уху музыкой.
— Мне надо в магазин, — ответил Илья. — Два литра кефира — святая обязанность.
— А кто будет пить? — поинтересовалась Настасья. Они уже шли по тротуару в сторону магазина, соблюдая интервал между локтем Ильи и черной сумочкой Настасьи в тридцать сантиметров.
— Дети.
— Дети? — почему-то тут же расстроилась Настасья. — Так вы женаты?
Никогда еще раньше Илья не имел повода пожалеть о том, что он женат.
— Да, — сокрушенно вздохнул Илья, мысленно пригвождая себя к кресту за предательство.
— А я теперь свободна, — с горечью констатировала Настасья. — Знаете, — она порывисто прикоснулась к руке капитана, — вы, наверное, сочтете меня безумной или бессердечной, но я так злюсь на Никиту за то, что он меня оставил! Как он мог так со мной поступить?!
Илья молча посочувствовал. Он внезапно вспомнил о том, что не знает, какая у него имеется сумма денег. А шарить по карманам в поисках бумажек и звонкой мелочи в присутствии Настасьи ему очень не хотелось. Но родительский долг обязывал купить четыре упаковки кефира. Однако ж сразу после приобретения вожделенного кефира возникала новая загвоздка: тащить пакет, сопровождая элегантную Настасью, казалось Илье совершенно смешным.
«Идиотские, надуманные проблемы, — наверняка сказал бы друг Валдаев. — Будь проще!»
— Знаете, думаю, я погорячился насчет кефира, — признался Илья на пороге магазина, проклиная себя за малодушие. — Сегодня можно не покупать.
Под удивленным взглядом продавщицы они дружно развернулись на сто восемьдесят градусов и отправились в обратный путь — в сторону синего «рено».
— Я могу спросить, как идет расследование? — поинтересовалась Настасья. — Нашли кого-нибудь?
— Пока нет, — со вздохом признался Илья.
— Скажите, если это убийство на почве любви, ревности и так далее — то его будет легче расследовать, нежели заказное убийство? — Несомненно.
— А вы кого-то подозреваете?
Илья взглянул на Настасью. Очень легко было бы сейчас прикрыть полнейшее отсутствие результатов в деле Кармелина нежеланием выдавать профессиональные секреты. Илья так и сделал:
— Да. Но я не имею права вдаваться в подробности и посвящать вас в детали.
— Я понимаю, — грустно согласилась Настасья. — Поехали ко мне на ужин? Ой!
Они остановились.
— Я совсем не собиралась приглашать вас к себе домой, — призналась Настасья. — Как-то вырвалось. Кошмар! Вдова в трауре зовет разделить одинокий ужин женатого молодого человека! Простите!
— А что у вас на ужин? — не смог не спросить Здоровякин. При упоминании об ужине он ощутил зверский голод.
— Валентина, домработница, вы помните ее, полагает, что без ее жесткого контроля я умру от истощения. На нервной почве отсутствует аппетит. И она старается спасти меня. Сегодня она приготовила салат из жареных шампиньонов и отбивные. И еще .там всякая белиберда…
— Белиберда… — эхом отозвался Здоровякин. По его мнению, пища совсем не являлась «всякой белибердой».
— А вы наверняка голодны! — поняла догадливая Настасья, уловив плотоядный блеск во взоре капитана. — После напряженного трудового дня. А у вас что на ужин? — мягко улыбнулась она. — Вы, наверное, еще не знаете.
Почему? Знаю. Дырка от бублика, — с жутким трагизмом в голосе признался Илья. При мысли о салате из шампиньонов и громадной, аппетитно зажаренной отбивной он исходил слюной, как забытый на привязи пес.
— Едем! — внезапно решила Настасья. — Садитесь! Нет сил наблюдать за вашими страданиями. К черту приличия, мнение соседей и муки совести. Кто пострадает, если мы поужинаем вместе?
Страшась одиночества и пустоты в доме, Настасья пыталась обмануть себя и Илью. Два невинных ребенка — Леша и Антоша — уже пострадали от вечерней встречи на Петербургской площади. Они остались без кефира. На очереди была Маша, образ которой тускнел, стирался, не смея конкурировать с эффектной блондинкой в потрясающем черном костюме от Валентине.
* * *
…Уже целый месяц Маурицио Бартолли провел в гостинице «Звездная». Администраторы в холле, персонал, официанты бара и ресторана стали ему почти родными, приветствуя его на ломаном итальянском языке, чтобы доставить удовольствие засидевшемуся в городе иностранцу. Гостиница, конечно, собрала не все звезды с неба, но четыре звездочки европейского стандарта уверенно принадлежали ей, поэтому итальянец чувствовал себя здесь комфортно. Но он так тосковал по родине!
Руководство компании «Лукас Милан», официальным представителем которой являлся Бартолли, настоятельно требовало результатов от продолжительного российского вояжа. Пока господин Бартолли ничем не мог порадовать боссов, но, благодаря изменившемуся положению дел, ситуация наконец-то начала складываться в его пользу.
Итальянец с нетерпением ждал возвращения из столицы Юлии Тихоновны, надеясь на ее поддержку. Восхищаясь этой неординарной женщиной, Бартолли не сомневался, что Юлия Тихоновна поможет решить его проблему.
Приняв душ и соорудив из полотенца набедренную повязку, Маурицио вышел на балкон. Прозрачная нейлоновая штора металась в дверном проеме, терзаемая ночным теплым ветром. Фиолетовое небо, усеянное яркими искрами, навевало мысли о непостижимой бесконечности Вселенной. Словно одинокий волк, Бартолли вполголоса затянул унылую баркаролу и закрыл глаза. Красивая мелодия, воспроизводимая, как искренне полагал Бартолли, с предельной точностью, рождала воспоминания об изумительных ландшафтах любимого им юга Италии — лазурная гладь Тирренского моря, склоны гор в оливковых рощах, белостенные домики под красными черепичными крышами, виноградники… Грустные, немного фальшивые подвывания тоскующего по родине и брошенной семье итальянца моментально нашли отклик на соседнем балконе.
— Мужик, не гунди, — посоветовал бородатый детина в спортивном костюме «Найк», заезжий коммерсант. Он перегнулся через перила, чтобы увидеть соседа. — Пойдем ко мне, у меня все есть. Вмиг повеселеешь. Номер 450.
За всю историю своих набегов на Россию Маурицио не раз участвовал в глобальных пьянках — бизнес требовал, — и это не вызывало у него особого восторга, так же как и отвращения.
«Рerche no? Почему нет?» — подумал Маурицио. Вернувшись в комнату, он натянул похожий спортивный костюм, только фирмы «Гибок», достал из холодильника припасенную на случай внезапного голода упаковку нарезанной сухой колбасы и отправился в гости. Одиночество становилось невыносимым.
* * *
— Второй раз у вас, и снова жру. Извините, ем, — сокрушенно признался Илья, с трудом открывая набитый рот.
За пару минут, что грелась в микроволновке свиная отбивная, он, тихо смущаясь, смолотил две тарелки салата, три бутерброда с красной рыбой, кусок сыра весом не менее чем в килограмм…
— Опять же икра, — предложила, улыбаясь, Настасья. И, подумав, пододвинула к Илье банку вместе с ложкой.
Она сменила черный костюм на длинное легкое платье без рукавов. У нее были очень красивые плечи, с сияющей загорелой кожей.
Илья чувствовал себя ужасно. Отвратительно. Он не мог объяснить, как так вышло, что он очутился в коттедже Кармелиных. Желание в кои-то веки прилично поужинать конечно же было просто предлогом. Теперь, не в силах понять и простить себе совершенной подлости (отправился в гости к Настасье, забыв о семье!), Здоровякин гремел вилками, наворачивая за троих, — как бы пытаясь оправдать факт своего неуместного пребывания в доме. Усаживаясь в синий «рено» подле Настасьи, заходя в дом, принимая тарелки из рук гостеприимной хозяйки особняка, Илья словно пребывал под властью ее магического (наверное, только для него одного) очарования. Он ощущал на себе колдовские путы, приятно сдавливавшие грудь и лишавшие воли… Или это просто ударило по мозгам французское шампанское, бутылку которого они первым же делом приговорили «за знакомство»?
— Простите меня, — виновато сказала Настасья, будто бы прочитав его мысли. — Мой страх перед одиночеством столь велик, что я бессовестно вторглась в вашу личную жизнь. Наверняка у вас были планы на вечер? А сколько лет детям? — Скоро два года. Близнецы.
— Такие маленькие!
— Порядочные бандиты. Сегодня в половине седьмого утра застал их за интересным занятием. — При упоминании о сыновьях Илья засиял гордостью и умилением. — Один увлеченно засовывал в видеомагнитофон четырнадцатый по счету носок, другой рисовал на стене найденной губной помадой
— У нас, знаете ли, интерьерчик немного отличается от вашего.
Илья огляделся. Огромная столовая, где проходил саммит, была затянута в корсет стеновых панелей, по цвету гармонировавших с дорогой мебелью из натурального дерева. Английский «охотничий» сервиз на столе явно имел антикварную ценность, так же как и серебряная посуда замысловатого дизайна, украшавшая горку.
— Могу себе представить, — кивнула Настасья. — Давайте откроем еще одну бутылку?
— И выпьем наконец-то на брудершафт, — предложил Илья.
«Гулять так гулять», — решил он, дав пинка своей совести, которая вредной надоедливой собакой вертелась рядом, не позволяя всецело отдаться празднику общения с безумно привлекательной молодой женщиной.
— Классное шампанское, — сказал он, принимая из рук Настасьи ледяную бутылку.
— Да. Никита отравился таким же, — очень кстати вспомнила Настасья. Удивительно, как мгновенно могло измениться ее настроение. Только что она улыбалась, и вдруг ее серые глаза наполнились слезами. — Угощал им свою шлюху!
Она отшвырнула в сторону салфетку, которую держала в руке, выскочила из-за стола, с грохотом отодвинув стул, и куда-то умчалась.
Илья в недоумении, смущении и одиночестве просидел добрых шесть минут. Он надеялся, что Настасья так же резво прибежит обратно. Не дождавшись, поставил тяжелую бутылку в ведерко с растаявшим льдом, засунул в рот ложку черной икры и отправился на поиски нервной беглянки.
Настасья была обнаружена в спальне на втором этаже, куда Илья прибыл уже основательно подуставший от экспедиции по бесконечным пустым комнатам. «Эх, мои бы здесь порезвились», — подумал он, представив, с каким восторгом повисли бы его энергичные короеды на тяжелых портьерах из мерцающей в полумраке тафты.
Несчастная валялась на кровати, беззвучно содрогаясь от рыданий. Прическа и макияж приказали долго жить, но Настасью, видимо, совершенно это не волновало. Она бурно выражала обиду на судьбу и мужа, так несправедливо с ней обошедшегося. Илья осторожно присел рядом и потрогал бедняжку за плечо.
— Ненавижу! Ненавижу! — рыдала Настасья. — Какой негодяй! Ладно, завел любовницу! Так еще и позволил себя отравить! А мне как теперь жить?!
Илья успел подумать, что при желании Настасья могла бы жить совсем неплохо — ведь не оставил же Кармелин ее умирать с голоду с маленькими детишками на руках. Но Настасья, безусловно, имела в виду не материальный аспект проблемы, а нравственный. Она страдала, потеряв любимого, а мысль о том, что муж был ей неверен, усугубляла мучения. Сыщик погладил огромной, немного волосатой лапой нервно вздрагивающую спину Настасьи. Потом разлучил ее с влажной подушкой, привлек к себе и стал гладить по голове, как плачущего ребенка. Потом поцеловал прямо в мокрую от слез переносицу, не боясь испачкаться размазанной тушью. Настасья обвила руками могучую шею капитана, всхлипывая.
— А может быть, все-таки не было никакой любовницы? — жалобно спросила она. — А?
— Была, — честно ответил Илья. — Ваша телохранительница ее видела несколько раз.
— Маргарита?! — потрясенно выдохнула обманутая жена. — И ничего мне не сказала!
— Наверное, решила сохранить нейтралитет и не вмешиваться в ваши семейные дела. Да и как бы это выглядело, если бы она начала стучать на Никиту?
— А обо мне она не подумала! — возмутилась Настасья. — Ну, я ей завтра устрою! Она любит попадать в неординарные ситуации, любит опасность и риск. Завтра я порадую ее по полной программе!
— Только не убейте ненароком, — посоветовал Илья.
— Я испортила вам рубашку, — заметила Настасья, наконец отстраняясь от Здоровякина. — Как вы теперь пойдете домой?
И правда, сорочка пребывала в совершенно диком состоянии — словно ее использовали в качестве салфетки для снятия макияжа.
— Постойте, я сейчас.
Настасья отодвинула зеркальную створку гигантского встроенного шкафа и, порывшись на полках, протянула Илье запечатанную в прозрачную пленку рубашку:
— Вот. Купила Никите и не заметила, что дали не тот размер. А вам будет в самый раз. Только цвет другой. Придется придумать легенду для жены. Вы ведь ей наверняка не станете говорить, что провели вечер у меня?
Вопрос риторический, — слегка покраснев, согласился Илья. А в легенде не было никакой необходимости. Во-первых, Маша не видела, в чем он ушел утром на работу, во-вторых, она вообще не помнила, какие рубашки присутствуют в гардеробе мужа, так как никогда их не стирала и не гладила. Илья находился на самообслуживании.
Закрывая шкаф, Настасья увидела себя в зеркале и едва не завопила от ужаса:
— Я, оказывается, в таком виде!!! — и вновь исчезла. Теперь в ванную.
…Скомканный конец вечера, однако, закончился романтичным прощанием в саду. Последнее летнее тепло, наполненное пощелкиванием, потрескиванием и стрекотом всякой микроскопической живности и краткими ариозо птиц, настраивало на интимную волну. Листья деревьев шелестели, перебираемые ветерком, тонко пахло хвоей и влажностью земли. Сюда примешивался аромат яблок, лежавших в траве под яблоней. Разнообразные цветочные запахи с клумбы дополняли восхитительную одорологическую композицию. Хотелось обниматься, целовать друг друга и гулять всю ночь под звездным небом. Но, увы, Здоровякин должен был идти домой.
— Мы так и не выпили на брудершафт, — вспомнила Настасья. Она держала капитана под руку и склонила голову к нему на плечо. Она уже умылась и поэтому не представляла опасности для новой рубашки. — Может быть, перейдем на «ты» без поднятия бокалов?
— Согласен, — кивнул Илья. — Перейдем
Сейчас он находился во власти противоречивых чувств. С одной стороны, он мысленно благодарил Бога за то, что в спальне он и Настасья удержались в рамках приличий и не дошли до крайней степени разврата. Супружеская измена представлялась добропорядочному отцу семейства актом глубочайшей подлости.
С другой стороны, бурное воображение Ильи рисовало ему упущенный финал сцены на кровати: он раздирал на две тряпочки легкое шифоновое платье Настасьи, покрывал страстными поцелуями ее грудь, шею, лицо, настойчивым питоном обвивал прекрасное тело женщины… И далее по тексту. Увы, это были только фантазии…
— Спасибо, что не оставил меня сегодня одну. Я безмерно тебе благодарна. Сейчас наемся снотворного, и ночь пролетит незаметно.
— Не вздумай! — заволновался Илья. — Еще отравишься. А завтра? Завтра ведь тоже будет вечер? И ты снова будешь одна.
— Но завтра со мной останется Валентина, — успокоила заботливого сыщика Настасья.
Илью немного покоробило невольное сопоставление его с толстой домработницей. Значит, Настасье было безразлично, с кем коротать вечер, с ним или с трудолюбивой Генриховной, она просто боялась остаться в доме одна и утонуть в тоске и отчаянии?
— А мы сможем с тобой еще увидеться? — спросила Настасья. — Снова в неофициальной обстановке? Илья, ты считаешь меня чудовищем?
— Почему?! — изумился Здоровякин.
— Не успела похоронить мужа, а уже цепляюсь за другого мужчину, — безжалостно охарактеризовала свое поведение Настасья.
— Я не считаю тебя чудовищем, — признался Здоровякин. Настасья казалась ему скорее ангелом.
Домой он добрался к полуночи. Дети спали, Машка стучала на кухне клавишами ноутбука.
— Как я по тебе соскучилась, — призналась она, не отрывая взгляда от монитора. — Что-то вы с Санькой сегодня заработались… Ты извини, на ужин только банальная «Докторская». Не удалось вырваться в магазин.
— Я поел, — сообщил Илья, обнимая жену сзади за плечи и целуя в затылок. Ласковый поцелуй был наполнен мольбой о прощении. Маша, конечно, ничего не поняла. — Пойдем спать. Это приказ.
Машка тихонечко заскулила, выпрашивая у мужа пару часиков компьютерного времени. Ей очень хотелось поработать еще.
