Глава 6
Ненавижу вставать ни свет ни заря. Причем эта самая заря заканчивается у меня где-то в районе полудня. Но сегодня в десять утра меня опять разбудил шустрый «сетевик». С огромным трудом отбрыкавшись от его заманчивого предложения стать дистрибьютером косметической фирмы, я натянула на голову одеяло. Может быть, удастся снова заснуть и досмотреть сон, прерванный так некстати. Были в нем какие-то приключения, морские лайнеры, коктейли на палубе... Черт, мне же в турагентство на работу ехать! А я и забыла совсем.
С бешеной скоростью одевшись и проглотив пару бутербродов, я выскочила на лестничную площадку. Собственно, это и не площадка вовсе, а длиннющий коридор, по обе стороны которого располагаются такие же, как и у меня, квартиры-«пеналы». Одиннадцать квадратных метров на комнату, пять — на кухню, совмещенную с прихожей, полтора метра — на туалет, совмещенный с сидячей ванной. Называется «живи и ни в чем себе не отказывай». Ума не приложу, как на этом микроскопическом пространстве до отъезда в Америку помещалась семья моего дяди Юры: он сам, жена Галина и тринадцатилетний сын-оболтус Мишка. Мне и одной-то тесно. Но среди моих соседей нередки семьи с детьми. Правда, большинство из них принадлежат к категории так называемых «неблагополучных». Например, как раз напротив проживают Степановы: по-моему, не проходит вечера, чтобы отец и мать не устроили попойку с битьем посуды. И где в это время пропадает их сын Колька, одному Богу известно.
Сейчас же Колька сидел на корточках перед дверью своей квартиры и читал какую-то книгу. Приглядевшись, я увидела название: «Как заработать свой первый миллион». Мы поздоровались, и я поинтересовалась у подростка:
— А ты чего не в школе?
— А ее опять заминировали, — равнодушно отозвался тот.
Новое развлечение современных великовозрастных детишек — звонить в милицию и сообщать, что в школе заложена бомба. Всех срочно эвакуируют, приезжают саперы с собакой, ничего не находят, зато контрольная по алгебре не состоялась.
Мне вдруг пришла в голову отличная мысль.
— Когда у тебя обычно заканчиваются занятия?
— В час или два, а что?
— Ну-ка, встань! — распорядилась я.
Подросток нехотя поднялся. Кольке вообще-то четырнадцать лет, но выглядит он чуть постарше, так что при желании вполне может сойти за щуплого шестнадцатилетнего тинейджера, у которого есть не только паспорт, но и работа.
— Хочешь подработать? — предложила я. — Миллион не обещаю, но на кино хватит.
— Кино сейчас дорогое, особенно если со звуком «долби диджитал». — Подросток формировался как личность явно при рыночных отношениях.
— Хватит и на такое.
— А что делать-то? Если наркотой торговать, то я не согласен.
Я обалдело уставилась на него:
— Я что, по-твоему, похожа на наркодилера? Разбираться надо в людях хоть немного! Будешь курьером.
— Ага, чтобы меня пришили, как только я доставлю героин. Нет уж!
— Вот насмотрелся боевиков! Ты хоть в курсе, что помимо криминала существует вполне законная деятельность? В частности, можно развозить всякие бумаги по Москве.
— А, так это вы про курьера говорите? — До Кольки наконец дошло, и он деловито поинтересовался: — Сколько платите?
— Одна поездка — доллар.
— Пять, — мгновенно ответил тинейджер, как будто всю жизнь ждал этого момента и репетировал перед зеркалом верную интонацию.
— Хорошо, два. Но оплата в рублях по курсу.
— Идет.
Я объяснила Кольке, что через два часа подвезу ему работу, и велела к этому времени быть дома. Он согласно кивнул и опять углубился в чтение.
— Да, кстати, а зачем тебе деньги? — Я вдруг решила проявить бдительность. — Надеюсь, не на наркотики? Ну-ка, заверни левый рукав, я на вены посмотрю.
— Да вы что! — обиделся ребенок. — Я на дельтаплан коплю!
— На что?! — Если бы мне предложили назвать нечто, абсолютно несовместимое с семьей Степановых, то дельтаплан подошел бы как нельзя лучше.
— На дельтаплан, — повторил Колька. — Я уже почти год в секцию дельтапланеризма по вечерам езжу, а своего так еще и не построил. Материал дорого стоит.
Я в очередной раз поразилась, до чего же сильны стереотипы. Если отец с матерью люди пропащие, то и сынок, значит, должен пить, колоться и воровать. Яблоко, мол, недалеко от яблони падает. Мне бы и в голову не пришло, что у Кольки может быть какая-то своя жизнь, мечта и, возможно, в будущем должность президента страны.
— Ну ладно, я пошла.
Надеюсь, тинейджер не заметил моего смущения. Все-таки теперь я его работодатель.
В «Модус вивенди» я приехала как раз к полудню и сразу же направилась в приемную к Инне. Девушка поставила чайник, и мы с ней открыли коробку шоколадных конфет, которую вчера какой-то посетитель презентовал симпатичной секретарше.
— Начальство уже здесь?
Не успела я это произнести, как в приемную торопливо вошел Артем Марксович собственной персоной. Судя по его помятой физиономии, он сполз с кровати не раньше меня. Пробурчав приветствие, директор скрылся у себя в кабинете, откуда немедленно позвонил Инне и попросил ее принести кофе.
Инна достала из шкафчика тонкую фарфоровую чашку, насыпала туда содержимое пакетика «три в одном» — растворимый кофе, сахар, сливки, — залила кипятком и понесла руководству.
«Странно, — подумала я, — что-то такое Катерина говорила мне о свежесваренном молотом кофе ранним утром, который якобы собственноручно готовят его величество Артем Батькович. Оказывается, он еще и враль порядочный. Вполне может пить растворимый кофе, да еще со сливками, а по утрам спит без задних ног. Хотя, может быть, объясняется все просто: вчера у него была бурная вечеринка, а другого кофе в офисе нет».
Движимая любопытством, я открыла шкафчик, в котором Инна держала чай и сладости, и заглянула внутрь. Сразу же в глаза бросилась кофеварка на две чашки и пакет с кофейными зернами.
— Ты что это? — поинтересовалась Инна, застав меня около провизии.
— Да, понимаешь, хочется кофейку выпить, но растворимый я не люблю, — соврала я. Прости Инна, но истина дороже.
— А у нас и в зернах есть. — Девушка достала кофеварку и сноровисто насыпала в нее зерна. — Через пять минут будет готова для тебя чашечка.
— Может быть, Артему Марксовичу тоже такого лучше сделать?
— Да что ты, он растворимый любит.
— А кофеварка тогда зачем? — Это прозвучало как допрос.
Инна удивленно взглянула на меня:
— Ну, мало ли, для посетителей.
Ладно. В конце концов, нет ничего удивительного в том, что гнусный обольститель оказался еще и вруном. Скорее было бы странно обратное.
Я поспешно выпила свою чашку кофе, взяла у Инны три конверта с документами и поехала домой. Коля сидел на том же самом месте, только теперь на его коленях лежал потрепанный томик «Постороннего» Камю. Час от часу не легче! Неужели завтра я обнаружу у него рукопись дневнеирландских саг? Я поспешно вручила тинейджеру бумаги, объяснила, как лучше проехать до места назначения, и пообещала, что расплачусь с ним вечером. А сама отправилась в родную редакцию.
* * *
Неизвестно, сколько времени мне придется проработать в турагентстве, чтобы воплотить в жизнь план мщения, — может быть, целый месяц. И все это время придется платить Коле его законные два доллара за поездку. Но для начала неплохо бы самой разжиться деньгами. Проще всего (а главное — быстрее) это сделать, написав несколько рекламных статей для нашей газеты. Именно поэтому я прямиком отправилась в рекламный отдел.
— Статьи заказывали? — спросила я у Елены Иваницкой, начальницы отдела.
— Да, только что Женя просила связаться с корреспондентом.
— Какая Женя?
— Наша новенькая менеджер по рекламе, Женя Тюленева. Вот за тем столом сидит.
Я двинулась в указанном направлении и наткнулась на миниатюрную рыжеволосую девушку.
— Привет. Я журналист Людмила Лютикова. Мне сказали, что рекламу надо написать.
— А, ты-то мне как раз и нужна, — обрадовалась Женя. — Мне срочно нужна статья для агентства безопасности «Закон и порядок».
— И о чем?
— Я так поняла, что, помимо собственно услуг по безопасности бизнеса, они еще занимаются подготовкой и трудоустройством охранников. В общем, к ним надо подъехать, и директор сам все расскажет. Ты знаешь, — смущенно добавила Женя, — я пока еще не очень в теме, только-только из туристического бизнеса пришла.
— Правда? — заинтересовалась я. — А фирму «Модус вивенди» знаешь?
— Как не знать, я ведь там как раз и работала. А что такое?
Вранье для меня в последнее время стало настолько привычным занятием, что я даже глазом не моргнула:
— Одна моя подруга хочет устроиться туда на работу.
— Ни в коем случае! — с жаром воскликнула Женя. — Фирма не сегодня завтра развалится.
— А ты откуда знаешь? — спросила я с сомнением. — Подруга говорит, что выглядит агентство нормально: евроремонт, оргтехника.
— Это все ерунда! Я тебе сейчас такое расскажу! Ты, кстати, куришь?
— Нет, но я могу постоять с тобой рядом за компанию.
Мы вышли во внутренний дворик, и Женя, которая оказалась такой маленькой, что едва доставала мне до плеча, с наслаждением затянулась.
— Где-то две недели назад прошел слух, что фирму скоро прикроют, — начала Женя. — Знаешь ведь, как это бывает...
— Нет, а как?
— Ну, в один прекрасный день все сотрудники приходят на работу, а там — омоновцы, прокуратура или еще кто-нибудь взламывают сейфы, обыскивают все столы. И выясняется, что руководство набрало банковских кредитов, а само ударилось в бега. Но на банки в общем-то плевать. Самое главное, что сегодня как раз должны были выплачивать зарплату, так что теперь неизвестно, на что жить. Ты знаешь, сколько раз за мою карьеру менеджера по рекламе случалось подобное? Не поверишь — восемь! Поэтому, как только у нас возникли подозрения насчет «Модус вивенди», все сразу же сделали ноги. Ведь слухи на пустом месте не возникают. Тем более, что мы только что получили зарплату. А если бы мы остались, то потеряли бы довольно много. Ведь лето — самый пик туристической активности. Вот все и рванули в другие турагентства.
— А ты почему сюда пришла, в газету по трудоустройству?
— Понимаешь, летом в турбизнесе мы, конечно, зарабатывали много, но зато в остальное время года лапу сосали. А вот работу люди ищут круглый год. Так что, мне кажется, в этой области перспектив больше. Впрочем, жизнь покажет.
— Слушай, — я решила вернуться к интересной для меня теме, — я что-то не очень поняла про этот «Модус вивенди». А что это были конкретно за слухи? Кто их распространял?
— Дай-ка вспомнить... Мне лично это сказала секретарь директора Инна. Помню, мы сидели в столовой, шутили, разговаривали, а она вдруг погрустнела и говорит: «Вам-то хорошо, у вас специальность нужная, вы всегда себе работу найдете. А я куда пойду? Сейчас секретарей как собак. И у всех ноги от ушей и свободный английский. А я иностранный язык так и не удосужилась выучить». Мы сразу просекли, что дело нечисто, и прямо спросили у нее: «Что, скоро лавочку прикроют?» Она сразу занервничала: «Ой, вы только никому не говорите, я случайно услышала по телефону...»
— А вы, конечно, всем рассказали? — догадалась я.
— Да не то чтобы рассказали. Оказалось, что все уже более или менее в курсе и даже подыскивают себе другую работу. Но окончательно меня лично убедили талоны.
— Какие талоны?
— Да талоны на обед. Они у нас раньше выдавались бесплатно. А тут вдруг в столовой говорят: «На этот месяц по ошибке секретаря талоны забыли выписать, поэтому расплачивайтесь наличными, записывайтесь в специальный журнал, а в конце месяца руководство вам компенсирует». Я сразу поняла: все, это конец, если на питании сотрудников стали экономить.
— Так, может быть, действительно забыли выписать, мало ли что бывает?
— Что ты! Потом Инночка плакала в туалете и всем жаловалась, что она не виновата, она все выписала вовремя. Надо же было руководству на кого-то вину свалить! Да все ясно, — торжественно заключила Женя, — это было начало конца!
* * *
Пешеход всегда прав — если он жив. Возвращаясь домой, я попала в самый час пик. Толпы уставших сограждан, презрев красный цвет светофора, плотными рядами устремлялись к станции метро, а наперерез им ехал не менее плотный поток автомобилей. Интересы двух сторон явно входили в противоречие, но уступать всегда приходилось пешеходам: все-таки они торопились домой, а не на тот свет. Мне же спешить было некуда. Семеро по лавкам меня не ждут, у Пайсы на блюдечке лежит достаточно корма, поэтому я законопослушно ждала, когда загорится «зеленый». Наконец светофор мигнул зеленым глазом, и я стала медленно переходить дорогу. И очень правильно сделала, что не поторопилась. Потому что не успела я сделать и двух шагов, как в миллиметре от меня промчалась красная «тойота». За рулем восседала девица двадцати от силы лет. Одной рукой она держала около уха сотовый телефон, а другой поправляла зеркальце заднего вида. Машина в это время виляла из стороны в сторону, как собачий хвост. Девице, однако, было на все наплевать: она продолжала как ни в чем не бывало ворковать в трубку.
— Ишь, свистушка! — возмутилась женщина с объемистой сумкой, когда опасность окончить жизнь под колесами этой иномарки миновала. — Подарит любовник такой вот дуре машину, а она и рада людей давить. Показывает всем, какая она крутая.
Далее эта с виду милая женщина прибавила несколько колоритных фраз, поразивших меня не столько точностью оценки такого типа девушек, сколько той ненавистью, которая, оказывается, живет по отношению к ним в сердцах простых тружениц.
«И заметь, кстати, — вдруг встрял мой внутренний голос, — что у этой девицы максимум сорок четвертый размер одежды».
«И что с того?» — ответила я ему, хотя прекрасно догадывалась, к чему он клонит.
«А то. Ты, между прочим, тоже могла бы разъезжать на дорогой машине. Но куда тебе, с твоей-то задницей! На нее не клюнет ни один «богатенький Буратино». Такие, с задницами, достойными магазина «Три толстяка», всегда на метро кататься будут. Если только самостоятельно не скопят под конец жизни на какой-нибудь «Запорожец».
«Еще неизвестно, что этой девице приходится за «тойоту» терпеть, — угрюмо спорила я сама с собой, протискиваясь к турникету. — Наверняка ее ни в грош не ставят как личность. Может быть, даже заставляют тапочки приносить, как дрессированную собачку!»
Внутренний голос ничего не успел ответить, потому что как раз в этот момент я получила основательный толчок в бок. Какой-то мужик посчитал, что я загораживаю ему дорогу к эскалатору, и просто как следует врезал мне увесистым портфелем. От удара меня отбросило на несколько метров и что-то внутри заныло тупой болью.
«Почки, — констатировал внутренний голос. — А может, и печень. Но это ничего, зато тебя уважают как личность. Это ведь самое главное, правда?» — И он гнусно захохотал.
В вагоне пахло бомжами. Сначала я осторожно оглядывала окружающих, пытаясь выявить, от кого идет запах, но потом поняла, что это бесполезно: вонь уже стала естественным атрибутом самого красивого в мире метро. Заставить бы начальника метрополитена в компании с мэром часок-другой поездить по Кольцевой линии, так, глядишь, воздух сразу бы стал благоухать лавандой, как на горном курорте. Нет, мне, конечно, очень жаль бездомных, но я-то в чем виновата? Почему, будучи добропорядочной гражданкой, трудясь в поте лица и честно платя с каждого рубля своих гонораров налоги, я вынуждена всю дорогу сдерживать дыхание? Кстати, держаться за поручни тоже нельзя: подхватить чесотку в Московском метро — плевое дело.
Внутренний голос молчал, деликатно предоставляя мне возможность побиться в истерике.
Борясь с подступающей к горлу тошнотой, я притулилась около дверей и вытащила книгу — ведь наше метро еще и самое читающее в мире. Спустя сорок минут я вышла на улицу и с облегчением вдохнула полной грудью воздух.
Рано радовалась. В нос тут же ударил тяжелый запах прогорклого масла, который исходил от палатки «Куры-гриль». Я брезгливо оглядела палатку: два черноусых джигита («А санитарные книжки у них есть?») колдовали над курами («Да эти тощие птицы, наверное, даже не выщипаны!»). Голодные соотечественники, большинство которых составляли небритые мужики в тренировочных костюмах, сидели за грязными столиками и неторопливо поглощали кур, запивали их пивом и лениво переругивались матом. И, что самое поразительное, получали от всего этого колоссальное удовольствие. Две нищие старухи стояли рядом, каждая с вожделением поглядывала на опустошающиеся бутылки и с ненавистью — на конкурентку.
«Господи, ну почему я такая несчастная? — простонала я. — Почему я живу в такой нищете? И в этом городе? Ведь на свете есть столько замечательных мест, чистых и ухоженных! Да в той же Турции, где половина населения читать не умеет, просто рай! Как же я от всего этого устала!»
Я понуро ковыляла по тротуару, самозабвенно предаваясь жалости к себе. Вспомнила и нахальную девицу на «тойоте», и мерзавца, ударившего меня портфелем. Стало совсем грустно.
Вдруг я заметила, что навстречу, взявшись под руки, идут трое мужчин. Троица двигалась неуверенными шагами, покачиваясь из стороны в сторону.
«Пьянь. Кругом одна пьянь», — в сердцах подумала я и взобралась на бордюр, нетерпеливо пережидая, пока алкоголики пройдут. И тут же ощутила легкий укол совести: у двух крайних мужчин в руках были палочки, на лице — затемненные очки. Да это же слепые с поводырем! Гнев мгновенно сменился жалостью, и я с сочувствием разглядывала несчастных. Внезапно один из слепых остановился, с наслаждением вдохнул воздух и восторженно произнес:
— М-м-м... куры! Вы чувствуете, как удивительно курами пахнет?!
И такая в его голосе была жажда жизни, такая неподдельная радость, как будто бы он получил самый драгоценный подарок на свете. Я мгновенно забыла о всех своих причитаниях и лишь в каком-то оцепенении разглядывала его счастливое лицо.
И внутренний голос не преминул воспользоваться моим замешательством.
«Какая же ты все-таки неблагодарная сволочь! — начал он сурово меня отчитывать. — Для этого человека запах кур — уже счастье в его тяжелой жизни. А ты? Здоровая, можешь читать, самостоятельно ходить, работать, наконец, писать статьи о мошенниках и хоть немного помогать людям. Ты понимаешь, что должна всему этому радоваться? Понимаешь или нет?»
«Я понимаю», — виновато откликнулась я.
«А что же тогда не радуешься?»
«Я радуюсь».
«Что-то не очень похоже», — не отставал внутренний голос.
«Да радуюсь я, радуюсь!» — И в подтверждение этих слов я расправила плечи и нацепила на лицо дурацкую улыбку до ушей. Через пять метров я почувствовала, что плохое настроение куда-то улетучилось, а на его место пришла... нет, не эйфория, но вполне положительное ощущение себя в мире.
В родной подъезд я входила уже в почти веселом расположении духа, который не могли испортить ни заплеванные ступеньки, ни витавший в воздухе кислый запах щей.
Кольку я застала на том же самом месте. Только на этот раз он ничего не читал, а сидел, положив голову на руки.
— Устал? — догадалась я.
— Есть немного, — светло, по-гагарински улыбнулся тинейджер, и мне опять пришла в голову мысль, что этого мальчишку еще рано исключать из списка будущих кандидатов в президенты. — Разнес по всем трем адресам. А в одном передали встречное письмо, вот. — И он вытащил из папки конверт.
— Молодец! — похвалила я Кольку. — Этот конверт я тебе сегодня зачту за четвертое письмо, в виде премии. Но вообще будем учитывать только ту почту, что я тебе отдаю. Все равно ведь ты должен возвращаться домой, согласен?
— Ладно, — неохотно протянул подросток.
Я отсчитала Кольке его честно заработанные купюры, и он помчался в секцию дельтапланеризма. Я же пошла открывать свою квартиру. Пайса, почуяв приближение хозяйки, уже мяукала под дверью.
* * *
Не прошло и трех дней, как в «Модус вивенди» меня окончательно стали принимать за свою. Охранники у входа больше не спрашивали пропуск, менеджеры кивали в знак приветствия, а Инна ежедневно подкармливала меня сладостями. Вот и сегодня, едва я вошла, добрая девушка достала коробочку рахат-лукума. Было уже два часа дня, однако выдача мне корреспонденции задерживалась на неопределенный срок. Артем Марксович, как доверительно поведала мне Инна, пришли лишь полчаса назад и сейчас доделывали какую-то важную бумагу, которую мне и предстоит отнести. Да-а-а, следовало признать, что работник из директора был неважный. Наверное, Женя Тюленева права: с таким руководством фирма действительно быстро скатится под откос.
Лукум просто таял во рту, делать нам с Инной было нечего, поэтому мы принялись обсуждать достоинства и недостатки косметики различных фирм. Не успели мы как следует пропесочить «Эйвон», как дверь приемной неуверенно приоткрылась и на пороге возник какой-то потрепанный субъект. Всклокоченная голова, щетина недельной давности и дикий взгляд выдавали в нем давно и часто выпивающего человека. Субъект какое-то время озирался по сторонам, а потом решительно двинулся в направлении таблички «Генеральный директор».
— Вы куда? — грудью наперерез кинулась к нему Инна.
— К брату я, — агрессивно ответил выпивоха и обдал Инну таким букетом замысловатых ароматов, что та невольно отшатнулась, — к родному брату Артему Нечаеву.
— К родному брату? — Удивлению Инны не было предела. Моему, впрочем, тоже.
Воспользовавшись произведенным эффектом, субъект проскользнул за массивную черную дверь. Инна вернулась за свой стол и выглядела подавленной. Да уж, наверное, нелегко ей будет объяснить начальству, почему она пропускает всякую пьянь. Но я в случае чего подтвержу, что она до последнего самоотверженно бросалась на амбразуру.
— Ты его никогда раньше не видела? — спросила я Инну.
Та в ответ лишь отрицательно покачала головой.
— Как ты думаешь, зачем он пришел? — почему-то шепотом поинтересовалась она.
— Не знаю. Может быть, поздравить брата с днем рождения?
Первая мысль, пришедшая в голову, не всегда бывает удачной. Инна посмотрела на меня как на идиотку:
— У него день рождения в январе. Хотя откуда тебе знать...
Мои мыслительные способности были великодушно реабилитированы.
Несколько минут мы провели в молчании. Затем из директорского кабинета стали доноситься обрывки разговора на повышенных тонах, дверь распахнулась, и из нее пулей вылетел мужичонка, который теперь выглядел еще более всклокоченным.
— Ну, погоди у меня! Я тебе покажу, как родного брата не признавать! — крикнул он в пустоту кабинета, а затем, повернувшись к изумленным зрительницам, добавил: — Я его, буржуя, выведу на чистую воду! Ишь, чего удумал — голову честным людям морочить!
Бормоча под нос проклятия и обещание «пойти куда надо», охочий до братских объятий субъект выскочил в коридор.
Инна тут же кинулась к Артему в кабинет, — наверное, оправдываться за случившееся.
«Вообще-то я бы тоже ни за что не признала такого братца», — подумалось мне. Не приведи господь иметь подобных родственничков. Представляю, сколько денег этот бездельник уже высосал из бизнесмена. Хотя Артем и не вызывает у меня особой симпатии, в данном случае ему все-таки можно посочувствовать. Правильно он сделал, что отказался иметь с пьянчужкой что-либо общее.
