Книга: Мы все худели понемногу
Назад: Глава 11
Дальше: Глава 13

Глава 12

На следующий день будильник зазвенел в девять утра. И кто только поставил его на такую рань? — недоумевала я, глубже зарываясь под одеяло. Совсем не хочется вставать, пожалуй, подремлю еще немного. Но тут же я вспомнила: ведь сегодня похороны Аркадия Васильевича! Вскочив с постели, я заметалась по квартире. Надо успеть вымыть голову, одеться и прибыть к одиннадцати часам в церковь на Юго-Западе, где состоится отпевание риелтора.
Я немного припозднилась к началу службы. А все из-за цветов. Естественно, руководство агентства забыло купить венок для бывшего сотрудника, так что мне пришлось раскошелиться на небольшой букет. Розы я не люблю, на каллы у меня денег не хватило, поэтому ограничилась десятью гвоздиками.
В церкви я тихо присоединилась к группе скорбящих. Их оказалось на удивление много, большинство составляли мужчины. Вот уж не думала, что у мошенника было столько друзей!
Вскоре началась процедура прощания. Сначала к гробу подошла блондинка в черном платке. Даже в горе, с опухшим от слез лицом, она была настоящей красавицей.
— Кто это? — шепотом спросила я у соседа, сорокалетнего мужчины в драповом пальто.
— Танечка, вдова, — ответил он.
Вот это да! У старого сморчка была такая красавица жена! Не иначе как молодка клюнула на денежки Бабиченко, добытые нечестным путем.
Женщина медленно поцеловала покойника в губы, а потом подвела к гробу двоих детей. Мальчику можно было дать лет семь, а девочка выглядела на все пятнадцать. Дочь с рыданиями припала к отцовской груди, а сын, тоже утирая слезы, ограничился поцелуем в лоб. Наконец, дети отошли от покойника, и к нему потянулась цепочка, состоящая из родственников и друзей. В числе последних скромно подошла и я. В гробу Аркадий Васильевич выглядел, пожалуй, даже лучше, чем при жизни. По крайней мере, бальзамировщик нанес ему на щеки румянец, который раньше отсутствовал. Я положила свой букет на грудь усопшему и отошла.
После отпевания многие из присутствующих откланялись, выразив свои соболезнования вдове. Оно и понятно: самый разгар рабочего дня, и людям надо вернуться на службу. Оставшаяся компания погрузилась в автобус и отправилась в крематорий. А после того, как гроб медленно уплыл в печь, мы почти в полном составе поехали в квартиру Бабиченко на поминки. Я, естественно, ухватилась за эту возможность, чтобы как можно больше разведать о мошеннике.
Квартира, в которой жил Аркадий Васильевич, произвела на меня сильное впечатление. Я ожидала увидеть роскошь, приобретенную на нетрудовые доходы, а меня встретила нищета. Тесная «трешка» на последнем этаже панельной хрущевки, без лифта и мусоропровода. Квартира, в которой все окна выходят на одну сторону, микроскопическая кухня, две смежные комнаты и одна малюсенькая изолированная каморка.
Обстановка тоже не радовала глаз богатством. Вся мебель старая и потертая, в последний раз ремонт делали при царе Горохе. Ничего не понимаю. Куда Аркадий Васильевич девал награбленное? Неужели, как Деточкин, переводил в сиротские дома?
Стол был накрыт просто, по-домашнему: блины, кутья, незамысловатые салаты и нарезка. Слева от меня посадили того самого мужчину, с которым я разговорилась в церкви. Теперь он был не в пальто, а в черном, под стать случаю, костюме. Мужчина усиленно налегал на водочку, тем более что поводов было предостаточно: присутствующие по очереди поднимались, чтобы сказать несколько слов о Бабиченко.
На поминках редко всплывает неприглядная правда о покойнике (хотя, казалось бы, когда еще, если не сейчас?). В современных людях еще чрезвычайно живы первобытные суеверия: в частности, что обиженный дух умершего будет им мстить. Поэтому я молча уплетала салат с крабовыми палочками и не ожидала никаких сенсационных разоблачений. Но из этих речей вырисовывался совсем уж идеальный портрет Аркадия Васильевича. Примерный семьянин, замечательный отец, талантливый инженер и скромный гражданин с большим добрым сердцем, — страна никогда не восполнит эту потерю. Если бы я собственными ушами не слышала рассказы Изабеллы Юрьевны и Ангелины, я бы, пожалуй, решила, что подозревать Бабиченко в квартирных мошенничествах может только сумасшедший.
Мой сосед, казалось, уже дошел до нужной кондиции, когда язык развязывает любое, даже самое невинное замечание. Я тут же ринулась в бой:
— В церковь пришло довольно много людей, да и сюда тоже. Наверное, Аркадий Васильевич был хорошим другом?
Мужчина окинул меня мутноватым взглядом:
— Кешка-то? Не смешите меня. Слишком он был правильный, на всех скуку наводил. Это все, — он сделал широкий жест в сторону присутствующих мужчин, — не его друзья, а бывшие Танькины поклонники.
Я посмотрела на печальную вдову, сидевшую во главе стола. Ее окружали заботливые мужчины: один подливал брусничную наливку, второй накладывал на тарелку салатик.
— Ну, у Панкратова-то нет никаких шансов, — прокомментировал эту картинку сосед. — У него ребенок, а Танька никогда не согласится разрушить семью. А вот на месте Тирищука я бы попробовал. Разведен, детей нет, заместитель директора компании. К тому же мне кажется, что он всегда был Таньке симпатичен.
— Откуда вы их всех знаете? — поразилась я.
— Да мы же однокурсники, вместе учились в физтехе. И Кешка тоже, упокой Господь его душу.
С этими словами мужик залпом осушил очередную рюмку и потянулся за маринованным огурцом.
— Извините, но я что-то не очень понимаю. Вы говорите, что вы однокурсники. Значит, должны быть одногодками. Но ведь Аркадий Васильевич выглядел намного вас старше!
— А мы и есть одногодки, — отозвался сосед, хрустя огурцом. — Кешке в этом году должно было исполниться всего лишь сорок лет. Это жизнь его так побила. Он был для нее слишком принципиален.
Бабиченко — и принципиален? Я недоверчиво хмыкнула. Мужчина заметил иронию, обиженно засопел и перешел на шепот:
— А вот слушайте!
* * *
В институте Аркадия Бабиченко считали чуть ли не гением. Он быстрее всех сокурсников схватывал суть материала, задавал преподавателю самые оригинальные вопросы и лучше всех делал лабораторные работы. Преподаватели прочили молодому человеку блестящую научную карьеру: аспирантура, защита кандидатской диссертации, а вскоре и получение докторской степени.
Кеше везло не только в учебе. Девушек на технических факультетах было немного, и каждая ценилась на вес золота. За Татьяну Макееву, первую красавицу на курсе, парни были готовы даже драться. Но обошлось без кровопролития: барышня сама сделала выбор, причем неожиданный для всех. Однажды, после затянувшегося до темноты практикума, она попросила Аркадия проводить ее домой. С этого дня они стали неразлучны, а на четвертом курсе сыграли скромную студенческую свадьбу. Ничем не примечательный внешне, Кешка обладал потрясающими душевными качествами, которые и оценила Татьяна, — добротой, верностью и принципиальностью.
Как раз последнее его и погубило. Непосредственно перед защитой диплома до Аркадия дошли слухи, будто его научный руководитель когда-то активно «стучал» в КГБ на своих коллег и студентов, да и сейчас не гнушается этим занятием. Молодой человек прямо спросил седовласого доктора наук, правда ли это. Тот, нимало не смущаясь, подтвердил и даже предложил, если Кешу это интересует, подыскать ему тепленькое местечко в «органах», где у старика остались связи. В ответ возмущенный Аркадий бросил профессору несколько резких слов, возможно не совсем цензурных. Отношения между ними были порваны. Бабиченко даже обратился на кафедру с просьбой поменять ему научного руководителя, но за неделю до защиты сделать это, естественно, не позволили.
И вот настал день защиты диплома. После того как Аркадий рассказал о своей работе, слово взял научный руководитель. «Работа совсем сырая, много недочетов, в том числе в практической части», — с изумлением услышала комиссия.
Научный руководитель настаивал на том, чтобы поставить студенту Бабиченко «удовлетворительно». На дворе стояла середина 80-х, КГБ был еще достаточно влиятелен, и члены кафедры резонно опасались мести «стукача». В тюрьму, возможно, и не посадят, а вот за границу точно не выпустят. Поэтому преподаватели дружно проголосовали «за» и сломали Аркадию судьбу.
«Тройки» за диплом было достаточно, чтобы на ближайшие годы забыть об аспирантуре. Бывший баловень судьбы, а ныне лейтенант срочной службы отправился в войсковую часть, расположенную под Мурманском. Москвичу, да еще «ботанику», пришлось там несладко. Конечно, такой суровой «дедовщины», какая выпадает на долю солдата, Аркадию испытать не довелось. Но и того, что он пережил, оказалось достаточно, чтобы лишить его главного, что люди выносят из юношеских лет, — уверенности в собственных силах.
Отслужив два года и вернувшись домой, Аркадий долго не мог найти работу. Были ли это происки бывшего научного руководителя, или же причина заключалась в отсутствии у молодого человека связей, но в хорошие места Бабиченко не брали. В итоге ему удалось устроиться в заштатный проектный институт обычным инженером с окладом сто десять рублей. Скучная, рутинная работа не вызывала у Бабиченко ни капли энтузиазма. Но он терпел: Татьяна ждала ребенка, и Аркадию надо было кормить семью.
Вскоре у Бабиченко родилась дочь. Аркадий обожал малышку, однако продемонстрировал свою полную неспособность приносить в клювике материальные блага. В то время на дворе стоял так называемый «развитой социализм». Чтобы получить садовый участок или квартиру, путевки в санаторий или пионерский лагерь, талон на покупку машины или спального гарнитура, надо было, что называется, поддерживать отношения с нужными людьми. Проще говоря, лизать задницу администрации и председателю профкома. Аркадий этого делать не умел, да и не хотел. В результате молодая семья ютилась вместе с родителями в хрущевке, отдыхать на Черное море ездила «дикарем» и так и не обзавелась польской «стенкой». Из-за своей чистоплотности Бабиченко не продвинулся по службе: он никого не подсиживал и в интригах не участвовал. Перестройку мужчина встретил на той же скромной инженерской должности и практически с той же грошовой зарплатой.
Во время «Большого Хапка» многие инженеры подсуетились и сделали себе состояния, организовав кооперативы и добившись государственных заказов на свою продукцию. А Бабиченко так и продолжал честно сидеть в конторе, пока она окончательно не развалилась. Аркадий Васильевич оказался на бирже труда, где ему смогли предложить лишь низкооплачиваемые бюджетные вакансии.
В любой развитой западной стране рождение второго ребенка в семье — событие радостное. Отпрыски в количестве до пяти человек никогда не разорят родителей. При условии, конечно, что родители являются достойными членами общества и занимаются квалифицированным трудом. Для большинства же российских семей появление второго ребенка — это экономический шок. Достойные члены общества — бюджетные учителя, врачи и инженеры — на свои доходы способны прокормить разве что кошку, да и то не слишком прожорливую.
— Милый, я, кажется, беременна, — в один прекрасный день сказала Татьяна своему безработному мужу.
Речь о том, чтобы избавиться от ребенка, даже не шла. Аркадий, махнув рукой на работу по специальности, подался в страховые агенты. Целыми днями мотался он по различным организациям, агитируя людей застраховать свою жизнь и имущество. Но поскольку Бабиченко не обманывал клиентов, то зарабатывал не намного больше, чем раньше. А когда узнал, что компания, придумывая всевозможные уловки, не выплачивает страховку потерпевшим, немедленно уволился.
Так и менял Бабиченко одно место агента за другим, пока наконец не прибился к недвижимости. Но и здесь он не достиг материальных и карьерных высот. Принципиальность мешала ему ловчить в сделках с клиентами. Если по соседству с продаваемой квартирой жили запойные алкоголики, имевшие привычку горланить песни всю ночь напролет, Аркадий обязательно сообщал об этом покупателю. Конечно, такая недвижимость не вызывала ажиотажного спроса. Также Бабиченко не скрывал от клиента то обстоятельство, что, согласно генплану города, вскоре под окнами дома начнется строительство Третьего транспортного кольца. Естественно, от квартиры тут же отказывались, а риелтор не получал своих комиссионных. В профессии, девиз которой — «Не обманешь — не продашь», очень трудно преуспеть человеку с высокими моральными принципами.
* * *
Сосед замолк и, утомленный долгим рассказом, принялся восстанавливать силы с помощью живительной влаги и салата «Столичный». А я предалась размышлениям. Правда, мысли мои метались, как птицы в клетке, и никак не хотели выстраиваться в стройную логическую цепочку.
Изабелла Юрьевна — старая истеричка, подверженная приступам безудержного вранья. С актрисами на пенсии такое, должно быть, часто случается. Хотя я могу дать руку на отсечение: она была искренне заинтересована в сделке с квартирой. К тому же вряд ли бы ей ни с того ни с сего пришла в голову эта хитрая комбинация. Значит, без участия риелтора Бабиченко не обошлось. Да и карлица Ангелина слово в слово повторила историю мадам Милявской.
С другой стороны, с какой стати соседу врать? Что, ему за это платят, что ли? Думаю, что любой сидящий за столом расскажет про Бабиченко примерно то же самое. Тогда получается, что при жизни Аркадий Васильевич был самим ангелом во плоти. И его участие в квартирном мошенничестве — это нонсенс.
Так что же у меня в итоге выходит? Полный бред. Ведь не может же человек мгновенно изменить свою систему ценностей, формировавшуюся годами? Сорок лет был белым и пушистым и вдруг — словно с цепи сорвался?
— Этому идеалисту крупно повезло с женой, — опять разговорился сосед, и в его голосе явственно слышались завистливые нотки. — Столько лет безропотно считать копейки, которые Кешка приносил домой, и не послать его ко всем чертям — это могла только Танюха. А моя первая жена сбежала к любовнику, как только я оказался на мели. А у нынешней любимое слово «дай!». По-моему, она даже оргазм испытывает при виде пачки денег. И сын, обалдуй, в нее пошел. Хоть бы учился, спиногрыз, как все нормальные дети. А то в дневнике одни тройки, и только слышишь: «Пап, купи то! Пап, купи это!» Повезло Кешке, ей-богу, повезло!
На этом месте женщина, сидевшая справа от меня и напряженно прислушивавшаяся к нашему разговору, не выдержала.
— Все вы мужики одинаковы! Кобели! — темпераментно воскликнула она.
Окружающие тут же оторвались от своих тарелок и с интересом на нее воззрились. Женщина сделала вид, что это вовсе не она кричала, и, когда внимание гостей опять переключилось на еду, перешла на свистящий шепот:
— Мечтаете о преданной жене, а как попадется такая, вы от нее норовите налево гульнуть. Да еще выберете в любовницы какую-нибудь страхолюдину. В отместку жене-красавице, что ли?
— Вы это о ком, простите? — спросила я.
— Да о вашем святом Аркадии, о ком же еще! Променял Татьяну на какую-то рыжую профурсетку! Тьфу, срамотища!
Мы с соседом недоуменно переглянулись. Мужик подмигнул мне и выразительно щелкнул по горлу: мол, дама перебрала лишнего, вот и несет всякий вздор.
Женщина заметила его жест и возмущенно зашипела:
— Да я собственными глазами видела!
— Что, свечку держали? — поинтересовался сосед.
— Да нет, там и так светло было, — не уловила сарказма дама. — Где-то месяц назад пришла я в магазин «Фарфор — Хрусталь», что около метро «Академическая», мне надо было сервиз подруге в подарок купить. Стою у полок, разглядываю ассортимент. И вдруг вижу — Кешка Бабиченко. Я уже собралась его окликнуть, а он подходит прямиком к продавщице хрусталя, целует ее в щечку, и она отдает ему ключи от квартиры. «Жди меня, — говорит, — через полчаса смена заканчивается. Если голодный, в холодильнике есть йогурт». Представляете? Я прям обалдела. Ведь ясно же, что они там в квартире не книжки читать будут!
Женщина удовлетворенно взглянула на наши с соседом вытянувшиеся физиономии и продолжила:
— И самое главное, что меня возмутило. Такая эта девица была страшненькая, ну просто сил нет! А цвет волос совсем дикий, одно слово — взбесившийся апельсин. Правда, девка молодая, лет двадцати пяти, не больше. И я тогда подумала: вот ведь кобель! Дома ждет жена, умница и красавица, а он к уродливой любовнице таскается. Не знаю, видимо, Бог мужикам совсем никакого ума не дал.
Ага, вот и начались долгожданные разоблачения. Неверный муж — эта характеристика немного портит идеальный портрет человека и гражданина Бабиченко. А если еще я выступлю с речью на тему «Аркадий Васильевич как идейный вдохновитель и организатор квартирных афер», нимб над головой покойного окончательно потускнеет.
Но я этого делать не стала. Напротив, я подошла к энергичной дородной женщине, видимо подруге вдовы, которая занималась организацией поминок, и скорбно произнесла:
— Я работала вместе с Аркадием Васильевичем. Агентство выражает свои соболезнования. Нам всем будет его не хватать.
Та в ответ с достоинством кивнула. Я продолжила:
— Сейчас мы взяли на его место молодого сотрудника, и он не может найти кое-какие документы. Возможно, Аркадий Васильевич оставил их дома. Речь идет о продаже квартир с отсрочкой заселения. Сами понимаете, мне неудобно беспокоить по таким пустякам вдову, у нее огромное горе. Но и без этих бумаг я тоже не могу вернуться. Прямо не представляю, что делать… — Я глубоко вздохнула.
— Ну что же, — откликнулась женщина, — я все понимаю: служба есть служба. Попытаюсь вам помочь.
Женщина подошла к Татьяне и принялась ей что-то говорить, кивая в мою сторону. Вдова вышла в другую комнату и через минуту вернулась, держа в руках папку для бумаг. Женщина принесла папку мне:
— Здесь все документы, которые Кеша хранил дома. Надеюсь, это вам поможет.
Я взяла в руки тоненькую папку.
— А компьютер? В нем сохранились какие-нибудь записи?
— Да здесь и компьютера-то нет, — развела руками женщина. — Сами видите, люди не роскошествуют, живут на одну зарплату.
Я еще раз окинула взглядом бедную обстановку. Действительно, с трудом верится, что Бабиченко взял у моей подруги Аллы сумму, эквивалентную семи навороченным ноутбукам со встроенным модемом, видеокартой и прочими чудесами прогресса.
В юности людей интересует, откуда берутся дети. Потом они начинают задавать себе вопрос, куда деваются деньги. Я разглядывала старенькие, выцветшие обои на стенах и тоже очень хотела узнать ответ.
Назад: Глава 11
Дальше: Глава 13