Глава 22
Гамбургер развалился в руках у Ольги, кунжутная булочка упала на каменную мостовую, следом, разбрызгивая кетчуп, прыгнула котлета и мазнула жирным боком по светлой замшевой куртке.
Оля громко выругалась. Благопристойный бюргер в клетчатом пиджаке и тирольской шляпе удивленно оглянулся. «Вали, вали, нечего смотреть», – зло подумала Ольга, разглядывая кроваво-красные подтеки. В нескольких метрах вниз по улице – три гранитные ступеньки, железные рельефные двери со львами – находилась картинная галерея, о чем говорила сияющая золотом вывеска. Оля направилась туда.
– У меня трагедия. Гамбургер, будь он неладен, упал, – по-немецки объяснила она женщине, которая встречала посетителей. – Где у вас туалет?
Толстая немка в трикотажной кофте и с разноцветным фиолетово-синим платком на шее вмиг прониклась сочувствием к безрукой туристке – как же, испорчена такая дорогая куртка. Вдоль написанных маслом картин Ольга направилась в ватерклозет.
С утра не везет, мрачно думала она, пытаясь влажной салфеткой оттереть красные пятна, вот угораздило, как же так получилось? В туалете пахло дезодорантом, в зеркалах отражалась многочисленная недовольная Ольга. На замше оставались уже не красные, а грязно-серые следы, несколько смятых салфеток валялись в белоснежной раковине. Сегодня утром вместо Романа она обнаружила на подушке рядом с собой записку. В двух строчках любовник извещал Ольгу, что будет поздно, и советовал развлечься самостоятельно в меру сообразительности и вдохновения. Оля, которая каждый час, проведенный вдвоем с Ромой, расценивала как шанс приблизить замужество, считала день потерянным. Объект ускользнул, работать было не с чем.
– Nehmen Sie, bitte… – заглянула в зеркальные двери туалета толстая немка. Она протягивала Ольге яркий флакончик.
– Спасибо, – поблагодарила Оля, взяв принесенный женщиной пятновыводитель. – Вряд ли поможет. – Проклятье, чертов гамбургер, испортила куртку.
Она возвращалась по гулкому залу галереи, машинально рассматривая картины на стенах. Это была выставка одного художника, его имя ни о чем не говорило Ольге, очевидно, местная знаменитость, подумала она. На картинах русалками плескались в городских фонтанах, играли на компьютере, кормили жирных младенцев, расчесывали розовые и зеленые волосы, отдыхали в тени обугленных и искалеченных деревьев, купались в черной реке, разговаривали по телефону спутниковой связи полуголые тициановские матроны – однако круглолицые и варварски пышные. «Ну и ужас, – возмутилась Ольга, – какие толстухи. Если бы я была такой толстой, Роман давно бы со мной расстался. Это непрестижно, несовременно. Если бы я была толстой… Значит, он меня не любит? Если бросил бы меня из-за десятка лишних килограммов? Но это я сама только что вообразила, что бросил бы, а он, возможно, ничего подобного не… Наверное, любит. Хотя не торопится жениться… Проклятый гамбургер, дался он мне, от них и толстеют, между прочим, плюс испорченная куртка». Замшевую куртку цвета сливочной помадки они с Романом покупали вместе в магазинчике на Тверской полгода назад. Зашли в него случайно, по дороге из ресторана, немного хмельные от выпитого «Шато Марго» и пьянящей весенней прохлады. Над мокрым асфальтом фиолетовой дымкой висели сумерки, а крошечный бутик сверкал огнями, как зеркальный островок, в витрине стояли два манекена в длинных шубах. Девочка-продавщица приветливо улыбнулась, когда они вошли внутрь. «Смотри, тебе пойдет, – сказал Роман, вытягивая рукав куртки из плотной шеренги нарядов, висевших на длинной стойке. – Сколько стоит? О, недурно, 1245 условных единиц, берем?» В эту ночь она осталась у Романа, а утром в пять утра проснулась от ощущения счастья и предвкушения чего-то невыносимо хорошего, что должно вот-вот произойти в ее жизни. Богатырь Шухов громоздился на кровати необъятным холмом, на кресле висела замшевая куртка, напоминая о приятном вчерашнем вечере и сказочной ночи, весеннее головокружение и желание любви подсказывали ей, что еще немного и она добьется своей цели…
Вещь, с которой связаны нежные воспоминания ушедшей весны, безвозвратно испорчена гадким кетчупом, Роман злостно отсутствует, заветная цель не приблизилась ни на йоту. Ольга сжала ремень сумки так, что побелели пальцы, и обнаружила, что стоит и разглядывает картину. Все тот же художник изобразил на ней урбанистическую мадонну – стальной панцирь, разноцветные кнопки, спутниковая «тарелочка» вместо правого уха, пружинная грудь – с не менее механизированным ребенком на руках… Лавры Сальвадора Дали, несомненно, не давали покоя местному таланту.
– Хотите купить? – раздалось из-за спины.
Оля обернулась. Толстая немка в фиолетовом платочке учтиво улыбнулась. Рядом с ней стоял юноша в рваных джинсах, неопрятной растянутой фуфайке и в шлеме нечесаных длинных волос.
– Я автор. Хотите купить?
Ольга засмеялась. Почему бы нет? Мадонна с младенцем оставалась мадонной с младенцем даже и в таком идиотском исполнении. Пусть Роман смотрит и воссоздает в мыслях другую мадонну – Ольгу – трепетную, мягкую, нежную, с розовым щекастым пупсиком у груди, каким мог бы быть его сын.
– Вы долго трудились над вашим… прекрасным твореньем? – поинтересовалась Ольга. Встреча в галерее была для нее хоть каким-то развлечением в чужом городе. Она не прочь была пообщаться.
Мятый, нечесаный юноша ответил не задумываясь:
– Неделю.
– Недурно. Вы быстро работаете. И сколько стоит?
– Три тысячи.
Три тысячи марок! Истратить такую сумму на сомнительное произведение искусства не входило в планы Ольги.
– Пятьсот, – разумно предложила она. «Возьму потом у Романа», – решила Ольга. Мысленно она переместила картину из нюрнбергской галереи в спальню своей московской квартиры, разместив полотно над комодом. Смотрелось неплохо.
– Тысяча, – бесстрастно сказал художник.
– Пятьсот пятьдесят. Больше у меня нет.
– Берите.
Женщина в фиолетовом платочке уже несла рулон оберточной бумаги и широкую синюю ленту-скотч – завернуть Олино приобретение…
В гостинице Оля пододвинула к стене журнальный столик и, торопливо содрав упаковку, поставила на него картину, в которую вкладывала глубокий воспитательный смысл.
***
Ранним утром, в половине восьмого, Танечка Литейник сидела на любимой кухне в необъятной пижаме, пила кофе из раскаленного бокала и уничтожала круассаны. С понедельника она примется за новую диету, а пока воображение рисовало муки предстоящих голодовок, что необычайно стимулировало аппетит. Пять невесомых рогаликов с разными начинками уже исчезли с тарелки, оставалось еще три клубничных. Таня налила себе новый бокал кофе и вздохнула: удастся ли на таком скудном рационе продержаться до девяти утра?
Сегодня по графику у нее был разъездной день – в середине недели она с адскими усилиями утрамбовывала свои килограммы в малыша «тико» и восемь часов колесила по городу, навещая коллег в фирмах по подбору специалистов и устанавливая новые контакты.
Но Татьяна решила до обеда провести время иначе. Она запланировала ДД. В принципе ее жизнь изобиловала ДД, именно поэтому она располагала целой армией приятных знакомых, хороших подруг, отменных любовников. Веселая и улыбчивая, Таня старалась каждый новый день обогатить новым ДД – добрым делом. Сегодня ДД касалось соседа – Кости Смирнова, который пострадал от налетчиков и так и не успел пока избавить свою квартиру от следов погрома.
Сосед встретил добрую фею на пороге, с трудом удерживая в руках неподъемный многослойный бутерброд. Капитан был в семейных трусах – модных, обтягивающих, с игривым белым шнурком.
– Ты чего так рано? – удивился он. – Я сейчас убегаю.
Таня окинула взглядом нетронутый кавардак и полуголого хозяина. К своему телу, в отличие от квартиры, Константин относился более рачительно – глаз радовался, глядя на его крепкую, подтянутую фигуру.
– Какой ты, Костя, хороший, – восхитилась Таня. – Ни одного лишнего килограммчика. А ешь вроде бы не меньше меня.
Татьяна с завистью приглядывалась к замысловатому сандвичу и усиленно выделяла слюну.
– Меньше, меньше, – заверил Костя. – Извини, у меня все еще бардак. Таня, ты только не подумай, что я такой чудовищный неряха, но я так ничего и не убрал. У меня нет времени. Стыдно. – Приезжаю с работы в десять, падаю. Пригласить домработницу со стороны не решаюсь – все-таки чужой человек… Да и денег на нее в данный момент у меня нет.
– Сейчас тебя осчастливлю. Я как раз пришла тебе сказать, что собираюсь навести здесь порядок. – Ну сколько успею до обеда. После обеда мне надо быть в одной фирмочке.
– Правда? – обрадовался Костя. – Но это как-то неудобно.
– Ладно, удобно. Ты сколько раз меня выручал? Давай одевайся, а то я начну комплексовать, глядя на твои идеальные формы, и проваливай на работу. – А я сколько успею, столько успею…
Через секунду осчастливленный капитан с ключами в зубах стоял в прихожей, полностью одетый и готовый к отплытию.
– Ключи оставляю. Приду поздно. Танюш, в холодильнике – две пиццы с грибами. Очень вкусно. – Разогрей себе в микроволновке, когда решишь сделать перерыв.
– Изверг! Я и так не могу похудеть!
– А тебе и не надо! – искренне заверил Костя и чмокнул соседку в толстую, мягкую щеку. – Все, я исчез.
Таня переоделась, собрала в ванной арсенал дезсредств и тряпок различной конфигурации и азартно ринулась в бой.
***
Если в квартире Константина Смирнова неизвестные преследователи учинили погром, то рабочее место капитана оставалось в том же состоянии, в каком он оставил его второго октября, когда отправился с проверкой в банк «Гарант», попал по дороге в автомобильную аварию и загремел в больницу. На столе были аккуратно сложены толстые папки-скоросшиватели – красные, желтые, голубые, темный экран выключенного компьютера покрылся тонким слоем пыли, и кто-то из сотрудников – очевидно, особа женского пола – нарисовал на нем сердце, пронзенное стрелой. Около радиотелефона виднелась исчерченная синими чернилами бумажка, на ней рукой Константина были записаны номера банка «Гарант» – приемная, бухгалтерия, кабинет Глеба Батурского. Костя вздохнул. Он ясно помнил, как беседовал по телефону с Батурским, договариваясь с ним о встрече, и при этом вертел в руках авторучку и чертил на бумаге ромбики, стрелки, круги. И вот директора банка уже нет в живых, а сам Костя едва пришел в себя после столкновения с черным «фордом»…
– Костя, ты уже на работе?
В кабинет заглянула Аня из отдела компьютерной обработки информации. По быстрому взгляду, брошенному девушкой на пыльный дисплей «ай-биэмки», Костя понял, что стрела и сердце – ее рук дело.
Светлые волосы и голубые глаза, крепкий торс и кошачья беззвучность походки приобщали капитана Смирнова к избранному кругу мужчин типа супермена Рутгера Хауэра – тип привлекательный и опасный для женщин. При этом Константин совсем не отличался нордическим спокойствием и сдержанностью, напротив, был порывист, вспыльчив и никогда не избегал возможности подраться. Девочки в налоговой полиции называли эти его качества «страстностью», жарко вздыхали и мечтательно закатывали глаза. Но пока ни одной из них не удалось выяснить, действительно ли горячий и нервный в течение дня капитан распространяет свою восхитительную огненность и на ночной период времени. В рейтинге популярности Костя занимал первую строчку, но о его амурных связях ничего не было известно.
– Ты весь поцарапан! – восхищенно мурлыкнула Аня, приближаясь к герою ее снов. Ей хотелось погладить руками мужественные царапины Константина.
Костя улыбнулся:
– Какие новости? Что случилось без меня?
– Да ничего не случилось! Нам зарплату поднимают.
Это было очень кстати, так как в последнее время Костя прочно сел на мель и беззвучно раздувал жабры в финансовой агонии.
В кабинет заглянул Анатолий, Костин коллега, тоже капитан.
– Старик, ты уже в строю? Молодец. А ты что здесь делаешь? Быстренько исчезла! Работать, работать!
Аня недовольно фыркнула, выразительно, пылко, влюбленно посмотрела на Костю и вышла из комнаты. Толя развалился в кресле и достал сигареты.
– Без ума от тебя, – кивнул он в сторону двери. – И остальные тоже. Завтра собирались всем гаремом штурмовать твою больницу. А ты взял и сам появился. Выписали, что ли?
– Да сбежал, – махнул рукой Костя и поморщился. От сигаретного дыма у него заболела голова. – Слушай, завязывай курить. Не люблю.
– Понял, понял, – покладисто затушил «Винстон» Толя. – Твою машину я оттащил в мастерскую, сегодня, я думаю, уже сможешь забрать. Сначала позвони. Там в принципе ничего страшного.
– Спасибо тебе.
– Да не за что, старик. Выздоравливай. Ты, мне кажется, еще того, не совсем в норме? У тебя под глазами черные круги.
– Ерунда. Некогда болеть. Мне надо заканчивать дело Батурского и браться за остальных.
– Точно. Молодец. Слушай, пока ты маялся в больнице, у меня созрела интересная, хотя и не совсем оригинальная, идейка. Насчет Карпуниной.
– И что это за идейка? – насторожился Константин. В его голубых глазах, прозрачных, как утреннее весеннее небо, зажглись огоньки. – С Карпуниной время закругляться.
– Именно. Не пора ли нам немного подтолкнуть ее? Пусть проявит свою гнилую сущность во всей красе? Баба совсем обнаглела, а мы ходим вокруг да около.
По сведениям, регулярно получаемым из «достоверных источников», а проще говоря, от стукачей, Надежда Николаевна Карпунина, занимающая один из высоких бюрократических постов столицы, ловко пополняла семейный бюджет неоднократными денежными вливаниями – занималась вымогательством взяток. Надежда Николаевна была достаточно крупным функционером, но не настолько, чтобы доблестным налоговым полицейским было страшно с ней связываться.
– Что ты придумал, Толя?
– Ты прекрасно понимаешь, что я придумал. Возьмешь коньячок, веник гладиолусов и какой-нибудь контрактик, якобы для получения ее визы, и отправишься строить глазки. Женщина не старая, но и не молодая, твоя белобрысая челка и грудь колесом пронзят ее насквозь. Свозишь в ресторан, уговоришь подписать контракт и оставишь ей пачку переписанных купюр. Она возьмет, не сомневаюсь. И тут мы упадем с потолка, с видеокамерой и наручниками.
– Ясно. Песня не новая. А если не возьмет?
– Тогда подкинешь пачку ей в сумочку, какие проблемы?
– Отлично. Провокация взятки. До пяти лет. В курсе?
– Нудный ты, однако, ангел мой. Значит, не согласен?
– Не согласен, Толя. Карпунину надо обезвредить, но не такими подлыми методами. Во всяком случае, я не согласен играть роль подсадного жиголо.
– Эх, не повезло. А я уже губы раскатал. В кабинете снова появилась Аня.
– Костенька, – звонко окликнула она, – иди к начальству, зовут.
– С чего бы это? – удивился Костя.
В кабинете начальства плавало сизое марево. Начальник Леонид Матвеевич – стальной прищур глаз, тонкая улыбка – нещадно смолил, изводя кислород и активно зарабатывая рак легких. В едком тумане вырисовывались очертания дорогой мебели и светлые проемы окон. Константин пристроился в уголке огромного кожаного дивана с подлокотниками из натурального дерева.
– Оклемался, бедолага? Что ж ты так неаккуратно? Тихонечко надо ездить, на цыпочках. Ну для тебя это невозможно, понимаю, при твоем-то темпераменте.
Костя удрученно кивнул.
– Так вот, к вопросу о темпераменте. Я из-за этого тебя и пригласил. Понимаю, молодость, азартность, но, Костя, для вывода из организма лишней энергии и эмоций существует множество разных способов, кроме… Чуешь, куда я клоню?
Костя опустил голову.
– Чуешь, – удовлетворенно констатировал Леонид Матвеевич. – А мне опять донесли доброжелатели, что капитан налоговой полиции Константин Смирнов замечен в казино «Сан-Паулу», где с диким огнем в глазах просаживал сентябрьскую зарплату. Сегодня зарплату, завтра что? Завтра деньги кончатся, придется искать источники, правильно? Для налогового полицейского это очень скользкая дорожка, ты понимаешь..
Костя взвился:
– Леонид Матвеевич, я…
– Знаю, знаю, тебя не в чем упрекнуть, твоя честность известна всем. Ты на хорошем счету. Но хватит, Константин, хватит. Не балансируй на грани. Игра в казино – занятие не совместимое с твоей должностью. Ты азартен, я знаю. Когда это касается работы – отлично. Но когда речь идет об игре – уволь. Я повторю, если в тебе бушуют страсти, найди другой способ разряжаться. Есть, в конце концов, девочки, ими займись. А казино… Бросай, слышишь?
Костя мрачно ковырял ногтем деревянный подлокотник.
– И не надо портить мебель. Все, свободен. Капитан поплелся к выходу, взрезая сизую дымку своей понурой фигурой.
В кабинете Костя собрал в объемный файл все документы, касающиеся Глеба Николаевича Батурского, посмотрел на себя в зеркало, пробормотал: «Ну и рожа!» – и отправился в путь. Он собирался навестить своего нового знакомого – Андрея Пряжникова.
***
Солнечные лучи, проникшие на кухню утром нового дня, осветили голого детектива, изогнувшегося, словно дискобол, возле морозильной камеры. Детектив, орудуя долотом, пытался извлечь кусок окаменевшей говядины себе на завтрак: прекрасная, бурная ночь закончилась ощущением дикого голода. При температуре минус двадцать вожделенный кусок мяса намертво врос в лед и не желал покидать холодильник отдельно от гигантской глыбы замороженных куриных окорочков и всей внутренней обшивки камеры. Андрей напряженно колотил по долоту камнем для заточки ножей, успокаивая нервы мыслью, как он похож сейчас на Родена, создающего очередной шедевр, когда на кухне появилась утренняя Дирли-Ду в мужской (Андрея) рубашке.
– О, милый! На завтрак будет бифштекс? – спросила Дирли-Ду, обнимая голого сыщика за талию. – Я голодна, как первобытная женщина.
В этот момент ледяной булыжник мяса вылетел из камеры и очень удачно приземлился на ногу Андрея.
– Да ну, блин! – тихо выругался он.
Пока зловредный бифштекс размораживался в микроволновой печи, Андрей уделил некоторое внимание Дирли-Ду. Она сидела на кухонном столе, болтала в воздухе голыми ногами и задавала уйму вопросов – и выглядела в этой рубашке как маленькая девчонка, в которой невозможно было угадать недоступную богатую даму из ресторана «Энрике».
– Ты уже знаешь, кто убил банкира?
– Все указывает на одну милую, несчастную девушку по имени Алена, – осторожно ответил Андрей.
– Неужели! – изумилась Дирли-Ду. Несколько минут она молчала.
– Должно быть, ее просто использовали. И потом тоже убили, – объяснил себе и Дирли-Ду Пряжников.
– О! Она симпатичная? У тебя есть ее фотография?
– Довольно симпатичная.
– Покажи мне ее фотографию.
– Зачем?
– Мне интересно. Ну, зайчик! Покажи! А я за это сделаю тебе массаж четвертого позвонка.
Подобное заманчивое обещание заставило Андрея сдаться. Он покинул кухню и вскоре вернулся с фотографией в руке.
Дирли-Ду некоторое время рассматривала снимок, презрительно морщила носик, гримасничала.
– И это ты называешь «симпатичная»?
– Разве нет? – ревниво спросил Андрей, обнимая Дирли-Ду за плечи и в тысячный раз всматриваясь в фотокарточку.
– Мечта режиссера, специалиста по триллерам. – Невероятный рубильничек!
– Ты ничего не понимаешь в девочках, – обиделся Андрей. За неделю расследования Алена Дмитриева вплелась в его жизнь побегом плюща, и, несмотря ни на что, Пряжников почему-то ей симпатизировал.
– Зато я отлично разбираюсь в мужчинах, – весело парировала Дирли-Ду, спрыгивая со стола в объятия Пряжникова. – Ты мой чудесный! Не будем расставаться, хорошо? Или нет, будем расставаться, чтобы снова пережить восторг встречи. Ты счастлив сейчас?
– Вполне, – согласился Андрей и поцеловал Дирли-Ду в шею. – Я ухватил за хвост райскую птичку. – Для идеального варианта, для полного, абсолютного счастья мне не хватает Алены Дмитриевой.
– Негодяй!
– Ты мой ночной фейерверк. Она – дневная греза. Держать тебя в объятиях, а ее – приковать к моей руке наручниками… Вот высшее наслаждение.
– Негодяй! Далась тебе эта носатая Алена!
– Если бы я узнал, почему она стреляла в банкира!
– Я вижу, она всецело поглотила твои мысли.
– Но не мое тело. Если бы я нашел ее!
– Живьем она наверняка еще страшнее!
– Жестокая, вредная девчонка.
– Зато красивая.
– Согласен. Очень красивая, – послушно кивнул Андрей.
– Неотразимая!
– Неотразимая.
– Восхитительная!
– Восхитительная.
– И очень голодная. К моменту, когда созреет твой бифштекс, я уже не буду в нем нуждаться. Умру.
– Да! К вопросу о мясе…
Андрей открыл микроволновку и с удивлением вытащил оттуда абсолютно ледяной кубик говядины.
– Чудеса!
– Да у тебя печка сломалась! – воскликнула Дирли-Ду. – Знаешь, пойдем купим внизу пару готовых отбивных – я видела там экспресс-ресторан.
– Действительно! – быстро согласился Пряжников. – Как здорово ты придумала! Силы распределим таким образом. Ты бежишь за отбивными, а я звоню на работу, мне надо дать несколько указаний.
Дирли-Ду с улыбкой посмотрела на коварного сыщика, ничего не сказала и отправилась одеваться.
