Глава 7

Если вы хотите остаться неузнанной или ввести в заблуждение кого-то, кто вас знает, ни в коем случае не прибегайте ни к темным очкам, ни к низко надвинутым шляпам. Когда лицо стараются скрыть, это подозрительно. Действовать следует наоборот: надо выставить на обозрение все, что раньше прятали, а то, что до этого бросалось в глаза, хорошенько изменить.

Я поступила именно так.

Шляпу я швырнула в спортивную сумку, туда же полетели очки, джинсы и рубаха. Волосы повязала ярким шелковым платком.

Теперь я выглядела именно так, как хотела, и притом лет на десять старше. Знаете, что старит женщину больше всего? Не морщины, а избыток неумело наложенной косметики.

Очередь у администратора рассосалась, и я подплыла к стойке. На своем отнюдь не безупречном немецком я осведомилась, в каком номере остановился господин Пагош.

— Простите, кто? — переспросил портье, и я с сожалением убедилась, что учился он значительно прилежнее, чем я. По крайней мере, по одному предмету.

А вдруг он полиглот? И, видя мои затруднения, предложит изъясняться на родном языке? Мне тогда что, переходить на венгерский?!

— Господин Па-гош, — повторила я по слогам.

— Минуточку, я уточню, — пообещал администратор и полез в свой талмуд.

У меня сложилось впечатление, что он заранее знает ответ, и третий покойник останавливался при жизни в другом месте.

Добросовестно пролистав гроссбух, парень с сожалением известил меня об отсутствии искомого господина. Вот ведь невезуха, я же чувствовала, что с ним не выгорит.

— Не может быть! — пискнула я. — Он мне говорил!

В глазах обласканного женским вниманием собеседника мелькнуло понимание. Вероятно, если бы он взялся вспоминать, что говорил представительницам противоположного пола и сколько раз забывал о своих посулах, я скончалась бы по причине старости.

— Боюсь, здесь какое-то недоразумение, — осторожно начал он, но я не дослушала.

— Он мне солгал! — взвизгнула я. — Теперь я понимаю, в чем дело! Он хотел от меня просто отвязаться и нарочно назвал первый попавшийся отель! Мерзавец!

Даже если собеседник был заинтригован и ему не терпелось узнать подробности нашего знакомства и обстоятельства, предшествовавшие расставанию, волновать несчастную он не осмелился. Поэтому я перевела дух и завыла:

— Негодяй! Так обойтись с влюбленной женщиной! Предатель!

Я награждала неверного любовника все новыми эпитетами (надо же, оказывается, мой немецкий не так уж ограничен), и до херувима начало постепенно доходить, в какое скверную историю вляпался он лично. Только представьте: стоит перед таким красавцем баба и поливает оскорблениями. Негодяй, мерзавец, подонок! Бросил меня, бедную, обманул и обесчестил. Что должны подумать окружающие о его моральном облике?

Сообразив, что под угрозой оказалась репутация, а значит, не исключено, и трудоустройство, парень покрылся холодным потом. Я же продолжала поносить его собрата, стараясь не слишком повторяться. Предателя я заменила на свинью, а негодяя на собаку. При этом жутко сокрушалась, что не могу перейти на родной язык и еще красочнее поведать об оскорблении, нанесенном мне сыном хромого ишака и старой больной каракатицы.

Парня скрутило не на шутку, я даже начала опасаться, не забьется ли он в припадке. Глянув на его трясущиеся руки, я обнаружила причину столь болезненной реакции: обручального кольца не имелось. Будь он женат, к бабским истерикам относился бы куда спокойней. Уже на третьем году совместной жизни даже самые чувствительные особи привыкают к претензиям законной половины и спокойно продолжают просмотр любимой телепередачи, даже если супруга разбудила воплями бомжа, дремавшего в соседнем подъезде.

К стойке потихоньку подтягивался народ, и я решила, что пора закругляться. Не вызвал бы какой благодетель перевозку.

Сунув руку за пазуху, я достала сложенный вчетверо портрет. Надеюсь, я не перепутала, с какой стороны что положила? Нет, все оказалось в порядке. Я пихнула под нос обезумевшему администратору изображение безымянного покойника под номером два и изрекла:

— Все красивые мужчины мерзавцы!

Несчастному было, по-моему, уже все равно, а вот у соотечественника, не устоявшего перед искушением и заглянувшего мне через плечо, вырвался возглас недоверия. Несмотря на то что меня покоробила манера земляка встревать в чужие разборки, в целом с ним нельзя было не согласиться. Сомневаюсь, что кто-нибудь, кроме любящей родительницы, отдавал должное «неотразимости» покойного.

Взгляд портье, пялившегося на набросок, начал приобретать осмысленность, и я с облегчением вздохнула. Ну, точно! Уж этот остановился именно здесь.

— Так он же не Пагош! — выпалил парень и затараторил. — Это господин Джеймс Томас, американец!

Не дожидаясь, пока бедолага очухается и уличит меня в обмане (согласитесь, если покойный был американцем, скрыть этот факт от любящей женщины он не мог. Хотя бы потому, что американцы крайне неохотно учат иностранные языки. Принять янки за своего соотечественника, венгра, было бы затруднительно), я потребовала немедля предъявить лжеца.

— Где он? — возопила я.

— В морге, — ляпнул придурок и от осознания собственной глупости чуть не зарыдал. Ведь сейчас эта безумная устроит такое представление, по сравнению с которым все предыдущее покажется легким отступлением от светского этикета.

Дама, однако, проявила завидное хладнокровие. Известие, что любовник ее не «продинамил» и не променял на другую, а всего лишь помер, придало ей сил.

— Как это случилось? Расскажите мне все! — потребовала она, то есть я. Можете не сомневаться, все, что парень знал, он выложил незамедлительно.

Джеймс Томас поселился в отеле около двух недель назад, конкретно в номере 309 на третьем этаже, и несколько дней назад с ним приключился несчастный случай.

— Сердце? — прошептала я.

Парень замялся, и я схватила его за руку:

— Ничего не скрывайте. Я сильная, я переживу!

Несмотря на то что вдаваться в подробности портье не стремился совсем по другим причинам, — не ошибусь, предположив, что он давал подписку о неразглашении или, по крайней мере, с него взяли устное обещание, — ему пришлось «колоться». Но разговор теперь велся шепотом, так что даже самые заинтересованные мои соотечественники (иностранцы, как вы догадываетесь, лезть в чужие дела себе не позволяют), убедившись в невозможности насладиться продолжением спектакля или разжиться информацией для сплетен, рассосались.

Итак, мой незапятнанный возлюбленный был, как и Пагош, убит ножевым ударом. На задворках «Крита», одного из крошечных ресторанчиков на набережной. Виновного ищут и непременно найдут. «На поиски убийцы брошены лучшие силы болгарской полиции», — заверил администратор.

«Несчастная страна, если Крысилов — это лучшее, что у нее есть», — подумала я, но успокоила себя соображением, что портье явно преувеличивает, а следовательно, государство в состоянии обеспечить безопасность своим гражданам и приезжим.

Убедившись, что больше выжимать из парня нечего, я удалилась. И хотя не стала ему советовать принять рюмку коньяку для восстановления душевного равновесия, не сомневалась, что красавчик и сам догадается. Даже если до сих пор на работе в рот не брал ни капли или давно присоединился к членам общества анонимных алкоголиков, которые к спиртному вообще не прикасаются.

В «Макдональдс» я пошла в своем обычном виде. Боевую раскраску уничтожила косметическими салфетками, волосы распустила, а леопардовое великолепие сменила на привычную джинсу. Разговор с красавцем на ресепшене подтвердил, правда частично, мою догадку о том, что убитые жили там же, где и я. По крайней мере, двое из трех.

И что дальше? А дальше я собиралась побродить по отелю и обнюхать его закоулки. Может, это и глупо, а может, натолкнет меня на какую-нибудь идею. Да и присмотреться к основному контингенту не мешает. Придется теперь проводить больше времени в холле. Только не в смену херувима. Береженого бог бережет.

Разумеется, в шестом часу публика за гамбургерами не ломилась. Это все-таки курортная зона, и час пик в заведении не имеет отношения к окончанию восьмичасового рабочего дня. Теснота здесь бывает в основном в обед. Ужинать туристы предпочитают в ресторанах, а вот перекусить по-быстрому, чтобы без задержек опять рвануть на пляж, — это да. С двух до четырех тут не протолкнуться.

Подойдя к прилавку, я обнаружила, что ужасно голодна. Не скажу, что не едала ничего вкуснее здешней пищи, но от запаха закружилась голова и рот наполнился слюной.

На моем подносе нарисовались чизбургер, кока, шоколадное мороженое и ванильный коктейль. Подумав, я добила за пару пирожков с вишней. Не осилю сейчас — возьму с собой. Пристроившись за угловым столиком, позволяющим держать в поле зрения все помещение, я приступила к трапезе.

Признаюсь честно, вспомнила, зачем я сюда пожаловала, только после того как расправилась с газировкой и чизбургером. Почувствовав, что почти насытилась, я принялась ломать голову, к кому из персонала прицепиться. Выбор был вообще-то невелик. Обращаться с расспросами к кассирам и продавцам бессмысленно. У них настоящий конвейер, и, даже случись здесь откушать американскому президенту, они бы его не опознали.

Оставались уборщики. Те, кто уносят использованные подносы и выгребают мусор из-под столиков, конечно, тоже не вяжут носки в рабочее время, но все равно у них режим поспокойней.

Я стала присматриваться к снующим туда-сюда ребяткам. Все молодые, лет до двадцати пяти. Три девушки и парень, правда, не тот красавчик, на которого я засматривалась в первый визит, но тоже симпатичный. Сегодня молодые люди меня не интересовали. Что поделаешь, мужчины не замечают детали. Ни кто как одет, ни кто чего сказал, а уж запомнить посетителей своего же пола, к тому же без явных отличительных черт, вроде неструганой деревяшки вместо правой нижней конечности или здоровущего нахального попугая на плече, — вообще не в состоянии.

Вскоре я обнаружила, что девушки довольно много времени проводят в зале, наблюдая за посетителями. То есть не столько за клиентами, сколько за освобождающимися подносами. Как бы то ни было, следовало попытаться. И начну я, пожалуй, вон с той расстроенной девчушки небольшого росточка. Такое впечатление, что она с трудом удерживает слезы.

Перебирая предлоги для ненавязчивого знакомства, я прикинула, что могло растравмировать уборщицу. Может, конечно, скончалась ее тетка, а сбережения оставила собачьему приюту. Не исключено также, что ее обошли повышением и кто-то понахальней перехватил завидную должность старшего помощника младшего менеджера. Но лично я поставила бы на другое. Если нежная весенняя травка, закустившаяся на ее голове, — давнее приобретение или если она ее сильно украшает, я готова признать свою полную профессиональную непригодность.

Дождавшись, когда девушка окажется поблизости, я «ненароком» смахнула свой коктейль. Стол украсился роскошной лужей, а на полу образовалась большущая клякса в форме бабочки.

— Ах, простите, — забормотала я покаянно. — Как неловко получилось. Где у вас тряпка для пола?

— Все в порядке, — пролепетала несчастная и всхлипнула.

Чуть не силой выдрав у нее тряпку, я принялась возюкать по столу, девушка убежала за шваброй.

Потрудились мы на славу. Как я и предполагала, у бедняжки не выдержали нервы и она выплакала свое горе.

Основную причину траура я угадала абсолютно верно, хотя мою новую знакомую, Галину, кроме этого преследовала целая цепь злоключений. Сначала ее молодой человек уехал в Германию погостить у родственников и там остался. Это она хоть и с трудом, но пережила и отплакала. Потом ее заклятая «подружка» вышла замуж. И ладно бы за сирого и убогого! Она выскочила за бизнесмена из Швеции. К тому же молодого и красивого. Со вторым испытанием Галя справлялась значительно дольше. И наконец, когда она все-таки сумела взять себя в руки и снова ощутить вкус к жизни, ее изуродовали в парикмахерской.

— Галочка, — проникновенно сказала я. — Не в моих силах вернуть тебе друга. Но раз он отказался от такой девушки, он тебя не стоит. И чем скорей ты про него забудешь, тем быстрее в твоей жизни появится новый ухажер. По поводу «подружки» могу только посочувствовать и посоветовать не терять надежду, — по статистике разваливается каждый третий брак. А вот что касается волос — тут никаких проблем. Все поддается исправлению и кардинальному улучшению. Я — парикмахер высшей категории и, поскольку провинилась, готова сделать из тебя конфетку в любое удобное время.

Поломавшись для приличия, девушка вытерла припухшие глазки и выразила готовность отдать себя в мои руки. Мысль о том, что я могу сделать только хуже, ей в голову не пришла. И правильно. Хуже бы не стало, даже если б я обрила ее наголо.

Уговорившись встретиться завтра в половине четвертого у «Макдональдса» (у Галины как раз был законный выходной), мы расстались. Если не лучшими подружками, то уж, во всяком случае, хорошими приятельницами.

После поглощения высококалорийных «изысков» совесть не позволяла посетить вечером ресторан. Килограммы, от которых я только что счастливо избавилась, вернутся незамедлительно, если начать потакать всем своим слабостям.

Оставалось удовольствоваться прогулкой, и заодно нелишне будет прошвырнуться по парфюмерным магазинам и заглянуть на рынок. В «парфюмерии» я намеревалась обзавестись всем необходимым для превращения зеленой лягушки в знойную красавицу, а на рынке — купить фруктов. Около отеля они уж очень дорогие, а возле моря цены вообще взлетают едва ли не вдвое. С учетом того, что возникли незапланированные расходы, связанные с расследованием, если не экономить, к концу пребывания здесь начну голодать.

Отдохнув от праведных трудов и переодевшись в джинсы и кроссовки, я прицепила на пояс удобную кожаную барсетку и вышла из отеля. В девятом часу тут уже темнеет, зажигаются фонари и рекламные огни. К полуночи атмосфера романтической приподнятости достигает апогея. И только где-то в четыре поутру упоительно праздная ночь уступает права ленивому, сонному утру, когда усталые принцы и подгулявшие золушки погружаются в приятные сновидения. Бродить так долго я не собиралась: приобщение к празднику жизни пока откладывалось на неопределенный срок. И все равно променад в разноцветном сиянии сулил блаженную негу.