39
Тянулись темные зимние дни, полные мороза, снега и ветра. Жизнь дома на Адельмановской шла своим чередом. Своим чередом шло и расследование. Леня постепенно узнавал адреса и имена людей, которые бывали там чаще других. Эти сведения аккуратно фиксировались и складывались в заветный конвертик, хранившийся в ящике под диваном.
Главное внимание он уделял главарю шайки, которого рядовые члены называли Быком. Бык появлялся в нехорошей квартире редко, только в экстренных случаях, когда туда привозили кого-нибудь из очередных жертв или боевиков враждебной «орешкам» казанской группировки, попавшихся на чужой территории или взятых во время вооруженных стычек. Потом пленных обменивали на своих или брали за них выкуп — шла настоящая война за передел сфер влияния.
Однажды со своей голубятни сыщик наблюдал, как привезли с завязанными глазами бомжа. Казалось, бандиты только что вынули его из канализационного колодца, где зимой бездомные греются возле теплосетей. Бомжу долго объясняли (сыщик все слышал через установленный под кроватью «жучок»), что и как он должен делать, что говорить и как себя вести, и пообещали ему миллион за то, что он сыграет роль предпринимателя, не отдавшего долг мафии. Играть он должен был перед настоящим предпринимателем, пока не пожелавшим иметь столь могущественных покровителей, как ореховские боевики.
Неизвестный бомж, которого бандиты называли Грызуном, блестяще исполнил свою небольшую роль. Его посадили на цепь в маленькой комнате, которая, очевидно, прежним жильцам служила детской, и бросили к ногам миску с едой. Весь его облик грязного и опустившегося человека, казалось, должен был служить доказательством того, как долго он находился в заточении и как его истязают. Вскоре привезли предпринимателя, которого надо было запугать до смерти. Его ввели, трясущегося от страха, под руки, как всегда, с завязанными глазами. Грызун, совершенно потерявший от своей бездомной жизни человеческое обличье и похожий больше на грязного зверя, чем на торговца, которого должен был изображать, воя, повалился на пол, стал ползать у ног Быка с душераздирающими криками: «Я все тебе заплачу, только отпусти! Все бери, только отпусти!»
Проштрафившийся бизнесмен, рыхлый человек в хорошем костюме, трясясь от страха, с трепетом взирал на грязное существо, истерически цепляющееся за ноги Быка, и, очевидно, живо представлял себя на его месте — на цепи и с миской протухшей еды. Будучи от ужаса в шоке, он пообещал расплатиться, и его увезли сразу после представления.
Актера же ждала участь пострашнее. Вместо обещанных денег ему влепили пулю в затылок, затолкали тело в машину и выкинули на обочину дороги, как это сделали и с Бобриком, и, наверное, со многими другими. Технология убийства у преступников была несложная, но отработанная до автоматизма.
Наблюдая почти театральное представление и последовавшее за ним убийство, Леня только поражался хладнокровию бандитов и укоренившейся в них привычке убивать. Эта привычка была выработана долгой практикой, и хорошая работа для бригады Быка заключалась в том, чтобы убрать жертву без шума, без криков, тихо, чисто и незаметно и так же быстро избавиться от трупа.
Весь процесс запугивания торговца и убийства Грызуна, честно отработавшего свои деньги, но так и не получившего их, Леня заснял на пленку. Переговоры бандитов тоже были записаны и приобщены к делу. Материалы уже не вмещались в один конверт, их количество постоянно росло, и столь же быстро рос ужас сыщика перед всем этим жестоким и беспощадным миром, всей масштабности которого он раньше не представлял.
Уставший до чертиков, измотанный непрерывными слежками, тяжелыми условиями работы и одиночеством, он уже не напоминал того щеголеватого молодого человека, который легко и как бы шутя влезал в самые невероятные передряги и благодаря своей везучести выходил из них непременно победителем. Сейчас он был худ, небрит, измучен, лицо на морозе обветрилось, глаза блестели лихорадочно, как у больного, сухие, потрескавшиеся губы кривила странная улыбка, и уже несколько раз его останавливали в метро для проверки документов — это был верный знак того, что ему необходимо остановиться, отдохнуть, почистить перышки, привести в порядок свои мысли и свою внешность.
Но идея фикс — найти Корейца и «завалить» его — так захватила все существо Соколовского, что он не мог оторваться от зрелища «своего» дома, как пьяница не может оторваться от бутылки. Он жаждал все новых и новых материалов, все новых и новых улик, он не мог остановиться и шел вперед, неуклонно приближаясь к незримой пропасти.
Событие, переполнившее чашу его терпения, произошло в среду днем, когда низкое зимнее солнце светило прямо в окна заброшенного дома. В этот день подручные Быка — Хамаз, щуплый верткий кавказец с острым взглядом черных, глубоко посаженных глаз, и Штырь, высокий детина с соломенными волосами и простоватым лицом, — привезли на машине десятилетнего мальчика в яркой красно-синей куртке и спортивной шапочке.
Сначала Леня подумал было, что это сын одного из «своих» и его, так сказать, папа приучает к жизни. Но по тому, как держался мальчик, стало понятно, что он здесь впервые среди чужих, враждебно настроенных людей. Он робко и удивленно смотрел по сторонам широко распахнутыми глазами (глаза ему не завязали, очевидно, сочли слишком юным, чтобы он смог запомнить дорогу и местоположение дома). Мальчишку вел, вцепившись цепкими пальцами в его локоть, Хамаз, бандит, который не рассуждал, не спрашивал, которому убивать было давно не в новинку, — он делал это сухо, без лишних вопросов и эмоций.
«Неужели…» — сжалось сердце у тайного наблюдателя на голубятне. Неужели его тоже привели, чтобы использовать в качестве оружия в своем деле? Для чего он им? Для давления на родителей-коммерсантов? Для киднеппинта — может, это сын какого-то влиятельного чиновника? Для выкупа?
Это было пока неизвестно. Леня отложил в сторону объектив. Хорошо, что он уловил момент, когда к дому подъехал автомобиль, и не пропустил важные кадры! Включив свой приемник, он поймал сигнал с «жучка» и стал вслушиваться в звуки заброшенной квартиры.
Как только хлопнула входная дверь, Хамаз коротко бросил пленнику (его голос легко было узнать по характерному восточному акценту):
— Здесь пока посидишь.
Мальчик тонким, звенящим от слез голосом спросил:
— А когда вы меня отвезете домой? Вы же сказали, что только покатаете на машине и обратно привезете. Дядя, я хочу домой!
— Сиди здесь! — прикрикнул Хамаз.
Солнце стояло еще высоко, и Леня был лишен возможности наблюдать то, что происходило непосредственно в квартире. Он только слушал разговоры и звуки, которые улавливал «жучок», и записывал их на диктофон.
Мальчик тихо заплакал. Бандиты о чем-то пошептались, и Штырь ласково и внятно сказал юному пленнику:
— Саша, да? Тебя зовут Саша? Не плачь, Сашок. Ты немного у нас поживешь, а потом мы тебя отвезем к папе с мамой. Не реви.
Но мальчик не затихал. Он заливался слезами, негромко скулил, боясь разозлить грозных дядей: «Я хочу домой». Штырь и Хамаз больше не обращали на него внимания. Они сделали свое дело, а что теперь будет с ребенком — не их забота.
— Когда Бык приедет? — спросил Штырь, щелкнув зажигалкой.
— Сказал, к вечеру… Да заткнись ты! — прикрикнул Хамаз на мальчика. Тот испуганно затих. — Возись тут с этим сопляком…
Ближе к вечеру действительно прибыл Бык. Он выглядел озабоченным.
— Как дела, малыш? — спросил он у пленника и даже потрепал его по голове. — Не скучаешь?
— А когда я поеду к маме? — тихо спросил Саша, признав в нем главного.
— Погостишь у нас и поедешь. А пока вот этот дядя здесь с тобой побудет, — он показал на Хамаза. Ребенок испуганно сжался и исподлобья уставился на своего мрачного стража. — Иди пока поиграй в другой комнате.
— И сколько мы будем его держать? — осведомился Штырь.
— Пока папаша его не согласится.
— Ты учти, Бык, — с беспокойством сказал Штырь. — Менты, как только родители им сообщат, весь город перевернут, они такие дела не любят.
— Не паникуй, — со спокойным достоинством ответил главарь. — Кореец зазря не грунтует. Он все продумал. Нет папаше резона ментам звонить. Он же знает, что его сыночку только хуже будет от этого, предупредили. Не-е, побоится стучать.
— Да кто его знает, сколько ждать придется, пока он согласится… Не год же с пацаном сидеть!
— Тогда действовать будем, Штырь. Корейцу тротил позарез нужен, он не намерен долго цацкаться.
У Лени глаза на лоб полезли. Какой тротил? Странно. Какая связь между мальчиком и тротилом? Как бы в ответ на его недоуменные вопросы в наушниках сразу же прозвучало разъяснение:
— А кто его отец?
— Что-то вроде начальника технического отдела в военной части. Неужто ему будет жаль отдать пару ящиков тротила за жизнь своего сыночка?
Запищал радиотелефон. Бык достал его из кармана и почтительно прошелестел в трубку:
— Да, Кореец. Да, доставили. Да, все чисто. Нет, мальчик спокойный, обращаемся аккуратно… Как позвонить отцу?! Да ты что, Кореец, а если он с ментами снюхался?!
Выслушав длинную и, очевидно, нелицеприятную фразу, которую ему наговаривал крестный отец ореховской мафии, Бык коротко ответил:
— Хорошо, да, понял, — и разговор прервался.
— Ну, что Кореец сказал? — спросил Хамаз. — Что нам дальше с парнем делать? Договорились с отцом пацана?
Бык посмотрел на своих помощников и, раздумывая над тем, что ему сообщил начальник, приказал:
— Приведи парня, Хамаз. Сейчас позвоним его папаше, пусть убедится, что сынок жив и здоров. Иначе работать на нас не соглашается. Говорит, дайте убедиться, что сын еще не труп, и тогда все сделаю.
— Да ты что, Бык?! Отсюда звонить?! Чтобы нас тут через полчаса менты всех накрыли? Они небось уже за всеми его телефонными переговорами следят!
— Не бойся, у Корейца свои люди везде. Он проверил. Говорит, что в сводке по городу и области пропавший ребенок не значится, — значит, родители еще не заявляли. И вряд ли заявят. Беспокоиться нечего. Веди пацана. Только смотри не напугай его своим видом.
Хамаз притащил испуганного упирающегося мальчишку.
— Не бойся, сейчас с отцом будешь разговаривать, — успокаивал его Штырь. — Только смотри, говори с ним спокойно, не плачь. И не жалуйся, понял?
Саша сглотнул слезы и, кивнув головой, с надеждой посмотрел на телефон.
— Не плачь, пацан, будь мужчиной, — проговорил, набирая номер, Бык. — Виталий Борисович? Добрый вечер. Вам звонят друзья вашего Сашика. Хотите с ним поговорить?
Он передал трубку мальчику и положил ему тяжелую руку на плечо, как бы напоминая о том, как следует себя вести.
— Папа! — тонким голосом закричал в трубку Саша. — Папа, я здесь! Да, я здоров. Нет, ничего со мной не сделали. Нет, не били. — Бык одобрительно покивал головой. — Нет, я еще не кушал. Я не хочу кушать, папа. Да, папа. Хорошо, папа. А скоро ты меня заберешь домой?
Бык отобрал телефон у мальчика и сказал в трубку:
— Вы убедились, Виталий Борисович? С мальчиком все в порядке. Он немного напуган, но содержится в хороших условиях. Вам беспокоиться нечего.
После разговора Сашу опять закрыли в другой комнате.
— С пацаном обращаться хорошо, — предупредил Бык. — Сегодня с ним останешься ты, Хамаз, а завтра тебя кто-нибудь подменит.
Только через несколько дней из телефонных переговоров и болтовни сменяющихся охранников стало ясно, в чем состоит, собственно, дело и зачем понадобилось Быку похищать мальчишку.
— Кем твой папа работает? — спросил как-то от скуки Штырь, который больше, чем другие, вызывал доверие у пленника.
— Он взрывчатку охраняет. У него взрывчатки на работе — о-ого-го! Он меня один раз водил смотреть. Если хоть одна искра сюда попадет, сказал, взрыв далеко будет слышно, аж на сто километров!
Из этого Леня сделал вывод, что отец Саши служит на складе в одной из военных частей, которые чаще, чем грибы, разбросаны по всему Подмосковью. Очевидно, для того, чтобы он согласился снабжать ореховскую группировку тротилом, бандиты и похитили сына, — только это могло заставить отца Саши пойти на контакт.
Теперь Кореец ждал только первой поставки взрывчатки, чтобы удостовериться, что офицер действительно готов работать с ними. Если первая поставка состоится, то тогда ему придется согласиться и на все последующие из опасения, что в отместку за отказ Кореец сообщит куда надо об их прежнем сотрудничестве. После успешной передачи взрывчатки мальчика планировали отдать обезумевшим от горя родителям.
Но поставка задерживалась. Охранники узнали об этом из уст Быка, который приехал узнать, в каком состоянии находится пленник.
— Ну что, Бык? — проворчал Хамаз. — Долго мы будем еще сопли ему вытирать? Надоело уже здесь сидеть, настоящего дела хочется.
— Когда скажут — хватит, тогда и прекратишь.
— Что там папаша его? Вроде согласен был, а чего ж теперь тянет?
— Да не знаю, все что-то у него не получается… То, говорит, не может никак фальшивую накладную оформить, то тротила на складе мало, на учения все истратили, то ревизия началась и надо ждать, когда она закончится.
— А Кореец что?
— Кореец дал ему последний срок, до завтра. Если завтра ничего не достанет, придется принять меры.
— Пацан? — понимающе спросил Хамаз.
— Да, — кивнул Бык. — Попугаем… Чтобы быстрее шевелился.
Сыщик, насторожившийся было после многозначительного вопроса, опять успокоился. Просто они хотят припугнуть отца. Хотя он и так, наверное, места себе не находит от тревоги и страха за жизнь сына. Наверное, следует ожидать что-то вроде звонка с угрозами и демонстративного плача ребенка в трубку. Это должно произвести сильное впечатление на родителей, которые томятся в безвестии и с ума сходят от беспокойства за судьбу ребенка.
Может быть, сюда приедет сам Кореец? Момент важный. Уж тогда Леня не упустит его! Все кадры, свидетельствующие о причастности шефа «орешков» к похищению мальчика, будут один к одному.
Но на следующий день Бык приехал, как всегда, один.
— Скоро нас отсюда снимешь? — спросил Штырь, сегодня была его очередь сторожить мальчика. — Что Кореец говорит?
Вместо ответа Бык протянул ему нож:
— Вот что Кореец сказал. И приведи мальчишку. Ты отрежешь ему ухо — пошлем его отцу. Таков приказ Корейца.
Штырь оторопело смотрел на своего главаря и растерянно качал головой:
— Ты что, Бык? Не… Я, что ли? Не, я не могу… Нет, Бык, ты пойми. Только не пацана…
Бык холодно посмотрел на него и спокойно сказал:
— Таков приказ, Штырь. Исполняй. Ты знаешь, что будет, если откажешься. Лучше не отказывайся.
Долговязая фигура в окне покачивала головой, отступая в угол, невидимый для наблюдения.
— Не могу, Бык. Хоть убей меня, не могу я пацана тронуть, — приглушенно бормотал голос в наушниках. — У меня такой же дома бегает… Это как если бы я своего сына… Ну пойми, Бык, не могу я!
— Бери нож и не разговаривай. Тащи мальчишку!
Штырь отбросил нож и повалился на колени, крича почти в истерике:
— Не могу, не могу я!.. Пусть Хамаз. Я не могу!
Бык плюнул и с презрением сказал:
— Хуже бабы. Ну, твое дело… Отвечать перед самим Корейцем будешь.
Он набрал номер телефона и вызвал Хамаза.
— Особое задание, — предупредил он. — Штырь отказался.
Хамаз прибыл через полчаса.
— Веди пацана, — спокойно сказал он, выслушав, что ему предстоит сделать.
Штырь привел упирающегося заплаканного Сашу. Мальчик обводил своих сторожей испуганным взглядом. Кажется, он слышал, что с ним должны сделать, но не верил в это и находился как будто в шоке. Сам Штырь старался не смотреть на ребенка, отводил взгляд и страдальчески морщился. Видно, он один из всех еще не потерял то человеческое, что в нем когда-то было.
— Ну давай, чего тянуть, — хмуро проговорил Бык. Ему вся эта история стала надоедать. Такое нечасто бывает — один из самых доверенных людей не выполняет приказ, впадает в дурацкую сентиментальность. Теперь попадет и самому Быку, и Штырю. Быку за то, что допустил моральное разложение подчиненного. А Штырь… Его судьбу решит сам Кореец.
Хамаз взял в руку нож, холодно блеснувший при свете электрической лампочки, проверил пальцем лезвие и, как молния, бросился к мальчику. Полоска металла ослепительно блеснула над головой. Саша закричал и схватился за ухо. По его щеке и по руке текла алая кровь.
— Вот сволочи! — ошеломленно прошептал Леня, опуская объектив. Он в пылу работы забыл об эмоциях и только теперь дал им волю, бессильно сжимая кулаки. — Вот зверье!
Бык достал бутылку водки и смочил ею какую-то более-менее чистую тряпку.
— На, приложи, — бросил он брезгливо Штырю.
Штырь притянул к себе мальчика, зашедшегося криком, еле оторвал его руки, зажимавшие рану, и быстро приложил тряпку к голове. Саша дернулся от обжигающей боли и вырвался из цепких рук. Леня увидел мельком, что верхней части уха уже не было, но мочка, видимо, уцелела.
Спокойный Хамаз тем временем тщательно заворачивал отрезанную часть уха в полиэтиленовый пакет. Штырь еще шептал что-то успокаивающее мальчишке, а Бык набрал номер телефона и доложил:
— Все готово, выезжаю. — Он положил трубку в карман и сказал повелительным тоном: — Штырь, ты со мной. Хамаз, присмотришь за парнем. Если что, дашь ему водки, пусть заснет. Скажи, что завтра домой поедет, может, успокоится.
Они уехали. Хамаз решил проблему с ребенком, который стонал от боли, просто. Он напил ему полный стакан водки и, протягивая его, пригрозил:
— На, пей, не то второе отрежу.
Испуганный мальчик, задыхаясь и кашляя, выпил, после чего был заперт в комнате, а Хамаз, опустошив до дна всю бутылку, завалился спать на единственной кровати.
Утром приехал Бык, веселый и оживленный.
— Собирай парня, — приказал он Хамазу.
Тот обрадованно спросил:
— Что, достал?
— Достал, — удовлетворенно ответил Бык. — Сейчас у него ящик заберем и пацана сразу же отдадим.
Услышав это, Леня соскочил со своей голубятни и кинулся разогревать машину. Неужели удастся снять процесс передачи взрывчатки? Это было бы важной уликой и свидетельствовало бы об активной диверсионной деятельности преступной группировки.
В ясный солнечный полдень, когда морозная голубоватая дымка окутывала заледеневшую землю, машина, в которой сидели бандиты и похищенный мальчик, выехала на загородную дорогу. Сыщик следовал за ними на приличном расстоянии. Где произойдет встреча и обмен заложника на взрывчатку, он не знал, но наверняка передача состоится в безлюдном месте. Получится ли у него снять процесс обмена?
Вскоре машина бандитов свернула с оживленного шоссе на проселок с глубокой колеей, нырнула в лес, и ее мотор внезапно затих. Леня остановился в тупичке, украшенном кирпичом на красном фоне, и, увязая в глубоком снегу, прошел лесом наперерез. Сквозь ветви густого ельника он увидел, как Бык курит, облокотись на капот, и изредка поглядывает на лесную дорогу. Вскоре сквозь шум ветра в верхушках деревьев и гул высоко летящего самолета послышался отдаленный звук. «Папа!» — крикнул мальчик и, вырвавшись, побежал по колее.
Едва притормозив, его отец выбежал навстречу и подхватил на бегу сына. Он, лихорадочно прижимая его к себе, осматривал, ощупывал — цел ли, и, кажется, не в силах был поверить, что ребенок жив и что они снова вместе.
Бык вразвалочку подошел к офицеру.
— Ну, давай то, о чем договаривались. Сначала дело, обниматься потом будете.
Подкравшись поближе, зачерпывая полные ботинки снега, Леня осторожно снимал встречу из-за заснеженных ветвей густого подлеска. Офицер открыл багажник и махнул рукой, указывая на ящик:
— Забирайте.
Хамаз и Бык достали ящик с черными надписями и перенесли его, кряхтя от тяжести, в свою машину. Бык достал топор и вскрыл деревянную крышку. Убедившись, что там действительно находится взрывчатка, он подошел к офицеру и одобрительно кивнул:
— Все в порядке. Следующая партия через месяц, готовься.
Бандиты, развернувшись, уехали. На лесной дороге остался стоять поседевший отец, судорожно прижимая к себе заплаканного сына.