3
На следующий день резко похолодало. Лужи замерзли, дул пронизывающий ветер. Чувствовалось приближение октября с его внезапным снегом, редкими потеплениями и тоской по ушедшему лету.
Не по погоде легко одетый Леня, основательно потолкавшись в автобусе и в метро и промерзнув до мозга костей, вошел в стены редакции. На его бедре болтался фотоаппарат, старенький, но надежный «Зенит». Его пришлось занять у отца, Леня в глубине души надеялся в перспективе разжиться каким-нибудь сногсшибательным чудом современной техники.
Вопрос о фотолаборатории решался легко и изящно. Фотолаборатория располагалась дома же, в малюсенькой ванной, украшенной красными фонарями. К сожалению, значительной и причем лучшей части своих средств производства Леня лишился во время своей летней поездки по Черноморскому побережью.
Госпожа Синебрюшко в полной боевой готовности сидела на редакционном столе, стуча своими ботинками о ножки стола, чтобы согреться.
— Опаздываем, Соколовский! — бодро крикнула она, завидев Леню. — Я вас уже десять минут жду. Вы помните, куда мы сегодня направляемся?
— Почти на тот свет, — мрачно отшутился Леня. — Я вообще не понимаю, зачем зимой морги. В нашем северном климате покойники и так прекрасно сохраняются с октября по апрель в естественных условиях, на свежем воздухе. Я предлагаю морги использовать по назначению только в летнее время, а зимой мертвецов складировать на улице, в укромных охраняемых местах, а их помещения использовать как гостиницы.
— Смейтесь, смейтесь, Соколовский. Уверена, что скоро вам будет не до смеха, — сказала Влада Петровна, закрывая дверь редакции на замок и с сомнением оглядывая своего сотрудника. — Не знаю, выдержите ли… Пойдемте, я объясню по дороге цель нашего посещения.
И, ежась, засунув руки в карманы, они быстро зашагали к остановке.
— Нас пригласили туда или мы сами напросились? — поинтересовался Леня.
— Туда никто не приглашает, туда попадают без приглашения. Мы с вами идем не в простой морг, а в бюро судмедэкспертизы. Нам нужно написать репортаж. То есть писать, конечно, буду я, а вы сделаете парочку живописных снимков, — на ходу объясняла Влада Петровна. — Мой знакомый там работает санитаром, я ему вчера звонила. Он нас проведет и все объяснит и покажет.
— А зачем нам репортаж о морге? — наивно спросил Леня.
— Этот материал привлечет к нашей газете еще не охваченного читателя. Это куда интереснее, чем заметочки о лопнувшей канализации. Канализацию нужно подавать на фоне, — втолковывала Влада Петровна. — Иначе никто не клюнет. Мы должны показать читателю, что это ничуть не страшно, а даже интересно и познавательно. Кстати, если вы боитесь, скажите лучше сразу, я взяла с собой валерьянку. Пара таблеток — и ступайте смело.
— Что вы, Влада Петровна, я мертвецов не боюсь, я их даже люблю, — с нежностью в голосе уверял Леня. — Только бы там было не так холодно, как на улице, а то я сам превращусь в холодный труп.
За такими любезными разговорами, от которых у попутчиков по метро вставали дыбом волосы, репортеры незаметно приблизились к цели своего путешествия.
Они подошли к трехэтажному старому зданию, выкрашенному в желтый цвет. С одного входа в здание толпились люди, стояли автобусы фирмы «Ритуал» с черными полосками материи на борту. У другого — курили и восторженно смеялись юноши и девушки, очевидно, студенты соседнего медучилища. Репортеры уверенно протиснулись через нервную толпу скорбящих родственников. Влада Петровна, двигая локтями, просочилась к окошку выдачи трупов и бодро сказала:
— Мне санитара Курепкина, Мирон Ефремыча, вызовите, пожалуйста.
Толпа взволнованно загудела, решив, что Влада Петровна без очереди хочет забрать своего покойника. Дама с платочком в руке гневно закричала:
— Не пускайте ее, мы уже два часа стоим!
Заплаканный мужчина, поддерживающий ее под руку, только обреченно махнул рукой и отвернулся.
— Мы по делу, — храбро огрызалась Влада Петровна.
— Деловая, что ли? Здесь все по делу, — не сдавалась дама. — Кроме того, служебный вход имеется, если вы не за трупом.
— Это идея, — шепнула ободренная Влада Петровна и потащила своего коллегу за руку. Они подошли к другой двери с категоричной табличкой «Посторонним вход воспрещен» и несильно толкнули дверь. Дверь не открывалась. Леня постучал. А в ответ — тишина. Вдруг послышалось фырканье мотора, хлопанье дверей. На улице веселые санитары, весело переругиваясь, открывали задние двери зеленого «рафика». Внутри машины были видны черные продолговатые мешки.
— Спрячь фотоаппарат, — шепнула Влада Петровна. — Труповозка приехала, сейчас будут разгружаться. Тут-то мы и проникнем внутрь…
Дверь отворилась.
— Посторонись! — Дюжие молодцы из тех, про которых говорят «кровь с молоком», стали вносить хрустящие полиэтиленовые мешки и сваливать их прямо за служебной дверью на пол.
Влада Петровна, улучив удобный момент, шмыгнула шустрее мыши в темный коридор, потянув за собой младшего товарища. Они хладнокровно перепрыгнули через мешки и стали пробираться вдоль стен. Отступать уже было нельзя. Коридору не видно было конца.
— Надо все-таки отыскать вашего Курепкина, не то выгонят нас отсюда со скандалом, — сказал озабоченно Леня.
Ему сначала нравилось приключение, но скоро острота ощущений стала притупляться. Он, уже не таясь, громко шагал по коридору и смело толкал попадавшиеся на пути двери, даже те, на которых висели мощные навесные замки.
— Что же вы с Курепкиным о встрече не договорились? — ворчал он, предвидя долгие поиски мифического санитара.
— Я договорилась, — оправдывалась Влада Петровна, семеня на высоких каблуках. — Я ему звонила, но он был так пьян, что ни бе ни ме…
Леонид с силой толкнул какую-то дверь, вверху которой угадывалась полоска света.
— Есть тут кто? — спросил он.
— Конечно, есть, — раздался жизнерадостный голос. — Вы к кому?
Полуослепшие репортеры ввалились в дверь. Щурясь от яркого света, они разглядели компанию трех здоровяков в белых халатах, резавшихся в подкидного на каталке, застеленной вытертой клеенкой. Там же, на каталке, были разложены вареная колбаса, перья лука и нарезанный крупными ломтями черный хлеб. Из-под каталки выглядывала сильно початая бутылка водки. В недорезанную буханку был воткнут стоймя серебристый скальпель.
— А Курепкина можно… — робко начала Влада Петровна.
— Владочка, какими судьбами! — с радостью, проступившей на полном лице, вскочил один из собутыльников. — Вы что же, неужели насчет родственника пришли узнать? Нет? Ну и слава Богу, слава Богу. А сыночек-то ваш ну вылитый папаша!
— Здравствуй, Мирон, — строго сказала Влада Петровна, прерывая дружеские излияния чувств. — Мы тебя все утро ищем. Ты что — забыл, вчера договаривались встретиться, ты обещал показать нам морг.
Курепкин обрадовался:
— Только-то! Извини, Владочка, я уж думал, серьезное что-то… Покажем, а как же. Покажем в наилучшем виде, все самое-самое.
Молодцы в белых халатах единодушно рассмеялись. Их полнокровные организмы всем своим видом противоречили традиционным представлениям о печальном перевозчике Хароне. Очевидно, они, как и Харон, имели регулярную драхму на своем посту, об этом говорил цветущий румянец на их круглых щеках. Вся медицинская троица излучала довольство и благодушие здоровых и сытых людей.
— Проходите, присаживайтесь, — пригласил добродушный Курепкин. — У нас сейчас обеденный перерыв, вот мы с ребятами подкрепляемся.
Леня с любопытством оглядывал помещение. Стены были отделаны потемневшим от времени кафелем, цементный пол как будто покрыт изморозью, вдоль стен стояли огромные допотопные шкафы. Леня прошелся по комнате и дипломатически спросил:
— Ну как, отец, служба здесь не тяжелая?
— В лучшем виде, — заверил Курепкин, очищая зубчик чеснока. — Коллектив у нас мировой, дружный, ребята что надо.
— А как в смысле заработка? — поинтересовался Леня, чтобы поддержать разговор. — На жизнь хватает?
— Заработок не ахти, но кой-чего перепадает сверх… За дополнительные услуги, — многозначительно сказал Курепкин и, распространяя вокруг себя острый запах чеснока, встал. — Ну что ж, перекусили, теперь пойдем наши апартаменты смотреть.
— А нас не погонят, если заметят? — опасливо спросила Влада Петровна, ежась от холодного застоявшегося воздуха, какой бывает обычно в деревенских погребах.
— Не боись, со мной не пропадешь, — заверил храбрый Мирон Ефремыч. — Обеденное время сейчас. А у нас в обед только клиенты не обедают.
Курепкин раскатисто расхохотался. Пройдя по коридору и свернув за угол, посетители, ведомые бравым проводником, вошли в большой зал.
— А какие врачи у нас, какие врачи! Во! — Санитар показал большой палец, поросший черными волосами. — Мастера, виртуозы, лучшие патологоанатомы в Москве! А как вскрывают, как вскрывают! Одним движением, как пианисты! Любо-дорого поглядеть… А вот это и есть место действия. Можно сказать, сцена. Проходите, не стесняйтесь.
Курепкин широким приглашающим жестом обвел помещение. Повсюду возвышались оцинкованные столы с лежащими на них голыми телами. В углу стоял обыкновенный письменный стол, на нем лежал раскрытый журнал наблюдений, микроскоп. На полках и передвижных столиках располагались банки, склянки, металлические инструменты. На полу валялись окровавленные тампоны и куски марли. Стоял тяжелый запах неизвестных химикалий, смешивающийся с запахом разлагающейся органики.
— Вот тут все и происходит. Тут их того, режут, — сказал Курепкин. — Вот, посмотрите, эту дамочку недавно в реке выловили. Плавала месяца два. Может, утопла сама, а может, ее и того… А вон того мужика недели две морозили, пока к нам привезли на экспертизу. Шесть пулек в брюхе нашли…
Леня вытянул шею, чтобы получше рассмотреть труп мужчины, но Влада Петровна вцепилась ему в руку и мешала подойти ближе. У покойника был яйцевидный солидный животик с маленькими черными дырочками, заострившийся огромный нос смотрел в потолок. Весь вид его выражал обреченность и спокойную готовность к дальнейшим метаморфозам.
Леня вспомнил свои новые профессиональные обязанности, достал из-под куртки фотоаппарат и стал готовиться к съемке. Очень мешала вцепившаяся в руку начальница.
— А свет нельзя ли поярче сделать? — деловито попросил он.
Мирон Ефремыч обернулся и сразу построжел:
— Э-э, мы так не договаривались! Никаких фотографий! А ну прячь свою механику! — Курепкин был страшен в гневе. — Да меня сразу попрут, как узнают. Смотреть — смотрите, если уговор был. А насчет фотографий — уж извините, это вам не пляж с голыми бабами. Это медицинское учреждение!
Леня, пожав плечами, спрятал фотоаппарат и вопросительно посмотрел на Владу Петровну. Та не отрываясь глядела расширенными глазами на раздувшееся потемневшее тело, лежащее на столе. Желтые ногти, волосатые ноги, поникший мужской орган, щетина на землистом лице — безобразное нагромождение разлагающейся плоти, некогда деятельной и жизнеспособной. Вдоль тела, от горла до паха, шел багровый грубый шов. Таким швом обычно зашивают мешки с почтой или посылки. Курепкин продолжал экскурсию. Он вдохновенно рассказывал:
— А этого уже обмерили, взвесили, в журнал записали, под микроскопом рассмотрели — все как полагается. — Хозяйственный санитар ногой отшвырнул окровавленные тампоны, валявшиеся около стола.
Спутница Лени, с каждой минутой все сильнее сжимающая его руку, вдруг резко ослабила напор. Леня услышал около себя мягкое шуршание. Он оглянулся и увидел, что Синебрюшко, белая как мел, медленно оседает на пол, глаза у нее закатились, а подбородок задран вверх.
— Ей плохо, — только и успел сказать Леня и кинулся поднимать бесчувственное тело.
Курепкин неохотно прервал демонстрацию и, обернувшись, с презрительным спокойствием сказал:
— Так я и знал… Баба… А ну тащи ее отсюда. Нам еще только неучтенного жмурика не хватает.
Леня подхватил обмякшую начальницу и потащил вон из комнаты. Санитары, все еще продолжавшие в своей столовой пополуденную трапезу, понимающе закивали головами. Один из них, жуя бутерброд, мудро заметил:
— Это попервости.
Влада Петровна была почтительно усажена на стул.
— Воды дайте, — попросил немного растерявшийся Леня.
— Да чего там — вода! Ты ей лучше водки в рот влей, мигом оклемается, — посоветовал санитар. — Вернейшее средство!
Леня налил в ладонь водки и побрызгал на лицо Влады Петровны. Но она оставалась недвижимой.
— Да лей меж зубов, — советовал один.
Другой знающе возражал:
— Не, не лей, захлебнется.
Леня принял компромиссное решение: за неимением нашатырного спирта он поднес горлышко бутылки к носу начальницы, потом стал хлопать ее по щекам.
Влада Петровна после принятых мер слегка порозовела, открыла глаза и медленно, как сомнамбула, обвела комнату растерянным взглядом. Все с облегчением вздохнули.
— Ну и напугали вы нас, Влада Петровна.
Влада Петровна, увидев свои голые коленки, стеснительно поправила юбку и сказала медленным тихим голосом:
— Не понимаю, совсем не страшно было, только запах…
— Пойдемте на свежий воздух, там вам лучше станет, — Леня ухаживал за ней, как за тяжелобольной. — Ничего страшного, со всеми бывает, пойдемте.
— А как же репортаж?
— Ничего, ничего, посидите пять минут на свежем воздухе, а я сейчас вернусь.
Они беспрепятственно вышли из служебного входа, старательно огибая на ходу черные окостеневшие мешки. Леня посадил женщину, все еще испытывавшую слабость, на скамеечку, а сам, сказав: «Я сейчас, только шапку свою заберу», — помчался обратно по извилистому коридору.
Курепкин уже убирал с каталки то, что оставалось после по-спартански скромного обеда, недовольно ворча что-то себе под нос.
— Мирон Ефремыч, на пару слов… Разрешите пару кадров снять… Лично для меня, я вам обещаю, что это не попадет в печать. Для семейного альбома, знакомых девушек удивлять. — И Леня вложил в ладонь санитара купюру среднего достоинства.
Курепкин, заученным движением сунув купюру в карман, сурово и непреклонно сказал:
— Кое-что могу показать, только здесь. Части тела. — Гремя связкой ключей, он подошел к стенному шкафу и достал огромную банку с жидкостью, в которой плавала казавшаяся огромной голова зеленоватого цвета. Голова смотрела Лене прямо в глаза своим стеклянным взглядом. Лицо было распухшее, губа отвисла, короткие волосы на голове тихо шевелились, как водоросли в спокойной воде.
— Мирон Ефремыч, хотелось бы тот труп, что вы нам показывали, — пробовал мягко настаивать Леня.
— Не, и не проси. Сейчас доктора с обеда пойдут. — Санитар был неумолим, как палач. — Отличная голова, не знаю, чего тебе еще надо, прекрасно сохранилась, нашли ее где-то в Подмосковье, на свалке, отмыли. А тело не нашли. Хочешь, внутренности могу еще достать?
— Не надо. — Лене пришлось сделать несколько снимков суперголовы, не терять же десятку. Курепкин спрятал голову в шкаф и строго посмотрел на назойливого посетителя — казалось, взгляд его намекал на нечто большее. Посетитель воспринял строгий взгляд совершенно особым образом. Он достал из кармана розовую купюру и вложил ее в ладонь санитара. — Ну, Мирон Ефремыч, один кадр того мужика — и я убегаю. И вы меня больше здесь не увидите и не услышите.
Мирон Ефремыч, почувствовав разумный деловой подход, согласился, но не слишком-то и охотно, а как бы уступая превосходящим силам противника. Однако уже менее строго сказал:
— Ну, уломал. Один секунд, время пошло. Зашел, вышел — и ни звука. Если что, ты внук Марьи Ефимовны, понял?
— Понял. — И Леня, предводительствуемый санитаром, заспешил в прозекторскую, на ходу вынимая и настраивая фотоаппарат.
Инстинктивно нащупав на стене выключатель, он повернул тугой рычажок. Раздался треск люминесцентных ламп. У ярко освещенного помещения был менее гнетущий вид. В голове громко звучало: «Скорей, скорей». Курепкин озабоченно оглядывался и, прислушиваясь, торопил. Фотограф подскочил к облюбованному покойнику и, лихорадочно щелкая и перематывая пленку, сделал кадра четыре с разных позиций и уже приготовился снять лицо крупным планом, как вдруг в коридоре, до того мертвенно молчавшем, послышались отдаленные голоса. Фотоаппарат щелкнул в последний раз. В этот момент испуганный Курепкин дернул фотографа за руку и потащил к двери. Они пулей вылетели вон.
Леня уже был около выхода, когда услышал за спиной, как перетрухнувший Курепкин вдохновенно врал:
— Да это внучек Марьи Ефимовны, бабку свою искал. Но я его мигом выпроводил, в наилучшем виде…
Леня, вытирая испарину со лба, выбежал в скверик. Ему было жарковато. На скамейке его ждала продрогшая Влада Петровна. Она, увидев своего фотокора, стремительно встала и сказала рухнувшему в изнеможении на скамейку Леониду:
— Мне уже лучше, я готова продолжать. Идем?
— Нет, Влада Петровна, мы безнадежно опоздали. Там уже работают врачи, нас больше не пустят. — И, выпуская изо рта клубочки белого пара, добавил: — Меня еле ваш Курепкин успел вывести. Не волнуйтесь, у меня есть прекрасный снимок мертвой головы. Мы поместим его, вы напишете пару слов — и все будет о’кей.
Они медленно побрели к остановке троллейбуса. Накрапывал холодный дождь, грозящий превратиться в мокрый снег. Подошел троллейбус. Толкаясь и шмыгая от холода носами, репортеры погрузились в него. Влада Петровна еще некоторое время глубоко вздыхала, глядя сквозь запотевающее стекло на блеклые дома с яркими вывесками магазинов. За домами, в вышине, проплывали огромные темные трубы, подпирая нависшее над городом свинцовое небо, в бездонном чреве которого исчезали клубы черного дыма.
