Глава 4

Первая ночь в Дупле оказалась не слишком уютной. Проснулась утром я с ужасной головной болью. Поглядев на ходики на стене и увидев, что прошло без малого пять часов, я встала и, позевывая, направилась к Виктору.

Дверь мой сосед никогда не запирал, и в дом я попала беспрепятственно. Признаться, входила с опаской. Хорошо, если батюшка еще спит, а вдруг и правда буянит, как предсказывал Витек. Заглянув в дверь, я с облегчением увидела, что в сенях никого нет. Уже лучше, значит, основной удар принял на себя сосед. Пройдя дальше, я смогла наблюдать самого Витю, сладко похрапывающего в своей кровати.

Так, видимо, этот неблагодарный Ксенофонт ушел по-английски, не прощаясь… Ну может, это и лучше. Растолкав Виктора, я потребовала обещанного чая. Он не стал ломаться, и через несколько минут на столе дымились две чашки, а из вазочки одуряюще пахло земляничным вареньем.

– Ириш, как думаешь, может, и батюшку пора будить? – Витя неопределенно мотнул головой назад, в сторону сеней.

– Опоздал, милый, – помешивая ложечкой чай, отозвалась я. – Падре уж давно ноги сделал. Сейчас уж небось под бочком у заботливой матушки Елены сны досматривает.

Витек поперхнулся чаем, видно захлебнулся, потому что натужно закашлял, страшно вращая глазами и делая руками бессмысленные пассы. Я поспешила на помощь другу и постучала его по спине.

– Ты как-то все-таки поаккуратнее, Вить, так и помереть недолго.

– Ты сбрендила, что ли? – прокашлявшись, просипел сосед. – Уже три года, как матушка Елена в могиле сны смотрит.

Теперь пришла моя очередь выпучивать глаза.

– Ты ошибаешься, она вчера звонила мужу и поторапливала домой.

– Откуда звонила? – прошептал ошарашенный сосед.

– Ну, не знаю, – растерялась я, – с ней сержант Скворцов разговаривал, я только ржание слышала.

– Она что, ржала в трубку?! – поразился Витек еще больше.

– Да нет, это звонок на сотовом у батюшки такой. Слышь, ты, видно, ошибся, Вить, спутал с кем-нибудь…

– Да ты чё? Я совсем, что ли? – Сосед даже на ноги от возмущения вскочил. – Я на похоронах гроб нес, а ты говоришь – спутал. Хочешь, я тебе могилу покажу? Тоже мне! Витя пока в своем уме.

Мы молча уставились друг на друга.

– Все ясно, – хлопнула я себя по лбу, – Ксенофонт опять женился. Вот и все.

– И жену снова звать Елена? – с сомнением посмотрел на меня Виктор.

– А что такого? Имя вполне распространенное. Да и потом, попы такой консервативный народ. Ему, может, легче жену с таким же именем найти, чем новое запоминать?

– Сомнительно. Странно, что я не слышал о его женитьбе. Мы вообще-то часто с ним… того…

– Водку хлещете?

– Беседуем о мирском за кружкой пива, – потупился сосед.

– Оно и видно. Ладно. Черт с ним. Вернее, бог с ним. Ушел, и ладно. На этом наша забота о нем закончена. Хотя мог бы спасибо сказать, неблагодарный человек.

Мы еще немного посидели с Витьком, съели все варенье и целую вазочку печенья. Сосед поведал мне последние деревенские новости.

– Знаешь, Ир, – смущаясь, поделился друг, – тут доярка одна, ну… это… неровно дышит ко мне.

– Невесту, что ли, завел? – с улыбкой посмотрела я на покрасневшего Виктора.

– Да какая там невеста, – испугался сосед. – Девка, конечно, так ничего, видная… Да имя уж больно не того… громобойное – Матрена.

– Мотя, значит. А что, имя как имя. Оригинальное. Познакомишь?

– Рано еще, – поразмыслив пару секунд, решил Виктор. – В следующий раз как-нибудь, если чего сложится.

– Ну, как знаешь, – не стала настаивать я. – Вить, завтра Настя с ребятами приедет. Сообразим баньку с шашлыками?

– Да не вопрос. Сделаем в лучшем виде.

Половину дня я провела беззаботно валяясь на солнышке. Мое состояние и настроение удивительно быстро шло на поправку, произошедшее на юге и даже картинка, увиденная мной вчера в ресторане, уже не казались мне такими ужасными и болезненными. Лежа в гамаке среди величественных берез, убаюканная монотонным стрекотом кузнечиков в траве, наблюдая сквозь полуприкрытые веки за пробегающими по небу легкими облаками, то и дело принимающими причудливые непонятные очертания, я вскоре пришла к выводу, что жизнь-то, в принципе, не так уж и печальна, как мне показалась вчера… К обеду прибежал взбудораженный Витек.

– Ир, я в Евсеевке был… – едва переводя дух, выпалил он.

– Ксенофонта опохмелять бегал? – лениво поинтересовалась я.

– Не появлялся он дома и жены у него никакой нет.

– Да ты что? – Я широко раскрыла глаза и села в гамаке.

– Вот тебе и что, – проворчал Виктор. – Говорил я тебе, не слышал о женитьбе, а ты не верила.

– Ну и что это было тогда? Я не усну теперь, пока не узнаю.

– А как узнаешь-то? – вздохнул сосед.

– Для начала надо найти сержанта Скворцова, – подумав немного, предложила я. – Пойдешь со мной в отделение милиции?

– Провожу, – подумав пару секунд, согласился Виктор. – Но внутрь не пойду. Лучше я тебя на улице подожду. Я с участковым не очень лажу.

– Характерами не сошлись? – обуваясь, поинтересовалась я.

– Мне его характер по фигу, – не стал вдаваться в подробности сосед. – Это он привязывается все время.

– Ясно все с тобой, – усмехнулась я.

Через полчаса я уже держала в руке бумажку с данными Скворцова Николая Дмитриевича. Адрес, домашний и служебный телефоны. Позвонив по обоим, я выяснила, что Коля находится на пропускном посту на двадцать третьем километре.

– Это не очень далеко от Лисицина, – заверил меня Витек. – Поехали, я покажу.

– Слушай, Вить, я так поняла, что ты хорошо Ксенофонта знаешь, – проехав немного, сказала я. – Он хоть священник-то как, хороший или так себе?

– Смотря что понимать под хорошим. Человек он, в общем, не самый плохой. Действительно хороший даже. Пьет, правда, много, но старается вести себя прилично, не дебоширит, не матерится. Я думаю, для служителя Бога это не самая замечательная характеристика. Но прихожане его любят. Он подлостей никому не делает, не жадный, с матушкой Еленой тоже нормально жил, ни ссор, ни драк у них не было. Вот и рассуди, хороший он или плохой?

– А лет ему сколько? – продолжала допытываться я.

– А фиг его знает. Лет пятьдесят, думаю, а может, сорок пять, под бородой и рясой не поймешь, – задумался Виктор.

– И он что, всю жизнь попом работает?

– Нет, он батюшкой-то лет десять, не больше, числится, до этого спортсменом был, тяжелоатлетом.

– И как уж его в святые отцы тогда занесло? – удивилась я.

– Он рассказывал, видение ему было, – серьезно заявил сосед.

– Правда, что ли?

– Я так думаю, что на самом деле было. Пьяный он заснул на балконе, просыпается, а там тетка в белых одеждах летает и руками машет, мол, иди сюда. Он чуть с балкона не прыгнул, дернулся к перилам да на гвоздь босой ногой напоролся. Тут и очнулся.

– Больше на белую горячку смахивает, – с сомнением покачала головой я.

– Это точно. Но жена его, Елена, уж больно верующая была, она это все по-своему обыграла. Тетку за Деву Марию выдала, а то, что он чуть с балкона не сиганул, – за Божью кару. А может, это и правда настоящее видение было, посланное Ксенофонту, чтобы от пьянки его отвратить… Хотя теперь уж это не важно. Главное, Елена правильно себя повела. Капала ему на мозги, капала, он и поверил. В семинарию поступил, пить бросил. Дали ему приход в Евсеевке. Обосновались там. Ксенофонт нормальным попом стал. Только со временем попивать опять начал. Он мне признался, что обиду на Бога держит немалую. Детей-то у них так и нет, а им уж больно хотелось, Елене особенно. Столько она молилась, а Бог так и не порадовал их потомством. Я думаю, это пьянство все же виновато. А уж когда Елена умерла от банальной ангины, батюшка и вовсе приуныл. По-черному запил. На проповедях несет иной раз что в голову стрельнет.

– И что, никто на него не жалуется? – усомнилась я.

– Нет пока. Прихожане сочувствуют, помочь пытаются, кто чем может. Приходят ему готовить, в доме убираются. Понимают, что Ксенофонт хоть и священник, но тоже ведь человек из плоти и крови.

– Добрые у нас люди, – усмехнулась я.

– Люди все видят… Он, между прочим, тоже без дела не сидит, – слегка обиделся за батюшку Виктор. – Два года назад церковь отремонтировал, в прошлом году за свой счет часовенку сладил в память о матушке Елене. А что попивает, так у всех слабости есть. Эта еще не самая скверная. Он и сам ведь понимает, что грех это, но поделать ничего не может, не зря, наверное, говорят, что алкоголизм – это болезнь, причем неизлечимая. А вообще, людей-то не обманешь, особенно в деревне. Раз его любят, значит, стоит он того, вот что я тебе скажу. Мужик он, без сомнения, умный, совестливый и о прихожанах искренне перед Богом радеет…

– Ты прав, наверное, Вить, – примирительно согласилась я. – Просто Ксенофонт оставил в моей памяти не самые светлые впечатления. Мне кажется, в машине до сих пор перегаром разит.

– Выветрится, – отмахнулся Виктор.

Мы подъехали к посту ГАИ. Коля, узнав меня, искренне обрадовался:

– Привет! Ну, как там наш героический святой отец?

– Здравствуй, познакомься, это мой сосед Виктор. – Мужчины пожали друг другу руки. – Мы к тебе, Коль, по делу вообще-то… Витька вот, – я кивнула в сторону соседа, – хорошо знает Ксенофонта и говорит, что его попадья умерла три года назад, а новой батюшка еще не обзавелся. Вот нам и стало интересно, ты с кем по сотовому разговаривал?

– С теткой какой-то, – недоуменно пожал плечами Николай. – Она сначала ругаться начала, а потом, когда я представился, объяснила, что она матушка Елена и беспокоится о муже. Вот и все.

– Ну, может, подружка какая, батюшке-то не положено, вот и постеснялась представиться, – предположил Витек. – Значит, он не пропал, а к пассии подался завтракать.

– Он что, еще и пропал? – удивился Скворцов. – Вы же должны были его до дому довезти.

– А ты мне адрес сказал? – укоризненно посмотрела я на сержанта. – На радостях понесся к молодой жене, ничего толком не объяснив.

– Какой адрес? – еще больше удивился тот. – Чай тут не город. Село я тебе назвал, а там Ксенофонта каждая собака знает.

– Ага, особенно ночью, – с сарказмом заметила я, – пришлось его к себе везти. Он проспался и удалился по-английски, не прощаясь.

– А почему тогда вы решили, что он пропал?

– Так домой-то не появился, – пояснил Виктор.

– Может, пошел машину выручать? – пожал плечами сержант.

– Точно! – хлопнул себя по лбу сосед. – А мы и не подумали. Она все там же, в овраге? – повернулся он к Скворцову.

– Нет, ну что вы! – воскликнул тот и пояснил: – Беспризорную машину непременно разграбят. Даже в лесу охотники найдутся чужим добром поживиться. И откуда они узнают так быстро, где что плохо лежит, ума не приложу… Я сразу, как приехал домой, позвонил ребятам на пост, они вытащили ее и перегнали на старую ферму совхоза «Заря». Коров там давно уж нет, а сторож остался пока, чтобы по бревнам не раскатили. Туда «пятерку» и отправили, к Михалычу под крылышко.

– Я знаю, где это, – ткнул меня в бок Виктор, – поехали.

– Зачем мы туда попремся? – недовольно возразила я. – Ксенофонта там уже нет наверняка. Узнал у гаишников, куда делась машина, поехал и забрал ее. Сейчас дома уже, наверное.

– Тогда давай заедем еще раз в Евсеевку, – настаивал Витек.

– Ну чего ты пристал? – совсем не горела желанием еще раз встретиться с Ксенофонтом. – Чего мы там потеряли?

– Любопытно насчет подружки узнать, кто на этого борова клюнул…

– Не стыдно? – Я укоризненно посмотрела на соседа. – Мужик вроде.

– Стыдно, Ириш, стыдно, – притворно потупил глазки Витек. – А что делать? Новостей-то у нас, сама знаешь, негусто, а тут такое! Не вредничай, давай заедем, что тебе стоит, – заканючил сосед.

– Да ладно, заедем, – не стала больше спорить я.

Дома батюшки не было. Судя по всему, он так и не вернулся из вчерашней поездки. Мы озадаченно переглянулись.

– Я начинаю беспокоиться, – трагично произнес Витя. – Ксенофонт даже в храме сегодня не появился, а это уже серьезно. Он вообще-то к работе ответственно относится.

– Ну, что ты так на меня смотришь, прямо как собачонка голодная? Поехали уж на эту ферму, чтобы ты успокоился. Может, он в город повез машину, в сервис, а мы тут носимся по области из конца в конец. Было бы из-за кого беспокоиться. – Я ворчала в течение всего пути до совхоза «Заря».

Хлюпая по грязи, окружающей ферму, я мысленно проклинала Ксенофонта, Витька и всех алкоголиков вместе с ними.

– Ну, и где этот героический сторож?

– На фига он тебе? Сейчас сами машину найдем, не так много места вокруг… да вон и автомобиль. Смотри, вон там, у забора.

Мы поспешили туда. Кто же знал, что лучше бы нам этого не делать… Но в тот момент нас с Витькой гнало вперед какое-то дурацкое чувство любопытства и задора. Лично мне больше всего хотелось как можно быстрее покончить со всеми нелепыми загадками и вернуться в свой уютный гамак, вернуть утреннее чувство спокойствия и умиротворения, безвозвратно утерянные из-за суеты и постоянного зудения соседа.

Достигнув автомобиля в рекордно короткие сроки, мы озадаченно остановились. Развалившись на водительском кресле, сидел огромный мужик в рясе. Креста на нем не было.

– Ничего себе! Ксенофонт, ты уже похмелился, что ли? Или еще со вчерашнего дрыхнешь? – загоготал Витек. – Не мог до дома дотерпеть? А крест где? Пропил, что ли?

– Заткнись, обормот! Смотри… – У меня мгновенно пересохло во рту. Из шеи святого отца торчала рукоятка ножа. – Подойди, потрогай его, может, еще жив… – с ужасом прошептала я.

Виктор ничего не ответил, только пару раз сглотнул, а потом нерешительно дотронулся дрожащими пальцами до щеки святого отца.

– Вроде теплый…

– Сейчас подгоню машину, – немного приободрилась я, – придется опять эту громадину на себе таскать.

– Может, вызвать скорую? – Витьку явно не хотелось снова трогать раненого руками. – Вдруг его передвигать нельзя?

– Это долго, Вить, я сотовый дома на зарядке оставила. Придется самим в больницу ехать, потом они сюда и отсюда. В три раза больше времени потратим. Вдруг он помрет, пока мы будем циркулировать. Нет, придется самим грузить.

– Ир, а давай попробуем найти сторожа, может, у него связь есть, – не соглашался Виктор.

– Где мы его будем искать?

– Вон, видишь, будка двухэтажная, – показал рукой куда-то в сторону сосед, – он обычно там и сидит.

– Ну, так беги скорее, не тяни, у нас времени в обрез.

Парень улетел с места преступления быстрее ветра…

…Прошло минут десять. Я смотрела на бледного батюшку и недоумевала, как такое могло случиться? Как он оказался на заброшенной ферме? Судя по всему, проснувшись утром в доме Витька, он сразу, не заходя домой, начал поиски машины. В ГАИ ему указали место, куда ее отогнали, и он понесся сюда. На чем он добирался? Вряд ли пешком. От нашего дома до фермы совсем не близко, а автобусы этим маршрутом не ходят. Значит, его кто-то подвез. Надо бы расспросить Михалыча, может, видел чего. Хотя надежды мало, нас встречать сторож не вышел, возможно, и Ксенофонт обошелся своими силами. Размышляя таким образом, я окинула взглядом полуразрушенную ферму и увидела Витька, огромными скачками несущегося ко мне. Лицо его выглядело не просто бледным, а даже каким-то серым с зеленоватым отливом.

– Ир, линять надо отсюда, чем быстрее, тем лучше! – еще издали закричал он. – Тут не ферма, а кладбище какое-то. Михалыча тоже того… насмерть. Бросаем Ксенофонта и тикаем на фиг. Ему скорую вызовем из ближайшей деревни.

– Ты мужик или нет? – прикрикнула я на соседа. – Что визжишь, как баба? Толком объясни, чего там в сторожке?

– Михалыч мертвый! – выпалил Виктор.

Я охнула, но быстро взяла себя в руки.

– Ты уверен? Может, тоже еще дышит?

– Не, он синий уже. Кровищи кругом! Ужас! Горло перерезали ему. – Голос парня постоянно срывался на крик.

– Стой здесь, сейчас быстро за машиной смотаюсь, – скомандовала я.

– Нет, я один с ним не останусь, – стуча зубами, заявил сосед, – пошли вместе, батя не убежит, подождет, как миленький.

– Ну ты и трус, Витька, – вздохнула я.

– Пусть трус, но я не останусь, – продолжал настаивать на своем он.

– Ладно, пошли, – согласилась я.

Вернулись мы минут через семь. Я разложила переднее сиденье, и мы стали вытаскивать Ксенофонта из его машины. Вдруг руки у Виктора затряслись, и он стал затравленно оглядываться по сторонам.

– Ты чего это? А? – заволновалась я.

– Ты видишь то же, что и я? Или это глюки? – с надеждой спросил сосед.

Я посмотрела на батюшку, внутри у меня все сжалось и похолодело. Все было точно так, как мы оставили, только ножа не было, а на шее болталась удавка. Затягивать плотно ее не стали, а может, просто не успели. Значит… мамочки родные! Убийца где-то здесь! Он смотрит на нас и может в любой момент выстрелить в спину. Нужно срочно бежать. Но если мы уедем, отца Ксенофонта точно добьют. Нет уж!

– Витька, не смей дезертировать! – закричала я, заметив, что он готов бежать куда глаза глядят. – Чем быстрее погрузим падре, тем быстрее слиняем отсюда. Иди, помогай. Пешком все равно далеко не уйдешь, догонят и прирежут! – пригрозила я парню.

Дрожащими руками мы кое-как затолкали батюшку в машину и прыгнули в нее сами.

– Ну все, – облегченно вздохнула я, – теперь быстро доедем.

Выезжая на трассу, мы заметили вдалеке машину, выскочившую на дорогу из-за ближайших деревьев. Уже достаточно стемнело, и марку авто было не разглядеть.

– Чего там за деревьями? – спросила я забившегося в угол на заднем сиденье Витька.

– Дорога, ведущая к главному входу на ферму, – не раздумывая, отозвался он, вглядываясь в задние огни быстро удаляющегося автомобиля.

– Я так и думала. Если убийца тоже был там, то и машина его должна была стоять поблизости. Не пешком же он пришел.

– Давай гони, Ириш, нервы уже на пределе. Как домой приеду, напьюсь, ей-богу! Что же это делается, а? Жить страшно. В город, что ли, опять податься?..

– Можно подумать, в городе преступников нет, – рассеянно отозвалась я, думая совершенно о другом. Говорить о разных глупостях не хотелось, но и молчать было невмоготу.

– Тоже верно, – покладисто согласился Виктор, – ужас какой-то…

– Хватит стонать, и так тошно, – проворчала я, изо всех сил нажимая на газ.

Когда мы подъехали к Колиному посту, уже совсем стемнело. Увидев нас в компании бесчувственного святого отца, он хлопнул себя по коленям и заржал:

– Неужели опять? С горя, что ли, набрался? Я вас как увидел, анекдот в голову пришел смешной: около поста ГАИ сломался рефрижератор с пингвинами. А им без холода нельзя, сдохнуть могут. Нужно срочно их доставить по месту назначения, а не на чем. А тут мерс крутой гонит – километров двести в час, гаишник его останавливает, вылазит новый русский. «Понимаю, – говорит, – превысил, может, договоримся?» – «Ладно, прощаю, только вот пингвинов в зоопарк отвези, и мы в расчете». – «Нет проблем, не о чем базарить». Забрал пингвинов и уехал. В следующую смену стоит опять гаишник на посту, позевывает, вдруг видит – опять тот же мерс гонит, а в нем на заднем сиденье два пингвина, все в золоте, с сотовыми телефонами. Он обалдел прямо. «Ты что? – кричит. – Я же велел тебе их в зоопарк отвезти, а ты?!» – «Обижаешь, начальник, я все, как обещал, сделал и даже больше. В зоопарк их сводил, в ресторан, сейчас вот в оперу везу». И вы вот так же. Тоже, видно, с батюшкой сроднились… А чего не смеетесь-то? Хороший ведь анекдот, – обиженно спросил Коля.

– Не до смеха, – отрезала я, – отца Ксенофонта кто-то ножом пырнул, да еще задушить пытались, но не успели. На посту телефон есть? Скорую бы.

– Я сейчас по рации вызову, – ошарашенно пообещал Николай.

– И в милицию сразу звякни. Там на ферме еще одна жертва. Михалычу горло перерезали, – вставил приободрившийся Витек.

– Труп, что ли? – изумился гаишник.

– Самый настоящий, – авторитетно подтвердил Виктор.

Мы дождались, пока приехавшие врачи аккуратно перегрузили тело батюшки в карету скорой помощи, и поехали домой. По дороге мы все гадали, за что напали на двух в общем безобидных мужиков.

– Они, в принципе, и знакомы не были, – горячился сосед, – кому они помешали? И машина на месте. Крест только украли. Неужели из-за креста обоих замочили? Как думаешь, он золотой был?

– Вряд ли. Больно здоровый, – с сомнением ответила я, внимательно вглядываясь в темную лесную дорогу. – Думаю, убить хотели одного, а второй просто как свидетель пострадал. А вот кого хотели убить – это вопрос.

– Ни того ни другого вроде не имеет смысла мочить… Хотя кто их знает, может, чечен какой или еврей?

– А еврей-то тут каким боком? – удивилась я.

– Не скажи! Они религию очень чтут. Может, Ксенофонт чего про них на проповеди гадкое сказал. Он иной раз такую чушь нес, особо с похмелья, закачаешься.

– Вот придет в себя и спросим.

– Да он, чай, и сам не помнит, чего буровил, – с сомнением почесал затылок Витек.

– А он богатый? – поинтересовалась я.

– Батюшка-то? А фиг его знает. – Сосед пожал плечами и после некоторых раздумий добавил: – Скрытный он. С виду вроде не особо зажиточный. Ну, несут ему прихожане то да се. Покушать в основном… Зарплату кой-какую получает по Божьей милости. Не с чего вроде жировать особо.

– А Михалыч что за человек? – продолжала допытываться я.

– О покойниках не принято плохо говорить, но зануда был, скажу я тебе, первостатейный. С ним выпивать никто не любил. Прилипнет как банный лист к кому-нибудь и нудит.

– А о чем говорит-то?

– А бес его знает, – пожал плечами Витек, – когда чего. То ему пенсия мала, то президент не угодил, то девки его не любят, а то евреев опять же хает. Одним словом, была бы тема, Михалыч ее так обслюнит, что тошно становится.

– Ну а с деньгами у него как? Водились рублики?

– Откуда? – удивленно глянул на меня Витек. – Чай сторожем работал, не министром.

– Все ясно, – задумчиво нахмурилась я, – вернее, ничего не ясно. Скажи на милость, за что их можно убить? И главное, не по пьяной лавочке, а специально приехали в этот козий угол. Ты заметил, машина у убийцы приличная была?

– Не разглядел, – с сожалением признался сосед, – да уж, загадка. Как думаешь, найдут, кто Михалыча порешил?

– Сомневаюсь я что-то. Хотя все бывает.

– Не скажи, у нас милиция хорошая, – не согласился Виктор, – только вот участковый – козел. В семье, как говорится, не без урода. Так вот, выпивали мы раз с ментами, приехавшими к нам на выборы…

– Ради бога, Вить, заткнись. Я сейчас про алкоголиков слышать не могу.

Парень обиженно надулся и замолчал. До дома он не проронил больше ни слова.

Загнав машину в гараж, мы пошли в мою половину.

– Вить, ну не обижайся. Пока я чай ставлю, сгоняй к себе за вареньем земляничным. Знаешь, как я его люблю! Никто так варить не умеет, только ты! – Я знала, чем польстить парню. – Слушай, а за что ты так участкового не жалуешь? Обидел он тебя чем, что ли?

– Да это чмо полдеревни обидело, не только меня, – с презрением в голосе пробурчал сосед. – Например, каждый месяц проходит по всем дворам и собирает по бутылке водки, якобы взаймы. Заметь, не самогона, а именно водки, причем хорошей. Приходится специально идти в магазин и покупать, чтобы этот козел не обиделся.

– Да фиг с ним, пусть обижается, – легкомысленно заметила я, доставая чашки.

– Ты не дослушала, – продолжил он, – если кто не даст, он ничего, утрется и уйдет. Но! На следующий день с ордером приходит изымать самогонный аппарат. А у кого его нет в деревне-то? Без него мы никуда. Потом изымает и выписывает такой штраф, что больше цены водки аж на два нуля.

– Набили бы ему морду, и вся недолга, – посоветовала я.

– Так били, Ириш, еще как били, – поморщился Виктор, – он после этого настрочил жалобу в эпидемнадзор, и мы неделю без свежего хлеба сидели. В прошлом году я не выдержал, наподдал ему как следует, так он меня на пятнадцать суток упек. Причем в сопроводительных документах написал, что я не морду ему набил, а приставал и грязно домогался. Педиком решил меня, сучонок, выставить. Хорошо, меня все в округе знают, а то прям хоть стреляйся.

– И ты ему это так с рук спустил? – не поверила я.

– Обижаешь, – ухмыльнулся Виктор, – я как вернулся, начал к нему в гости ходить с тортиками да цветочками. Наряжусь и иду с букетом по улице, чтобы все видели. Две недели ходил. Мужики заинтересовались, спрашивать стали, что да как. Я мялся-мялся, потом объяснил, что сохнет по мне участковый, проходу не дает. За то, что не отвечаю взаимностью, на пятнадцать суток упек. Вот я и решил, лучше уж подмазаться к нему. А то опять на меня осерчает, а мести улицы не особо приятное занятие.

– И что, поверили тебе мужики?

– Может, да, может, нет, – пожал плечами сосед и продолжил с хитрой улыбкой: – Да больно уж поверить-то хотелось. Ненавидят его все. Когда он про это прослышал, побежал мне права качать. Встретил меня в магазине и стал орать. Я на коленки встал и заголосил: «Прости Христа ради, Филиппушка. Не завезли сегодня тортов, не виноватый я!» – и руки стал целовать. Он остолбенел и рук не отнимает. Тут ко мне Василий с Петрухой подскочили, подняли, утешать начали: «Что же вы, Филипп Леопольдович, такой жестокий, говорят, ну, не завезли сладенького, уж потерпите маленечко, что же сразу бросаетесь на парня. Нетрадиционная ориентация – не оправдание, чтобы руки распускать». Он стоит, рот раскрывает, как рыба, а слова в горле застряли. «Вы уж, товарищ участковый, поаккуратнее со своими порывами сексуальными. А то с работы попереть могут». Эти слова Василия добили Котяру окончательно. Он позеленел и зашипел: «Какие такие порывы? У меня нормальные порывы!!!» – «Для вас, может, и нормальные, а мы как-то с женщинами больше привыкли». – «Дак и я, братцы, с женщинами!» – «Не оправдывайся, Филипп, чего стыдиться?» Я положил руку Котяре на плечо. Ребята с серьезными сочувствующими лицами дружно закивали, хотя внутри давились от хохота. С тех пор он ни разу ко мне не привязывался по-крупному, понимает, что себе дороже. Но укусить всегда норовит, паскудник. Знаешь что, хватит забивать голову всякой ерундой, давай лучше телик посмотрим.

Когда все телевизионные программы закончились, мы стали прощаться.

– Как-то отпуск у меня начался отвязно. Я думала, хуже, чем в Адлере, быть просто не может, а вот смотри, что получается… Прямо даже назад на работу захотелось, – вздохнула я.

– Завтра Настюха приедет, враз повеселеешь, – ободряюще похлопал меня по плечу сосед. – На сколько человек мяса-то брать? Вера Сергеевна поросенка резала, предлагала килограммчиков десять.

– Бери, – кивнула я, – сала еще насолим. А остальное они из города привезут.

– Я не знаю, чего они вечно с собой целые баулы прут? У нас здесь картошка, помидоры, огурцы, зелень – считай бесплатно. Самогонки у меня целая фляга в погребе, мясо тоже с городским не сравнишь. Все высшего сорта. А Настька в городе всякой ерунды втридорога накупит и радуется, дурында. Ты хоть ей скажи.

– Да говорила уж сто раз, – улыбнулась я, – разве ж она послушает.

– Ладно, спи давай. Утром в лес за вениками пойдем. Свежий душистый веник – половина банного удовольствия. На завтрак окрошку сделай. Нарежь всего, а я квас принесу. Матрена закваску притащила знатную, не квас получается, а чистый мед.