Андрей знал, что Александра на дух не переносит табачного дыма, но все-таки не выдержал и закурил. Он совершенно не мог думать без сигареты. За дело, которое пыталась навязать ему Александра, Андрей категорически не желал браться, и вот теперь нужно было придумать, как бы это ей помягче объяснить. Обижать ее тоже не хотелось.

Они договорились встретиться в кафе напротив его дома. Паршивая кафешка, почти забегаловка, но удобная по расположению. Ему часто назначали там встречи – и потенциальные клиенты, и деловые знакомые. Собственным офисом Андрей пока не обзавелся. Вот и Александра, видимо боясь утруждать его перемещением на более длинную дистанцию, предложила встретиться там.

Если бы она по телефону объяснила, о ком пойдет речь, он бы сразу отказался. Ну не хотел Андрей иметь дело с Озерскими! Ни с одним из всего этого святого семейства. Не желал снова лезть в их дрязги и склоки, ему вполне хватило прошлого раза, до сих пор оставался неприятный осадок на душе. Но как объяснить все это Александре?

– Послушай, Саша…

– Нет, это ты послушай! – перебила Александра. – Я знаю, что ты хочешь сказать. Не отказывайся, прошу тебя. Понимаешь, Алена совсем одна, некому ей помочь. На это ведь подонок и рассчитывает!

– Это ты о ком? – Андрей улыбнулся.

– О муже ее, Валерии, о ком же еще! Я уверена, это его рук дело. Затеял какую-то новую подонскую операцию, а она его опять покрывает. Потому ни в милицию, ни к тебе не хочет обращаться.

– А, так и Алена не хочет, чтобы я занимался этим? Значит, наши желания совпадают. Вот и прекрасно! – Андрей затушил сигарету, помахал рукой, разгоняя дым. – Как же я могу что-то сделать, если клиент против?

– Клиент твой я, а не она! Это я тебя нанимаю. Плачу вперед! – выдвинула она последний козырь. – Да, да, ты не сомневайся, – с жаром проговорила женщина, – у меня есть деньги.

Андрей расхохотался: его рассмешила горячность Александры.

– При чем здесь это? Дело совсем не в оплате, просто… Да я ведь и не знаю, чем смогу помочь. То, что ты рассказала… Детский сад какой-то! Повесившаяся девушка, сбежавший с веревки труп. Ну как я могу ко всему этому относиться серьезно? И потом…

– И потом, – передразнила его Александра, – ты просто не хочешь заниматься Аленой Озерской.

Только потому, что это Алена Озерская, именно Алена Озерская, а не какой-то другой человек. Дело в этом, да, Андрей?

– Ну не то чтобы… а… Как бы это сказать…

– Так и скажи! Нечего мямлить! – рассердилась Александра. – Значит, отказываешься? – Она решительно поднялась. – Отказываешься?

– Отказываюсь. – Андрей тоже поднялся.

– В таком случае я сама.

– Что сама?

– Сама ей помогу. – Александра смотрела на него с неприязнью, ему даже показалось, с презрением: испугался? А вот я нисколько не боюсь! – Ты не видел ее, а я видела. Думаешь, Алена сочинила всю эту историю или сошла с ума от горя и переживаний, которые ей выпали за эти страшные для нее полгода? Так вот что я тебе скажу: Алена совершенно нормальна! И ничего сочинять не стала бы. И потом, кто-то ведь привязал ее к креслу. И по голове ударил – там шишка здоровенная. Все это серьезно, очень серьезно.

– И труп? Повисел-повисел, спрыгнул и убежал?

– Трупа не было! – Александра опять начала горячиться, стараясь изо всех сил его убедить. – Трупа не было, а все остальное было. Я думаю, здесь имел место либо гипноз, либо кошмар, обморочный кошмар, что-то вроде сна в обмороке, со мной такое однажды было, еще в детстве, когда я с брусьев сверзилась вниз головой: я была без сознания и видела сон. Тогда я даже не поняла, что была в обмороке. Андрей, ну пожалуйста, помоги ей, я очень тебя прошу.

Андрей тяжело вздохнул, вернулся за столик, вытащил из пачки новую сигарету.

– Хорошо. Садись. Обсудим детали. Что от меня требуется?

– Спасибо, Андрюша! – Александра так обрадовалась, что придвинула ему пепельницу. – Я верила, что ты согласишься! А требуется от тебя не так уж много: просто последи за Аленой, тайно, чтобы она об этом не знала, ей ведь сейчас скорее охранник нужен, защитник. Ну и постарайся выяснить, кто и что против нее затеял. Но вообще я уверена, что виновник всего – Валерий.

Они сошлись на трех днях: если за это время с Аленой ничего экстраординарного не произойдет и ему не удастся прояснить ситуацию, он может считать себя свободным от обещания, данного Александре. Он был уверен, что так и произойдет. Вряд ли там есть что вообще прояснять. Вероятнее всего, эта девушка, Люба, или кто она там, обыкновенная воровка, которую навели на квартиру, зная, что хозяйка уехала. Открыла дверь отмычкой или ключом, сделанным по слепку, зашла, а Алена дома. Вот она ее и оглушила, привязала к креслу, чтобы та не смогла вызвать милицию. Теперь ее, конечно, найти невозможно, да и искать не стоит: неудачливая воровка напугалась сама не меньше хозяйки и в эту квартиру больше не сунется. А тайно следить за Аленой даже для нее самой унизительно и нечестно. И все-таки Андрей согласился взяться за эту работу. Ради Александры, исключительно для ее спокойствия, и чтобы сама ни во что не ввязалась, не влезла в какую-нибудь историю – в таком случае ему пришлось бы спасать уже Александру.

К своей новой работе Андрей приступил сразу, как только они расстались. Позвонил Бородину, хорошему знакомому, майору милиции, попросил пробить по своим каналам, не попадала ли в поле зрения органов квартирная воровка с такими-то приметами, соответствующими приемами и стилем поведения. Оказалось, что не попадала. Тем не менее версию о воровке он сбрасывать со счетов не стал. Но высказал самому себе и другое предположение: не является ли эта девушка любовницей мужа Алены? В таком случае может иметь место естественная личная неприязнь или месть. Алена, как рассказала Александра, с Валерием уже полгода не живет, но почему-то и не разводится. Любовница могла попытаться ее убить или просто очень сильно напугать. Это предположение еще больше укрепилось, когда Андрей узнал, что Валерий улетел в Египет: время для нелицеприятных действий по отношению к его жене самое благоприятное. Но даже если это и любовница действовала, опасности для Алены нет никакой, та тоже второй раз не сунется.

Андрей был уверен, что попусту теряет время, и все же с самого утра на следующий день прибыл к дому Озерской наблюдать-охранять. Около двенадцати к подъезду подъехало такси, минуты через две появилась Алена, села в машину. Андрей незаметно двинулся за такси.

Приехали к Валерию. Видимо, Алена решила произвести шмон в его квартире, пока он беззаботно загорал в Египте. Что, интересно, она надеялась там найти? Пробыла недолго, с полчаса, не больше, но вышла в какой-то растерянности. Неужто нашла какой-нибудь уличающий документ? Нет, если уж расстался с женой, позаботься, чтобы она вот так запросто не проникла в твое жилище, а то не оберешься хлопот, усмехнулся Андрей и пошел пешком за Аленой – она направлялась в сторону центра, медленно и словно бы неуверенно. У него создалось впечатление, что она чего-то боится. В переулке Алена пристроилась к одинокой старушке – ну точно боится! Знала бы, что ее охраняют и что опасаться ей совершенно нечего! Если что, ее безмолвный таинственный страж придет на помощь, только вряд ли произойдет это «если что». А нервы у нее расшатаны. Скорее всего, в этом-то все и дело, и никаких удавленников на люстре.

Возле ресторана «Скорпион» какая-то женщина подошла к Алене и взяла ее под руку. Случайная встреча или назначенное свидание? Что может быть общего между ней и Аленой? Эта женщина по возрасту ей в матери годится. А может, она и есть мать какой-нибудь ее подруги? Подойти бы поближе, узнать, о чем они разговаривают, подумал Андрей, ускорил шаг, но приблизиться к ним не успел: раздался негромкий хлопок (он не сообразил в тот момент, что это выстрел), женщина споткнулась, обмякла и повисла на руке Алены. Та, не понимая, что произошло, протащила ее еще несколько шагов, из-за чего женщина упала лицом вниз. Но Алена и тут не поняла, принялась ее поднимать.

Очень быстро собралась толпа и загородила от него Озерскую. Что она там делает? Может, пора выходить из подполья и спешить ей на помощь? Подъехала милицейская машина. Толпа заволновалась и расступилась, и Андрей опять смог увидеть Алену. Она все еще пыталась поднять женщину. Один из подъехавших милиционеров крепко взял ее за руку и повел к машине. «Убийство», – разноголосо, нестройно покатилось в толпе, и следом пронзительное женское соло: «Убийца!»

Убийство. А он все проморгал, просмотрел. Хреновый из него охранник. И детектив хреновый. Как теперь он будет смотреть в глаза Александре? Все дело завалил, Алену не уберег: «Убийца!» – это, конечно, о ней.

Ну нет, от подозрения в убийстве он ее спасти сможет. Он все видел, он отличный свидетель.

Милицейская машина, в которую посадили Алену, тронулась. Андрей поехал за ней.

Обнаруживать себя рано, сначала хорошо бы выяснить, подозревают Озерскую или нет. И узнать, кто эта убитая женщина.

Андрею повезло: Алену привезли в двадцать пятое отделение милиции, где работал его хороший знакомый Витька Кривчанский, который к тому же был ему обязан. В свое время Андрей помог Кривчанскому выбраться из одной весьма сомнительной ситуации. Главное, чтобы тот оказался на месте.

Андрей набрал номер. Трубка тут же отозвалась бравым голосом Витьки:

– Оперуполномоченный Кривчанский слушает!

Вторая удача. Никитин изложил свою просьбу, тот с радостной, даже какой-то восторженной готовностью, удивившей Андрея, сразу же согласился помочь, а через час они уже сидели в баре.

– Долг платежом красен, – вместо приветствия рявкнул Витька. – Собрал всю информацию, какую только смог, и даже больше, чем ты просил, на всякий случай, авось пригодится. Итак, слушай. Убитая – Аристова Евгения Валентиновна, сорок лет, проживает в городе Светлогорске, тут у меня адрес записан. – Он подал клочок бумаги Андрею. – Работает в роддоме, главврач. Замужем, но муж… Тут у них прям какой-то пукиревский брак получается, неравный в смысле: она главврач, а он шоферюга при овощной базе.

– Так, может, он ее и хлопнул на почве социального неравноправия? – Андрей засмеялся. Распечатал бутылку «Золотого фазана», придвинул Витьке. – Угощайся, Витек.

– Не-а, не он. Спасибо. – Кривчанский глотнул из бутылки. – Шлепнули ее грамотно, профессионал поработал.

Профессионал. Ну слава богу, Озерскую не подозревают. Во всяком случае, можно надеяться, что у нашей доблестной хватит ума не записать Алену в профессионалы киллеры.

– И кто же этот профессионал?

– Да кто ж его знает? Профессионал на то и профессионал, чтобы работать профессионально и не попадаться. – Кривчанский гоготнул и отхлебнул еще пива. – Одного не могу понять, кому эта главврачиха из полудеревенского Светлогорска так насолила, чтобы киллера нанимать.

– Слушай, а может, стреляли не в нее, а в ту девушку, которую вы задержали?

– В девушку! – Кривчанский усмехнулся. – Не держи меня за дурака, Андрюха, и сам дураком не прикидывайся. Тебе отлично известно, кто эта самая девушка. Алена Юлиановна Озерская, та самая, которая полгода назад… Ты ведь тогда это дело распутывал и сейчас оказался возле нее не случайно. Скажешь, нет? И интересует тебя убитая исключительно из-за этой самой девушки. Или я не прав?

– Прав, прав! – Андрей шутливо поднял руки вверх и потряс ими в воздухе. – И все-таки могли в нее стрелять, но промахнуться – или нет?

– Вряд ли. Выстрел был произведен прямо в сердце, знаешь, не видел я никогда, чтобы так метко промахивались.

– Ну, если так, конечно. А вообще какие-то мысли у вас по поводу этого убийства есть?

– Никаких, веришь? Пока нам видится совершенный глухарь. Будем копать, разумеется, но, по-моему, дело гиблое. Да, Озерская утверждает, что женщину эту не знает и не имеет к ней никакого отношения. Так это или нет?

– Не в курсе.

– А где ты сам-то был в момент выстрела?

– Ты что, меня подозреваешь? – Андрей в шутку сделал вид, что испугался. – Не виноватая я, он сам ко мне пришел! – Он прикрыл грудь руками.

– Никто тебя не винит, красотка! – Кривчанский рассмеялся. – Просто органам милиции было бы небесполезно знать, врет Озерская или нет, знает Аристову или случайно оказалась рядом. Если ты отирался возле места преступления, не мог не заметить, разговаривали они как знакомые или как случайные люди. Да может, ты и разговор слышал?

– Ничего я не слышал, и это истинная правда.

– Уклоняемся от сотрудничества, а? – Витька скорчил «милицейскую» грозную рожу. – Не пожалейте потом, гражданин Никитин. А если серьезно, может, поделишься какой-никакой информацией. В качестве культурного обмена? А я тебя тоже пивом угощу.

– Не подхалимствуй, Витек, не поможет. Пива я и сам себе могу купить. Но суть не в том, я действительно ничего по этому делу не знаю, ну ни-че-го, честное слово! Я просто приглядывал за Аленой, с целью ее безопасности, с ней до этого неприятность произошла: квартиру ограбили и ей по голове настучали. А ее знакомая испугалась, попросила приглядеть. Так, на всякий случай. Мне и в голову не могло прийти, что нарвусь на стрельбу и на труп.

– Ой, темнишь ты, Никитин! – Кривчанский погрозил пальцем. – Ну да ладно, сейчас я тебе долг отдавал, так что пользуйся информацией задаром, без взаимного обмена.

Кривчанский допил пиво и стал выбираться из-за столика.

– Кстати, забыл сказать! Мы мужа Аристовой пригласили на опознание к десяти утра завтра, может, захочешь с ним встретиться?

– Вы ему уже сообщили о смерти жены? Успели?

– Ну да, долго ли? Он как раз дома оказался.

– Может, и встречусь. Спасибо.

– Кушайте на здоровье. Ладно, бывай, Андрюха.

– Пока.

Они расстались на выходе из бара. Кривчанский отправился на работу. Андрей решил, не дожидаясь завтрашнего утра, встретиться с мужем убитой Аристовой. Потому как, рассудил он, если и можно у человека чего-нибудь выведать, то только по горячим следам, до его разговора с милицией. Из личного опыта Андрей знал, до какой степени наш обыватель после беседы с органами замыкается, уходит в себя или бросается в другую крайность – начинает безбожно врать, рассказывать то, чего не было, лишь бы не молчать, лишь бы его не заподозрили в нежелании сотрудничать.

Андрей сел в машину, развернул карту области – до Светлогорска было не больше восьмидесяти километров.

Трасса была, как ни странно, практически пустой, поэтому домчался Андрей минут за сорок. Светлогорск оказался очень уютным, чистеньким городком с аккуратными улицами, многочисленными скверами и парками. Как, должно быть, здесь красиво летом, подумал Андрей, и воздух такой свежий, чистый, не надышишься. В таких городках хорошо жить с маленькими детьми – в смысле здоровья и безопасности. И в старости хорошо. Да что там, он бы и сам с большим удовольствием здесь поселился. А если действительно снять дом? Насте было бы полезно пожить в таком экологически чистом городе, в сентябре ей рожать.

Идея эта ему так понравилась, что он даже подошел к киоску «Роспечати», купить местную газету с объявлениями, но киоск оказался закрыт. Минутный порыв прошел. Андрей вернулся в машину, достал бумажку с адресом, который дал ему Витька Кривчанский, и поехал разыскивать улицу Патриса Лумумбы, на которой проживали Аристовы.

Нашел он ее довольно быстро. Припарковавшись в уютном дворике, Андрей решил перекурить и продумать предстоящий разговор с мужем Евгении. Он прекрасно понимал, что являться к человеку, которому каких-нибудь три часа назад сообщили о смерти жены, и приставать к нему с расспросами не очень-то и тактично, но делать было нечего. В конце концов, этот Аристов не его клиент, не за его душевное состояние он отвечает, а за безопасность Алены. «Дело есть дело, и нам просто некогда болеть», – вспомнилась не к месту вбитая телевизором реклама. В любом случае надо бы с ним как-то помягче, посочувственнее. Может, водки купить? Идея хорошая, только вдруг он совсем не пьет? Вообще вряд ли: непьющий шофер овощной базы – это нонсенс.

Андрей вспомнил, что на повороте улицы видел магазин. Съездил, купил бутылку «Гжелки» – вполне демократично, и Венька, главный его помощник и компьютерный гений, утверждает, что пить ее можно без особого риска умереть.

Квартира Аристовых находилась на втором этаже. Андрей позвонил одиночным ненавязчивым звонком и прислушался к звукам за дверью. Что-то грохнуло, словно, резко вскочив, перевернули табуретку. В коридоре заметались испуганные шаги. Потом все затихло, замерло. Прошла минута или больше – ни звука. Андрей, уже не церемонясь, позвонил долгим настойчивым звонком. Дверь открывать ему, кажется, не собирались. Но не возвращаться же несолоно хлебавши? Он, проклиная свою хамскую работу, снова нажал на звонок и не отпускал палец долго-долго: нельзя ему так уезжать.

Тихо скрипнула половица, к двери осторожно, может быть на цыпочках, подкрались.

– Кто? – вопросил испуганный, изо всех сил старающийся казаться грозным голос.

Ну и свинья же он, частный детектив Андрей Никитин! У человека такое горе, а он приперся со своими дурацкими вопросами да еще и напугал.

– Аристов Олег Константинович? – Угрызения совести сыграли с ним злую шутку: вопрос прозвучал по-милицейски грозно.

За дверью опять все стихло. Потом возник какой-то странный звук: то ли всхлип, то ли приглушенный стон. Замок щелкнул – и дверь наконец распахнулась. Перед Андреем возник покачивающийся пьяный, сильно чем-то испуганный мужик.

– Аристов? – уточнил Андрей. Раз уж начал так, придется продолжать в том же официально-милицейском духе.

– Он самый. – Мужик покаянно склонил голову. Бедный, наверное, решил, что его пришли арестовывать, подозревая в убийстве жены.

– Я могу зайти? – Андрей втянул в себя воздух: водочный перегар просто сбивал с ног. Судя по всему, этот Аристов не три часа назад начал возлияния, узнав о смерти жены, а возливал по крайней мере с утра. А может, и вообще в многодневном запое пребывает. Но чего он так боится?

– Да ты уже зашел. Только зря, я ничего не знаю! – Мужик повернулся к Андрею спиной и, пошатываясь, пошел на кухню, Андрей двинулся за ним.

На столе стояла наполовину выпитая бутылка водки, еще одна, пустая, валялась на полу, у плиты.

– Не думал я, что так быстро за мной придете. Надеялся, хоть сегодняшний день дадите дожить. – Аристов тяжело плюхнулся на табурет у окна, налил полный стакан водки, посмотрел на Андрея затравленно-зло, усмехнулся. – Можешь себе тоже плеснуть. За упокой моей души. – Выпил залпом, не отрываясь. – Женька, Женька, сама погибла и меня затянула.

– Вы думаете, что я из милиции? – Андрей с сочувствием посмотрел на Аристова.

– Нисколько я так не думаю! Прекрасно понял, кто ты такой. Женьку убили, теперь мой черед. Только не знаю я ничего! А что знаю, не растреплю. Не веришь?

– Что не растреплешь?

Аристов явно принимал его за кого-то. Понять бы за кого. Можно было бы этим воспользоваться и выудить информацию. А информация, судя по его реакции, была. Во всяком случае, он был в курсе того, кто и за что убил его жену, и теперь не столько скорбел по поводу ее смерти, сколько дрожал за свою жизнь.

– Ничего не растреплю. Да мне и некому. Да и понимаю. Это бабы языком метут, удержаться не могут. Во мне умрет… Я не в том смысле! – испугался собственных слов Аристов. – Я… Не скажу! Никому и никогда! И про то, что вы Женьку шлепнули, ни слова, ни полсловечка! А убивать меня вам даже невыгодно! Меня на завтра менты вызвали в город, на опознание. Подозрительным им покажется, если не явлюсь, искать станут, факты сопоставлять, на вас выйдут. – Он хитро прищурился. – Нельзя меня убивать.

– Нельзя, говоришь? – Андрей в задумчивости смотрел на Аристова, не зная, как лучше повести разговор. Тот его явно отчего-то боялся, и это было на руку, но и перегибать палку нельзя – вдруг запугается так, что последнего рассудка лишится? – Ну это мы еще посмотрим, нельзя или льзя. Все будет зависеть от тебя.

– Да что я-то, что я? Я никому ничего не скажу!

– Никому и не надо, а вот мне ты сейчас все-все подробненько изложишь.

Аристов затравленно уставился на Андрея, весь как-то съежился, рука снова потянулась к бутылке, но на полпути замерла.

– А вы кто? С чьей стороны? Со стороны иностранца или…

– Я со своей собственной стороны, а значит, с самой опасной для тебя, если не захочешь быть со мной откровенным. – Андрей зловеще усмехнулся.

– Да я что? Я захочу. Я всегда готов, – залепетал Аристов. – Вы спрашивайте, что вас интересует. Водочки не хотите?

– Не хочу! И тебе пока пить не советую. Ты мне нужен трезвым и умным.

– Да, да, конечно. Я ведь так, только чуть-чуть выпил с утра, с горя и со страху. Как Женька уехала, понял: кранты. И ей, и мне крышка. Это она, дура, думала, что Озерская ей поможет, а я знал: не вернется Женька, шлепнут ее в городе. Вот и шлепнули.

– Кто и за что ее убил?

– За болтливый язык поплатилась, за жадность. А кто убил – те или эти, не знаю. Это вы лучше у Пельмана спросите, он, змей, ее продал, зуб даю, что он.

– Кто такой Пельман?

– Главврач бывший этого их хренового роддома. При нем все начиналось. Только он да Женька моя в городе и остались, остальные поразъехались кто куда. Он на Женю стукнул, больше некому. Иностранцу с той, другой стороной не выгодно было делиться информацией, значит, он, старый хрыч, поделился. Да Женя и сама говорила, что он. Это уже после письма было. Видно, письмо еще большую кашу заварило. Но про письмо она только мне рассказала, тому, с той стороны, которая не с иностранцем, ни полсловечка про письмо. Все рассказала и все документы отдала, а про письмо умолчала. Очень потом она на Озерскую надеялась, думала, если в ноги к ней бросится и прощения попросит, та ей поможет выпутаться. Ну дура баба, что с нее взять? А я сразу понял, когда тот, второй хрен-то приехал, чем все кончится. Бежать нам надо было и ни на какую Озерскую не надеяться. А Женька моя заладила: я мать ее и бабушку знала, хорошие люди, и Алена не должна отказать. А что там мать и бабушка! Ведь не мать и не бабушка они ей, не родные. Втолковываю ей, а она и слушать не хочет, уперлась – и все.

– Так! – Андрей тряхнул головой: бредовый поток, который вылил на него Аристов, просто оглушил, аж в ушах зазвенело. – А теперь с самого начала и подробно: все причины и следствия. Пока я ничего не понимаю. – О непонимании следовало бы умолчать, это вырвалось помимо воли, но Аристов, к счастью, ничего не заметил, слишком был пьян и напуган и очень хотел услужить, чтобы заработать жизнь. И потому нисколько не усомнился в том, что Андрей представляет грозную и опасную для него силу, начал рассказывать подробно и почти связно.

Корни сегодняшней ситуации уходили в глубокое прошлое, в хорошо организованное преступление двадцатилетней давности. При местном роддоме существовало платное отделение, которым заведовал Пельман. Считалось, что он разработал методику, следуя которой любая женщина, даже с сильной патологией, может родить здорового ребенка, причем того пола, которого пожелает. На будущих матерей воздействовали различными аппаратами, кормили пилюлями, подбирали индивидуальную диету. Все это была чистая фикция. Единственным настоящим было УЗИ. Развитие ребенка находилось под строгим контролем, и, если что-то шло не так, подбирали донора, то есть здоровую женщину с подходящей группой крови и соответствующим сроком беременности. Ей, в свою очередь, говорили, что у нее возникли осложнения, требуется госпитализация, и направляли в Светлогорск, якобы там как раз есть специализированное отделение для таких случаев. У Валерии Озерской, которая также воспользовалась услугами платно-шарлатанской медицины, осложнения возникли очень серьезные, врачи опасались, что ребенок может родиться мертвым, а если и выживет, то очень больным и слабым. Подсуетились и нашли подходящего донора – Зою Иконину, молодую, здоровую мать-одиночку. Детей поменяли. Зое достался больной ребенок Валерии, а Валерии здоровая, крепкая дочь Зои. Родители, естественно, об этом не знали, ни с той ни с другой стороны. Вообще, деятельность отделения держалась в большом секрете. Этот секрет сохранился бы и по сей день, если бы не Евгения.

Тогда, двадцать лет назад, Евгения работала медсестрой в платном отделении. Она только что закончила медучилище. Устроил ее туда двоюродный дядя, дальний родственник Пельмана. О том, какие там творятся дела, Евгения сначала ничего не знала, а когда поняла, куда попала, бросилась к дяде, но тот объяснил, что пути назад нет, что лично ей, если будет молчать, опасаться нечего, а зарплата в два раза выше, чем у обычной медсестры, так что пусть благодарит его за хорошее место. Евгения все-таки не успокоилась и решила вести нечто вроде картотеки подменышей: подробно записывала, какой ребенок от кого был рожден в действительности и кому передан. Она по наивности полагала, что обман рано или поздно раскроется и тогда при помощи ее записей можно будет вернуть родителям их настоящих детей.

Года через три это шарлатанское отделение прикрылось. Евгения поступила в мединститут, закончила его и вернулась в родной город по распределению. Работала сначала врачом-педиатром при роддоме, потом стала заведующей. И долго еще надеялась, что преступная деятельность шарлатанского отделения раскроется, и потому хранила свои записи. Но все было тихо.

Примерно месяц назад, когда она уже и думать забыла о прошлом, к ней обратился один человек, судя по акценту, легкому, но все-таки заметному, иностранец – может быть, русского происхождения. Он разыскивал ребенка Зои Икониной и хотел знать, точно ли она родила, а не взяла чужого младенца. Для чего это ему было нужно, он не объяснил, Евгения решила, что это, видимо, отец ребенка. Ее поразил тот факт, что иностранец, или кто он там, настойчиво добивался сведений именно о родном ребенке Икониной, как будто что-то знал о шарлатанской деятельности роддома, как будто с самого начала подозревал, что в их роддоме возможна была подмена. Но вел он себя мирно, не скандалил, не требовал, обещал хорошо оплатить услугу. И тогда Евгения решилась. Решилась рассказать ему правду. Но теперь, рассказывая правду, руководствовалась не благими намерениями, а материальной выгодой, юный пыл давно прошел, а деньги были нужны.

Иностранец щедро заплатил за сведения, которые Аристова ему выдала, и уехал. Но тут вдруг Евгения испугалась, не могла ли она как-то повредить Алене Озерской. Саму Алену она никогда не видела, но неплохо знала Валерию – они учились в одной школе. Несколько дней ходила и мучилась, потом решила рассказать все мужу. Он обругал ее, сказал, что навредила Алене наверняка и вообще – зря язык распустила, деньги, которые она взяла, ей еще боком выйдут. Тогда Евгения решила написать Алене письмо, чтобы снять грех с совести и предупредить дочь своей бывшей знакомой о возможной нежелательной встрече с родным отцом. Поехала в город, в горсправке нашла адрес, по которому та была прописана, отправила анонимное послание и успокоилась. Но оказалось, что расслабляться рано – неприятности только начинались. Дней через десять после этого на улице, когда Евгения возвращалась с работы, к ней подошел человек – не иностранец, другой, русский, – затолкнул ее в машину и куда-то повез. Она так испугалась, что совершенно ничего не могла сообразить и не сразу поняла, что привезли ее на квартиру к старику Пельману. Разговор последовал крайне для нее неприятный. Евгения рассказала об иностранце и отдала остальные сведения о подменышах (они заехали в роддом, где в личном сейфе она хранила картотеку), но о письме Алене умолчала.

Все эти дни провела в жутком страхе, а сегодня утром решилась попросить помощи и защиты у Алены Озерской. Об отношениях Алены с отцом и мужем Евгения ничего не знала и думала, что, если та замолвит за нее словечко, такие богатые и влиятельные (на ее взгляд) люди смогут ей помочь.

Финал трагедии произошел у Андрея на глазах. Судя по всему, Евгения не успела ничего рассказать Озерской. Видимо, за ней следили. А может, приставили Пельмана, он и стукнул, что Евгения едет в город таким-то рейсовым автобусом.

Но кто мог за всем этим стоять? Судя по всему, иностранец и тот, другой человек – из разных коалиций. Иностранец, возможно, действительно отец ребенка Икониной. А второй?…

Евгения написала письмо Алене, рассказала о подмене и, возможно, о деятельности роддома в целом. Но письмо послала по адресу, по которому Озерская была прописана. Прописана она у мужа, с которым не живет уже полгода. Значит… Значит, письмо не получила, попало оно в руки к Валерию. Тот, второй, который терроризировал Евгению, – очевидно, муж Алены. Опять все сходится на нем!

Андрей с искренней теплотой пожал руку Аристову: такого кладезя полезной информации он никак не ожидал найти в этом пьяном, дрожащем от страха мужичке. Посоветовал вести себя осторожно, не вступать ни с кем ни в какие откровенные разговоры, а в качестве компенсации морального ущерба презентовал бутылку «Гжелки».

На подозрительный роддом он решил натравить Бородина – пусть милиция здесь разбирается, а заодно и постарается уберечь Аристова от негативных воздействий мафии социалистического прошлого, – а сам отправился к Веньке.

Вениамин Балаклав, а попросту Венька, был информационной палочкой-выручалочкой Андрея, дорогостоящей, но зато весьма эффективной. Для него не существовало никаких секретных баз, никаких закрытых доступов. «Если информация есть в Сети, значит, она есть у меня», – хвастливо говорил Венька. Имелось у Вениамина и еще одно бесценное качество: он почти всегда был дома. Работал преимущественно по ночам, днем отсыпался. Сейчас, в восьмом часу вечера, когда приехал Андрей, для него было самое начало рабочего дня.

Балаклав встретил его с какой-то неправдоподобно большой кружкой в руке.

– Привет! – бодро поприветствовал Андрея и отхлебнул из кружки. Поймав заинтересованный взгляд, с гордостью объяснил: – Подарок благодарного клиента, вернее, клиентки. Вмещает семьсот грамм. К ней еще и специальный коврик прилагается, с подогревом. Удобная вещь! Ставишь на коврик, и у тебя постоянно горячий кофе. Германия. Высший класс.

– Ага, высший класс, лучше не бывает, – засмеялся Андрей – к чудесам технического прогресса он был равнодушен. – А мои клиенты и клиентки мне, кроме проблем, ничего не презентуют. Ни тебе чашек с ковриками, ни самоваров с термосами. Еще счастье, если трупом не одарят.

– А что, опять все так плохо? – Венька с сочувствием посмотрел на Андрея.

– Как сказать. – Андрей неопределенно повел головой. – В общем, я к тебе опять с просьбой. Мне нужна информация о Зое Федоровне Икониной. Двадцать лет назад она была прописана в нашем городе, где сейчас, не знаю. Сможешь помочь?

– Ну, – Вениамин горделиво выпятил грудь, – если информация есть в Сети…

– Да, да, я знаю.

– Тогда присядь. – Венька кивнул на заваленное журналами и газетами кресло. – Можешь прессу почитать. Как ты говоришь, Иконина? Зоя Федоровна?

Андрей кивнул и принялся разбирать газетно-журнальные завалы, чтобы расчистить себе место. Вениамин сразу сел за компьютер и с большим воодушевлением включился в работу, из чего Андрей вывел, что наличность у него в полном дефиците.

Кресло было огромным, как Вениаминова чашка, – мини-диван, а не кресло – и таким усыпляющее мягким, что, как только он туда опустился, почувствовал, до какой степени устал. Глаза стали сами собой закрываться, мысли вдруг разбежались, остались одни образы: Аристов тянется дрожащей рукой к бутылке, но почему-то никак не может дотянуться, Евгения берет под руку Алену Озерскую, но тут же падает как подкошенная, у светлогорского киоска «Роспечать» собирается толпа – привезли свежую прессу… «Надо бы позвонить Насте, – уже совсем засыпая, подумал Андрей, – предупредить, что задержусь», – но с места не сдвинулся.

– Вставайте, граф, рассвет уже полощется! – гаркнули вдруг над ухом. Андрей открыл глаза – перед ним стоял компьютерный проныра Венька и довольно бесцеремонно тряс его за плечо.

– Черт! Как это я?… – Андрей испуганно вскочил. – Который час?

– Скоро десять.

– Утра?! – Он в ужасе заметался глазами по комнате, с перепугу, что так проспал, и спросонья никак не мог отыскать окно.

– Вечера! – Венька засмеялся.

– А что же ты… рассвет?

– Это я так, образно. Кофе хочешь?

– Фу, черт! Как ты меня напугал! – Андрей снова опустился в кресло. – Кофе хочу.

– Ну, идем тогда на кухню, заодно перекурим.

Вениамин включил электрический чайник, достал из шкафа банку «Нескафе», придвинул к Андрею чашку и сахарницу.

– Самообслуживайся!

– Как наши дела? – Никитин соорудил кофейный напиток. – Нарыл что-нибудь?

– А то! Только информации не так чтобы очень много, да и ничего интересного. Сейчас!

Вениамин поставил на стол свою бездонную кружку, с которой, видимо, так и не расставался все это время, как обжора младенец с молочной бутылочкой, сходил в комнату и принес распечатку.

– Вот, тут у меня все досье. Итак, Зоя Федоровна Иконина, сорок пять лет, проживает на улице Февральской, в доме тридцать семь – не знаю, где в нашем городе Февральская, никогда даже не слышал о такой. Иконина – фамилия по мужу, в девичестве – Решетова. Пробыла замужем недолго, меньше года, потом развелась. Имеется дочь двадцати лет, Любовь Романовна Иконина.

– Любовь?! Интересно! О муже Зои есть какие-то сведения?

– Да почти никаких. Роман Михайлович Иконин, сорок семь лет, после развода женился вторично, причем сразу, меньше чем через месяц – как это ему удалось? В апреле того же года отбыл во Францию.

– Отбыл во Францию? Иностранец, значит? Ну, это уже совсем интересно. А когда они развелись?

– Десятого февраля восемьдесят пятого года.

– То есть получается… – Андрей подсчитал в уме. – Он уехал за четыре месяца до рождения дочери. В марте Иконин женился вторично и отбыл во Францию, значит, если отношения с прежней женой не поддерживал, ребенка своего не видел. А теперь вот решил увидеть. В принципе ничего противозаконного нет. Вот только вопрос, встретился ли он с ней. Александре она ничего такого не рассказывала.

– О чем это ты? – Вениамин с удивлением на него уставился.

– Да так, пытаюсь логически мыслить.

– И как, получается?

– Не знаю еще. Слушай, а ты не мог бы пробить, жива Любовь Иконина или нет. Не знаю, как быстрее, по ментовской базе или через ЗАГС.

– Сделаем.

– Если она погибла, то позавчера. Наверное, через ментов будет проще.

– Разберусь. Подожди пару минут.

Вениамин ушел в комнату, Андрей сделал себе еще кофе.

Если Любовь Иконина – та самая девушка, которая бесчинствовала в квартире Алены, то что она от нее хотела? И как о ней узнала? Получается, папочка-иностранец связался сначала с ней? Зачем? Он искал своего родного ребенка, и ему объяснили, что вышла подмена и дочь Зои Икониной – вовсе не его дочь. Для чего тогда встречаться с Любой?

Размышления его были прерваны радостным возгласом Вениамина:

– Мертва! Еще как мертва! – Он вбежал в кухню, потрясая новой распечаткой. – Самоубийство. Я по ментам пробил. Повесилась в собственном доме. Обнаружила мать, Зоя Иконина.

– Повесилась в собственном доме? – Андрей присвистнул. – Ты ничего не путаешь?

– Сам читай, вот милицейская сводка. И не свисти в моей квартире, денег не будет.

– У тебя их и так никогда нет.

– Бедность не порок. А с вас, господин детектив, пятьдесят баксов.

Андрей вытащил деньги, расплатился с Вениамином, взял у него распечатку, прочитал: ну да, все правильно, в собственном доме (там почему-то так и было написано – «в собственном»). Как же тогда понимать Аленину историю, которую пересказала ему Александра? Сбежавший труп действительно имел место быть, да к тому же переповесился в собственном доме? Абсурд какой-то! Совершенно необъяснимая ситуация.

Андрей попрощался с Вениамином и поехал домой, к Насте. С Икониными он начнет разбираться завтра, с самого утра, а на сегодня с него хватит. Ну да, съездит на эту Февральскую, поговорит с Зоей Федоровной, и ситуация прояснится. Если Люба узнала об Алене, не исключено, что и мать ее была в курсе.

Но планам его не суждено было исполниться. Только Андрей вошел в квартиру, позвонила Александра. Она была расстроена, напугана и вообще взвинченна до предела. Трагическим шепотом (наверное, чтобы не слышали домашние) поведала, что завтра Алена собирается на какую-то подозрительную встречу, видимо, решила предпринять собственное расследование, что допустить этого ни в коем случае нельзя, а запретить невозможно, и потому Андрей с самого утра должен заступить на свой пост у подъезда Озерской, проследить, с кем она станет встречаться, и прийти на помощь.

Он был готов к любому повороту событий, к любым неожиданностям. Если бы в Алену при выходе из подъезда начали стрелять или такси, в которое она села, разлетелось вдребезги от взрыва, Андрей нисколько бы не удивился. Но того, что они окажутся на улице Февральской в доме номер тридцать семь и угодят прямиком на похороны, предположить не мог. Сначала он очень разозлился и на Александру за ее дурацкую конспирацию, и на Алену, которая явно водила Александру за нос, и на себя, за то, что ввязался в это нечистоплотное дело. Озерская, думал Андрей, прекрасно знает, что делает, никакая опасность ей не угрожает, Александру просто использовала в каких-то преступных целях. О Любе ей все известно, и вполне возможно, что к ее гибели она приложила руку. Довела до самоубийства, а теперь приехала посмотреть на результат. Но потом понял, что на ее счет очень ошибался: Алену заманивают в какую-то страшную ловушку. Но понял он это, когда было уже поздно, когда ни вмешаться, ни изменить что-либо было невозможно.

Все вышло из-за оскорбленных амбиций: не хотел он быть ничьим охранником, тем более Алениным, тем более тайным охранником. С самого утра, как и обещал Александре, Андрей караулил Алену у подъезда.

Караулил и злился и нисколько не верил, что делает нечто действительно необходимое: его дело расследовать, а не охранять. А когда поехал вслед за Алениным такси и оказался на Февральской, злость достигла апогея. Если бы он так не злился, мог бы заметить, что странности начались с самых первых шагов: слишком долго такси не двигалось с места, слишком долго потом блуждало в переулках – не была здесь раньше Алена. И лицо у нее, когда она вышла из машины, было удивленное и вместе с тем какое-то потерянное – случайно она сюда попала и не понимала до конца, куда именно попала. На пеньке у забора сидел мужчина и горько плакал, прикрыв лицо руками. Алена открыла калитку, вошла во двор. Мужчина тут же бросил плакать, поднялся и через щель забора стал наблюдать. За кем? Ясное дело, за Аленой. Значит, не плакал он вовсе, а просто прикрыл лицо, чтобы его не увидела Озерская. Вот тут-то у Андрея и закрались первые тревожные мысли. Мужчину он сфотографировал, достав из бардачка цифровик. Но расстояние было довольно большое, и вышло плохо – лицо нечеткое, узнать трудно, тем более что мужчина стоял повернувшись к нему боком. Андрей хотел подъехать ближе, но тут вдруг откуда-то вынырнула женщина в черном платке и бросилась к его машине.

– Фотограф? – надрывно-визгливым голосом прокричала она. – Похороны приехали снимать? Так этого не надо. Кто вас пригласил?

– Я не фотограф, я… – Андрей задумался, как бы ему объяснить свое присутствие и вместе с тем сохранить инкогнито.

– Значит, с фабрики? Вы Любушкин начальник?

– Вот-вот. – Она сама за него нашла объяснение.

– Что же в дом не заходите, раз проститься с Любой приехали? Или страшно? Это я понимаю, мне самой жутко, так жутко, сердце надорвалось. И жутко, и жалко. Как Зоя переживет, не представляю. А что уже пришлось ей пережить! Она ведь ее и нашла. Это ночью случилось. Вышла в сени, а там – боже мой! Любушка в сенях повесилась. Как она, Зоя-то, закричит, завоет! Вся улица проснулась. Конечно, матери такое горе не по силам – единственного ребенка потерять. Одна ведь она у нее была. Зоя ее без мужа вырастила, на ноги подняла. И кто мог ожидать, что Любушка такое над собой сделает? Молодая, живи да живи. Это на фабрике вашей ее заклевали. – Женщина посмотрела на него с укором, покачала головой. – Что же вы, начальник, не вмешались? Обижали Любу, все обижали. Глухая, калека, вся больная насквозь. Вот и не выдержала. Я и то Зое сколько раз говорила: забери ты ее с этой фабрики, не может она в коллективе, пусть надомницей устроится. Не послушала.

– Вы думаете, Люба из-за этого? Из-за того, что ее обижали?

– А из-за чего?

– Мало ли?

– Ничего не мало ли! Издевались над ней сильно, сколько раз в слезах с работы прибегала. У нее даже парня не было. И подружек не было.

– Вы это точно знаете?

– Я ж самая ближняя соседка, с рождения Любушку знаю. Жалко как ее, не могу! – Женщина всхлипнула. – И жалко, и жутко.

Распахнулась калитка. По очереди стали выходить музыканты, за ними потянулся другой народ. Автобус с траурной лентой быстро стал заполняться.

– Пойду я, сейчас выносить будут. А вы так и не зайдете в дом, на кладбище проститесь?

– Да, на кладбище.

– Ну смотрите. Своим ходом поедете, на машине?

– На машине.

Женщина кивнула Андрею и медленно побрела к автобусу. У него остался неприятный осадок от разговора. Зачем эта женщина подходила? Может быть, она не так проста, как хотела показаться, и совсем не соседка Икониных? Мужчины, который сидел на пеньке в горестной позе, а потом наблюдал за Озерской, нигде не видно. Может, он послал женщину, чтобы отвлечь внимание?

Оркестр заиграл, заунывно, фальшиво. Распахнулись створки ворот – на улицу, скорбно-торжественно ступая, вышла Алена, под руку ее держала какая-то женщина. Андрей в мистическом ужасе смотрел на нее: точно так же вчера, примерно в это же самое время, Озерская шла под руку с Евгенией Аристовой, та ей что-то возбужденно говорила, он никак не мог расслышать что, а через минуту Аристовой не стало. Сейчас у Алены было точно такое лицо, как тогда, – расстроенное и по-детски напуганное, и женщина тоже что-то говорила, а он опять не мог расслышать.

Андрей вышел из машины, приблизился к странной паре. Он и сам не мог бы сказать, зачем он вышел из своего укрытия: то ли чтобы помешать новому убийству, закрыть женщину своим телом от выстрела, то ли чтобы расслышать, о чем она говорит.

– Мы с тобой поедем в машине, возле Любушки, доченька.

Доченька? Андрей дернулся, словно ему причинили внезапную сильную боль. Вот оно что! Доченька! Значит, эта женщина – Зоя Иконина. Значит, Алена все-таки в курсе. Но зачем тогда она рассказала Александре эту фантастическую историю? Что вообще происходит, черт возьми?!

Гроб установили на машине, помогли забраться в кузов Икониной и Озерской. Они сели прямо на пол, застеленный ковром. Алена выглядела так, как будто вот-вот потеряет сознание. Зачем она сюда пришла? Что все-таки и до какой степени ей известно?

Грузовик дернулся, Иконина крепко сжала Аленину руку, погладила по плечу, ласково, утешающе. Почему она ее утешает? А Озерская так и сидит, бледная, отрешенная, на грани обморока. Не похоже это на какую-то злокозненность, совсем не похоже. Да Алена вообще хорошая девочка! Тогда, полгода назад, когда он увидел ее первый раз, такую же подавленную и несчастную, ему ужасно захотелось ее защитить, срочно, немедленно что-то сделать для нее, такое, чтобы раз и навсегда прошли все ее несчастья. Она ему напомнила Настю, только на несколько лет моложе. Что же потом произошло? Почему он так враждебно стал к ней относиться?

То и произошло, что не смог защитить. Да мало того, помог этому подлецу Генриховичу, начальнику службы безопасности ее отца, Алену арестовать. Угрызения совести его мучают, неискупаемая вина, оттого и злится на Алену, оттого и относился к ней враждебно. Да ведь он подспудно хочет, чтобы Алена оказалась виновата, оказалась преступницей, совершила подлость. А она ни в чем не виновата, ну разве не видно это по ее лицу?

Грузовик тронулся, автобус завелся и тоже поехал. Андрей сел в машину и двинулся за похоронным эскортом.

… Никто не знал, почему это кладбище называют в городе Польским. Никогда никаких польских поселений в округе не было. И хоронили здесь вовсе не по национальному признаку, а просто неимущий люд. Скорее его можно было бы назвать кладбищем для бедных. Огромная территория, огороженная забором, простые кресты на неухоженных могилах или металлические памятники, большей частью заржавевшие, незаасфальтированные дорожки. Всюду запустение, пренебрежительное отношение к смерти. Даже деревьев почти нет, хотя кладбище старое.

Грузовик со скорбным грузом остановился у ворот, на территорию заезжать не стал. Гроб подняли и понесли четверо мужчин в черных костюмах и резиновых сапогах. Снова пьяно, нестройно заиграл оркестр. Похоронная процессия двинулась за кладбищенские ворота.

Андрей остался в машине, рассудил, что на похоронах ему присутствовать совсем не обязательно и что на кладбище с Аленой ничего случиться не может. На душе было тоскливо – эти странные, нищие похороны его расстроили. И Алену отчего-то стало невыносимо жалко, совсем как тогда, в первую их встречу, полгода назад.

Андрей откинулся на спинку сиденья и приготовился к долгому ожиданию. Сколько времени займет похоронный ритуал? Минут сорок, наверное, не меньше. Он представил, как Алена идет под руку с Икониной по раскисшей кладбищенской дорожке. О чем она думает? Понимает ли, что происходит? Вот дошли до места. Разрытая могила пахнет жирной землей. Страшно, тоскливо. Заунывно играет оркестр. Что ему делать? Может быть, стоит поговорить с ней откровенно? Громко, разъяренно каркнула ворона, будто злая баба прикрикнула на своего непутевого пьяницу мужа. Кладбища Андрей никогда не любил, а это было даже и не кладбище, а место для утилизации мертвой человечины: закопал, вбил крест, словно кол, и забыл. Вряд ли здесь мертвых навещают родственники. Зоя Иконина, наверное, точно не станет навещать свою Любу. Зачем ей мертвая дочь, которая даже не дочь, когда у нее теперь есть настоящая, живая?

Подлые мысли надо гнать прочь, ну чего он опять заводится? Алена – просто его новое задание, и совсем не важно, как он к ней относится. Да, отношения сложные, противоречивые, но нужно через это как-то переступить. Позвонить, что ли, Насте, чтобы отвлечься?

Андрей достал телефон, стал набирать Настин номер, но тут увидел Озерскую. Она выбежала из кладбищенских ворот, в состоянии явно невменяемом, огляделась и направилась к дороге. Ну что там, на кладбище-то, могло еще случиться? Догнать, расспросить? Выйти наконец из подполья? Эта дурацкая игра в прятки начинает серьезно действовать на нервы.

Алена быстро шла вдоль дороги. Андрей немного подождал и медленно двинулся за ней – обнаруживать себя сейчас нельзя, она в таком состоянии, что наверняка не захочет с ним откровенничать, лучше проследить, куда и зачем Алена направляется, и быть начеку. В конце концов, вмешаться он всегда успеет.

Так он думал, пока они двигались по прямой, но вот начались дома, Алена вдруг резко взяла в сторону и вбежала в какой-то узкий переулок. Тут ему не проехать. Андрей остановился, вышел из машины, решил преследовать ее пешком. Но пока он все это проделывал, потерял девушку из виду. Бросился искать – бесполезно: ни в этом переулке, ни в соседних ее не было. Поплутав некоторое время, Андрей вернулся к машине. Здесь ее не найти, надежда одна: подождать возле автобусной остановки – благо здесь она только одна, – рано или поздно Алена должна к ней выйти, потому что никаким другим образом в город ей не выбраться. Разве что такси вызовет. Но это проблематично: для этого нужно назвать адрес, а какой адрес она назовет? Если Алена сбежала с кладбища, вряд ли последует к дому Икониных.

Расчет оказался верным: минут через десять Алена появилась на остановке. Выглядела она уже не такой испуганной. Подошел автобус, но Озерская в него не села. У Андрея опять возникло желание расконспирироваться, поговорить с ней начистоту и отвезти домой, и опять это желание он в себе поборол: сейчас не время, здесь он ее не потеряет, все вокруг прекрасно просматривается.

Зазвонил мобильный. Алена достала телефон, Андрей напрягся, стараясь услышать, о чем она станет говорить. Но проезжающий мимо транспорт совершенно заглушал ее слова, до него долетела только одна фраза: «Ты уже вернулся из Египта?» Ага, значит, это она с мужем – вернулся и сам позвонил. Подъехало такси. Алена сунула мобильник в карман и поспешила к машине.

Район, в котором они оказались, напоминал городок Светлогорск, а улица Зелинского была родной сестрой светлогорской улицы Патриса Лумумбы, где проживали Аристовы. Алена вышла из такси, осмотрелась, приблизилась к дому, постояла с минуту у первого подъезда, но не зашла, а направилась к соседнему. Андрей понял, что здесь она впервые, приехала по адресу, который ей продиктовали. Вот теперь-то нужно быть начеку – очень возможно, что это ловушка. Звонил Валерий, а от него можно ждать любых гадостей.

Озерская скрылась в подъезде, Андрей, выждав несколько секунд, осторожно двинулся за ней. Он слышал ее шаги наверху. Третий этаж, четвертый… На пятом, последнем, она остановилась. Андрей перегнулся через перила и со своего, четвертого, увидел, что стоит Алена возле сорок пятой квартиры и чего-то ждет. Простояв так в нерешительности некоторое время, она вдруг толкнула дверь и вошла в квартиру – не заперто, значит. Плохо. И вообще все плохо. Может быть, не только ловушка, может быть…

Андрей поднялся к сорок пятой квартире, прижался ухом к двери, прислушался. Пока все тихо – ни криков, ни звуков борьбы. Голосов, правда, тоже не слышно, словно там никого нет. Войти или еще подождать? «Поспешишь – людей насмешишь» – почему-то вспомнилась дурацкая пословица, ее любила к месту и не к месту повторять их первая учительница.

Андрей спустился на этаж ниже и стал ждать дальнейшего развития событий.

Дверь наверху вдруг резко распахнулась, по лестнице побежали быстрые шаги. Андрей бросился вниз и едва успел спрятаться за какой-то железной будкой, как из подъезда вылетела Алена. Выглядела она ужасно: хуже, чем на похоронах, хуже, чем когда сбегала с кладбища – если тогда лицо у нее было как за минуту до обморока, сейчас казалось, что она внутри обморока. К груди она прижимала какой-то довольно массивный предмет – то ли подсвечник, то ли еще что-то в этом роде. Алена быстро огляделась по сторонам, быстро пошла, почти побежала за угол дома. Здесь был тихий переулок, ответвление от основной улицы. Андрей машинально посмотрел на табличку – Березовый переулок.

Видно, что-то на него нашло, что-то случилось с головой – нормально соображать она перестала. Потому что, вместо того чтобы окликнуть Алену, вмешаться, наконец, он продолжал играть в конспирацию: крадучись следовал за ней на довольно большом расстоянии, боясь обнаружить себя, и ничего не предпринимал.

Алена подошла к темно-серому «пежо», единственной машине в этом тихом переулке, остановилась, постучала в стекло… Андрей тоже остановился, замер, ожидая, что будет дальше. Дверца распахнулась, мелькнули две больших сильных мужских руки – и Алену втянули в машину. «Пежо», скрипнув тормозами, тут же взял с места.

Ощущая себя последним идиотом, Андрей бросился за ней. Сообразил, что это совершенно бессмысленно, метнулся в сторону двора, где осталась его машина, понял, что и это ничего не даст: двор далеко, «пежо» он тем временем потеряет. Бросился на соседнюю, проездную улицу, надеясь поймать такси и прикидывая, что «пежо» не может миновать проспекта Космонавтов, в какую бы сторону ни следовал.

С такси не повезло – поймать удалось только через пять минут: в любом случае Алениных похитителей он уже потерял. Но Андрей по инерции сел в машину, словно бежал с горы и не сразу смог затормозить.

– Куда едем? – спросил водитель.

– На проспект Космонавтов, – все так же по инерции ответил Андрей и хотел уже протянуть таксисту пятьдесят долларов, чтобы стимулировать скоростные возможности, как придумал до этого, но вдруг понял, что никуда ему больше спешить не нужно.

– Куда именно на Космонавтов?

– К кинотеатру «Москва».

Но тут он очнулся окончательно, попросил таксиста остановиться и вылез из машины. Таксист явно решил, что к нему сел какой-то сдвинутый.

Андрей медленно шел по улице. Алену он упустил, просмотрел, прохлопал, и что теперь делать, было совершенно неизвестно. Обратиться в милицию? Попросить Бородина устроить перехват? Номер «пежо» он запомнил, но что это даст? Пока он свяжется с ментами, пока они объявят постам, Алениных похитителей, конечно, и след простынет. Наверняка они уже пересели в другую машину, а если еще не пересели, к тому времени пересядут обязательно, а «пежо» окажется угнанным у какого-нибудь добропорядочного гражданина, который никакого отношения к этому делу не имеет. Куда ее увезли, кто и зачем? Алена разговаривала по телефону с мужем и приехала на Зелинского, судя по всему, по его приглашению. Значит, и увезли ее люди Валерия или даже он сам. Но зачем, зачем – вот вопрос. И чем это может ей грозить? Этот Валерий – такой подлый, такой нечистоплотный тип, что ожидать от него можно чего угодно. Но ему-то, Андрею, как поступить в этой ситуации? Проверить сначала, что там, в сорок пятой квартире, или сразу обратиться в милицию, не теряя времени?

Андрей, все так же медленно, побрел во двор на Зелинского, где осталась его машина. Но тут услышал милицейскую сирену и ускорил шаг.

Нехорошие предчувствия оправдались: у подъезда, куда заходила Алена, стоял синий газик. Из-за угла выворачивала милицейская «Волга».

Дверь «Волги» распахнулась, и из нее выбрался Илья Бородин. Андрей бросился к нему:

– Илья!

– Никитин? – Бородин неопределенно хмыкнул. – Ну конечно! Слетается воронье. Сейчас и пресса пожалует. Ты ведь уже стукнул своей журналистской золовке?

– Ничего я не стучал. Что ты имеешь в виду, на что слетается воронье?

– А на что оно обычно слетается? – Бородин зло усмехнулся. – На труп, конечно.

– Труп? – растерянно пробормотал Андрей. – Труп…

– Труп! Он самый.

– В сорок пятой квартире? – тихо, почти про себя, и скорее у самого себя, чем у Бородина, спросил Андрей.

– Ну, я вижу, ты в курсе. Не зря, значит, здесь околачивался.

– Подожди! Чей труп? – Андрей в волнении схватил Бородина за рукав.

– Валерия Ковалова, мужа нашей общей знакомой, Алены Озерской. Что ты глаза выпучил? Не ожидал?

– Не ожидал. Но… Как такое возможно… Нет, это невозможно! Это совершенно невозможно! А ты ничего не путаешь, труп Ковалова?

– Не путаю. Позвонила его любовница.

– Любовница? Но почему любовница? Нет, это невозможно, здесь какая-то путаница. При чем вообще здесь какая-то любовница? Ничего не понимаю!

– А мне кажется, понимаешь побольше моего. – Бородин внимательно посмотрел на Андрея. – Ведь так? – Он хитро прищурился.

– Нет, не так!

– Ладно, пойдем пока, – Илья примирительно похлопал его по плечу, – потом поговорим.

В сорок пятой квартире, куда они поднялись с Бородиным, было полно народу: с озабоченными лицами сновали оперативники и эксперты, фотограф щелкал фотоаппаратом, заплаканная девушка лет двадцати пяти сидела на диване в большой комнате и, видимо, давала показания, молодой сержант в форме, примостившись у небольшого столика, записывал ее слова.

– Я не ожидала, никак не ожидала, что она нас выследит! – Девушка на диване закрыла лицо руками и разрыдалась – не очень искренне, как показалось Андрею, да, видимо, и сержанту так показалось, потому что сухо, без всякого сочувствия, он сказал:

– Успокойтесь, пожалуйста, Галина Александровна.

– Секретарша Ковалова, она же его любовница, – шепнул на ухо Андрею Бородин. – Наш главный свидетель.

– Да, да, да, простите. – Девушка вытащила платок, вытерла нос и глаза, всхлипнула. – Все произошло так неожиданно! Об этой квартире никто не знал, и о нашей связи никто не знал. Мы и предположить не могли, что Алена вдруг явится сюда. Явится и… – Губы девушки снова скривились в плаче, но она взяла себя в руки. – Валера только сегодня утром прилетел из Египта. Мы несколько дней не виделись. Ну и решили отметить… Когда в дверь позвонили, мы подумали, квартирная хозяйка. Эту квартиру сняла я, потому и разговаривать с хозяйкой пошла я. Но оказалось… Я открыла дверь и увидела Алену. И так растерялась, так испугалась! Если бы я так не растерялась, я бы ее не впустила. Да я и не впускала, сейчас вспомнила! Она меня оттолкнула и вошла. Да, да, оттолкнула и бросилась в комнату, в спальню. Валера сидел на кровати. Потому что… Потому что… Понятно почему! – Галина с вызовом посмотрела на сержанта. – Я задержалась в коридоре, не хотелось присутствовать при семейной ссоре, но все видела в открытую дверь. Алена вдруг как закричит, так страшно, так жутко она закричала! А потом кинулась к шкафу – там, в той комнате, шкаф – схватила статуэтку – и на Валеру. Ударила его по голове. Он упал. Я хотела вмешаться, хотела ее образумить – а она на меня. Видели бы вы ее лицо! Это же сумасшедшая, бешеная какая-то! И окровавленная статуэтка у нее в руке. Не знаю, как мне удалось убежать. Надо было позвать на помощь, но я растерялась. Я сбежала по лестнице, не помня себя, мне все казалось, что Алена за мной гонится. – Галина закрыла лицо руками и опять разрыдалась. Сержант с какой-то брезгливостью смотрел на нее, не успокаивал, но и вопросов не задавал, видно, решил не мешать ей плакать. – Я была как без сознания, все бежала, бежала по улице, в домашних тапках, без плаща. Не знаю, сколько времени прошло. Потом я кое-как успокоилась и вернулась сюда. Валера был уже мертв.

Галина замолчала. Сержант с Бородиным стали задавать ей вопросы, она отвечала, нервно, порываясь снова удариться в слезы.

Андрей понимал: все, что рассказала Галина, – полная неправда, от первого слова до последнего. Сначала он хотел вмешаться в допрос, опровергнуть ее показания, но потом передумал: торопиться не стоит – он ведь пока не знает, какая тут затевается игра. То, что Озерскую подставили, – это ясно, но кто и для чего? Если Валерия убила Галина и просто решила свалить свою вину на Алену – один вопрос, а если за ней стоят вполне серьезные люди, если сыграть свою роль ее заставили, что тогда? Может быть, жизнь Алены зависит от того, поверит милиция Галине или нет. Н-да, хорошо, что он не бросился звонить в милицию, когда Алену увезли. Рассказывать им об этом ни в коем случае нельзя. Разве что Бородину.

Бородину не разве что, Бородину обязательно нужно рассказать – одному ему здесь не справиться. Справится ли вместе с Бородиным?

Илью позвали в другую комнату. Андрей устроился в кресле, сбоку и чуть позади Галины, и стал за ней наблюдать. Вела она себя неестественно, но на вопросы в основном отвечала связно – хорошо подготовилась. Или кто-то ее подготовил. Кто? До этого он во всех Алениных бедах подозревал Валерия, но вот он сам лежит в соседней комнате с проломленной головой.

В размышления Андрея вторгся с обычной своей ментовской бесцеремонностью Бородин.

– Андрюха, тут у меня работы минут на сорок, подождешь в машине, а?

– Да мне, в общем, и здесь неплохо.

– Это-то ясно, но, понимаешь, присутствие посторонних… – Илья наклонил голову и пощелкал пальцами. – Я и так позволил больше, чем мог. Да и что тебе теперь? Показания свидетельницы выслушал, а остальное…

– Ладно, понял. – Андрей встал и направился в прихожую. – Только смотри не задерживайся, уеду, – шутливо пригрозил он.

– Постараюсь. – Бородин улыбнулся. – Мне самому неинтересно потерять второго важного свидетеля. Ты ведь, как я понял, тоже свидетель?

– Свидетель. – Андрей понизил голос, чтобы никто, кроме Ильи, не мог услышать. – Единственный в этом деле, на чьи слова можно положиться. Только официально никаких показаний давать не буду. Пока не буду.

Бородина опять позвали.

– Ладно, потом поговорим. Дождись меня обязательно.

… Бородин освободился только через полтора часа, запрыгнул к Андрею в машину и, не обращая внимания на его хмурый вид, весело скомандовал:

– А теперь отдыхать! Устал, сил нет. С меня штраф за задержку, так что приглашаю тебя в одно миленькое заведеньице.

– Что за миленькое заведеньице, публичный дом, что ли? – проворчал Андрей.

– Нет, – Илья рассмеялся, – всего-навсего кафе, «Аленушка» называется. Пельмени там потрясающие, водка чудесная, а цены – цены по своей дешевизне просто фантастические.

– Ну, если по дешевизне фантастические, представляю, что это за дрянная кафешка. – Андрей весьма был раздосадован, что пришлось так долго проторчать в машине, ожидая Илью.

– Нормальная, нормальная, рули давай. Это на проспекте Космонавтов, недалеко. Там отдельные кабинки, для разговоров вроде нашего, секретных то есть, самое подходящее место.

– Так о чем ты мне жаждал поведать? – спросил Илья, когда сделал заказ.

– А ты уверен, что поведать жаждал я, а не ты хотел разузнать у меня кое о чем?

– Уверен, – Бородин хитро прищурился, – иначе не стал бы ждать меня столько времени. А вообще, в чем-то ты, Андрюха, прав: мы оба друг другу сейчас необходимы как взаимовыгодные информаторы. Ты, кстати, на кого работаешь, на Озерскую или на Ковалова?

– Ни на того ни на другую. Меня, собственно, наняла Александра Новикова. Помнишь такую?

– Еще бы!

– Ну вот, я должен был охранять Алену Озерскую, втайне от нее самой. С задачей своей я, как видишь, не справился.

– Вижу. – Бородин усмехнулся. – Не уследил, грохнула муженька.

– Никого она не грохнула! – возмутился Андрей. – Еще неизвестно, жива ли сама.

– Озерскую объявили в федеральный розыск, уже, – Илья посмотрел на часы, – уже с час. Против нее крепкие свидетельские показания.

– Ничего эти показания не стоят. И свидетель эта Галина липовый. Врет она все! Я следил за Озерской с одиннадцати утра, ни на шаг от нее не отходил. На Зелинского ее вызвал муж, я слышал ее разговор по телефону. – Андрей не стал вдаваться в подробности. – Я видел, как она вошла в квартиру. Дверь была не заперта. Пробыла она там не больше десяти минут.

– Это не доказательство ее невиновности. Устроить скандал и убить человека можно и за куда меньший срок.

– Не было никакого скандала! Я же слушал, стоял у самой двери. Вообще ни звука не было. Алена пробыла в квартире совсем недолго и выбежала в ужасном состоянии.

– Вот-вот! – непонятно чему обрадовался Бородин.

– Да не убивала она никого, как ты не понимаешь? – рассердился Андрей. – Помнишь, что рассказала Галина? Алена вошла, устроила скандал, бросилась на Валерия, а когда та попыталась вмешаться – на нее. Галине якобы еле удалось сбежать. Помнишь, да? Получается, по ее рассказу, Галина сбежала, а Алена еще там, в квартире, оставалась. Так вот что я тебе скажу: не было там никакой Галины, она должна была пробежать мимо меня – не пробегала! Все вранье чистой воды. Не исключено, что сама Галина и замочила Ковалова. Алену подставляют, уже в который раз за эти несколько дней подставляют.

– Орудие убийства не было найдено, – задумчиво проговорил Бородин.

– Орудие убийства заставили Алену прихватить с собой, я это понял, когда Галина про статуэтку рассказывала. Тут, видишь ли, какая штука получается: они инсценировали убийство из ревности, и очень подозрительно, если на орудии не будет Алениных отпечатков – не могла же она, прежде чем ударить, перчатки надеть в таком состоянии. Я видел, как она несла какой-то предмет, тогда не разглядел толком, что это такое, потом понял, статуэтка эта пресловутая. Ее заставили…

– Кто заставил? И как?

– Не знаю. Может, Галина в квартире была… Может, позвонили по телефону. А заставить человека по-разному можно. Запугали ее как-то.

– Да кто, кто запугал, кто заставил? Кому и для чего это нужно? Ты говоришь, ее уже несколько дней по-всякому подставляют?

– Ну да. Сначала я думал, что это Валерий воду мутит, а теперь…

– Да уж, у него теперь самое крепкое алиби. – Илья усмехнулся. – Нет крепче свидетеля твоей невиновности, чем собственный раскуроченный череп и лужа крови под ним.

– Это ты тонко подметил. Вот слушай, я тебе сейчас кое-что расскажу, а ты вникай и делай выводы.

И Андрей подробно рассказал Илье все, что узнал сам за эти дни о приключениях Алены Озерской, о мошенниках из светлогорского роддома и последствиях их прошлой деятельности.

– Ну, роддомом я завтра же займусь вплотную. – Бородин ковырнул вилкой остывший пельмень, налил себе из графинчика стопку водки. – А вот где искать Алену, ума не приложу.

– Вот и я не приложу. – Андрей тоже налил водки. – Надеюсь, не за упокой, – пробормотал он и выпил. – То, что вы ее в розыск объявили, это хорошо. Думаю, они, те, кто все организовал, на это и рассчитывали. До тех пор, пока вы подозреваете Озерскую в убийстве, она будет жива. Во всяком случае, я только на это надеюсь. Им, судя по всему, нужно, чтобы вы Озерскую отловили и упекли за убийство. Зачем, не знаю, может, чтобы от себя подозрения отвести, может, чтобы ее подставить раз и навсегда.

– Похоже на то. – Илья озабоченно покачал головой. – И что мы с тобой будем делать?

– Прежде всего молчать. Никому не рассказывай о нашем разговоре. Галина пока пусть идет свидетелем. А вообще, я буду искать Алену, а ты по мере надобности станешь мне помогать. Не откажешь ведь? – Андрей улыбнулся.

– В первый раз, что ли? Не откажу, не боись! – Илья похлопал его по плечу. – А как ты собираешься ее искать?

– Да появились у меня кое-какие мыслишки на этот счет. Боюсь только, что дело затянется.

– Может, ее раньше твоего наши федералы найдут и арестуют?

– А это было бы лучше всего, – серьезно сказал Андрей. – Тюрьма для нее сейчас – самое безопасное место. Да ей Бог поскорее туда попасть.