Глава 2
На следующий день я отправилась на повторную разведку. Теперь я не спешила знакомиться с персоналом, сначала наводила справки у больных.
В список кандидатов попали пятеро: кардиолог, стоматолог, невропатолог и пара терапевтов. Все в возрастном диапазоне от тридцати до сорока, все, по слухам, неженатые, обо всех хорошо отзывались как о специалистах, и при этом все, не считая невропатолога, выглядели довольно привлекательно.
Невропатолог давно уже отпраздновал сорокалетие. Он был маловат ростом и прыщеват лицом, но актуальность его профессии для моей подруги вполне компенсировала отсутствие неземной красоты. Лично я с него бы и начала смотрины. Тем более, что поводов для его посещения у Аллочки хватало.
— Не хочу! — взвилась подружка, услыхав про невропатолога. Хотя ни о его внешности, ни о возрасте я даже не успела упомянуть. — Я знаю, я читала, они все психи, общение с помешанными даром не проходит! Не хочу за психа замуж!
Ну надо же! Она, видите ли, читала! Да что она могла читать? Она, кроме журналов по вязанию, ничего и в руки не берет! Там, что ли, психиатрам кости перемывают?!
Поскольку назвать источник своей «достоверной информации» подружка не сподобилась, слушать ее глупости дальше я отказалась. И даже объяснила почему.
— Рыбка моя, да если я не буду указывать названия работ, на которые ссылаюсь, моя диссертация никому не будет нужна, меня просто не допустят к защите! И в жизни то же самое. Или будь любезна подтвердить свою информацию, или тебя будут считать дурой. Или сплетницей! Да так кто угодно может заявить, что читал, будто все школьные учителя придурки почище учеников. Понравится? В общем, не валяй дурака и готовься к посещению специалиста!
— Это как? Пускать пузыри и глупо хихикать? — съехидничала Алка, которой почему-то полегчало. Хотя, как я уже говорила, кроме беглого утреннего врачебного осмотра, никакими процедурами ее не баловали. Как и лекарствами. Давали, правда, витамины. Но я что-то сомневаюсь, что аскорбинка — самое действенное средство при повреждениях спины.
Я промолчала. Зачем человека расстраивать? Думаю, что, если доктор и впрямь специалист, в необходимости оказания Аллочке медицинской помощи он убедится сразу. Нервная, дерганая, чуть что случись, рыдает. Или, наоборот, смеется безо всякого повода. И всего боится: тараканов, мышей, темноты, новых знакомств, приключений, изменений в собственной жизни. В общем, лечить ее и лечить. У невропатолога в первую очередь!
Сама на себя наговаривать Алла отказалась наотрез. И как я ее ни ругала, как ни стыдила, уперлась рогом. Ну и ладно, только пусть потом не обижается!
— А почему вы решили, что ваша подруга нуждается в лечении у невропатолога? — удивилась лечащий врач Аллочки Светлана Николаевна. — Может, вы имеете в виду нейрохирурга?
Вот хирурга нам как раз не надо! Даже нейро. Если Алке что-нибудь отрежут по моей наводке, она мне этого в жизни не простит. Еще окажется, что отрезали по ошибке. Бывает и такое. Я и сама любых операций боюсь до дрожи, опасаюсь, как бы медики по рассеянности что-нибудь внутри не оставили. Зажим какой-нибудь там или пинцет.
Мне когда аппендицит вырезали — понятно, под местным обезболиванием, иначе бы я ничего не запомнила, — я пыталась отследить, сколько чего в меня запихнули и сколько вынули обратно. И все время умоляла медсестричку и молоденького хирурга (у меня было сильное подозрение, что для обоих моя операция была первой) тщательно пересчитывать инвентарь.
— Да отстань ты, — отмахивался парень. — Не мешай, а то собьюсь, чего-нибудь напутаю! Лен, а теперь правильно, как думаешь? Так надо?
Лена сомневалась, а я тем более. Ну уж тут я им помочь не могла ничем. Даже советом или добрым словом. В анатомии я разбиралась даже хуже, чем они.
В конце концов они по внутреннему телефону вызвали кого-то для консультации, и, пока этот специалист до нас добирался, я лежала разрезанная и требовала повторной инвентаризации тампонов и инструмента.
Под конец парень орал и пытался спихнуть на меня ответственность за операцию, исход которой рисовался ему, видимо, не в самых радужных тонах. Да еще имел наглость заявить, будто так над ним не издевался еще никто из пациентов. Надо думать! Раз уж я была первой!
Впрочем, надеюсь, я не отбила у него желания совершенствоваться в избранной профессии, потому что, как выяснилось, он все сделал правильно — если, конечно, специалист не соврал из солидарности с неопытным коллегой.
Теперь вы понимаете, почему я не горю желанием пристроить подружку на операционный стол.
— Ну хорошо, а какие симптомы вас настораживают? — продолжала допрос недоверчивая тетка.
Я и перечислила. Про непрерывные слезы и смех без повода я рассказала особенно подробно.
— А кем она работает?
— Учителем. — Из деликатности я не стала пенять доктору на то, что невнимательно знакомится с картами своих пациентов.
— Вот оно что, — задумчиво протянула дама. — Так вам нужен психиатр. У нас таких специалистов нет.
Это что она себе позволяет?! Что значит «вам»? Нам обеим, что ли? Нахалка!
Можете не сомневаться, направление к остальным специалистам я получила. А с невропатологом, может, так даже лучше. Раз он не Алкиного профиля, то зачем он нам, такой невзрачный, спрашивается, сдался?
— Тань, я тут больше не могу, — разнылась Аллочка, узнав, что один талончик получен на послезавтра, а еще два аж на следующую неделю. — Ну, два дня ладно, уж как-нибудь продержусь, а в выходные делай что хочешь, но я уйду домой. Хоть вместо меня ложись!
Вот ведь глупая! Не ценит своего счастья! Впрочем, так долго можно не ждать. Прорвемся до субботы. Только вот как бы нам проникнуть к обоим присмотренным терапевтам? Талончик, ясное дело, дали только к одному. Ну да ладно, проблемы надо решать постепенно. Начнем, пожалуй, с кардиолога, к которому подружка записана на следующей неделе. Он, кстати, самый симпатичный. Может, после него консультации с другими специалистами не понадобятся.
— А когда пойдем? Завтра или послезавтра? — робко осведомилась подружка.
— Сегодня! — отрезала я. — Собирайся!
Алка испуганно пискнула.
К кардиологу народу было не меньше, чем в районной поликлинике к терапевту во время, эпидемии гриппа. И точно так же все были взвинчены и раздражены.
— Тань, я здесь умру! Мне такую очередь не выстоять!
Это я уже и сама поняла. Сидеть она все равно не может, а лежачие места не предусмотрены.
— Ладно, — смилостивилась я. — Придем к концу приема. Только не расслабляйся!
Оставшиеся два часа мы провели с максимальной пользой: обаяли двух практикантов, Пашу и Сергея, куривших на лестнице. Вернее, подружка хмуро пересчитывала трещины на потолке, а я старалась за двоих и узнала много интересного.
Оказывается, мы совершенно напрасно не охватили вниманием анестезиолога и ревматолога. Хотя их профессиональные навыки, будем надеяться, Аллочке понадобятся еще не скоро. Ребята молодые, веселые и компанейские.
Я пожаловалась на скуку, и практиканты немедленно вызвались ее рассеять. Сегодня же вечером. Велели прихватить бутылку, а лучше парочку.
— Купите на первом этаже в буфете, только не берите джин. Отрава и башку отшибает напрочь. А людям ночь дежурить! К одиннадцати подваливайте на сестринский пост в хирургии.
Я поклялась игнорировать отраву, дабы не брать греха на душу. Все-таки оставлять престарелых пациентов без медицинской помощи на целую ночь совершенно недопустимо. И пообещала отовариться исключительно водкой, против каковой возражений не имелось. Многолетняя практика персонала здешнего лечебного учреждения подтверждала полную совместимость отечественного продукта с профессиональными обязанностями медиков. Жалоб ни от одного из них до сих пор не поступало.
— А вдруг нас не пустят? — засомневалась трепетная Аллочка.
Ребятки пообещали замолвить словечко, но теперь вопросы появились у меня.
— Это все, конечно, здорово, но ведь после девяти посетителей выпроваживают. А как же я?
Ребятки призадумались. Наконец Паша, из них двоих, по-видимому, более сообразительный, подмигнул и заявил, что все проблемы берет на себя. И назначил нам с подружкой предварительное свидание на этом самом месте в половине девятого. Объяснять что-либо отказался, заверив, что беспокоиться нам не о чем, все будет тип-топ.
Не скажу, чтоб я прям уж так прониклась к студенту доверием, но никаких планов на сегодняшний вечер не было, а тут вырисовывались некоторые перспективы. Я непроизвольно глянула на часы и задергалась.
— Опоздаем ведь! Через пятнадцать минут у кардиолога прием заканчивается.
Мы побежали. Бежала, конечно, я, Аллочка с завываниями тащилась сзади.
— Ты моей смерти добиваешься? Специально делаешь так, чтобы мне стало хуже и меня не выписали?
— Да кому ты тут нужна? — огрызнулась я на бегу. — Никто тебя держать насильно не станет. Даже если тебя вообще парализует. Как только попросишься, выпишут как миленькую, так что не обольщайся!
— А дохтур больше никого не примить, — ехидно поведала толстая, одышливая бабка. — Раньше приходить надо было! Я вот, например, с двенадцати часов тут сидю!
Донельзя обрадованная подружка, забыв про свое увечье, так резво рванула в обратном направлении, что я еле успела ухватить ее за край халата.
— Куда?!
— Так ведь больше ж никого не примут, — заблеяла Аллочка, уже догадываясь, что увильнуть от встречи ни ей, ни кардиологу не удастся.
— Стой и не зли меня! У меня и так настроение преотвратное. Думаешь, мне заняться больше нечем?!
По лицу подружки было заметно, что она бы многое отдала за мое переключение на что-нибудь другое.
Зловредная бабка не унималась. Ее-то какое дело, примут нас или не примут? Мы же не пытаемся прорваться перед ней? Вот неугомонная!
— И не стойте, девки, не стойте! Не будить он вас смотреть! Сказал, не будить, так и не будить!
Терпение у меня лопнуло. Я смерила старуху оценивающим взглядом и отчеканила:
— Жену он осмотрит! И прекратите портить мне настроение. Иначе он не примет кого-нибудь другого. Даже если этот кто-то сидит тут с двенадцати часов! А к нему талоны, между прочим, только на следующую пятницу.
Ждать до пятницы старуха не рвалась и затихла, опасливо посматривая на нас с Алкой. Наверное, прикидывала, кому же из нас кардиолог доводится супругом. Похоже, это будет первое, о чем она спросит доктора.
После бабки дело пошло веселее. Не сомневаюсь, что любопытство присуще не только представительницам прекрасного пола, и именно оно заставило доктора поспешить. Если уж он кого теперь не примет, то, готова спорить, не нас.
В кабинет, оказавшийся светлым и чистым, мы вплыли вместе. Глуповато, конечно, но идти без меня Алка отказалась наотрез.
Невысокий, но симпатичный блондин с голубыми глазами оглядел обеих самым внимательным образом и результатами, похоже, удовлетворился. Выглядели мы куда свежее и привлекательнее всей побывавшей у него очереди, вместе взятой.
— Здравствуйте, барышни. А с кем же из вас я имею честь состоять в законном браке?
Я с трудом воздержалась от кивка в сторону подружки. Рановато. Все-таки Аллочка не сказала своего решающего слова. Вдруг он ей не понравится?
— Это вы о чем? — поинтересовалась я с самым невинным видом.
— Да вот, одна пациентка, — доктор заглянул в свои записи, — Кулькова Зинаида Ивановна, утверждает, что одна из вас моя супруга!
Алла покраснела как рак и приготовилась спасаться бегством. Я дергаться не стала, потому как заранее заняла позицию около двери и мимо меня ей все равно не проскочить.
— Что вы говорите! — удивилась я. — А нам она сказала, что вы ее сын. Мы сначала-то, конечно, поверили, а теперь сомневаемся. Не похожи вы с ней ни капли! Правда, Ал?
Перепуганная Алка кивнула, хотя вряд ли поняла, о чем ее спрашивают. Уверена, какой ей сейчас вопрос ни задай, подтвердит не задумываясь. Надо пользоваться, пока она в себя не пришла.
Врач казался не менее озадаченным, чем пациентка, но взял себя в руки значительно быстрее.
— Ладно, с этим вроде ясно. Давайте талон.
Я послушно протянула ему талон на следующую неделю и приготовилась стоять насмерть. Беспокоилась я зря. Препираться врач со мной не рискнул, отважился только исподтишка глянуть на часы.
Я предположила, что у него на сегодня еще есть дела, и быстренько перешла к сути.
— Доктор, у моей подруги проблемы. — Я кивнула в сторону тоскующей Аллочки. — Конечно, здесь она лежит по другому поводу, но раз уж в больнице оказался такой опытный специалист вашего профиля, не воспользоваться представившейся возможностью было бы неправильно. О здоровье надо думать смолоду. Ведь так?
Бедолаге не оставалось ничего кроме как согласиться. Кто же кинется оспаривать собственный профессионализм? А если он и возражал, чтобы все кому не лень прибегали на осмотр без талончика или в его нерабочее время, то выразить протест не успел. Я споро перешла к Алкиным бедам.
Палку перегибать не стала. Зачем мужика стращать раньше времени? Если у них все сладится, так он и сам увидит.
— У нее, доктор, сердцебиение!
— Что вы говорите? У меня тоже. Да и вообще, все, кто до сих пор не помер, могут похвастать тем же.
Махнув рукой на собственные планы, кардиолог поудобнее устроился на мягком офисном стуле и пригласил нас присесть на кушетку. Похоже, мы его и впрямь заинтересовали.
— Кроме сердцебиения, вашу подругу что-нибудь беспокоит?
Конечно. И много чего. Хотя совершенно не понимаю, с какой стати: всю ответственность она уже давно переложила на меня. Однако дергается по-прежнему по любому поводу. Но я упрямо бормотала про сердцебиение.
Врач глубоко вздохнул и сдался.
— Ладно, значит, сердцебиение. А какое? Учащенное? Замедленное?
— А когда как! — обрадовалась я. — Когда замедленное, а когда и учащенное! Представляете?
— В общих чертах. Я могу вас попросить выйти? Хотелось бы услышать саму больную. В вашем присутствии она как-то теряется.
Спорить с кардиологом я не собиралась. Пусть пообщаются. Я же его не для себя присматривала.
Алкин затравленный вид не оставлял никаких сомнений, что и процедуру осмотра она бы с удовольствием свалила на меня.
Взглядом я постаралась передать ей свое возмущение и требование вести себя прилично.
Алла появилась минут через десять. Вопреки ожиданиям, закатывать мне истерику она не собиралась. Я подхватила ее под руку и потащила к лифтам.
— Ну что?
— Все в порядке.
— Что в порядке?
— Кардиограмма.
— Какая еще кардиограмма? Что на тебе пахать можно, я и сама знаю. Как он тебе?
— Не знаю. А тебе?
Я начала закипать.
— При чем тут я? Ты зачем к нему ходила?! За кардиограммой?!
Аллочка смутилась и занервничала.
— Даже и не знаю. Я так волновалась…
— Ладно, — ругаться бесполезно, Аллочку не переделать. — Будешь обходить всех по списку, пока не выберешь. Сегодня уже поздно, а завтра пойдешь к остальным!
Аллочка съежилась и попыталась втянуть голову в плечи, но поврежденная спина дала о себе знать, и подружка взвизгнула.
— Ну, раз ты согласна, пошли к тебе в палату. Можешь пока полежать. До рандеву с практикантами время еще есть.
Мальчики, похоже, уже успели что-то отпраздновать не дожидаясь вечера, поскольку опоздали и пребывали сильно навеселе.
— Значит, так, — распорядился Паша. — Ты, Ольга, иди пока к себе, на пост в хирургии подтянешься к десяти, как договаривались. А тебя, Тамар, я пока спрячу на цокольном этаже. Бутылку купила?
Я кивнула, но бутылки не отдала. Если ребята уже сейчас наши имена не могут вспомнить, то с дополнительной дозы они вообще забудут о нашем существовании. Пусть у них останется стимул для выполнения взятых обязательств.
Чмокнув надувшуюся Алку, я велела ей слушаться «старших» и двинула за провожатыми. Возле лифта, воровато оглядевшись по сторонам, Паша начал стягивать с себя белый халат.
— А это зачем? — удивилась я. Разумеется, никаких опасений насчет собственной безопасности у меня не возникло — не место для посягательств, — но заинтересовалась сильно.
Под халатом у парня оказался еще один, снятый предназначался для меня.
— Вот, надевай. Будешь, как и мы, практиканткой. Иначе тебя на цокольный охрана не пропустит.
— А что там такого секретного? — поинтересовалась я, натягивая камуфляж. — Психотропные препараты? Или подпольная лаборатория по пересадке органов?
Судя по непрезентабельному фасаду больницы и ее еще более обшарпанному интерьеру — про отсутствие лекарств я даже и не говорю, — учреждение явно не походило на хранилище хоть чего-нибудь ценного, что имело смысл охранять. Разве что врачей от разъяренных родственников или благодарных пациентов.
Такими вопросами ребята не задавались. И впредь, по-моему, тоже не собирались забивать себе голову разными глупостями. Другое дело, предстоящий сабантуйчик с горячительными напитками. Вот на эту тему они бы просветили меня с удовольствием.
В лифте я все-таки выяснила, что находится на цокольном этаже. Склады, архив, технические службы, гардероб, пищеблок и баклаборатория. Меня собирались запереть в каморке, предназначенной для инвентаря уборщицы.
— Наташка с нашего курса за полставки полы драит. У нее ключи и взяли. Посидишь до после отбоя, а там мы за тобой потом придем.
Мне, честно говоря, перспектива не понравилась. А ну как ребятки все-таки упьются и забудут? Мне что, до утра сидеть? А что скажет эта самая Наташка? Я как-то совсем не уверена, что после ночи, проведенной на фоне отсутствия элементарных удобств, я сумею произвести благоприятное впечатление на девушку и внятно объяснить свое присутствие в подсобке.
— Не боись, — успокоил меня словоохотливый Паша. — Тебе и посидеть-то часок, не больше. Ну хочешь, я тебе Серегу оставлю?
Напарник, которого уже здорово развезло, икнул и сделал попытку растянуть губы в улыбке. Я вздрогнула и от Сереги отказалась.
Охранник, облеченный доверием отстаивать пищеблок от оголодавших старушек, к своим обязанностям относился прохладно. Он трепался по мобильнику, и маловероятно, что с начальством и на производственные темы, поскольку абонента называл «лапулей».
— Ребят, а мне обязательно сидеть в обнимку со шваброй? Тут же никому до меня дела нет! — взмолилась я, как только мы свернули за угол. — А давайте сразу рванем в хирургию?
— Да ты что! Тебя там и застукают! И нам из-за тебя достанется! Что, тебе трудно немножко подождать?
Я смирилась. Хотя уже не раз и не два мысленно упрекнула себя за авантюризм и легкомыслие. Может, Аллочка не так уж и не права? И чрезмерная активность не всегда оправданна? Но с другой стороны, раз уж я взялась, надо доводить дело до конца. А если я сейчас сбегу, то не буду ли потом укорять себя за бесхарактерность? Особенно по ночам, когда подружка в очередной раз меня разбудит, чтобы рассказать, какой ужасный ей приснился сон и какими чудовищными предчувствиями теснится ее грудь!
Чулан оказался в самом конце коридора. И выглядел даже красочнее, чем я представляла. А уж как благоухал! Ну, Наташке-то, предположим, это вряд ли сильно мешало. Подумаешь, заглянула на минутку, взяла ведро и пошла. А мне тут сидеть?! Час, а то и больше?!
Поведать практикантам о решительном отказе подвергать собственную психику и органы чувств непосильному испытанию я не успела. Дверь за мной закрылась, и щелчок замка оповестил, что протесты мне придется оставить при себе. Прошипев несколько ругательных слов в адрес спивающихся студентов-медиков, не имеющих ни малейшего представления о том, как следует обращаться с дамами, и вдобавок отличающихся эгоизмом, чревоугодием и садистскими наклонностями, я присела на перевернутое ведро и задумалась.
Вы не поверите, но я умудрилась заснуть. Хотя не исключено, что это было нечто вроде обморока от духоты. Глянув на часы, я чуть опять не погрузилась в беспамятство. Полвторого!
Что я наговорила в адрес двух негодяев, не идет ни в какое сравнение с оценкой собственных поступков и интеллекта. Я всегда старалась быть самокритичной, но на сей раз, боюсь, несколько перегнула палку.
Прослушав мой монолог, даже швабра могла бы почувствовать себя крайне неуютно в обществе особы с прогрессирующей формой дебильности и суицидальными наклонностями. Отягощенной к тому же непомерно раздутым самомнением и полностью утраченным инстинктом самосохранения.
Не скажу, что, выговорившись, я почувствовала облегчение, но потребность действовать ощутила незамедлительно. Начать колотить в дверь? Возможно, именно так мне и надо поступить. Ведь психиатрического отделения у них тут вроде нет? Предположим. А что помешает сдать меня в другую больницу — как раз соответствующего профиля?
Можно, конечно, попытаться облегчить свою участь, покаявшись в попытке кражи больничного имущества, и вместо санитаров из дурдома пообщаться с милиционерами (хотя не уверена, так ли уж легко убедить охрану, что без здешнего ведра и тряпки мне просто жизнь не мила). Но если не сумею выбраться самостоятельно, выбора все равно не будет. Никакая сила не заставит меня открыть подлинные причины моего добровольного заточения. Стыдно признаваться в собственной глупости. Одно дело, что о ней с прискорбием узнала я сама, и совсем другое, если об этом проведают посторонние. Я предпочла бы сохранить свое печальное открытие в тайне.
Покидавшись на стены в кромешной темноте, я обнаружила, что помимо неоднократно упомянутой швабры и ведра в этом вонючем могильнике имеются спички, и обрадовалась чрезвычайно. К спичкам прилагались изделия отечественной табачной промышленности в виде початой пачки «Явы», но сигаретами я не заинтересовалась. По той причине, что не отравляю организм никотином.
Теперь можно было хотя бы осмотреться. Собственно говоря, и при свете спички каморка не выглядела привлекательнее, но зато я обнаружила там предметы, назначение которых меня поставило в тупик.
Например, мужской костюм, стоимость которого в несколько раз превышает годовую зарплату школьного учителя, аккуратно висящий на вешалке. Неужели современные уборщицы именно так наряжаются для приведения в порядок санузлов и напольных покрытий?
Не меньше вопросов вызвал массивный «дипломат» с кодовым замком, скромно притулившийся на полу как раз под упомянутым костюмом.
Я готова поверить, что у иногородней студентки могут быть некоторые странности в характере и на дамские сумочки у нее аллергия. В конце концов, не мне швырять камни в людей, ведущих себя не совсем логично. Но я никогда не поверю, что молодая дама, имеющая возможность покупать такие дорогостоящие вещи, вынуждена подрабатывать уборщицей на полставки. И можете мне поверить, даже при свете спички я рассмотрела упомянутый «дипломат» достаточно хорошо.
Так уж случилось, что вырастила меня бабуля. Мать я потеряла в пятилетнем возрасте, а папа так и не выкроил времени для моего воспитания. Неудивительно, что именно мне, а не разным там внучатым племянникам и праправнукам деверя со стороны покойной золовки бабуля оставила в наследство все, что имела: шикарную трехкомнатную квартиру на Тверской, дачу и колоссальный земельный участок в Томилине. С учетом того, что квартира у меня уже есть, пусть и однокомнатная, а на природу меня не затащить, и то и другое я сдаю. Хватает не только на еду, но и на вполне пристойные тряпки, так как оценить фирменную вещь я в состоянии.
Информацию к размышлению я получила, но ни проанализировать ее, ни хотя бы систематизировать не успела. Ковыряние в замке, показавшееся дивной музыкой, возвестило об окончании моего плена.
Честно говоря, даже не знаю, что ожидало припозднившихся практикантов: членовредительство или объятия — я как-то не успела определиться с линией поведения, но мое одиночество нарушил совершенно другой человек.
Незнакомый мужчина с электрическим фонариком в руке рухнул в мои временные апартаменты, предварительно велев мне запереть дверь.
И как вам это понравится? Мечтала выбраться из этой западни живой, пусть даже и не совсем здоровой, а как только мне такая возможность представилась, я резко поменяю свои планы и уединюсь в этом сказочном месте с каким-то незнакомым алкоголиком?! Да он еще больший дурак, чем я сама. И если бы я не находилась сейчас как раз в противоположном конце коридора, за последним поворотом перед постом охранника, не исключено, что не замедлила бы оповестить незнакомца о своих выводах.
Прежде чем показаться церберу на глаза, я притормозила и попыталась представить его реакцию на мое появление. А впрочем, какая разница! Я была так вздрючена, что какой-то балбес, даже с огнестрельным оружием, был мне не указ. Кстати, не уверена, что это самое оружие у него есть. Так что пусть лучше он меня боится. В гневе я не подарок.
Бояться меня оказалось некому. Пост был покинут, хотя мне от этого легче не стало. Массивную железную дверь, которая ранее была открыта и которую я вообще сначала не заметила, теперь заперли, и это лишало меня всякой надежды покинуть осточертевший цоколь.
Я рванула к своему новому знакомому, которого, правда, и знакомым-то назвать неудобно — нас друг другу не представили, и я даже лица его не видела. Ну да все равно, мне сейчас не до этикета. Он же как-то попал внутрь? Значит, должен иметь представление, как выбраться наружу. И совершенно не важно, кто он — слесарь, сантехник или даже хирург, отпраздновавший окончание своей смены, счастливо совпавшее с днем советского тракторостроения или каким-нибудь другим столь же значительным событием.
Алкаш по-прежнему лежал в чулане, только теперь лицом вверх и ближе к дальней стене. Покоившийся на полу фонарь освещал это безобразие неярким, романтическим светом. И чего я, спрашивается, добилась? Можно подумать, мужик сейчас протрезвеет и кинется провожать меня к выходу.
Словно в ответ на мои невеселые мысли он застонал и даже сделал попытку приподняться. Я вздохнула.
— Ну ты как, совсем невменяемый?
Ответа не последовало.
Господи, да под ним еще и лужа! От омерзения меня буквально подкинуло, но, прежде чем я кинулась из проклятого чулана, внутренний голос посоветовал мне разуть глаза, если уж чутье у меня начисто отбито здешними запахами, и посмотреть на лужу повнимательней.
Мама дорогая! «Алкаш» лежал в крови, и спиртным от него не пахло абсолютно!
Меня словно парализовало. Раскрыв рот, я пялилась на мужчину лет сорока, который теперь, когда не было оснований подозревать его в пристрастии к горячительным напиткам, выглядел очень даже прилично. На нем был медицинский халат, такие же брюки, а на ногах красовались мокасины из настоящей оленьей кожи. Если от него чем и пахло, то уж скорее дорогим мужским парфюмом.
Ну и что теперь делать?! «Звать на помощь!» — мелькнуло в голове.
Мне показалось или раненый что-то прошептал? Я склонилась к самому его лицу и убедилась, что мужчина и впрямь очнулся.
— Здесь опасно, — пробормотал он. — Если меня найдут, не поздоровится обоим.
Опять двадцать пять! Все меня пугают, можно подумать, я не в задрипанной районной больнице, а на натовском полигоне. Или в бункере правительственной связи.
— Ну и что вы предлагаете? — прошипела я. — Подождем до утра? Если вы надеетесь, что я врач и в состоянии оказать медицинскую помощь, то это, боюсь, последнее заблуждение в вашей жизни. Меня мутит даже от порезанного пальца.
— Мобильник.
— Что мобильник? — не поняла я. — Вам нужен телефон? У меня его нет.
— В кармане… — Силы незнакомца были на исходе, и я испугалась, как бы мне не оказаться наедине с трупом. Эта мысль придала мне сообразительности, и я полезла шарить по карманам собеседника.
— И что теперь? — осведомилась я, нащупав требуемое. — Будем звонить в «скорую»?
Капризный незнакомец не испытывал доверия и к «скорой».
— Ни в коем случае. Наберите номер…
Номер он диктовал мне в несколько приемов. Потом, когда наконец послышались гудки, жестом потребовал дать ему трубку.
— Я в подсобке. Ранен. Со мной молодая женщина. Она не в курсе. Срочно забери обоих!
Похоже, он собирался сказать что-то еще, но потерял сознание. Я подхватила сотовый и хотела выяснить, кто и когда нас будет забирать, но услышала только гудки.
Так мы сидели еще целую вечность, хотя, наверное, я выразилась не совсем корректно. Во-первых, сидела только я, а во-вторых, если мои японские часики не врут, ждали мы всего семь минут.
— Ребятам ничего говори, ладно? — Мой сосед не то очнулся, но то галлюцинировал.
И то и другое мне показалось одинаково тревожными симптомами. По крайней мере, в Алкиных любимых сериалах, прежде чем преставиться, герои непременно изрекали пару-тройку заковыристых фраз. Без этого, насколько я могу судить, не скончался ни один. Как бы и мой словоохотливый собеседник не того…
— Никому не говори, — опять забормотал раненый.
Да ни боже мой! Не пророню ни слова. Вот знать бы только, перед кем придется изображать партизанку на допросе.
— Каким ребятам-то? Которые придут забирать?
— Им. Они не в курсе.
Ага. Они не в курсе. Зато я, можно подумать, владею особо ценной информацией. Говоря откровенно, даже и не знаю, на какие мои знания упомянутые ребята могут посягнуть. Если только по методике преподавания курса делового английского.
Я задумалась. Вообще-то, конечно, сказать, что я вообще ничего не знаю, было бы по меньшей мере оскорбительно. Даже будучи весьма самокритичной особой, не могу не признать, что за последние годы здорово продвинулась в своем развитии. И дело не только и не столько в качестве и количестве прочитанной литературы. Я открыла в себе бездну талантов.
Оказалось, что я неплохо вяжу. Первая же кофточка, изготовленная исключительно по причине прохладного лета, привела коллег в состояние неконтролируемой зависти.
Уже не помню, что подтолкнуло меня к решению увековечить хорошенькое круглое личико подружки, но я это сделала. В результате счастливая Аллочка отобрала портрет едва законченным и поместила на самом видном месте, не посчитавшись с моим желанием оставить его у себя в качестве стимула к дальнейшему творческому поиску.
Любовный роман я накропала просто от хорошего настроения, и его с руками оторвали в трех издательствах. Хотя я до сих пор не до конца уверена, отвечает ли мое детище ожиданием любительниц сентиментального чтива, так как не сумела выжать слезу даже из жалостливой Алки. Она бесстыжим хихиканьем реагировала даже на такие трагические моменты, как смерть главного героя после романтической ночи в заброшенном курятнике и страдания его возлюбленной, заточенной в замке маньяка-расчленителя, по причине слабого здоровья переквалифицировавшегося в любителя-пчеловода.
Словом, знаю я не так уж мало. Только вот сомнительно, что раненый в курсе моего интеллектуального самоусовершенствования и уговаривал не делиться с соучастниками именно всесторонними познаниями. Кстати, независимо от того, что он все-таки имел в виду, не поспешила ли я с обещаниями? Если применят пытки, я, пожалуй, не удержусь!
Мое сосредоточенное молчание незнакомцу, по-видимому, не понравилось. И он опять принялся меня грузить поручениями.
— Передай Орлану, что он был прав.
— Что-что? — Я вздрогнула.
— Скажи Орлану, что все так и есть!
Конечно скажу! Отчего же не сказать хорошему человеку что-нибудь приятное? Вот как только найду этого самого Орлана, так сразу же его и обрадую.
Правда, может так случиться, что, пока среди многомиллионного населения Москвы (впрочем, не вижу оснований обходить вниманием и гостей Первопрестольной) я буду искать нужного человека, мои услуги уже не понадобятся. Мы с ним оба состаримся и умрем. И господин с интересным прозвищем так и не узнает, какой он прозорливый.
Слегка погоревав, что, вероятно, не смогу донести информацию особой значимости до адресата, я принялась гадать, что бы такое мог искать мой раненый в стенах захиревшего лечебного учреждения. Неужто клад? Но тогда он умалишенный. И этот его приятель такой же. Лучше бы они со мной посоветовались. Я в детстве прочла кучу приключенческой литературы и вполне могла бы порекомендовать гражданам более перспективные места. Сидел бы сейчас голубчик где-нибудь в дебрях Амазонки, дышал незагазованным воздухом, поправлял пошатнувшееся здоровье созерцанием местных красот. И даже не найдя сокровищ, ощущал бы себя гораздо счастливее.
Дыхание раненого стало совсем прерывистым, и последнее, что я от него услышала, была жалоба на мух. Вот уж это ему точно померещилось. В такой вони не выдержали бы даже тараканы. Уж на что я девушка, тьфу-тьфу, здоровенькая, того и гляди, выпаду в осадок.
Я наклонилась к раненому, чтобы посоветовать ему или передать информацию лично, или уж сопроводить послание более точными координатами, но оказалось, что ни мне, ни кому-нибудь другому уже не удастся его разговорить. Может, я, конечно, ошибаюсь, все-таки опыта в подобных делах у меня нет, но я напророчила-таки себе уединение с трупом. И хотя я в общем-то о подобной перспективе догадывалась, к ее воплощению в жизнь оказалась не готова.
Я взвизгнула, потом, кажется, завыла и одним прыжком рванула из обители скорби. Трудно сказать, кто пострадал больше, но столкновение с парнем в камуфляже, попытавшимся одновременно со мной сделать шаг, только в противоположном направлении, вряд ли обеспечило синяки мне одной.
— Сдурела? Чего орешь?! — зашипел камуфляжник, и я замолчала.
Вслед за ним в тесную каморку ворвались еще двое в таком же прикиде и, пихнув меня к стене, кинулись к усопшему. С перепугу я понесла околесицу, уверяя, что не знаю точно, может, труп еще не до конца труп, и пусть они как следует его проверят, прежде чем бросать. А ну как он все-таки живой?!
— Заткнешься ты, дура, или нет?! Вань, может, вырубить ее?
Я вскипела:
— Как это — вырубить?! Да вы кто вообще такие?! И что вы себе позволяете? Воры, грабители, убийцы, маньяки…
Признаю, что несколько погорячилась, особенно когда со всей силы треснула нахала кулаком по физиономии. Хотя жалко, что не попала. Он перехватил мою руку и прыснул мне в лицо какой-то дрянью. Я успела обидеться еще больше, а потом куда-то поплыла. Далеко-далеко.
