Глава 3
«Кто убил Алекса? Кто убил Любунчика? Кто закопал живьем в могилу Серпантинова? Кто разыграл Верунчика? Почему в обоих случаях использовали Эдгара По? У кого такое больное воображение? За что, за какие прегрешения их так жестоко разыграли? Кто «беременная крыса»? Действительно ли Надюнчик не убивала Алекса? Куда она исчезла? Кто попросил полковника Блинова подать убийство Алекса как самоубийство?
Теперь о хронологии. Сначала «пошутили» с Серпантиновым. Потом утопили Алекса. Затем пристрелили Любунчика. Следом разыграли Верунчика».
Инна Пономаренко наконец-то добралась до редакции. Теперь сидела мышкой в своем кабинете и старалась на глаза начальству не попадаться. Ей, слава богу, никто не мешал. И она черкала вопросы на бумаге для приведения мыслей в порядок. Мысли от количества вопросов в порядок не приводились, а наоборот, будоражились. Инна взяла чистый лист и снова принялась за свое.
«Шутка», — написала она и обвела слово рамкой. «Убийство» тоже попало в рамку. Еще раз «Убийство». «Шутка». Четыре рамочки. Четыре слова. Похоже на «точку-тире-тире-точку». Азбука Морзе. Дебри.
— Меня несет не в ту сторону, — сказала Инна.
Прислушалась. Никто не возражал. Некому.
— Меня несет в заумные дебри, — провозгласила она.
После этих здравомыслящих выводов нужно было свернуть листочек пополам, потом в четвертушку, затем, в назидание, скомкать как попало и точным движением руки выбросить в мусорную корзину.
Инна побарабанила пальцами по столу. Проблема выбора ей не в новинку. Всегда приходилось выбирать между нормальными, обычными, сумасшедшими и очень сумасшедшими поступками.
Лист на столе с четырьмя прямоугольниками — «точка-тире-тире-точка» — тоже затаился и ждал своей участи.
«А проверю-ка я эти символы, от меня не убудет, да никто и не узнает», — уговорила себя Пономаренко.
Она взяла книгу символов, нашла страничку с азбукой Морзе и быстро отыскала искомую комбинацию.
«Точка-тире-тире-точка» означали букву «П».
Само собой вышло, что Инна тут же произнесла:
— По. Эдгар По.
Сказала и испугалась сказанного. Такое совпадение было слишком даже для Инны. Потому что глаза мимо воли скользнули к букве «О» и выхватили ее обозначение: «тире-тире-тире».
Инна быстро отвернулась, но ничего исправить уже не смогла. «Тире-тире-тире» по ее логическим выкладкам значили «убийство-убийство-убийство». Заглянув в такое страшное, пусть и гипотетическое будущее, каждый бы струхнул. Три трупа впереди. Вспомнилось предостережение Раисы. И шуточка Верунчика насчет умирания сначала Любви, потом Веры и, напоследок, Надежды. Совсем некстати.
— Ерунда! — очень громко выкрикнула Инна и бросила книгу с азбукой Морзе в корзину.
— Громко сам с собою я веду беседу! — услышала она веселый голосок Романа. — С чего бы это, Инна Владимировна?
— Крыша у нее поехала! — поставил диагноз Коротич. — Слышал, как она нас вчера позорила перед людьми: «Менты всегда приезжают…» Когда мы приезжаем, Инночка?
— Явились! — не обрадовалась Инна визитерам.
— Она совсем забыла, сколько раз я появлялся как раз вовремя, чтобы она не успела коньки отбросить. Веришь, Романчик, спасал ее раз десять от верной погибели. А в благодарность получал одни плевки в душу. Обыдно, да-а?
— К спасению Инны Владимировны от рук оголтелых бандитов и я руку прикладывал, — подхватил Роман, — и тоже получил порцию яда в нежную ранимую душу.
— Пономаренко, почто черную неблагодарность терпим?
— Инна Владимировна, вас совесть не мучает?
— Меня мучают предчувствия, — вздохнула Инна. — А чего это вы тут расселись? — спохватилась она.
Роман и Олег уже уютненько расположились в креслах и явно ожидали проявлений гостеприимства — чая с бубликами, кофею с пряниками, на худой конец водицы колодезной.
Дождались.
— И что это вы за мешок с собой притащили? — не унималась Пономаренко.
— Инночка, какие предчувствия тебя мучают? — игнорируя нервные вопросы хозяйки, спросил Олег, а Роман, от греха подальше, ногой задвинул странный мешок за кресло, с глаз долой.
— Предчувствия? — переспросила Инна, провожая взглядом исчезающий за креслом мешок. — Нехорошие предчувствия. Три убийства впереди.
— Откуда у тебя такие мрачные прогнозы? — Коротич перестал улыбаться. Он знал способность Пономаренко предугадывать события. Можно было сколько угодно недоверчиво подсмеиваться и подтрунивать над ее пророчествами, но очень часто Инна оказывалась права.
Роман еще не ощутил перемену в настроении Олега. Он решал мешочную проблему. Мешок сам по себе снова выдвинулся в пределы видимости. Роман незаметно пнул его ногой на прежнее место и, продолжая ерничать, сказал:
— Если найду Шпунтика, я один труп обещаю. Своими руками задавлю эту лживую задницу. Хотя задницу лучше шомполами отделать.
— Роман, помолчи, — шикнул на него Олег. — Инна, откуда ждать неприятностей?
— Не знаю. Мне кажется, что мы вовлечены в какой-то нешуточный по размаху розыгрыш. А розыгрыш, как всякая игра, должен подчиняться сценарию, сюжету, логике… Как хотите это назовите.
— И что? — перебил ее Роман не вовремя. Он снова боролся с упрямым мешком, который то и дело «выпадал» из-за кресла.
Инна замолчала и продолжить уже не смогла. В самом деле, как двум здравомыслящим реалистам-ментам растолковать собственные заморочки с рамочками, точками-тирушками, азбукой Морзе и Эдгаром По? Бред сумасшедшего получается, а не нормальное доходчивое объяснение.
— Ничего, — сдалась она.
— Рома, ты идиот, — обрушился Коротич на сыщика. Он понял, что от Пономаренко теперь ничего не добьешься и виноват в этом несдержанный на язык Роман. — Ты сначала ляпаешь языком, а потом думаешь!
— При чем тут я? Мне думать мешает эта… эта в-вещь. Все время ерзает.
— Если у тебя там то, что я думаю, — тут же пошла в атаку Инна, — то один труп образуется в моем кабинете сию минуту. Ты, Роман, зачем сюда его притащил?
— Инна Владимировна, а куда его девать? Фирма опустела. На работу никто не ходит. Он там один, бедняжка. А он к общению привык. Он может заболеть от одиночества. — Роман бил на жалость. — Выходи, Сократик, — ласково позвал он. — Смотрите, какой он умница.
— Роман, не испытывай судьбу. Почему ко мне? — отбивалась Инна. А хитрый уж быстро сообразил, кто здесь главный, тихонько подкрался к Пономаренко и, почти как собака, положил ей голову на ноги.
— Мужик ползает у твоих ног, обнимает их, а ты такая черствая. Инна, сжалься! — вступился за ужа Олег.
— Что я с ним делать буду? Я ужей с детства не люблю, я их боюсь!
Сократ поднял голову, тихо зашипел, будто застонал, и отвернулся.
— Ну почему ко мне?
— А что? К Олегу? Его жена выбросит с десятого этажа. Ко мне? Да я сутками дома не бываю!
— Меня тоже сутками дома нет!
— Дорогая Инночка, а кто говорит про дом? У вас в редакции всегда полно народу. Вспомни, как тепло о нем отзывалась Светочка, секретарша.
— По-моему, она чуть в обморок не грохнулась, — защищалась Инна.
— Ну эта, корректорша, Василиса Илларионовна. Она вообще чуть целоваться к нему на шею не бросилась. Сократик умница. Все к нему привыкнут, будет что-то вроде домашнего кота.
— Ну да, в редакции газеты появится кот ползучий.
— У вас же не простая редакция, а с криминальным уклоном. У вас и коты должны быть необычные. Сократ мяукать научится. А ежели чего, так и посетителя с пальцами веерными на место поставит. Вытянется во весь росточек, пасть откроет и зашипит. Сократ, враги! — скомандовал Роман.
Уж поднялся повыше и, действительно, сделал молниеносный бросок к дверям и зашипел.
— Смотри, Инна, какой красавец! Какой защитник! — восхитился Олег. — Ну не обрекать же его на вымирание? Придумай что-нибудь.
Сократик успокоился, пристроился около кресла Романа и постарался не мешать Пономаренко устраивать его судьбу.
— Ладно, попробую, — сдалась Инна. Ей и самой понравился уж.
— Светочка, ты не могла бы зайти ко мне на минуту, — попросила она секретаршу по телефону. — И захвати с собой Василису Илларионовну.
Роман понял, что дело сдвинулось с мертвой точки. «Чем меньше сюрпризов, тем лучше», — благоразумно решил он и попытался ужа на время спрятать. Сократ был другого мнения и в мешок залезать отказывался.
Их возня могла рассмешить кого угодно.
— Сократик, если ты понравишься Светочке и Василисе Илларионовне, ты будешь как сыр в масле кататься. Они дамы хозяйственные, авторитетные, так что защита, кормежка и всеобщее уважение тебе будут обеспечены до конца дней.
— Слышал, Сократ? — подхватил Роман. — Быстро полезай в мешок и до поры до времени сиди тихо, чтоб не испортить себе жизнь. За то, чтобы не выгнали, можно пострадать.
— Кстати, чтобы вас не выгнали, рассказывайте, чем вам насолил некий Шпунтик? Кто это? И вообще, зачем вы пожаловали?
— Возникли первые версии, Инночка, — взял на себя объяснения Олег. — Шпунтик разговаривал с Алексом в кафе. Ты видела на фотографии этого субъекта. Так вот, мы с Романом его нашли, допросили и отпустили. Как оказывается, зря. Он нас, если говорить вежливо, обманул, а если по-простому, развел как лохов.
— Ух, попадется мне этот козляра, — не выдержал Роман, — я с него шкуру спущу.
— Сначала его найти надо, — вставил Олег, — он смылся. Но его уже ищут. Его рассказ был вполне правдоподобным. Он сообщил, что Алекс просил его сыграть роль киллера, если таковой понадобится его дамочкам, то есть Верунчику, Надюнчику и остальным. А поскольку разговор произошел в последний день, то Шпунтик быть полезным Алексу никак не смог. Мы ему поверили и отпустили.
— А на самом деле, — перехватил инициативу Роман, — Вера Степановна, после того как мы ее спасли, в благодарность за подаренную свободу рассказала, что Алекс перед смертью поделился с нею забавными сведениями. Будто к нему явился некий Шпунтик и рассказал, что его наняли убить Алекса. Что завтра утром он должен Алекса застрелить и так, мол, и сделает, если тот не выкупит свою жизнь.
— Кто нанял Шпунтика? — не выдержала Инна.
— В том-то и штука, — вздохнул Олег. — Верунчик понятия не имеет, Алекс мертв, а Шпунтик в бегах. Он понял: рано или поздно мы докопаемся до истины, поэтому залег на дно. Ищем.
— Ух, доберусь я до этой шкуры! Я с него шкуру спущу, — пообещал Роман.
— Значит, Алекса заказал кто-то из женщин? Шерше ля фам. Кто же? — стала вслух рассуждать Инна. — Любунчик убита, Верунчик вне подозрений, потому что сама об этом рассказала, значит, не она. Остаются Марина и Надежда. Кто из них? Марина или Надежда?
— Марина сидит на месте. А Надюнчик исчезла, — произнес Коротич. — Ее ищут. Что она тебе сказала? — неожиданно спросил Олег. — Ты разговаривала с ней последней. После вашего разговора ее никто больше не видел. Инна, это ты ее надоумила скрыться?
— Зачем мне? — Инна отмахнулась, но потом внимательно посмотрела на Коротича. Ей не понравились его подозрительный взгляд и намеки. — Ты меня в соучастницы записал? Как у тебя мозги могли придумать такие гадости?
— Не кипятись, Инна. Ничего я не придумывал. Ты у нас сердобольная. Она тебе в жилетку поплакала, ты расчувствовалась и пожалела…
— Расстались мы с Надеждой довольно холодно, так что твоя версия ложная. Вы сами маху дали, упустили ценного свидетеля — Шпунтика, так что не ищите виновных на стороне, в зеркало посмотрите…
В кабинет вошли Пат и Паташонок. То есть внушительных габаритов Василиса Илларионовна и Светочка, которая хоть и была пышкой, но Илларионовне в вопросах веса и роста конкуренцию составить никак не могла.
— Инночка Владимировна, что случилось? — громко спросила корректорша и метнула молнию в сторону мужчин. Те как-то сразу съежились и затаили дыхание.
Инна решила слегка пошутить и чуть-чуть отыграться на Коротиче за его намеки, хотя с Илларионовной шутки плохи.
— Да вот этот гражданин, — она указала на Олега, — опустился до шантажа. До садистского шантажа. Если я не напишу о его соседях, которые ему спать мешают, то он на моих глазах убьет безобидного ужика. Посмотрите, какой красавчик. Какие у него желтые пятнышки, а какой умница, все понимает, как Сократ. Сократик, поверни головку, пусть Василиса Илларионовна оценит твои пятнышки.
Уж пошевелился. Светочка дрогнула и спряталась за спину корректорши.
— И такого лапочку он хочет убить, а из шкуры сделать ремень, — закончила Инна.
Приняв все за чистую монету, Света выглянула из-за широкой спины. Она не могла допустить кровопролития.
— Бедненький, — запричитала она.
Василиса Илларионовна улыбнулась. Она поняла замысел, но Светочку сдерживать не стала.
— Его нельзя убивать. Какие пятнышки, какой красивый. — Светочка переставала бояться и стремительно проникалась теплыми чувствами к Сократу.
— Ты, Светочка, забирай ужа к себе. У тебя в приемной он прекрасно будет смотреться. И посетители будут вести себя потише и поскромнее. Да он у тебя вроде швейцара станет. Имя у него есть — Сократ, ливрею мы ему пошьем.
— Вы смеетесь, Василиса Илларионовна, но, если я его не заберу, этот садист его и вправду убьет. — Светочка нежно погладила Сократа по головке. — Он у меня в шкафу пока поживет, а там посмотрим.
— Рома, помоги Светлане доставить Сократа в приемную и расскажи, чем его кормить, а мы с Василисой Илларионовной гражданина шантажиста держать будем.
— Инночка Владимировна, у вас что-то случилось? — заботливо спросила Василиса Илларионовна.
— Все в порядке, — ответила Инна.
— Ох, вы обиделись, — вздохнула Василиса, — вы ведь знаете, я всегда готова вам помочь.
— Пока справляюсь сама, — сухо ответила Инна.
— Обиделись. Обиделись за розыгрыш, я знаю, — продолжала стонать Илларионовна, — а мне бы так хотелось помочь вам.
Инна молчала. Конечно, осадок от розыгрыша у нее остался.
— Скажите, Василиса Илларионовна, а кто надоумил коллектив поздравить меня таким образом?
— Светочка в курсе, но, кажется, позвонил директор фирмы и сам предложил. Светочка рассказывала, что представился Алексом.
— Значит, сам позвонил, сам предложил? А вы только согласились?
— Выходит, что так. Простите, Инночка, и на мне часть вины лежит. — Василиса извинялась, а Пономаренко выразительно смотрела на Коротича.
Что-то здесь было не так. С какой стати Алексу беспокоиться насчет какой-то журналистки? Невелика сошка. Журналистов хоть пруд пруди. Кто его подвел к такому решению?
— Алекса убили, — резанула Инна.
Василиса замолчала. Она умоляюще смотрела на Инну. Мечта всей ее жизни — поучаствовать в интересном расследовании. Уж она бы постаралась. Землю перерыла, стога сена переворошила, а иголку нашла бы. Явно Пономаренко уже занялась этим делом. Не зря же у нее в кабинете капитан милиции сидит, — Олега Коротича Василиса узнала, у нее память на лица феноменальная. Ну что стоит Инне дать ей хоть малюсенькое задание?
— Как занятно. Подозреваются в убийстве, очевидно, его коллеги. Его заместители. Слово-то какое — «за-ме-сти-те-ли». Убили и заменили. Надо поискать мотивчик. — Василиса Илларионовна очень старалась заинтересовать Инну размышлениями. — Я бы могла…
— У вас так много работы, — прервала ее Инна, — спасибо за Сократика, его действительно некуда было девать.
— Обиделись, — вздохнула Илларионовна.
* * *
Верунчик понимала, каким идиотизмом несет от ее собственного поведения. Но ничего с собой поделать не могла. Она затаилась у ворот таксопарка и зорко отслеживала каждую выезжающую на маршрут машину. Всматривалась в лица водителей, вглядывалась в окраску машин и жаждала увидеть ту самую легковушку.
Таксопарков в городе десятки, водителей тысячи, частников, занимающихся извозом, десятки тысяч — найти тех, кто ее замуровал в стену, стоя у первого, наугад выбранного, таксопарка нереально. Все понимала и продолжала стоять. И даже не спрашивала — хочет она простоять тут всю оставшуюся жизнь, окаменеть, превратиться в памятник глупости? Если хочет, тогда — пожалуйста, никто не запрещает. Торчи на ветру, на солнце, под дождем, под звездами, теряй время, теряй жизнь, теряй рассудок. Хочешь — всматривайся. Верунчик не хотела, но все равно стояла.
— Смотри, Тань, баба с утра стоит. — Дежурная на проходной толкнула сменщицу и указала на Верунчика. — Может, в милицию позвоним? Вдруг сумасшедшая, гранату бросит или пояс шахидки взорвет?
— Не иначе, мужика своего ждет. — Татьяна глянула в окно дежурки. — Мой когда загулял, я тоже бегала, на работе его караулила, два дня ловила, думала, хоть часть зарплаты спасу.
— Спасла? — лениво спросила сменщица.
— Подчистую пропил. Зато домой явился. Может, и эта ждет своего. Не знаешь, кто у нас гулящий?
— Не похоже на наших. Она из богатых будет. Ну ладно, я побегу домой, ты тут за ней присматривай.
Сменщица собрала сумку и помахала рукой Татьяне.
Верунчик видела, как из ворот таксопарка вышла женщина, несколько раз посмотрела в ее сторону и, будто решив что-то, повернула к ней.
— Ждешь кого, милая? — спросила она. — Я тут всех мужиков знаю.
Верунчик чуть не расплакалась. Такого сочувствия она не ожидала. Что она могла ответить сердобольной женщине? Рассказывать, как ее чуть не замуровали живьем? Не поймет. Трудно объяснить, на кой черт все так усложнять. Если схватили, обокрали и изнасиловали — это доступно. Такого вокруг навалом. А вот хватать бабу, тащить ее на окраину, долго замешивать цемент, ряд за рядом кирпич к кирпичу укладывать, да еще и вина бочонок оставить — взять в толк вряд ли сможет.
Вера покрутила головой, наваждение исчезло. Стоять тут бессмысленно. Не таксисты они были, это и ребенку ясно.
— Жду, у моря погоды жду, — ответила Верунчик. — Спасибо, что спросили, — добавила она и быстро, чтобы не расчувствоваться, побежала к своей машине.
У дежурной глаза на лоб полезли, когда она увидела, в какую тачку садится «болезная».
Верунчик рванула с места так, что шины завизжали. Она поняла, с кем следует потолковать. Толстый Эдик ей все скажет. Если это его рук дело, то она Колобка в лепешку раскатает. Она разнесет его гадючье гнездо на атомы. Как она раньше о нем не вспомнила! Колобок давно зубы точил на их фирму. Он и Алекса испытывал на прочность. А теперь обрадовался, что Алекс на кладбище, и решил сожрать конкурентов? И кто у него сейчас главный враг? Правильно, она, Вера Степановна.
— Ну, Эдик, держись. Если мои мучения на твоей совести, ты у меня похудеешь. — Верунчик давила на газ. Ей хотелось побыстрее удостовериться, вычислила она гниду или нет.
* * *
Секретарша Эдика сонно клевала носом. Жарко, душно, скучно. Больше всего ей хотелось лечь на диван, который так соблазнительно стоял напротив ее стола. Но нельзя. У директора клиент сидит. Крутой, пальцы веером, уже полчаса сидит, договаривается о чем-то. В любую минуту Колобок может потребовать кофе, чай или коньяк. Эх, а диванчик такой удобный, такой мягкий. Хочется лечь, закрыть глазки и представить, что она лежит на пляже, а в трех метрах плещется прохладное Средиземное море. Рядом сидит красивый итальянец. Такой страстный, мускулистый, загорелый плейбой. У него яхта, на яхте обитая красным деревом каюта, в каюте диван, покрытый леопардовой шкурой, бар с тысячью напитков. Он бросает к ее ногам и себя, и яхту, и диван, и бар, а она томно говорит: «Немного мартини со льдом и устриц».
Секретарша в полусне забеспокоилась об этикете. Подходят ли устрицы к мартини со льдом? Но быстро успокоилась. Какая разница? Если она такая неотразимая, то может позволить себе любую прихоть. «Хочу устрицы с мартини, и все тут!» Она улыбается и погружается в сказочный мир. Музычка негромкая, сексуальная, яхта покачивается, влюбленный, возбужденный желанием итальянец все ближе, ближе… его глаза горят, влажные губы прикасаются к ее…
— У себя? — вдруг слышит она вопрос. Грубый, бестактный, сволочной вопрос.
«Мы у себя, — пытается секретарша задержаться в волнующей сказке. — Где же нам быть, наша яхта, наш диванчик, наша каюта, обитая красным деревом…»
И вдруг удар, страшный, сокрушительный удар. Яхта покорежилась и растаяла или утонула. Секретарша открыла глаза. Вместо чудесной люстры от Тиффани, над ней нависла огромная туша. Секретарша открыла глаза пошире. Туша обрела черты Веры Степановны, директора конкурирующей фирмы.
Вера Степановна грохнула кулаком по столу. Помогло. Безмозглая курица, наконец, проснулась. Что за порядки? Сидит на рабочем месте и мух не ловит. Как они не разорятся при такой дисциплине? Если бы у нее секретарша только подумала вздремнуть. Нет. У нее такого безобразия никогда не будет.
— У себя? — переспросила Верунчик.
Секретарша испуганно моргала — так стремительно и резко ее выдернули из сладких грез в серую душную реальность.
— Бардак! — высказала свое мнение Верунчик и двинулась к дверям кабинета.
Секретарша встрепенулась.
— Подождите, он занят, — закричала она, придя в себя. Где те море, яхта и каюта? А работу можно потерять вмиг. Она вскочила и грудью перекрыла дорогу.
— Некогда. У меня срочное дело. Скажи, Вера Степановна хочет поговорить о работе.
— Х-хорошо, — заикаясь, сказала секретарша и, не поворачиваясь спиной к нервной посетительнице, проскользнула в кабинет.
Эдуард Петрович страдал. Уже полчаса он пытался втюхать дубоголовому клиенту хоть какой-нибудь сценарий. Тот развалился в кресле, потягивал коньяк, между прочим «Хеннесси», и на все предложения цедил сквозь зубы: «Фуфло!»
Эдик вытирал пот, подливал клиенту очередную порцию коньяку и шелестел бумагами, искал что-нибудь «задиристое, подкувырное и шелабудное». Эдик и слов-то таких не знал в русском языке, но бабки у клиента немереные, поэтому приходилось рыскать по папкам и вселять уверенность, что вот сейчас-то сценарий будет отпадный. Только для ВИП-клиентов, настоящий эксклюзив, подкувырный и шелабудный.
— Представьте, человека хватают посреди улицы, швыряют в машину, завязывают глаза, затыкают уши, везут на аэродром, сажают в самолет. Клиент ничего не видит и не слышит. Самолет набирает высоту, и человека сбрасывают с парашютом. А? Какой адреналин! Какая острота, внезапность! Он заново родится.
— Фуфло! Ты кого хочешь «закубулькать», бывшего десантника? Да он парашюты и самолеты по запаху чует.
«Все, сил моих больше нет, клиентяра поганый! — ругался Эдик про себя. — Хоть бы захлебнулся моим коньяком!»
Он заставил себя вежливо улыбнуться.
Секретарша с одного взгляда поняла — не вовремя.
— Я занят! — рявкнул Эдуард Петрович.
— К вам посетительница, — оправдывалась секретарша.
— Я занят!
И тут дверь отлетела в сторону и в кабинет ворвалась Верунчик. Ей надоело ждать решения Колобка. В приемной на нее нахлынули острые, жуткие воспоминания о том, как ее заставили прощаться с жизнью. Темнота, духота, страшные мысли о смерти — и все это дело рук Колобка, который заставляет ее ждать аудиенции… Вот он, обидчик, только толкни дверь — и вышибай мозги!
У Верунчика вмиг поехала крыша, она рванула дверь и услышала последние слова Эдуарда: «Я занят!» Раздражение, с которым Эдик бросил эти слова, волной ударилось об Верунчика и отлетело, многократно усиленное ее яростью.
Она молча отшвырнула секретаршу, сжала кулаки и пошла на Эдуарда. Мышцы под легкой безрукавкой напряглись. Вид был угрожающим.
— Это вы, Вера Степановна? — испуганно пробормотал Эдуард. Ему захотелось раствориться, стать невидимкой или забиться под стол, бесшумно проползти под его прикрытием к выходу и незаметно выскользнуть из кабинета. Он не чувствовал за собой никакой вины, но Вера, по всему видно, пришла бить ему морду. Вытряхнуть душу из обрюзгшего, рыхлого Эдика для такой тяжелоатлетки, как Верунчик, было делом нескольких секунд.
— Ах ты, гнида ползучая! — невзирая на посторонних, заорала Вера. — Ты меня! Меня решил разыграть?! Ты меня решил запугать?!
— Что вы такое говорите? — перешел на писк хозяин кабинета. Он слез с кожаного безразмерного кресла и, махнув рукой на приличия, скрылся под столом. Надо было спасать шкуру, а не думать об имидже.
— Куда, гнида?! Ты меня замуровал в стену! Думал, я там сдохну?
Верунчик легко, как устрицу из раковины, извлекла Эдуарда из укрытия, подняла на могучих руках и потащила на открытое пространство.
— Я к этому не имею никакого отношения, — оправдывался Эдик, стараясь уцепиться за край стола.
— Живьем, кирпичами замуровать в стену! Меня?! — исступленно выкрикивала обезумевшая Верунчик. — Садюга! Для издевательства еще вина бочку оставил! Чтоб я упилась перед смертью?! Чтоб ты сам подавился этим вином! Я тебе его волью в глотку, я тебя утоплю в этом вине!
Эдуард Петрович, прижатый к стене, закрывал лицо руками и всхлипывал:
— Это не я! Это не я, поверь!
— Вот тебе! За стенку! Вот тебе за кирпичи! Вот тебе за мой страх! Вот тебе за вино! — Верунчик впечатывала обвинения кулаками.
Эдуард Петрович опустился на колени.
— Вера! Верочка! Верь мне, это не я! — кричал он.
— Я беру это! — вдруг услышали они голос клиента. Тот без труда перекрыл и хозяина, и Верунчика, и секретаршу, которая от страха рыдала у дверей.
Верунчик остановилась. Эдуард затих.
— Я беру этот прикол! Сколько стоит замуровать в стенку? — деловито спрашивал «фуфлыжный» клиент.
Минуты две и «боксерша», и ее «груша» молча смотрели на заказчика. Переваривали деловое предложение.
— Отвалю любые бабки! — добавил он и щелкнул пальцами. — Это клево! Пацанов вставит!
Эдуард кашлянул, достал платок и наскоро вытер кровь под носом.
— Мы обсудим, — начал он.
— Только вместо вина бочку водяры! — уточнял детали заказчик.
— Без проблем, — заискивающе сказал Эдик.
— Заткнись! — посоветовала Верунчик. — Это я там замурованная сидела. Я на своей шкуре новый сценарий испытывала.
Что ни говори, а дело превыше всего.
— Но клиент пришел ко мне? — робко пытался отстоять свои позиции Колобок.
— А сценарий мой! — парировала Верунчик. — Или ты настаиваешь на авторстве?
Эдуард предпочел перейти на кашель.
* * *
«Надежда. Теперь нужно разыскать эту пугливую гусыню, Надюнчика. Она боится. Но кого? Или чего? Боится, что ее обвинят в убийстве Алекса? Это понятно. Ночью она выходит из подъезда дома, где только что убили шефа. А кто-то сидит в засаде и фотографирует. Кто-то знает, что Надюнчик должна прийти в этот дом. Сидит и ждет, зажав фотоаппарат в потных руках. А потом, после всех убийств, этот «кто-то» решил пустить в дело пленку и приступить к шантажу. Зачем шантажировать несчастную Надежду? Или она не такая уж и невинная? А если фотограф точно знал, кто убьет Алекса, и сфотографировал убийцу? Надежда — убийца? Надежда — жертва подставы? Кто она?»
Инне казалось, что еще немного, еще чуть-чуть поплутать по дебрям, подумать, и все станет ясно как божий день.
«Кто фотографировал? Совершенно точно, что не Надя. Себя она бы не снимала. Логическая задачка. Марина? Люба? Вера?»
Инна погрызла карандаш и приписала еще одно имя — Алекс.
«Почему бы Алексу не посадить в кустах фотографа? Он всего боялся. Мог и подстраховаться. Фотограф видел, кто убийца.
Марина, Люба, Вера, Надя. Кто из них? Вполне возможно, фотографировала Любунчик. Версия правдоподобна. Допустим, она видела, как Надежда выходила из дома. Намекнула об этом, ее и убили, чтоб молчала. А пленка пришла по назначению уже после смерти Любунчика. Все может быть. Если замешано так много женщин, причем с креативными мозгами, простеньким поворотам тут не место».
Она все больше запутывалась, как муха в липкой паутине. Мерзкое ощущение. Инна решила передохнуть и выпить чашку кофе.
«Заварю кофе и приглашу Василису Илларионовну, — пообещала себе Инна. — Посидим, поболтаем…»
Как только по кабинету разнесся кофейный аромат, народ повалил в гости сам. Причем меньше всего Инна желала общаться именно с теми, кто пришел. Появились бездомная Катерина, угрюмый Макс и настороженный ротвейлер Бен.
Бену запах не понравился. Если бы тут пахло мясом или мозговой косточкой, можно было бы примириться с хозяйкой. Но здесь в нос бил зловонный, настоянный дух черного пойла. У Бена от кофе глаза наливались кровью, и он был готов грызануть первого попавшегося незнакомца.
Катерина, наоборот, кофе обожала, но сейчас она была смертельно обижена. Она пришла жаловаться и советоваться и поэтому принесла с собой кое-что покрепче — абсент. Макс являл собой убежденного трезвенника. Он ни капли в рот не брал со школьной скамьи. После того, как первая юношеская попытка выпить и заняться любовью закончилась сильнейшим отравлением, промыванием желудка и дикой головной болью.
У трезвенника Макса имелась своя беда: он был голодным. Зверски голодным. Казалось, дай ему тазик салата оливье, он вмиг проглотит салат и тазик вылижет до блеска. Но намекать об этом Катерине бесполезно. У нее обида, нервы и отсутствие аппетита.
Инне хотелось просто выпить кофе. Не судьба.
— Какой козел этот Алехандро! — с порога заявила Катерина. — Какой козел!
— О мертвых или ничего, или только хорошее, — машинально сказала Инна.
— Вы не представляете, Инна Владимировна, какую подлянку он мне устроил! — Катерина поставила на стол бутылку абсента и деловито протерла пальцем пустую чашку. — Максик, открывай, — приказала она.
— Я не пью, — грустно сказал Макс. — Мне бы поесть…
— А тебе никто и не предлагает. Я знаю, Бенчик не любит запаха спиртного. — Катерина умильно посмотрела на собаку. — Но какой гад Алекс! Этот козел подарил мою квартиру Надюнчику! Какие нервы тут выдержат?!
— Надежде? — Инна заинтересовалась.
— Ну да. Я осталась с голым задом, а Надька ни за что ни про что получила квартиру. — Катерина налила абсента в чашку, понюхала, скривилась и сделала большой глоток. — Фу, противно как, — задохнулась она.
— Не пей! — назидательно вставила Инна.
— Говорят, абсент хорошо нервы лечит, — выдохнула Катерина, — а у меня внутри все дрожит от злости.
Зазвонил телефон. Катя схватила трубку и тут же нажала на рычаг.
— Поговорить не дадут, — рассердилась она и положила трубку на стол. — Я Надюнчика по всему городу ищу. Где я только не была!
В планы Пономаренко тоже входили поиски Надежды, поэтому она стерпела вольное обращение с телефоном.
— Она могла у подруги остаться? — осторожно подкинула идею Инна.
— У какой подруги? Нет у нее подруг. Все обыскала. На квартире дежурила, в деревню к родителям съездила, в гостиницах искала. Нету. Прячется, стерва. Знает, чье сало съела. А вдруг ее тоже замуровали? Верунчика можно, а ее нельзя? Я и Бенчика прихватила на всякий случай, авось надумаем и ее искать. Представляете, Верунчик в одной стене, а Надюнчик напротив замурованная. Мы Верунчика отковыряли, а Надька там сидит. Так ей и надо, стерве.
Катерина подлила себе абсенту. Речь ее становилась все быстрее и все бестолковее.
«Замуровывание» Инна отмела сразу. И направила мысли Катерины в нужное русло.
— Откуда ты, Катя, узнала насчет квартиры? — спросила Инна.
— Маринчик обрадовала. Она искала что-то в ее столе и нашла бумаги. Эта крыса меня ненавидит, поэтому и доложила, чтоб мне больно стало. Я, дура, верила этому козлу. Он мне квартиру обещал, мне!
— Странный поворот. Как ты думаешь, за какие заслуги Алекс мог подарить квартиру Надюнчику?
— Вот! Вот и меня это мучает. — Катерина икнула. — Мне он говорил, что противнее Надьки он бабы не знает. А вдруг это она его утопила? — Катерина испуганно посмотрела на Пономаренко.
— Зачем ей убивать человека, который подарил ей квартиру? В благодарность?
— Тут и собака зарыта. Он ей подарил только после своей смерти. Не знаю, как там юридически это звучит, но до его смерти в квартире живу я, а после — Надюнчик. — Катерина на нервах глотнула еще абсента. Инна поймала себя на мысли, что она тоже не прочь выпить за такие известия.
— Собака не собака, а мотив хиленький налицо, — согласилась Инна.
— И я о том же! Сделала черное дело и смылась. Страшно стало. Выпьете, Инна Владимировна? — предложила Катя, и Пономаренко не отказалась.
Как спиваются женщины, Макс и Бен смотрели неодобрительно, но на них никто внимания не обращал.
В кабинет заглянула секретарша Светочка. Увидев ротвейлера, она замерла в дверях.
— Что у тебя, Света? — нетерпеливо спросила Инна.
— Эта собачка тоже у нас поживет? — поинтересовалась секретарша.
Собачка подняла голову и засопела. От Светочки пахло котлетой и куриным бульоном. «Вот это правильный запах, — шевельнул хвостом Бен и призывно посмотрел на хозяина: — Давай сходим в гости!»
Макс хоть и был голодным, но запах котлеток не учуял, поэтому остался глух к разумным предложениям ротвейлера.
— Нет, хватит с тебя и Сократа. У тебя ко мне дело? — успокоила Инна.
— Главный хочет поговорить, а у вас телефон все время занят, — сообщила Светочка. — Я и не волнуюсь, мне собачка понравилась, красивая, — добавила она.
— Освобожусь — позвоню, — пообещала Инна.
— Куда она могла спрятаться? — вспомнила Катерина мучающий ее вопрос. — На квартире нет, в гостиницах нет, на работе нет, где ее искать, ума не приложу. Где она может быть?
— Вы в больнице поищите, — вторглась в разговор Светочка. — У меня соседка вышла за хлебом и пропала. Нашли в больнице. Сознание по дороге потеряла…
— Точно! — ухватилась Катька за подсказку. — В больницах я еще не искала. Выпить хочешь? — в благодарность за идею предложила она Свете.
Инна поморщилась. Светочке пить нельзя. Она в приемной сидит. Она лицо редакции. Если посетители увидят красные пятна на лице и услышат заплетающуюся речь, что они могут подумать? Что подумает главный редактор, Инне и представлять не хотелось. Он учинит допрос с пристрастием, и ниточка приведет к Пономаренко. Вывод: ценных работников спаивает она. Результат плачевный.
— Я не пью, — сказала Светочка.
— Вот и умница, — облегченно вздохнула Инна.
— Но я попробую, чуть-чуть, — соблазнилась чистая и «беспорочная» Светочка.
— В больнице, говоришь, поискать? Правильно, — Катерина щедрой рукой налила Светочке абсента, — она психованная в молодости была. Мне ее школьные подруги рассказали.
— Что? — встрепенулась Инна. — Ну-ка, поподробнее о психованности Надюнчика.
Катерина от неожиданности чуть не выронила чашку с абсентом.
— Что вы так кричите, Инна Владимировна? Ну, порезала она себе вены в десятом классе. Любовь у нее безответная была. Какой-то пацан ее бросил. Месяц в психушке отлеживалась. С кем не бывает. Вы разве по молодости не травились?
— Я не травилась. А вот то, что ты сейчас мимоходом поведала, — серьезнее не бывает.
— Подумаешь, — легкомысленно отмахнулась; Катерина. Головка у нее уже кружилась, приятное опьянение действительность приукрашивало, поэтому Катерина никак не могла взять в толк, отчего это журналистка так нервничает.
— Хватит пить! — приказала Инна. — Светочка, марш на рабочее место!
Пономаренко схватила телефонную трубку. Она звонила Коротичу. Надо срочно проверить версию Светочки. Надюнчик вполне могла скрыться в больнице. Причем в той, откуда ее не так просто вытащить. Психушки всегда хранили свои тайны.
— Олежек! Надежда в молодости побывала в психушке, — сообщила она. — Надо проверить, вполне вероятно, что она спряталась там, по старой памяти. Ты понимаешь, какая картина вырисовывается?
— Не дурак. Я тебя тоже могу кое-чем порадовать. — Коротич засмеялся. — Мы нашли Шпунтика и вытрясли из него душу. Роман старался как мог. Шпунтик раскололся. Угадай с трех раз, кто заказал Алекса?
— Надюнчик, — выдохнула Инна.
— Точно! Круг, кажется, замкнулся. Хитрая баба. Заказала убийство шефа, потом Верунчик ей по дружбе поведала, что Шпунтик оказался иудой и продал ее Алексу с потрохами. Она решила сама его угробить, пришла и утопила. И главное, у нее на всякий случай имеется справочка — больная на голову с детства. Что с психа возьмешь, так?
— Ищи ее, Олежек, ищи, — попросила Инна. — А Шпунтик не соврал? Слишком складно все получается.
— Не думаю. Трусливый он.
— И лживый, — напомнила Инна. — Вы его отпустили?
— А зачем он нам? Крови на нем нет, честно все рассказал — пусть бегает. Если понадобится, мы его еще раз отыщем. Инна, ты чего такая подозрительная? Мы на финише, а ты не рада.
— Олег, разыщи Надюнчика, потом поговорим.
Инна оценила обстановку в кабинете. Две пьяные молодые женщины, скучающая собака, трезвый мужик, хозяйка — ни то ни се, а вокруг алкогольные пары.
«Не кабинет, а притон, — подумала Инна. — Ну как главный редактор заглянет? Катерина начнет приставать и предлагать выпить абсенту. Это будет последней каплей. Выгонит, как пить дать выгонит».
Только она обозрела перспективу, как в кабинет постучались. Вежливый, робкий стук заставил Инну развить лихорадочную активность. Она смела со стола чашки, схватила бутылку, но спрятать не успела. Все равно, куда денешь порозовевшие, расслабленные лица Катерины и Светочки?
Дверь приоткрылась. Бен сказал: «Гав!» Дверь захлопнулась.
— Спасибо тебе, дружище! — поблагодарила она пса. — А ну, девчонки, руки в ноги и бегом отсюда. Я все же на работе, а пить в рабочем кабинете не позволено.
Она спрятала бутылку в стол и вздохнула. Катерина не сопротивлялась. Тем более Светочка предложила договорить в приемной.
— И собачку котлетками угощу, у меня от обеда остались, мама много положила.
Стоит ли говорить, что Бен не возражал. Слово «котлетки» он знал не хуже, чем команду «фас», а Макс надеялся, что Бен поделится добычей с хозяином.
Компания шумно выкатилась из кабинета. Инна облегченно вздохнула. Если они и нарвутся на главного редактора, то без нее.
В дверь снова постучали.
Инне очень хотелось крикнуть: «Не входить!» — потому что хотелось подумать. Схемы преступления требовали завершения: Надюнчика надо было вписать между Алексом и Любунчиком.
— Войдите, — сказала она. Такова уж женская логика.
Пожаловал Серпантинов, хотя они договаривались встретиться только вечером. Дел у каждого накопилось по горло.
— Я не вовремя? — спросил вежливый Серпантинов, повел носом и уверенно заключил: — Абсент, пили абсент. Час абсента как час обеда.
— Пришла Катерина, обвинила Надюнчика в убийстве Алекса и принесла бутылку. Ей под абсент лучше думается, — оправдывалась Пономаренко.
— С абсентом не думается лучше, с абсентом легче живется, — философски изрек Алексей. — Так это тихоня Надюнчик всех порешила?
— Выходит так. Она в молодости лечилась в психдиспансере. Она наняла киллера. А когда поняла, что киллер ей не помощник, утопила Алекса сама.
Инна пересказывала Алексею последние новости и чувствовала всю их искусственность. Слишком смахивало на «сделанную» кем-то детективную историю.
— За что она бедного Алекса?
— Он ей квартиру подарил.
— Я Людмиле тоже квартиру подарил, — вздохнул Серпантинов. — У баб в моду вошло убивать мужиков, которые квартиры дарят? Слушай, а вдруг это она меня закопала живьем? А что, читать она всегда читала. Вот писатели и подсказали выход: закопай мужика — и все твое.
Инна некоторое время молча смотрела на Серпантинова. Она вспомнила мелодраму, которую разыграла Людмила, ее фальшивый траур, ее мелкое коварство. У женщины явно артистические задатки и авантюрный ум, разъеденные бездельем и скукой. Такая могла и Эдгара По поставить на службу собственным интересам. И муженька любимого разыграть. Да, очень заманчиво обвинить во всем Людмилу, но Пономаренко справилась с собой и не позволила опуститься так низко — обвинить брошенную женщину. Хотя желание мстить распирало Людмилу, и она его не скрывала.
— А Верунчику кто подбросил письмецо? Тоже Людмила? Ее-то за что?
Серпантинов улыбнулся.
— Я увлекся, — доложил он. — Собственно говоря, не за тем пришел. Главное — квартира. Поехали.
— Какая квартира?
— Я квартиру присмотрел для нас, поехали, посмотришь.
— Не могу. Меня шеф искал. Он уже забыл, как я выгляжу, и понятия не имеет, чем я занималась. А для начальства что главнее всего? Чтоб подчиненные работали в поте лица, с энтузиазмом.
— С Виктором Петровичем я договорился, — вдруг объявил Серпантинов. — Не беспокойся.
— Ты знаком с нашим главным редактором?
— Только что познакомился. Я красочно описал ему свои приключения и попросил посоветовать толкового журналиста, который помог бы разобраться в этом деле. Он порекомендовал мне вас, уважаемая Инна Владимировна, как самого опытного, знающего, профессионального…
— Ну ты и хитрюга, — перебила она Серпантинова.
— Горжусь тобой, любимая, — искренне произнес Алексей. — Ты теперь можешь вполне официально ехать со мной, куда я захочу. И все во имя дела. С благословения главного редактора, я похищаю вас.
Инна посмотрела на недочерченные схемы, на сырой план дальнейших действий и махнула на все рукой. Она человек, и ничто человеческое ей не чуждо, хотя это ох как непрофессионально.
Серпантинов светился от гордости.
— Квартира недалеко от твоей работы, — вводил он ее в курс дела, — уютная, с хорошим видом из окна, даже мамочка одобрила.
— Ты успел показать ее Анастасии Назаровне? — с легким оттенком обиды спросила Инна.
Серпантинов замялся. Дернул его черт ляпнуть такое! Ведь он знал, что женщины народ ревнивый. Не первый год живет, мог бы и догадаться. И как теперь выпутываться?
— Правильно сделал, что показал маме. Она женщина мудрая, а я ничего не смыслю в новых квартирах. — Инна постаралась выговорить все искренне. Ведь она действительно не разбиралась в квартирных тонкостях, и Анастасия Назаровна действительно женщина мудрая. Все так, но почему же так мучительно дались эти разумные слова? Инна открывала в себе нечто новое, и это новое было далеко от совершенства. Какие, оказывается, меленькие, первобытные и низменненькие инстинкты дремали в ней до поры до времени.
«Хоть бы не превратиться в мелкую пакостницу», — испугалась Инна.
— Очень хорошо, что ты посоветовался с Анастасией Назаровной, — закрепила Пономаренко победу над собой.
— Я не испортил праздник? — опасливо спросил Алексей.
— Ну что ты, я бесконечно счастлива, что ты так любишь маму… — ляпнула Инна. «Господи, ну куда меня несет? — тут же выругала она себя. — Я ведь не хочу обабиться! Не хочу, а прет из меня такое…»
Серпантинов задумчиво переваривал услышанное. Он даже остановился, хотя до машины осталось несколько шагов, стоял и вертел в руках ключи от зажигания.
— Я осел, — тихо сказал Серпантинов.
«Ты осел, — мысленно согласилась Инна, — и я ослиха, а вместе мы пара ослов». Вслух же принялась успокаивать:
— Глупости, ты все правильно сделал.
Инна подошла к нему и взяла за руку.
— Поехали, очень хочется увидеть твой выбор.
Серпантинов кисло улыбнулся:
— Поехали, надеюсь, ты меня простишь…
Они так увлеклись собственными переживаниями, что не заметили, как сзади к ним подошел молодой человек. Некоторое время он прислушивался к разговору и, наконец, тихо сказал:
— Инна Владимировна, вам придется поехать со мной.
Инна обернулась, увидела незнакомого субъекта, крепче вцепилась в руку Серпантинова и ответила:
— Никуда я с вами не поеду.
— Это очень важно, — настаивал незнакомец.
— Молодой человек, кто вы и что вам нужно? — Серпантинов шагнул вперед, отодвинув Инну себе за спину.
Молодой человек потупил глаза и молчал. К ним подошли еще двое прилично одетых мужчин. На грабителей или бандитов они не были похожи. Инна скорее определила бы их в сотрудники солидного банка.
— Я не могу посредине улицы открывать тайны. Давайте сядем в машину, хотите в вашу, Алексей Вадимович, и поговорим.
— Еще чего! — возмутился Серпантинов. — Или вы называете свои имена, или мы расходимся в разные стороны.
Молодой человек вздохнул.
— Извините, если чем обидел, но у меня больше нет возможности уговаривать вас, — сказал он, быстро полез в карман брюк, извлек оттуда какой-то баллон и уже без всяких разговоров нажал на распылитель. Струя неизвестного газа попала прямо в лицо Алексею. Тот мгновенно свалился без сознания на руки парней.
— Что вы делае… — Инна не успела договорить, получила свою порцию газа и тоже потеряла сознание.
Инна проснулась легко: просто открыла глаза. Поняла, что лежит на спине, почувствовала запах дыма и, повернув голову, увидела недалеко от себя огонек сигареты. Кто-то сидел рядом и курил.
В комнате было темно. Пономаренко полежала несколько минут, понаблюдала, как некто затягивается сигаретой, потом осторожно провела рукой, ощупывая пространство вокруг себя. Очень хотелось найти тяжелую гантель или револьвер с полным барабаном, чтобы резко встать и достать до тлеющей табачной точки гантелью, либо прицельно выстрелить, опять же в сторону сигаретного огонька.
Кроме прохладной простыни, туго натянутой на матрац, рука ничего не нашла. Инна приподняла голову и, схватив подушку за уголок, резко выбросила ее в сторону курящего.
Некто закашлялся. Пономаренко вскочила с кровати и бросилась вон. Куда вон? Безумие. Что делать дальше, она не знала.
С самого начала Инна ошиблась в выборе направления, вместо двери наткнулась на другую кровать, или стул, или стол — в темноте не разберешь — и свалилась на пол.
Зажегся свет.
— Говорил, надо ее связать, — услышала она мужской голос.
— Надо было ей объяснить, куда ты ее везешь! — возразил другой голос, женский.
— Сама же требовала, чтобы я сохранял тайну.
Инна открыла глаза. Поднялась и увидела мужчину и женщину.
Женщину она узнала. Надюнчик, в больничном халате и с подушкой в руках. Оказывается, это она курила у изголовья и это ей достался удар.
— Инна, я хочу поговорить, — обратилась она к Пономаренко.
— Надюнчик, тебя вся милиция ищет! — зачем-то сказала Инна.
— Догадываюсь, поэтому ты здесь.
— Твои преданные друзья могли сообщить мне правду, и я бы поехала добровольно. — Инна обиженно потерла ушибленное колено.
— Артем, оставь нас, — попросила Надежда мужчину.
Тот покорно попятился к двери.
— Постойте, — крикнула Инна, — где Серпантинов?
— Ваш знакомый в смирительной рубашке сидит. Буйный очень.
— Надежда, сначала давайте освободим Серпантинова, — предложила Инна.
Их впустили к Алексею. Спеленатый, как младенец, он лежал, привязанный к кровати, и от бессилия дергал ногами. Инна начала смеяться. Увидев улыбающуюся Инну, Алексей успокоился. А когда развязали, кинулся обниматься.
— Инночка, я так беспокоился! Ты в порядке? — Серпантинов гладил ее, как ребенка, а Инна млела от нежности. Но, глянув нечаянно в сторону Надежды, она увидела в ее глазах откровенную зависть.
— Нас пригласила в гости Надя, — отстранилась Инна. — Довольно экстравагантным способом, но что сделано, то сделано.
— Надежда, а если бы мы коньки от страха отбросили?
— Да я не виновата, это братишка намудрил. Перестарался. Он за меня голову готов положить. — Надя закурила. — Теперь вы можете меня выслушать?
Инна кивнула, а Серпантинову ничего не оставалось, как принять предложение брата-врача отдохнуть в его кабинете.
Надежда глубоко затянулась и стала мерить шагами палату.
— Он тебя любит, — изрекла она на ходу.
Что тут скажешь?
Инна ждала откровений, ей даже показалось, что Надежда сейчас признается во всех убийствах. Вот так побегает-побегает по палате, покурит-покурит, потом остановится, посмотрит на Инну невидящим взглядом и буднично скажет, что она убила Алекса, за то, что он скотина, а потом убила Любунчика, за то, что она много знала, много на себя брала и давно ее доставала. Скажет и изобразит приступ шизофрении. Никто ее отсюда в тюрьму не заберет, наоборот, государство возьмет на себя обязательство лечить ее за свой счет. Надюнчик защищена, и опасаться ей нечего. А облегчить душу, видно, хочется, вот она и пригласила Инну в исповедники. Лучшей кандидатуры не найти.
— Я слушаю тебя, Надя, — нетерпеливо сказала Инна.
— Не могу так жить, не могу! Видишь, как руки дрожат? — Надежда закрыла глаза и вытянула перед собой руки. — Дрожат?
— Дрожат, — согласилась Инна и чуть не прибавила: «Не тяни, не томи, не мучай себя и меня, скажи, что убила Алекса, признайся, что угробила Любунчика, сразу станет спокойнее, глядишь, и руки перестанут дрожать, и ум за разум не будет заскакивать».
— Я на последней грани! Я боюсь сойти с ума. Помоги мне, Инна. — Надежда снова забегала по комнате, чуть ли не по стенкам, как мышь в закрытой наглухо банке.
«Что мне, сутану для исповеди надеть, крестом ее осенить и заголосить: «Покайся, раба Божия, покайся!»
— Наденька, прими успокоительное, — услышали они голос.
Инна оглянулась. Никого, кроме них, в палате не было.
«Может, это я посоветовала и не заметила? — подумала Инна. — Значит, тоже крыша едет. Славненько мы тут с ней заживем».
— Иди к черту, братец! — совсем не удивилась Надежда. — Не помогут мне твои лекарства. Вот кто мне сейчас врач! — Она указала на Пономаренко. — Ты мне поможешь, Инна?
— Ну да, постараюсь.
— Меня подставили! — выпалила Надежда и снова забегала по комнате. — Сволочи! Сволочи! Подлюки!
Она тяжело дышала, как загнанная лошадь, но продолжала ускорять шаг. И вдруг Надежда остановилась, повернулась к Инне, подняла над головой сжатые кулаки и пошла прямо на Инну, потрясая кулаками и выкрикивая: «Сволочи! Сволочи! Сволочи!»
«Да она безумна!» — испугалась Инна.
— Инна Владимировна, стойте и не шевелитесь! — приказал невидимый голос. Очевидно, за палатой наблюдали.
Инне стало спокойнее. «Спасут, ежели чего», — подумала она.
Надежда подошла совсем близко. Вид ее был ужасен: перекошенные судорогой губы, остановившиеся глаза, учащенное дыхание. Инна стояла как вкопанная, и это подействовало на больную женщину благотворно. Надежда вдруг улыбнулась и опустила руки.
— Вы мне поможете? — спросила она и обессиленно опустилась на колени.
— Да, да, да, — несколько раз повторила Инна для убедительности.
— Я верю вам, присаживайтесь, — пригласила она Инну сесть на пол рядом с собой.
Инна подчинилась.
— Расскажите, что вас тревожит, Надя.
— Меня подставили. Всем очень хочется, чтобы я убила Алекса и Любунчика.
— Почему вы так решили?
— Фотограф. Если он снимал всех, то должен был сфотографировать и убийцу. Я чувствовала взгляд. Он смотрел вот сюда. — Надежда пальцем ткнула себя в переносицу. — Я поняла, что он наблюдает за мной. И я испугалась.
— Кто наблюдает?
— Фотограф. Найдите фотографа. Меня подставили. Все знали, что мне нельзя нервничать, что я могу потерять равновесие. Кто-то воспользовался знаниями обо мне. Я идеальная кандидатура для убийцы.
— Но вы не убивали?
— Нет, я не смогла. Его уже убили. А фотограф все снимал. Я чувствовала, он смотрел на меня. Он всех видел, он все знает. Фотограф главный. Я хочу выпить.
— Надя, ты знаешь, что Алекс подарил тебе квартиру? — спросила Инна.
— Он скорее удавится, — равнодушно ответила Надежда. — Хочу выпить, у тебя нет?
— И все же дарственную на квартиру нашли в твоем столе.
— Меня хотят подставить, мотивчик налицо. Выпить нету? — Надежде уже надоело разговаривать всухую. — Мне все равно что: абсент, водку, коньяк. — Она перешла на шепот: — За мной тут следят и выпивку не дают, а мне напиться надо.
— Надя, мы не договорили. — Инна пыталась удержать собеседницу в трезвых рамках. — Ты подозреваешь кого-нибудь? Кто мог убить Алекса и Любунчика?
— А нальешь? — спросила Надежда.
— Да, — не моргнув, соврала Инна.
— Алекса и Любунчика убили Алекс и Любунчик. — Надежда засмеялась.
Инна отшатнулась. Безумие Надежды ее испугало.
— Они мертвы, — выдавила она из себя. — Других кандидатур у тебя нет?
— А что ты принесла, абсент или коньяк? Я хочу абсента. Как Любунчик его хорошо разливала, помнишь? — Надежда не отрываясь смотрела на руки Пономаренко. — Да у тебя нету ничего. Где ты прячешь абсент?
— Надя, сосредоточься. Кто убил Алекса? — Инна сделала строгое, учительское лицо.
— Сказала же — Любунчик, и правильно сделала, он сволочь! — Надежда отвечала четко, как на уроке.
— Кто убил Любунчика?
— Алекс! Потому что он сволочь! — Надежда вздохнула. — Зря я тебе поверила, ты тупая, никого ты не найдешь. И абсент ты не принесла. Обманула. Вот попрошу брата, чтобы он тебя здесь оставил, будешь тогда мучиться вместе со мной. А отсюда просто так не выйдешь. Тут решетки на окнах, охрана, тут тебе психушка, закрытое засекреченное заведение. И будем мы тут друг друга лечить. Из любого человека можно за неделю сделать больного.
Надежда засмеялась. Звонко, весело, открыто, так смеются дети, когда смотрят смешной мультик. Какая мультяшка крутилась сейчас в ее мозгу? Смешной ужастик, не иначе.
— Алекс не мог убить Любунчика. — Инна сделала последнюю попытку выудить хоть что-то.
— Ты сказки читаешь? Волки от испуга скушали друг друга. Вот и у них так. Алекс узнал от серого волка, что его хотят жизни лишить, и послал гонца, чтобы убить убийцу. А пока гонец ехал, Алекса и убили.
— Ты хочешь сказать, что Алексу донесли, будто Любунчик хочет его убить, и он нанял киллера, чтобы тот пристрелил Любунчика? В результате Алекса утопили, а киллер все равно совершил дело, за которое ему заплатили, то есть убил Любунчика?
Инна вспомнила фотографию, на которой Алекс разговаривал со Шпунтиком. О чем шел разговор? И так ли уж был правдив Шпунтик? Потому и указал на Надюнчика, чтобы следы замести. Мол, договаривались, но не успел, взятки гладки. Никакого преступления. Обманул двух опытных ментов и был таков, ищи его теперь.
— Волки от испуга скушали друг друга, волки от испуга скушали друг друга, — мирно напевала Надюнчик.
«Слава богу, о выпивке забыла», — перекрестилась Инна.
— А кто фотограф? — спросила Пономаренко. Вдруг она с такой же легкостью получит еще одну версию?
— Фотограф главный, — встрепенулась Надежда. — Где мой абсент? Хочу абсента. Хочу абсента, хочу, хочу, — как ребенок шоколадку, стала клянчить она.
— Кто фотограф? — Инна не обращала внимания на капризы Надежды и старалась задавать вопросы четко и отрывисто.
— Фотограф? А кто угодно: и Верунчик, и Маринчик, и Любунчик, и даже Катька. Все могут, все сволочи, все меня толкают в петлю. Атомные кошки!
Пономаренко вздрогнула. Об атомных кошках она уже слышала.
— Оставайся тут, Инна, тебя тоже съедят, ты глупая. Ты в шахматы играешь?
— Играю.
— Я же говорю, что ты глупая. Зря играешь в шахматы. Надо учиться играть в шашки. Оставайся, я тебя научу.
— Почему играть в шашки лучше, чем в шахматы? — просто так спросила Инна. Но ответ ее поразил.
— В шахматах, где фигуры неравноценны и где им присвоены самые разнообразные и причудливые ходы, сложность ошибочно принимают за глубину. В шахматах все решает внимание. Стоит отвлечься, и ты совершаешь оплошность, которая тут же приводит к просчету и поражению.
Инна насторожилась. Смутно, очень смутно ей эти размышления, этот строй мысли, даже подбор слов что-то напоминали. Что-то похожее она уже где-то слышала.
— Шашки требуют куда большего умения размышлять и задают уму более полезные задачи, чем мнимая изощренность шахмат. В шашках шансов на недосмотр куда меньше, успех зависит главным образом от сметливости. Победа в шашках зависит от удачного хода, от неожиданного и остроумного решения, а не от внимания и расчета.
«Откуда такие обороты речи, откуда это старомодное «задают уму более полезные задачи»? Надежда обычно так не разговаривает, — мучилась Инна в догадках. — Я это уже где-то читала».
— Очень верное замечание, — похвалила Инна, — я согласна с тобой.
— Не со мной. Читай Эдгара По, «Убийство на улице Морг». Я преклоняюсь перед гением этого писателя. Он, конечно, мрачный, но его наблюдения…
— Ты любишь Эдгара По? — Инна не смогла скрыть изумления.
— Удивлена?
— Не то слово.
Инна не стала посвящать Надежду в некие совпадения. Зачем? Надюнчик могла и не знать, что и Серпантинов, и Верунчик перед злыми розыгрышами получили письма-предупреждения, где цитировались отрывки именно из Эдгара По. Хотел ли неизвестный шутник указать на Надежду или просто так сложилось? Кто знает?
— Читайте По, — простодушно советовала Надюнчик, — мне он помогал найти себя. Выпить у тебя нет? — перескочила она на другую тему. — Нет, обманула. Все меня обманывают, и ты обманываешь, обещала найти фотографа и не нашла, обещала принести абсент и не принесла. Буду спать, сон как абсент… спишь, будто выпил…
— Инна Владимировна, пожалуйста, оставьте Надю в покое, уходите, она устала, — услышала Пономаренко голос и подчинилась.
Инна вышла из палаты. Ее ждала медсестра и тотчас же провела в кабинет врача.
— Артем Иванович, — представился тот. — Извините моих ребят. Они перестарались, но я не мог им всего объяснить, извините. Как вам разговор с Наденькой? Что-нибудь важное она сказала?
— Вы ее брат? — только и спросила Инна.
— Да, старший брат, ответственность на мне. Поверьте, я сумею поставить ее на ноги, но необходимо убрать раздражитель. Она требовала, чтобы я пригласил вас для разговора, она вам верит. Найдите человека, который так нагло, так расчетливо использовал ее. Списать преступление на слабую женщину, изощренно подвести к нервному срыву — это бесчеловечно. — Он немного помолчал. — Если нужна моя помощь, я готов, я и мои ребята, вы их видели в деле. Если нужна будет защита, обращайтесь. Только найдите этого чертового фотографа. И как можно быстрее. Мне показалась интересной ваша реакция на упоминание Наденькой Эдгара По. Это что-то значимое?
— Не знаю, но, кажется, к нервному срыву Надю действительно кто-то старательно подталкивал.
— Отыщите его. Чего хочет эта нелюдь?
— Думаю, услышать, что Наденька безвозвратно сошла с ума, а затем списать на нее все преступления.
— Может, пойти на хитрость? Я могу объявить ее душевнобольным человеком.
— Тогда настоящий преступник обязательно расслабится и ошибется.
— Подстроим ему ловушку! Согласны?
— Это не так просто, — вздохнула Инна. — Мы имеем дело с очень опасным, очень расчетливым и очень хитрым человеком. Это не человек, это машина, а машины редко ошибаются.
— И все же он простой смертный. — Артем взял книгу, которая лежала на столе, раскрыл на закладке — очевидно, готовился к разговору с Инной. — Послушайте, как верно об этом сказал Зигмунд Фрейд: «Ни один смертный не способен хранить секрет. Если молчат его губы, говорят кончики пальцев; предательство сочится из него сквозь каждую пору». Рано или поздно он ошибется. Как только почувствует себя в безопасности, предательство начнет выходить из него через каждую пору явственней. Надо только заманить его в ловушку спокойствия. — Артем захлопнул книгу и положил ее на место. — Фрейд великий наблюдатель. Я ему верю, — сказал он. — Вы всех знаете, вы опытны…
— Вы опасный человек, — улыбнулась Инна. — Прекратите захваливать. Тщеславие — не самое лучшее человеческое свойство. Я могу позвонить?
— Да, конечно. — Артем придвинул к ней телефон.
Инна звонила Коротичу. Олег ответил быстро, на ходу. Он торопливо дожевывал какой-то бутерброд и недовольным голосом спросил, чего понадобилось Пономаренко.
— Приятно поговорить с вежливым человеком, — сдержанно съязвила Инна.
— Я с ног валюсь, твою Надежду разыскиваю, а ты, судя по всему, снова с поручением!
— Угадал. С Наденькой я уже поговорила, — с превеликим удовольствием доложила Инна.
Коротич поперхнулся:
— Ты хочешь сказать, что нашла ее?
Инна молчала, наслаждаясь произведенным впечатлением. Она не стала посвящать Олега в подробности. Пусть думает что хочет, воображение у него богатое.
— Неужели нашла? Уела ты нас с Романом! Хорошо, твоя взяла, говори, чего надо на этот раз. — Приятно было слышать, что Коротич признал собственное поражение.
— Необходимо разыскать Шпунтика и задать ему один-единственный вопрос, даже не вопрос… — Инна задумалась. — Надо заставить его сознаться в том, что он убил Любунчика. Расколоть его так быстро, чтобы он и опомниться не успел. Есть подозрение, что на фотографии Алекс договаривается со Шпунтиком именно об убийстве Любы. Советую разговаривать с ним таким образом, чтобы этот пройдоха почувствовал, что вы и сами все знаете. Хорошо бы выбить из него явку с повинной.
— Не учи ученых, — буркнул Коротич.
— Как это «не учи»? Вы дважды его ловили и дважды с ним разговаривали. Больно много он вам сказал. Олежек, вы все время гоняетесь за одним и тем же человеком. Он, наверное, уже помирает со смеху, рассказывая, как умудрился оставить с носом опытных сыскарей.
— Пономаренко, не добивай, — взмолился Олег. — Между прочим, еще неизвестно, кто прав. Ты тоже можешь ошибаться. Ведь это только догадки, так?
— Разыщи Шпунтика и проверь.
Что еще могла ответить Инна? Конечно, это была лишь гипотеза, гипотеза безумной Надежды, но безумцы очень часто оказываются правы.
— Поговорили? — ожил Артем Иванович. Во время разговора он усиленно занимался изучением бумаг на своем столе.
— Спасибо, а где Серпантинов? — Инна вдруг вспомнила, что он отправился пить чай с Артемом.
— Его заинтересовали наши порядки, он сейчас осматривает некоторые палаты.
— О господи, а ему зачем?
— Ну, уважаемая Инна Владимировна, говорят: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». В нашем мире я бы добавил: и от психдиспансера тоже. Кто знает, куда может занести нелегкая? Алексей Вадимович поступает мудро, присматривается.
— Нам пора. Нельзя ли его выудить побыстрее!
— У меня один вопрос. — Артем пристально посмотрел на Пономаренко. — Вы верите, что Наденька не виновна?
— Я постараюсь найти виновных, — дипломатично ответила Инна.
— Хорошо, примите от меня подарок. — Артем достал из ящика стола уже знакомый баллончик. — Возьмите, на всякий случай. Успокаивает мгновенно, любого. Вы убедились, он безвреден и весьма эффективен в действии. Приятный запах, дизайн флакона как у дезодорантов, держите его всегда при себе, вдруг пригодится. Нужно только слегка нажать; на пульверизатор и постараться не дышать. Пусть дышит тот, на кого он направлен. И если понадобится моя помощь, обращайтесь.
— Спасибо, Артем Иванович, жаль, что у вас нет эликсира правды. Очень бы пригодился, — засмеялась Инна.
Но врач не смеялся. Он раздумывал о чем-то. И смех у Пономаренко прекратился. Кто знает, чего ждать от этих засекреченных субъектов в белых халатах?
— Отчего же, можно обсудить, — то ли в шутку, то ли серьезно ответил Артем. — А пока действуйте по Фрейду, Инна Владимировна. Помните? «Ни один смертный не способен хранить секрет. Если молчат его губы, говорят кончики пальцев; предательство сочится из него сквозь каждую пору».
С ними разговаривали вежливо и предупредительно. Отвезли туда, откуда похитили, на служебной машине с мигалками и сиреной. Долго извинялись за применение спецсредств, расшаркивались и заглаживали вину, как могли. Но холодок в желудке исчез, только когда Серпантинов и Пономаренко оказались в собственной машине.
— Ух, не хотел бы я там оказаться, — поежился Алексей.
— У Надюнчика мощная защита, — размышляя о чем-то, произнесла Инна. — Ей повезло. Повезло.
— Повезло нам, что мы оттуда выбрались. Ну что, поедем смотреть квартиру?
— Сначала звонок другу, — отмахнулась Инна.
Бедный Коротич. Похоже, он никак не мог доесть все тот же бутерброд.
— Капитан Коротич, — давясь, ответил он.
— Я вот подумала, Олег, хорошо бы изучить окружение наших атомных кошек.
— Каких кошек? — раздраженно переспросил Коротич. — Ты мне поесть дашь?
— Ну, ближайшее окружение Верунчика, Марины, Катерины…
— С тобой не соскучишься! Они же бизнесвуменши, да у них тысячи знакомых, десятки бой-френдов. А нас всего двое с Романом.
— Шпунтика нашли?
— Иди к черту, Пономаренко. Ищем, ищем, он как сквозь землю провалился. А тут ты еще со своими гениальными прозрениями. По мере возможностей изучаем их круг общения, изучаем. И дай мне поесть спокойно.
— Заодно узнайте, кто из них «беременная крыса», — не сдавалась Инна.
Коротич зарычал, как голодный зверь, и отключился.
— Так мы едем смотреть квартиру? — без всякого энтузиазма спросил Серпантинов.
— Ты, Алеша, посмотри сам, — виновато сказала Пономаренко. — Я, пожалуй, еще поработаю. Извини, у меня возникли некоторые соображения, хочу проверить. Я побежала, а ты посмотри, посмотри сам. Как ты решишь, так и будет. — Она чмокнула его в щечку, вылезла из прохладного салона машины и умчалась куда-то в полуденное пекло.
Серпантинов недовольно ворчал: «Я уже и так квартиру смотрел. Что за жизнь?» — но его уже никто не слышал.
Инна со всех ног бросилась в родной кабинет. Ей очень хотелось заняться решением одной проблемы. У нее блеснула простая, до гениальности, догадка. До кабинета оставалось несколько метров. Она так быстро бежала, не видя никого в округе, что чуть не сбила с ног женщину.
— Инна, вы как вихрь летите. Смерч, так и убить недолго.
Пономаренко присмотрелась. Перед ней, потирая плечо, стояла Зита-всевидящая.
— А вы что тут делаете?
— К вам пожаловала. О, какая вы растрепанная, надо успокоиться, чакры прочистить. Так недолга и до язвы добегаться. Все от излишней нервозности в организме. Чакры забиты, энергия уже не целитель, а разрушитель.
— Зита, не морочьте мне голову вашими теориями, вспомните, что я знакома с Раисой. — Инна нашла кратчайший путь для обуздания «всевидящей». Она помнила, с каким пиететом та относится к Раисе-ведьме.
Зита заткнулась, но только на время.
— Я к вам по делу. Чакры — это по ходу.
— Пойдемте в кабинет, там поговорим.
Инна первым делом написала пару слов на бумаге, чтобы не забыть о своих блестящих догадках. При общении с Зитой всего надо опасаться. Может так задурить голову, что не вспомнишь, как тебя зовут.
Зита-Тамара с интересом рассматривала рабочую обстановку. Принюхивалась, вздыхала, качала головой, водила руками по рабочим шкафам и снова вздыхала.
Инна стала беспокоиться. Зита явно учуяла нечто недоброе, враждебное.
— Как у вас тут запущено, — наконец поставила диагноз Зита, — столько негативной энергии скопилось, у-у-у, надо чистить. Рабочее помещение необходимо чистить как квартиру — регулярно. — Зита задергала руками, сбрасывая невидимую, но пакостную субстанцию.
Чтобы не съехать с катушек и не поддакивать Зите с глупейшей улыбкой висельника, Инна решила выстроить защиту.
— Да уж, ходят маньяки и убийцы, в грехах признаются. А какая у них энергия? Сами понимаете — черная. Вот и накапливается.
— Забросила вас Раиса Ивановна, забросила, — качала головой Зита, — я со своими клиентами так не поступаю. Пришел ко мне человек со своей бедой, доверился мне, так я всю жизнь о нем забочусь, присматриваю.
— Ближе к делу, — подсказала Инна. Она поняла, что неудачная шутка только усугубила проблему.
— Куда уж ближе! — Зита возмутилась. — Разве можно спокойно разговаривать с человеком, который стоит над пропастью и не видит опасности.
— Это вы обо мне?
— О вас, о вас! — Зита поводила руками вокруг Инны.
— Зита, или вы излагаете мне цель визита, или немедленно уходите. — Инна отмахнулась от назойливых рук.
Зита обиделась и сидела надувшись как сыч.
Обстановку разрядила Светочка. Она забежала в кабинет и с порога затараторила:
— Вам письмецо пришло, Инна Владимировна, а Сократик такой лапочка. Пришел к Виктору Петровичу Курлаков из налоговой, вы же знаете, как я ненавижу этого типа! Жирный, бородатый, на носу бородавка, брр! Редактора нет, и неизвестно, когда приедет, а этот сидит и сидит, уже весь чай выпил, лимон съел, конфеты переполовинил и все «ля-ля, ля-ля!». Будто у меня дел никаких нет, кроме как его болтовню слушать. Уже не знала, как его выставить. И тут Сократик, лапочка, как почувствовал: тихохонько из своего ящика выполз, — я ему ящичек из буфета принесла. Девчонки как узнали, кто у меня будет жить, самый лучший, из-под вина импортного освободили, так что Сократику там уютно… — Она вдруг остановилась с открытым ртом, увидев выражение лица Инны.
— Ты говорила о письме, — напомнила Пономаренко.
— Да, правильно, — схватила Светочка на лету мысль. — Этот Курлаков мне надоел, как горькая редька, а Сократик подкрался к нему и как зашипит… Вы бы видели, как вонючка Курлаков подскочил, затрясся и пулей из приемной! Даже «до свидания» не сказал! Сократик, лапочка, сделал дело и полез обратно в домик. Умничка мой, теперь Курлаков десять раз подумает, прежде чем заявиться снова. Я ужика никому не отдам!
— Светочка, ты что-то насчет письма говорила. — Инна поморщилась. Что за день сегодня: все сваливаются на голову и всех тянет поделиться ерундовиной.
— Ну да, письмо странное, без обратного адреса.
Светочка положила на стол голубой конверт и приготовилась снова защебетать, какой Сократик умничка.
Но ее никто не слушал. Инна от одного взгляда на конверт мгновенно побледнела. Зита тоже всполошилась не на шутку.
— Воды, воды! — закричала она. — Принесите воды! Ой, как плохо!
— Вам плохо? — спросила растерянно Светочка.
— Да не мне! — Зита разозлилась. — Инне Владимировне воды принеси. Видишь, с лица сникла женщина.
— Не надо воды, — отмахнулась Инна.
— Я, пожалуй, пойду, — ретировалась Светочка. — Может, позвать Василису Илларионовну?
— Иди, Светочка, иди, — простонала Пономаренко.
Конверт, голубой конверт! Точно такой демонстрировала Марина, такой, по слухам, получила Верунчик. Конверт с кошмарным посланием от Эдгара По. Инна с первого взгляда поняла, что они близнецы-братья, что и ее не миновала чаша сия.
Зита, сгорая от нетерпения, выкрикнула:
— Такой же конвертик получила Вера Степановна и чудом осталась жива!
Что и говорить, Зита-всевидящая нашла самые подходящие слова для ободрения испуганной Пономаренко.
Инна, придя в себя, наконец взяла в руки конверт. Зита затаила дыхание.
— Зита, вы же всевидящая, что меня ждет?
— Да не тяните вы, открывайте поскорее, вместе и узнаем. — Зита отбросила всякое «потустороннее» кривляние. Перед Инной сидела обыкновенная любопытная женщина, без всяких оккультных закидонов.
В кабинет ворвалась Василиса Илларионовна. Она недобро покосилась на Зиту, очевидно, Светочка доложила, что Пономаренко стало плохо и всему виной посетительница кавказской национальности.
— Что случилось, Инночка Владимировна? Помощь нужна? — без обиняков спросила Илларионовна.
— Инна Владимировна получила письмо с угрозами, — влезла с объяснениями Зита. Ей очень хотелось отвести от себя всякие подозрения.
— Доигрались!.. Чувствовало мое сердце, в опасную историю вы попали. И ведете себя глупо. Дайте, я открою.
Василиса Илларионовна решительно вскрыла конверт.
«Учи, стерва!» — прочитала она первые строки, ахнула и схватилась за сердце.
— Отдайте, — перехватила письмо Инна, — все же адресовано оно мне.
«Учи, стерва!
…Свет гаснет, гаснет, погас!
И все покрывается тьмой,
И с громом завеса тотчас
Опустилась — покров гробовой…
И, вставая, смятенно изрек
Бледнеющих ангелов рой,
Что трагедия шла — «Человек»,
В ней же Червь-победитель — герой.
И запомни: на тебе шутки закончились».
Инна дочитала. Все молчали.
— «Покров гробовой» — это значит, вы должны умереть? — спросила Зита, будто Инна могла знать ответ. — А что делает Червь-победитель?
— Он меня ест. — Инне очень захотелось поступить как Марина. То есть бросить письмо на пол и топтать, топтать клочок бумаги ногами. Теперь она понимала порыв Марины. Какие там соображения, какие там вещдоки? Порвать, затоптать, уничтожить, избавиться и забыть.
— Шли бы вы, дамочка, по своим делам. — У Василисы от гнева раздувались ноздри. Такой бестактности она простить не могла. — Мы тут сами разберемся, что к чему.
— Предлагаю сообщить об угрозе Раисе Ивановне. — Зита проигнорировала предложение корректорши.
Пономаренко еще раз перечитала послание и отхлебнула водички.
— Хорошо, что это не Эдгар По, — пустилась она в размышления. — Стихов еще никто не получал. Мы не знаем начала стихотворения, возможно, оно более оптимистично.
— Почему вы решили, что это не Эдгар По? — Василиса тоже внимательно перечитала письмо. — Стихов у него много. По теме, по стилю, по мрачности как раз очень похоже на По. Я попытаюсь найти источник. Вы не возражаете? — Василиса быстро переписала содержимое на листочек. — Ну, я побежала, — сказала она и величественно удалилась.
— Я, пожалуй, тоже откланяюсь, — заторопилась Зита.
Инна струхнула. Ей очень не хотелось оставаться в одиночестве. Еще секунда, и она бы смалодушничала и стала бы приставать к Зите с просьбой почистить все чакры, всю ауру и ей, и кабинету.
— Зита, а зачем вы, собственно, приходили? — нашлась о чем спросить Инна.
— Э-э, пустяки, Инна Владимировна, пустяки, я в другой раз.
Всевидящая буквально бежала из кабинета, что не прибавило оптимизма Пономаренко. Вдруг Зита все же предвидит будущее? Тогда оно, судя по поведению экстрасенсихи, ужасно.
