Глава 1
— Девки, а давайте его утопим в моем бассейне к чертовой матери, чтоб нам жизнь не портил?! — Верка посмотрела мутными пьяненькими глазами на собутыльниц, ожидая одобрения.
Девки молчали. Зеленоватая жидкость в бокалах привлекала их больше, чем предложение коллеги. Каждая потупила глаза и боялась взглянуть на Гренадершу, то есть на Верку.
Гренадершей ее прозвали за баскетбольный рост, внушительный бюст и громоподобный голос. Она запросто могла бы работать вышибалой в ночном клубе. Сказывалось славное прошлое — одно время Верка занималась метанием ядра и доросла до заслуженного мастера.
Рядом с ней тоненькая, прозрачная Любашенька казалась тростинкой. Надо же такому казусу случиться — работали они вместе. Верка начальником отдела, а Любаша — ее заместителем. Одно время по фирме ходили грязненькие слухи насчет сексуальной ориентации Гренадерши и Барби, как прозвали Любушку, но участницы сегодняшней пирушки знали доподлинно, что это только слухи. Потому что с ними со всеми по очереди спал их ненаглядный шеф. Он считал себя настоящим, стопроцентным мужиком и не брал на работу тех, с кем бы его не тянуло перепихнуться разок-другой. А уж начальники отделов были им «опробованы» неоднократно.
— Молчите? Думаете отсидеться? — Верка развела руками и ткнула пальцем в пустой бокал. — Кто мне приготовит новую порцию? Абсент — пойло серьезное, его из горла не отхлебнешь.
— В меня оно и так не лезет — горькое, зеленое. Уж лучше бы нормальный коньячок…
— Надюнчик, ты мышей не ловишь, — заглушила ее жалобы Верка. — Абсент сейчас в моду входит, а мы, Надюнчик, должны быть впереди планеты всей, иначе от нас клиенты побегут к другим. Запомни: сейчас, если от тебя не разит полынью, ты вне тусовки. Так что хошь не хошь, а учись, пока я добрая. Бутылка на четверых — это смех один. Бери пример с Маринушки: пьет и не морщится.
— Морщусь, — Марина встрепенулась, — но хочу напиться, чтоб ничего не соображать. Говорят, после абсента глюки приходят, как после травки.
— Ты права, Риночка. Если абсента выпить достаточно, то увидишь все, что захочешь.
— И откуда ты все знаешь, Любаша? — Голос у Верки потеплел, она всегда восхищалась необъятными знаниями Барби.
— Ты же сама, Верунчик, меня попросила порыться в Инете насчет абсента.
— И много нарыла?
Люба скромно пожала плечиком.
— Все, — ответила она.
— То-то я гляжу, ловко ты с ним управляешься.
Любаша налила немного абсента, водрузила на бокал серебряную дырчатую ложку и положила сверху кусочек сахара. Движения ее были грациозными и завораживающими. Все не отрываясь смотрели, как Барби полила сахар холодной водой, а затем, обдав его абсентом, подожгла. Расплавленный сахар медленно капал в бокал.
— Красиво. Можно пить?
— Одну минуту, Верунчик, добавлю чуть-чуть лимонного сока и воды с мятой. Готово.
— Барбик, и мне приготовь еще порцию, — попросила Надя.
Верка опрокинула бокал, крякнула и сказала:
— И такие золотые кадры он хочет выбросить на помойку! Девки, давайте его утопим. Возьмем за волосики и…
— Верунчик, какие волосики? У нашего Алехандро лысина, как у Колобка, на всю голову.
— Ну, кое-где волосики у него все же есть. Вот за них и потянем. Я стану во главе фирмы, и заживем припеваючи. Основной груз клиентуры тянем мы. А он тянет из нас соки. Вот ты, Риночка, сколько пропустила через себя заказчиков?
— До фига, и все золотые, виповские.
— А сколько тебе пришлось с ними выжрать коньяку, пока они сценарии утверждали?
— До фига. Утопиться можно.
— Печенка, понятно, вдрызг. И наш кобелек решил нас на обочину? Он мне так и сказал: «Поисписались девки, никаких новых идей, одни обмылки». И морда брезгливая и решительная.
— Выпьем! — предложила Марина.
Женщины сдвинули бокалы.
Барби давилась абсентом и мотала головой. Все же семьдесят градусов — это не хухры-мухры. А когда отдышалась, то выдавила из себя жалобную, малодушную фразочку:
— Алехандро не понравятся наши разговоры.
— Какой на хрен Алехандро? Сашка он, босота. — Верунчик гневно раздула ноздри. — Первого заказчика я ему привела. Тогда даже приличного стула не было, чтоб клиента посадить. И первый сценарий я написала. А потом Мариночка пришла, а потом Надюнчик подвалила, и мы как поперли дело раздувать. Если бы не мы, он бы так и остался на надутых шариках и водолазах с цветами в ластах. А мы вдохнули в розыгрыши новую высоту…
— Высоту нельзя вдохнуть, — поправила ее аккуратная Барби.
— Я хотела сказать, мы дунули на такую высоту, что конкуренты как крыльями ни хлопали, а нас прохлопали.
— Ты права, Гренадерчик, во всем права. — Марина пьяненько засмеялась. — Он даже не Сашка, а Шурка! — Ей стало еще веселее, и она закричала во все горло: — Шурик, к ноге!
— Правильно, в ногах он должен у нас валяться. Здорово придумала. Ласково так за волосики возьмем и на дно потащим, — подхватила Надька.
Абсент веселил и придавал беседе опасную остроту.
— И даже абсента на посошок ему не дадим! Пусть на сухую тонет!
— Это вы очередной сценарий придумываете? Это вы несерьезно? — забеспокоилась самая трезвая и потому самая трусливая Барби.
— Претворим планы в жизнь! — выдвинула лозунг Надежда.
— Раз все согласны, поползли в бассейн, будем тренироваться. И абсент с собой прихватите, — скомандовала Верунчик.
— И Любунчика, она его прилично готовит.
— Я не полезу в бассейн, я утону. — Барби прижала к груди бутылку с абсентом, словно хотела за ней спрятаться.
— Ты будешь нам рассказывать об абсенте, — смилостивилась Марина.
— А мы будем тренироваться.
— Что мы будем делать? — переспросила Надя.
— В бассейне поймешь. Девки, за мной! — Верунчик первая поднялась из-за стола и, демонстрируя чудеса эквилибристики, двинулась в сторону воды. За ней, поддерживая друг друга, пустились в нелегкий путь остальные.
Голубоватая вода манила и подмигивала. Разгоряченные тетки прыгнули туда не снимая одежды.
— Ух, хорошо, — поухивала Гренадерша.
— Эх, расчудесно, — соглашалась с нею Надя.
Рядом отфыркивалась довольная Марина.
На суше, заикаясь от страха, Барби начала рассказ об абсенте. Она то и дело тяжело вздыхала, но приказ начальницы старалась выполнить безукоризненно.
— Абсент — настойка горькой полыни на спирту. Для улучшения вкуса в состав абсента добавляют экстракты аниса, фенхеля, мелиссы и других лекарственных трав.
— Любашик, можешь говорить громче? А то я слышу через слово. — Надюнчик подплыла к бортику. — А лучше плюнь ты на этот ликбез и прыгай к нам. — Она попыталась за ногу стащить Барби в бассейн.
Та завопила.
— Не ори! Я только хотела спросить, что там в него добавляют? — пошла на попятную Надя.
— Абсент — это божественный напиток! — зло выкрикнула Барби. — Эликсир вдохновения! Запретный плод! Зеленый дьявол! — Она скандировала достоинства напитка, будто лозунги на демонстрации. Марине так и чудилось: «Да здравствует мир, труд, май, абсент!»
— Ой, не могу, до чего ты смешная, Барбик! Не кричи, охрипнешь, а тебе завтра сценарий представлять.
— Не трогай ее, Надек, она уже митингует. Пусть себе развлекается. Это действие абсента — каждый попадает туда, куда хочет. Говори, Любашенька, говори, впечатывай в нас все, что знаешь! Не тушуйся, режь правду-матку в глаза!
— Французская богема называла его «кровь поэтов»! — вдохновленно продолжала Барби. — Абсент — напиток избранных! Абсентом Поль Верлен заливал пагубную страсть к юному Рембо!
— Какую страсть? — перебила Марина. — И вообще, чего ты так кричишь, аж уши закладывает.
— Пагубную, — растерянно повторила Барби. Кажется, она очнулась и теперь с удивлением размышляла, с чего бы это она так надрывалась.
— Пагубную так пагубную, — согласилась Марина. — Продолжай, солнышко ты наше всезнающее.
— Именно после абсента Тулуз-Лотреку являлась Зеленая Фея, — почти шепотом стала говорить Люба, — именно под действием абсента Винсент Ван Гог распрощался с крышей, а заодно и с ухом.
Но ее уже никто не слушал. Бездумные фырканья на воде поутихли. Верунчик стала демонстрировать снаряд для тренировок по «утоплению» начальства. Резиновая кукла с лысой, как у шефа, головой и нарисованными усами никак не хотела «потопляться».
— Откуда такой прелестный Алехандрик? — спросила Марина, с удовольствием погрузила лысую голову в воду и зажала ее между ног.
— От старого сценария осталась невостребованной, — пояснила Верунчик, схватила болтающиеся на поверхности ноги и уселась на них сверху.
Плотно надутая кукла взбрыкнула, и обе наездницы, потеряв равновесие, завалились на бок.
— Эх вы, растяпы! — выругалась Надя. — Утопить и то не могут. Учитесь, пока я жива.
Она подплыла к «Алехандро», заехала ему в физиономию кулаком и навалилась на куклу всем телом. Так и осталась на ней, как на поплавке.
Верунчик с Мариной, отдышавшись, скептически наблюдали за этими манипуляциями.
— И какую позу ты нам тут демонстрируешь, родная? — загремела Вера.
— Любимую, — констатировала Марина, — она сверху, Алехандро снизу. Так ты его не утопишь, дорогуша.
Надя, поболтав ногами по поверхности, поняла, что с показательным процессом ничего не вышло, сползла с шефа в воду и мудро предложила выпить.
— Правильно. Нет непотопляемых шефов, есть мало водки, то есть абсента, — согласилась Марина.
— Барби, поджигай! — скомандовала Верунчик.
Но Любаша сладко спала, прижав к себе бутылку абсента, как любимую куклу.
— Эх, молодежь, — вздохнула ласково Верунчик, нашла полотенце и прикрыла вздрагивающую во сне Любу.
— Свинство с ее стороны оставить нас без дьявола, хоть и зеленого. Кто-нибудь помнит, когда сахар жечь и лимон выдавливать? — Надя попрыгала на одной ноге, чтобы вытрясти из уха воду.
— Хочется горло промочить, а нечем.
— Плохо ты знаешь Верунчика! Чтобы у меня да не было, чем горло продрать? Запомни, Надек, детское время кончилось. То, что мы пили, — это не абсент, а так, чайные помои. Настоящий час абсента только начинается. Пошли за мной. Любку не трогать, пусть спит.
Вера прошлась по бортику бассейна, поигрывая мышцами, потом хлопнула в ладоши, и в дверях возник молодой человек с приторной заискивающей улыбкой.
— Валера, подай дамам настоящего абсента, — распорядилась она, — мы перейдем в гостиную.
— Чем настоящий абсент отличается от того, что мы пили? — Марина с сожалением двинула напоследок непотопляемую куклу и полезла на сушу.
— Правильный вопрос, Ночка. Настоящий абсент под запретом во многих странах из-за туйона.
— Красиво звучит: туйон!
— От него красиво улетаешь, туйона полно в марихуане.
— Откуда ты все знаешь? — восхитилась Ночка. — И зачем Любашика в Интернет погнала, раз все сама знаешь?
— Должность у меня такая — начальник. Сейчас без всяких фокусов тяпнем абсентику и расслабимся по-настоящему.
Вместе с абсентом Валера принес телефон.
— Вера Степановна, вас шеф разыскивает.
Гренадерша взяла трубку и медленно обвела взглядом подруг.
— На ловца и зверь бежит, — сказала она шепотом.
Надежда с Мариной переглянулись. Потом проводили взглядом Валеру и, пока он не скрылся из вида, не проронили ни слова.
— Не дури, Верунчик. Ты же видела, даже куклу не смогли утопить. — Надя судорожно сглотнула.
— А по мне так все равно. — Марина вспомнила, как он давеча крыл ее матом при всех. — Решайтесь, бабы. Лучшего случая и не придумаешь. Пригласим, напоим и утопим. Потом все можно списать на абсент. Если Ван Гог помешался, то почему бы нашему Алехандрику не захлебнуться? От несчастного случая никто не застрахован.
Они как по команде посмотрели на куклу в бассейне. Каждая представила на ее месте лысого Алехандро. Он шевелит ногами и руками, ныряет, отпускает сальные шуточки и пьяно резвится, а потом начинает задыхаться под водой, дергается, дергается, пускает пузыри, застывает и с выпученными глазами идет на дно. Брр!
В момент «гипнотизирования» куклы произошло нечто необъяснимое. Резиновый Алехандро вдруг издал свистящий звук, на глазах стал сдуваться, сморщился и медленно «утопился».
— Нет! — заорали все как одна.
Потом Верка одумалась и сказала:
— Ну, смотрите. Не пожалеть бы! Алло, — буркнула она в телефонную трубку.
— Верон, сколько можно ждать! И где мои ненаглядные сотрудники? Совсем охренели! Начальник еще на работе сидит, а персонал уже водку жрет. Что празднуете?
— Мариночка сегодня сценарий закрыла, по высшему разряду…
— Знаю, клиент уже проплатил, завтра может запускать в производство. Дай ей трубу!
— На, тебя, благодарить будет.
Марина замахала руками, открещиваясь от разговора.
— Сказать, что ты лыка не вяжешь?
Марина в страхе схватила трубку.
— Алекс, что случилось? — наигранно бодро спросила она.
— Когда я на работе, ты должна тоже сидеть в своем кабинете и вкалывать! Понятно?
Марина закатила глаза и неслышно, одними губами, выматерилась.
— Что ты там бормочешь?
— Повторяю твои слова, для лучшего усвоения.
— Не шурши. Вы обленились всем скопом, а я должен за всех горбатиться! Короче, завтра придет одна особа, журналистка из «Криминал-экпресса», Пономаренко Инна Владимировна, встретишься с ней, пощупаешь, чего она хочет. Говорит, что коллектив жаждет заказать какой-нибудь прикол и таким образом поздравить редактора с юбилеем. Я навел справки, бабки у них есть, так что крути по-серьезному, но осторожно. Журналисты народ подлючий. С ними надо дружить, но смотреть, чтоб руку не оттяпали. На всякий там базар «Вы нам услугу — мы вам статейку» не ведись. Вечером деньги — утром стулья, и точка.
— Может, ты сам с ней поговоришь?
— На хрена я вас держу?
Марина закусила удила и пошла в наступление:
— Я завтра буду не в форме, Алекс, и не хами, пожалуйста, я сегодня бабок для фирмы заработала больше, чем ты за полгода.
— А я и не должен зарабатывать. Запомни, Мара, я должен уметь их тратить. А зарабатывать должны вы, дорогуши, как моя наемная рабсила!
— Я две недели без выходных пахала над этим проектом! Могу я себе позволить отдых?
— Если завтра в десять ты не будешь на месте, уволю к чертовой матери!
— Спасибо! — сквозь зубы процедила Марина.
— Я не шучу, Мара! Передай трубу Верунчику, — скомандовал Алехандро.
Марина послушно передала трубку Вере.
— Верон, гони народ в шею, завтра на работу. Или мне самому приехать?
— Не надо, Алекс, мы сейчас злые как собаки, можем загрызть.
Вера была девушкой честной и открытой и потому говорила шефу правду. Действительно могли загрызть, но тот только посмеялся.
У него всегда улучшалось настроение, когда удавалось испоганить его другим.
* * *
Безжалостное зеркало и не думало приукрашать физиономию хозяйки. Припухлости и прочие «приятности» портили настроение и разжигали неприязнь к любому, кто появлялся в радиусе трех метров и норовил заглянуть в глаза. О, глаза… На белый свет они смотреть отказывались. Им хотелось прикрыться веками и забыться восстановительным сном.
Марина вяло массировала лицо и давила в себе тошноту. Она выполнила приказ — сидела в рабочем кабинете и героическими усилиями собирала себя по частям. Абсент и пился противно, и «отходил» жестко. Раздражало все. Доставали воробьи: забили стрелку на дереве за окном и устроили там настоящую разборку с диким гвалтом. «Воробьям-сволочам лапы ватой обмотать», — вспомнила она Жванецкого и подивилась его проницательности.
«Не помешало бы и намордники на клювы, чтоб не галдели как сумасшедшие. Голова раскалывается». Марина помассировала виски. Не помогло.
Раздражали даже кактусы. Марина питала к ним нежную любовь. Их строгий, независимый вид всегда помогал ей сосредоточиться. Она будто впитывала их стойкость и училась быть неприступной и красивой одновременно. Иногда при помощи кактусов она наказывала нерадивых подчиненных. Мысленно «насаживала» провинившихся на иголки. Вот так посидят голой попой на цефалоцереусе старческом и выходят из кабинета как шелковые. Для особо привередливых клиентов она приберегала шаровидную ребуцию, густо покрытую колючками. Тоже помогало. Утихали, переставали капризничать и, сами не понимая, откуда у них прорезалась покладистость, подписывали жирные контракты.
Сегодня, учуяв послеабсентный перегар, кактусы надулись и решили проучить хозяйку. Их иголки безжалостно влезли в мозг и там хищно впились в воспаленное серое вещество. Марина от таких ощущений начала тихонько подвывать. А стрелки часов неумолимо двигались к десяти.
— Хоть бы эта Пономаренко в лифте застряла или отравилась яичницей за завтраком, — поделилась она сокровенными мечтами с цефалоцереусом старческим.
Кактус не одобрил ее кровожадных мыслей и еще глубже вонзился в хозяйские извилины.
— И ты, Брут, — застонала Марина. — Вот обрызгаю вас вместо воды зеленым абсентом, почувствуете, каково это — с бодуна вести деловые переговоры.
Стрелки часов добежали до десяти.
«Не придет?» — блеснула надежда.
В следующее мгновение дверь открылась.
Марина резко повернулась, и в голове ее зашумело. Она попыталась найти точку опоры, чтобы не упасть. Рука скользнула по подоконнику и угодила прямехонько в мордочку маммилярии длиннососочковой. Кактус отплатил за фамильярность по полной колючей программе. Это, между прочим, больно.
Пономаренко, увидев, что хозяйка кабинета вот-вот грохнется в обморок, поспешила подставить плечо и подать руку помощи. Но на пути невозмутимо стоял колонновидный стебель все той же маммилярии длиннососочковой.
— Ой! — вскрикнула Инна.
— Ай! — солидарно добавила Марина.
Обе женщины непроизвольно затрясли ужаленными руками и забегали по кабинету.
— Вам плохо? — спросила Пономаренко.
— Спасибо, уже лучше, — ответила Марина. — А вам?
— Уже хуже, — чистосердечно призналась Инна, с ужасом рассматривая ладонь с торчащими колючками.
— Они у меня ежики ушастые, — неуклюже попыталась извиниться Марина.
— У вас еще и ежики в кабинете водятся? — нарочито испугавшись, подыграла Инна.
— Хорошо, что вы не сердитесь. — У Марины отлегло от сердца. — Присаживайтесь поближе к окну, Инна Владимировна, будем зализывать раны. Я вам помогу, у меня большой опыт в этих делах. Я кактусница со стажем.
— Нет, лучше от окна подальше, я буду любоваться вашими подопечными издали. Так спокойнее. И кто нас так ловко пометил? Прекрасный экземпляр, ничего не скажешь. Горжусь, что именно с ним я побраталась.
— Вы героическая женщина! С таким количеством колючек в ладошке не каждый способен оценить красоту.
— Могло быть и хуже, хорошо, что не в…
Гостья рассмеялась, и Марина окончательно решила подарить Инне Владимировне Пономаренко редкий экзотический кактус.
Последующие полчаса они исправно выдергивали из себя колючки и вели светскую беседу, которая периодически прерывалась междометиями.
— Что ни говори, а общение с кактусами освежает, — высказалась «освежившаяся» Пономаренко. — Так как же зовут этого ежика?
— Маммилярия длиннососочковая. Хотите, подарю на память?
Инна окинула взглядом кабинет. Кактусы не допускали никаких вольностей в поведении. Рядом с ними не пошалишь — деловые, строгие. В них есть какой-то особый шик. Правильно говорят: цветок — это стиль. А если кто с недоброй мыслью к тебе забредет, можно будет смело отбиваться кактусами, мало не покажется. Ладонь до сих пор саднит.
Инна представила, как она размахивает маммилярией длиннососочковой и выгоняет из кабинета надоедливых посетителей. Физиономии у всех утыканы колючками, а ноги сами устремляются в первую попавшуюся клинику, за помощью. Первым, кто отведает колючек, будет Гоша Отрепьев, самый назойливый из коллег. Он может часами сидеть и нудить о своих проблемах. Его так и прозвали — нудист. Инна с удовольствием отхлестала бы его всеми кактусами. Сначала вот этим, с длинным стеблем, потом вон тем, шарообразным. А потом маммилярией, маммилярией! А Гоша бы визжал, как поросенок, увертывался, закрывался руками…
— Нет, пожалуй, я откажусь от подарка. Лично у меня кактус провоцирует агрессивность, как абсент.
— Что?! — непроизвольно воскликнула Марина.
— Что «что»? — повторила Инна. Она не ожидала такой бурной реакции от Марины Сергеевны. Что это так ее пробило: абсент или кактусы?
— Извините, ничего серьезного.
Но Пономаренко решила проверить свою догадку. Из профессионального любопытства. Она решила прощупать «абсент».
— Понимаете, когда выпьешь абсента, так и подмывает оттяпать себе ухо.
Марина Сергеевна внимательно слушала и кивала:
— Эдакое помрачение?
— Мне вчера привелось в первый раз его попробовать, — Инна смущенно улыбнулась, — так не поверите, захотелось утопить собственного шефа — шутки ради.
Марина сфокусировалась на сидящей в кресле Пономаренко, а в мозгу отчетливо зазвучал голос Алехандро: «Журналисты — народ подлючий, с ними нужно держать ушки на макушке».
Она замкнулась. Ей вдруг показалось, что Пономаренко незримо присутствовала на их вчерашней попойке. Иначе откуда такое стопроцентное попадание? И что пришла она сюда не просто так, за заказом, а не преминет воспользоваться их вольными упражнениями с резиновой куклой в своих целях. Например, для того, чтобы ее, Марину, шантажировать.
— Давайте приступим к переговорам, — сказала она сухо. Хотя так поступают только дилетанты. Первая заповедь — расположи к себе клиента, понравься ему, не прерывай его, выслушай, стань матерью родной, подставь жилетку для слез, если надо, и уж потом вей из него веревки. Тогда он будет тебя слушать, как овца пастуха, и подпишет любую бумагу. Но психология психологией, а эта Пономаренко штучка опасная, — как ловко она проникла в святая святых их пьяного бреда.
«А ведь поначалу она мне даже понравилась. Жаль. Алехандро мне голову оторвет, если я потеряю клиента. Какая к черту подготовка? Встретила с опухшей мордой, посадила заказчика на кактус, пресекаю его откровения. Что же делать?»
— Переговоры так переговоры, — согласилась Инна. Она уже поняла, откуда у Марины Сергеевны помятый вид и болезненная реакция на абсент.
Марина приходила в себя. Она налила минералки в бокал, предложила гостье, та не отказалась.
«Может, у нее тоже сушняк? — с надеждой подумала Марина. — Тогда еще не все потеряно. Вполне возможно, абсент на всех так действует. Хочется убить кого-нибудь и повеселиться на его могилке».
Она потеплела душой и голосом сирены спросила:
— Расскажите о вашем главном редакторе. Какой он, что ему нравится, есть ли у него хобби? Вы принесли с собой фотографию? Как у него со здоровьем? Он авантюрист по натуре?
Прохладная и колючая минералка приятно освежала, Инна настроилась на рабочий лад.
— Нет, он не авантюрист, скорее паук-работяга. Всю жизнь плел паутину, теперь сидит в углу и зорко бдит, какая муха в нее попадется.
— Ему сколько лет? Шестьдесят?
— Да, шестьдесят. Из них лет пятнадцать — на посту главного редактора «Криминал-экспресса».
— Серьезный клиент. Все видел, все знает, вкус к жизни потерян, острота притупилась… Банальные розыгрыши в виде соучастника преступления ему явно не подойдут, бандитами его не удивишь, не встряхнешь. Вы ведь этого хотите, так сказать, оживить рецепторы?
— Ну что-то вроде этого, — пожала плечами Инна. Она и сама не понимала, зачем ее сюда отправили. Коллектив, видите ли, решил соригинальничать, проявить креативное мышление и вместо пыльных антикварных слоников подарить шефу острые ощущения, может быть, последний оргазм от соприкосновения с жизнью.
Марина протянула Инне папку с предложениями:
— Просмотрите, Инна Владимировна, наш обычный набор розыгрышей, так сказать, для общего ознакомления. Чтобы вы смогли оценить уровень моего оригинального сценария.
Инна начала читать и диву давалась, какими глупостями занимаются люди, да еще и платят за это деньги.
«Розыгрыш «Арест», — прочитала она. — Клиента задерживает милиция на следующее утро после празднования юбилея его фирмы. Милиционеры обнаруживают у него в кармане наркотики, которые сами туда и подложили. На ничего не подозревающего человека надевают наручники и бросают в одну камеру с наркоманом и буйным хулиганом. На следующее утро извиняются: «Мы ошиблись, перепутали вашу машину с другой». Затем — новый вираж судьбы. Потерпевшего вызывают в Кремль для вручения награды. Процедура длится недолго: секретарь извиняется, мол, президента нет на месте. Лишь по возвращении в свой офис клиент понимает, что все происшедшее с ним было всего лишь шуткой, розыгрышем».
«Да этого директора каждую минуту могут пристрелить. — Инна закрыла папку. — У него адреналина в крови и так в избытке. Приеду, разберусь, чья эта идея, и убью, — пообещала она себе. — Я тут сижу, теряю время, да еще и травмы получаю. Рука болит».
— Вижу, вы разочарованы, — прочитала мысли Инны хозяйка кабинета. Она побарабанила пальцами по столу. — Я такого же мнения об этих розыгрышах. Это стандартный набор для стандартных людей. Многих, кстати, это устраивает. Но ваш случай более интересный. Вы не возражаете, если мы перейдем в мой уголок отдыха? Там удобнее разговаривать.
Они перешли в другую комнату. Ни кактусов, ни окон, ни столов тут не было, свет был мягким, приглушенным.
«Похоже на комнату психологической разгрузки, — отметила про себя Инна. — Сейчас меня станут обрабатывать по полной программе».
Марина опустилась на пушистый ковер, а Инне предложила выбрать сиденье по своему усмотрению. Полилась негромкая, спокойная музыка.
«Не хватает только экзотического коктейля», — подумала Инна.
— Не хотите выпить? — тут же спросила Марина.
— Нет, — сухо ответила Пономаренко. Ей уже несколько поднадоели дешевые приемы ублажения клиента.
— Я хочу раскрыть вам суть совершенно нового проекта. Я разработала его несколько лет назад, и только на прошлой неделе закончились подготовительные мероприятия. Представляете сложность задачи?
Инна, как сфинкс, хранила молчание.
— Я предлагаю вашему редактору совершить открытие.
— Чего именно? — не выдержала Инна.
— На выбор. Он может найти для человечества библиотеку Ивана Грозного или Янтарную комнату…
— Как Мюнхгаузен — подвиг по расписанию? Вы шутите?
— И не думаю. Уже три года мы финансируем научные исследования. Работают несколько поисковых групп, в том числе археологи в степях Украины. Вы слышали о скифском золоте? Один такой курган уже подготовлен к раскопу. Достоверно известно, что это захоронение богатого скифа, возможно царя. Осталось только найти клиента, который первым спустится к гробнице и явит миру новые сокровища скифов. Подумайте, его имя навсегда останется в памяти благодарных потомков, как, например, имя Картера, открывшего гробницу Тутанхамона.
— Вы это серьезно? — подобралась Инна. — Звучит нереально — это же какой объем работы…
— Фирма гарантирует подлинность открытий. Мы спонсируем ученых в разных областях, астрономов например. Несколько отрядов диггеров исследуют подземелья. Там, поверьте, тоже много интересного. И для науки полезны такие денежные вливания, и клиенты не в обиде — мы удовлетворяем любые амбиции. А если сдобрить открытие изрядной долей риска, то это запоминается на всю жизнь. Обогащает, освежает и придает силы.
— Но это же бутафория. Все равно остается осадок…
— Ничего подобного. Вы думаете, почему мы разговариваем в этой комнате? Потому что здесь нас нельзя подслушать. В курсе только вы и я. Подарок состоит из двух частей. Одна — чистый экшн. Клиента похищают, вывозят, угрожают и тому подобная мачмала, — это для адреналина. А потом вмешивается его величество случай. Например, клиенту удается убежать, и он случайно попадает в лагерь археологов. Кстати, у них сейчас сезон в разгаре. Это настоящие археологи, имеющие открытый лист, то есть официальное разрешение на раскопки. И вот наш клиент задерживается у них на несколько дней. И так получается, что именно он находит сокровища скифов. Такое никогда не забудется. И эта часть плана останется тайной для всех. Наша фирма гарантирует неразглашение. Даже сам клиент об этом знать не будет. Но открытие уже совершится, и его имя навсегда будет вписано…
— Не верю. Такого не может быть.
Марина только засмеялась:
— Нет ничего невозможного. Выигрывают все.
— Фантастика. Как вы додумались до такого? И сколько это стоит?
— Это дорого стоит. Очень дорого.
Марина поняла, что пришло время называть суммы. Она взяла ручку и написала на маленьком клочке бумаги число со множеством нулей.
Инна взглянула, хмыкнула:
— И все же сомнения меня гложут… Хотелось бы обдумать.
— Давайте продолжим завтра, — согласилась Марина. И тут же встала с ковра.
Инна не ожидала такой развязки и замешкалась.
— Признайтесь, Марина, вы все же кое-что приукрасили…
— Вы хотели сказать «приврала»? — неожиданно резко отреагировала Марина.
— Ну, я не так категорична…
— Не удивляйтесь, я вас понимаю. Вы просто не знаете наших возможностей. Слишком быстро и слишком неожиданно. Давайте встретимся завтра. Ой, как у вас воспалилась рука! — ахнула Марина. — Надо обязательно продезинфицировать.
Марина засуетилась, а Инна вдруг действительно почувствовала невыносимый болезненный зуд.
— Что вы предпочитаете: йод, спирт, зеленку?
— Давайте йод.
Инна поморщилась и принялась дуть на воспаленное место.
Попрощавшись, она вышла на улицу. У нее было такое странное чувство, что ее обманули… даже не обманули, а переиграли в какой-то неведомой ей игре. Инна остановилась на светофоре, и тут ее толкнул какой-то невоспитанный тип.
— Ты что, дамочка, спишь? Уже зеленый! — зло сказал он и попер на середину улицы.
Инна подняла глаза. Действительно, она задумалась и пропустила переключение светофора, а улица широкая, можно и не успеть добежать до тротуара.
Пономаренко поспешила, но ноги вдруг стали ватными, перед глазами пошли круги, все закачалось. «Неужели она меня траванула чем-то? — успела подумать Инна. — Поняла, что ничего не подпишу, и решила устранить несговорчивого заказчика. Неужели так круто у них поставлено дело?»
«Вы не знаете наших возможностей…» — послышался ей голос Марины.
Инну подхватил какой-то мужчина, вернее, она за него схватилась, чтобы не упасть, и они так и застыли посередине улицы. А машины уже двинулись прямо на них.
— Вам плохо? — услышала Инна голос мужчины. Он стоял спиной к потоку машин и не видел, что на них на сумасшедшей скорости мчится джип. Инна попыталась что-то сказать, что-то объяснить, убежать от неизбежного столкновения. Джип на полной скорости завизжал тормозами. Это было последнее, что слышала Пономаренко. В глазах у нее помутилось, и она потеряла сознание.
Сколько времени прошло, пока она очнулась, Инна не знала. Странные были ощущения. Как в невесомости. Она не чувствовала ни рук, ни ног. Тело будто одеревенело, хотя и одеревенелости она не испытывала. Тела у нее будто не было вовсе. Осталось одно сознание, но в чем оно существовало, Инна не могла определить. Попытки пошевелить любой из конечностей заводили в очередной тупик.
«Я на том свете», — решила Инна.
Странно, но она все помнила. Как на нее неслась машина, как ее держал незнакомый мужчина, даже визг тормозов стоял в ушах.
«Я на том свете. Мое раздавленное тело лежит в морге, а душа вот летает где-то. Поэтому такая легкость, поэтому не больно. Но почему душа ничего не видит? — Инна забеспокоилась. — Не видит, но слышит».
Она напряглась, чтобы разобрать чей-то тихий разговор.
— Жаль бедняжку, — сказал бархатный мужской голос.
«Это меня жалко, — поняла Инна. — Что же со мной сделала проклятая машина?»
— Да, не повезло женщине, — согласился второй голос, тоже мужской, но попроще, без бархата. Так, что-то средненькое, бесцветное, заурядное.
— Уж лучше бы насмерть, чем такое.
«Как «насмерть»? Разве я жива? Господи, о чем это они?»
— Да, тяжко ей теперь придется.
«Что же со мной произошло, — заметалась Инна, — у меня что, ни рук, ни ног? Одна голова? Я теперь только в пробирке жить могу? Как голова профессора Доуэля?»
— Если бы ноги да руки покалечила, еще бы ничего, правда?
— Правда. Она журналистка по документам, придется ей забыть свою профессию.
«Почему? — Инне казалось, что она закричала, но ее никто не услышал. Да и кричала ли она на самом деле? — Почему я должна забыть журналистику?»
— Ты посмотри, посмотри, Борисович, какая уродина!
— Чистый Гуинплен.
«Гуинплен? Уродец, придуманный Гюго? Господи, у меня что-то с лицом», — догадалась Инна.
— Как ты думаешь, Борисович, пластическая операция поможет?
— Трудно сказать, я бы не взялся. Лет семь на беспрерывные операции уйдет, и никаких гарантий. Да у нее и денег-то таких нет. Эх, жаль бабу, наверное, симпатичной была, а теперь…
— Тише, тише, она, кажется, пришла в себя.
— Почему я ничего не вижу? — У Инны наконец прорезался голос.
— Успокойтесь, Инна Владимировна, уже все позади, вы попали в аварию. — Бархатный голос стал ласковым до приторности.
— Что позади? Почему я ничего не вижу?
— У вас повреждено лицо, оно забинтовано.
— Я не чувствую боли, — истерично завизжала Пономаренко.
— Это действие обезболивающего.
— У меня нет глаз? Я ослепла?
— Нет, — услышала она голос врача, — со зрением у вас все в порядке.
— Так дайте мне возможность видеть! — потребовала Инна.
Врачи стали совещаться. Но говорили они тихо, очень тихо. До Пономаренко долетал только невнятный шум.
— Я требую! — потеряла терпение Инна.
— Хорошо, хорошо, успокойтесь, вам нельзя нервничать. Мы сейчас снимем повязку.
Пономаренко почувствовала прикосновения чужих рук. Это ее несказанно обрадовало. Врач возился минут пять.
— Ну вот и все, — сказал он.
— Но я ничего не вижу! — в страхе принялась кричать Инна.
— Откройте глаза, не бойтесь, — терпеливо посоветовал врач, — не волнуйтесь, подобное торможение бывает в таких случаях, как ваш. Это нервное.
Открыть глаза оказалось очень сложной задачей. Как она ни пыталась разлепить веки, ей это не удавалось.
— Для нее было бы лучше, если бы она их не открывала, — вдруг услышала она голос врача.
— Что?! — потеряв самообладание, зарычала она.
— Все хорошо, все хорошо, — спохватился врач, — сейчас я вам помогу.
Кажется, он слегка надавил на переносицу. Инна почувствовала легкий зуд и открыла глаза.
Она увидела усы, бороду, маленький вздернутый нос и смешливые глаза. Собрав все в одно целое, поняла, что перед ней чрезвычайно довольный собой павиан. Ему было наплевать на боль, страдания, переживания несчастной Инны. К тому же от него тошнотворно тянуло дешевым табаком.
— Я хочу видеть свое лицо, — заявила Инна.
— Это невозможно.
Усы и борода наконец отодвинулись.
— Я требую! — настаивала на своем Инна.
— Да покажи ей, Борисович, фото. Лучше все сразу понять.
— Я бы повременил, — покачал головой Борисович, — последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Она еще не оправилась от шока.
— Ну пожалуйста, — вдруг захныкала сломленная Инна, — я выдержу, поверьте, мне лучше сразу знать все, что случилось, я стойкая, ну пожалуйста…
— Хорошо, хорошо, только не нервничайте. Борисович достал из кармана халата фотографию и поднес к Инне. Пономаренко впилась глазами в безобразно-кровавое месиво, бывшее когда-то ее лицом, и ужаснулась.
— Это я? — упавшим голосом спросила она.
— Не повезло тебе, дамочка, ну ничего, привыкнешь.
— Гуинплен, — прошептала Инна, — уродина. Гуинплен нашел свое место на подмостках, а я? Что делать мне? Я, кроме журналистики, ничего не умею.
— Ты поплачь, милая, поплачь, легче станет.
Пономаренко стало себя жалко, так жалко, до ужаса.
— За что? — завыла она, и слезы потекли ручьем.
— Борисович, нельзя ей плакать. Слезы под бинты просочатся, будет еще хуже, — вдруг услышала она предостережение второго врача.
Инна испугалась и стала часто-часто дышать, чтобы сбить спазмы.
— Инна Владимировна, к вам посетители. — Борисович наклонился, и она снова увидела его усы, бороду и насмешливые, издевательские глаза.
— Никого я не хочу видеть, — прошептала Инна.
— Нельзя, нельзя замыкаться в своем горе. С друзьями легче будет.
«Какие друзья? У Гуинпленов нет друзей», — подумала раздавленная Пономаренко.
— Проходите, проходите, господа, — уже командовал Борисович, — что это у вас? Цветы? Цветы можно. Шампанское? Уберите. Какое шампанское в ее положении?
Инна увидела толпу коллег. На переднем плане красовался редактор с цветами. Рядом Гоша Отрепьев с каким-то горшком в руках. Инна присмотрелась и увидела, что из горшка торчал кактус. Подпирала всех массивная Василиса Илларионовна, корректор. В тени ее внушительного бюста спрятался дизайнер Димочка с тортом наперевес. Остальных она просто не рассмотрела. Она заплакала.
— С днем рождения, дорогая Инночка! — загремел нестройный хор коллектива газеты «Криминал-экспресс».
— Не травите душу, уйдите, — прошептала Инна. Она вспомнила, что завтра у нее действительно день рождения. Или уже сегодня? Ей стало грустно и тошно. Она первый раз подумала о самоубийстве. Лучше сразу поставить точку.
Она отвернулась от коллег и даже не заметила, что поворот дался ей слишком легко. Наступила гробовая тишина. Очевидно, никто не знал, как себя вести в подобной ситуации.
— Пономаренко, и долго ты будешь валяться? — Виктор Петрович, редактор, неожиданно засмеялся. Ужас. А за ним стали смеяться все остальные.
«Вот их истинное лицо!» — грустно подумала Инна.
— Хватит изображать из себя несчастную! Вставай. Пора промочить горло за твое здоровье.
Инна не шелохнулась.
— Правда, Инночка, ты залежалась, так привыкнешь бездельничать, это вредно. — Василиса Илларионовна подошла к кровати и, как пушинку, повернула Инну лицом к коллективу.
— Да снимите с нее эти бинты. — Это уже командовал Гоша.
Странное торможение напало на Пономаренко. Она готова была драться, отстаивая бинты на собственной физиономии.
— Как мы тебя классно разыграли, а?
— Что?! — Инна резко села. — Розыгрыш?! Это был розыгрыш?!
— Наш подарок на день рождения! — подтвердил Виктор Петрович и приветственно помахал букетом.
Инна оцепенела. Подскочил Борисович и стал быстро разматывать бинты.
— Да очнись ты, Пономаренко! Здорово, правда? — Гоша протянул кактус. — Это тебе на память. Жизнь прекрасна, Инночка!
Пономаренко отпихнула пропахшие табаком руки Борисовича и стала ощупывать свое лицо. Нос, губы, щеки, лоб — все на месте, даже уши оттопыривались так же, как и всегда. Розыгрыш! Ее затопила несказанная радость, и мгновенно она вскипела бешенством. Кто? Кто посмел с ней такое вытворить? У кого поднялась рука так издеваться над живым человеком?
Минуты три она вращала глазами как безумная. Все виновные стояли пред ней и счастливо улыбались.
«Коллективчик, мать вашу!» — выругалась Инна.
— Мы подарили тебе второе рождение! — Главный редактор взмахнул цветами. — Лови!
Цветы упали на кровать. Она перевела взгляд. Красные гвоздики упрямо топорщили лепестки и издевательски подмигивали.
— Не люблю гвоздики, — отрезала Инна. Она осторожно откинула простыню и увидела, что полностью одета.
— Пора за стол, Инночка, — сказал Виктор Петрович. — Прошу. — Он взмахнул рукой. Белая стена оказалась просто ширмой и начала собираться гармошкой. Банкетный зал был в полной готовности: с закусками, лимончиками, оливками и водочкой.
— Это больница? — глупо спросила Инна.
— Это ресторан, временно замаскированный по сценарию под больничку, — с готовностью объяснил Гоша. — Инна, бери кактус, а то я его могу помять нечаянно.
— Засунь его себе…
— Наконец-то наша Инночка пришла в себя, — сообщила всем Василиса Илларионовна.
Инну похлопывали по плечу, рассказывали наперебой, как они волновались, потом выпили по рюмашке водки, и постепенно все начало устаканиваться. Инна уже посмеивалась над своими переживаниями и даже смогла оценить изюминку замысла.
И тут она увидела автора. Вот кто сыграл с ней кошмарную шутку. Вот чей дьявольский ум гулял по ее нервам и рвал на части ее человеческое «я». Она увидела Марину.
Марина заметила повышенное внимание Пономаренко к себе, приветливо улыбнулась и помахала рукой.
«Все машут ручками. Замахали!» — подумала Инна и отвернулась.
— Нет, надо объясниться, что она возомнила? Что я брошусь к ней на шею со словами благодарности? — тут же решила очень последовательная Пономаренко.
— Инна, что ты шепчешь? — спросила любопытная Василиса Илларионовна.
Инна вздрогнула.
— Да ты дрожишь вся. — Василиса Илларионовна схватила холодную руку Пономаренко и зажала ее в своих горячих ладонях. — Советую тебе написать обо всем, что ты прочувствовала, Инночка, прекрасный репортаж получится. Поделись с народом своими переживаниями.
— Сначала глаза выцарапаю кое-кому.
Марина подошла сама.
— Вы хотите со мной поговорить? Предвижу, разговор будет сложным.
— А вы хотели признательности и дифирамбов…
— Нет, справедливости. Я абсолютно уверена, что вы испытали жгучую радость, настоящий восторг, неподдельное счастье, когда обнаружили свое лицо в целости и сохранности. Только в детстве мы чувствуем так остро и ярко. Признайтесь, ради такого кое-чем можно и пожертвовать.
— А… — только и смогла протянуть Инна.
— А без страдания нет счастья. Чуть позднее вы испытали не менее сильное чувство. Психологи называют его «удовольствие бешенства». Вы рассвирепели, впали в бешенство. Но именно в этот миг испытали величайшее удовольствие. Ведь было? Вы не единственная. У вас произошло обновление сознания, буквально за несколько минут наросли новые нервные окончания. Я подарила вам несколько минут наслаждения, я добавила в ваше представление о себе и мире новые краски. Право, за это стоит выпить и поблагодарить меня.
Инна задумалась. А ведь эта стервочка права.
— Могли бы хоть намекнуть, что меня ждет.
— Вы бы потеряли половину, если не все впечатления. Да и, честно говоря, я не могла, потому как и сама не знала. Я разговаривала с вами, не подозревая, что истинный клиент не ваш редактор, а вы. Только после вашего ухода мне сообщили, что вы — главная фигура. Меня спросили только о приемлемом для вас варианте розыгрыша. Каюсь, это я выбрала для вас «Гуинплен».
— Розыгрыш «Гуинплен»? Отлично придумано. — Инна первый раз за вечер отстраненно и трезво подумала о том кошмаре, который ей довелось пережить.
— Поверьте, Инна Владимировна, мы еще будем с вами друзьями. — Марина приложилась своим бокалом к стоящей на столе рюмке Пономаренко и в одиночестве выпила.
— Никогда, Марина Сергеевна.
Инна отошла от стола и посмотрела на пьющих и жующих коллег. Как все мелко и скучно. Она не находила здесь людей равных себе по мироощущению.
— Инна Владимировна, разрешите, я отвезу вас домой, — услышала она.
Перед ней стоял незнакомый молодой человек.
— Кто вы?
— Исполнитель роли одного из докторов, — скромно ответил мужчина.
— То-то мне ваш голос знаком. И часто вы так развлекаетесь?
Мужчина засмеялся.
— Запрещенный прием, Инна Владимировна, — сказал он.
— Как вас зовут?
— Петя я, Петр Иванович.
— Ну, тогда поехали, Петр Иванович. Я ужасно устала.
* * *
Сегодня у Сергея Анатольевича праздник. Исполнилась его заветная мечта. Он стал обладателем уникального охотничьего ружья «James Purdey & Sons». Целый год ушел на переговоры, примерки, выбор материалов, гравировки, и вот теперь Сергей Анатольевич в десятый раз перечитывал документ, в котором сообщалось, что он занесен в почетный реестр владельцев и коллекционеров оружия от «James Purdey & Sons». К самому ружью счастливый владелец пока прикоснуться не решался. Двухстволка, два спусковых крючка, восемь патронов в магазине, 20-й калибр, единственная в мире гравировка на прикладе. Он сам ее утверждал. Все удовольствие — шестьдесят тысяч баксов.
— Да, с таким ружьем в лес не пойдешь, — с необыкновенной теплотой в голосе произнес Сергей Анатольевич.
— Зверь должен быть золотым, чтоб из такого ружья по нему стрелять, — согласился очевидец и непосредственный участник этого незаурядного события Иван Семенович, друг и заместитель. — Я-то гадал, чего ты в Англию зачастил, а оказывается, вот в чем причина.
— Ты знаешь, какая это колготня, Иван? Примерка за примеркой. Пока приклад подгоняли, с меня мерки снимали раз пять. А потом начали механизмы притирать друг к другу. Добалансировка, пристрелка, опять добалансировка. Но зато смотри, какая красавица лежит.
— Такое оружие по наследству передают. Так что, Серега, поторопись с наследником. Непонятно, чем вы с Танькой по ночам занимаетесь.
— Куда нам торопиться? А ружье пока на стену повешу.
— Ты Чехова читал?
— Ну. — Серега неопределенно хмыкнул.
— Значит, не читал. Так знай, Сережа, если на стене висит ружье, оно обязательно должно выстрелить. Так что ты его лучше в сейф убери.
— Типун тебе на язык. Красотищу такую в сейф пылиться не засуну. Позвони народу, приглашаю сегодня всех на смотрины, обмоем покупку, заодно и постреляем.
Сергей Анатольевич погладил гравировку и собирался еще что-то сказать, но опередила секретарша:
— Сергей Анатольевич, к вам посетители.
— Я занят. Запиши их на завтра.
— Они настаивают, — секретарша понизила голос до шепота, — они очень настаивают и говорят, что сами выбирают, к кому и когда приходить.
— Кто такие?
— Из органов, — секретарша зашептала еще испуганнее, — из ФСБ.
Сергей Анатольевич выругался. С сожалением захлопнул красный бархатный чехол и сказал:
— Пусть заходят.
— Я буду поблизости, Серега, если что, зови.
— Понятия не имею, зачем я им понадобился. Налоги плачу, с мафией не знаюсь, работаю чисто.
— Может, все-таки наследили?
Сергей Анатольевич вздохнул:
— Может, и наследили, кто не без греха.
В кабинет зашли двое. В темных костюмах, при галстуках и белых рубашках.
«Близнецы-братья», — оценил их хозяин. Ему уже не нужно было проверять документы. С первого взгляда ясно, из какой конторы эти «двое из ларца».
— Чем обязан? — спросил Сергей Анатольевич после взаимных представлений и приветствий.
— Обязаны, ох как обязаны. — Посетитель с очень редкой фамилией Иванов улыбнулся. — После нашего разговора вы нам по гроб жизни будете обязаны.
Сергея передернуло, и фээсбэшники это заметили.
— Я не понимаю, к чему вы клоните, — сказал он.
— Буду краток, — начал Иванов. — При проведении одной из оперативных разработок вы попали в поле нашего зрения. Как в известном фильме, были «под колпаком». Неожиданно мы получили очень интересную информацию.
— Вы прослушивали меня?
— Не отвлекайтесь, Сергей Анатольевич, на мелочи, — строго отчитал его Иванов. — Мы получили достоверные сведения, что вас хотят убить.
Сергей судорожно сглотнул, взгляд его стал затравленным.
— Да не пугайтесь. Нам известны заказчик, время, место — короче, жить будете.
— Я отплачу, — брякнул Сергей.
«Близнецы» недобро улыбнулись. Сергей понял, что платить придется много, и не только деньгами.
— Не сушите себе голову, дорогой Сергей Анатольевич…
«Я уже дорогой», — машинально отметил Сергей.
— В этом простеньком дельце есть одно обстоятельство, которое мы хотели бы с вами обсудить. Проблема в том, что мы не уверены в фигуре исполнителя. То есть непосредственная шестерка нам известна. Но похоже, существует хорошо организованная банда киллеров. Вот на ее главарей мы бы и хотели выйти. Поэтому есть просьба. После того как мы огласим имя заказчика, вы не должны ничего предпринимать. Пока не станет ясен весь механизм…
— Это что, я должен изображать мишень и верить вам, что вы заслоните меня грудью? — Сергей ухмыльнулся. — Как бы не так.
— Тогда разговор закончен, — спокойно сказал Иванов.
Близнецы встали и бодрым шагом пошли к выходу.
— Эй, э, — Сергей испугался, — я пошутил. Я слушаю ваши предложения очень внимательно.
— Парень, ты заткнешься, засунешь амбиции в задницу и будешь дышать, когда мы тебе разрешим. Так?
Сергей кивнул.
— Хорошо. Заказчик, между прочим, твоя дорогая женушка, Татьяна Алексеевна, если не ошибаюсь. Чем ты ее так допек, не знаю, но настроена женщина серьезно.
— Таня? — Сергей побледнел. — Не верю. Когда?
— Что «когда»? Когда она пригласила киллера пустить тебе пулю в лоб? Сегодня.
Сергей начал открывать и закрывать рот, как рыба без воды.
— Ну-ну, ты же мужик, спокойнее, на, попей водички, а может, у тебя коньячок найдется?
Иванов по-хозяйски открыл несколько шкафов, действительно нашел бар и плеснул всем троим по дозе коньяку.
— Не верю, — отдышавшись, сказал Сергей. — Вы не могли ошибиться? Она меня сегодня провожала…
Иванов заржал.
— Надо же, не предупредила и даже виду не подала! Послушай запись переговоров. Тебе, мужик, еще повезло, что твой телефон на прослушке стоял, иначе бы тю-тю.
Сергей прослушал и почувствовал дикую разбитость.
— Убью! — прошептал он.
— А вот этого не надо. Без нашей команды никаких действий. А чтобы ты не передумал, мы за тобой присмотрим. Ты мужик горячий, тебе верить нельзя. Посидишь на работе, а вечерочком все вместе пойдем к тебе домой. Лады?
Сергей сидел с застывшим взглядом и вспоминал, как жена на него посмотрела сегодня утром — будто видела в последний раз. Как легко согласилась, что он не придет обедать. Как терпеливо слушала его брюзжание: мол, ничего, недолго осталось. Прокрутив в мозгу видеоролик, он поверил и сломался. Стал пить рюмку за рюмкой и уже смотрел на незваных гостей как на лучших друзей, которым можно поплакаться в жилетку.
