Глава 3
Грезить наяву Лиза Батурина привыкла с детства. То, что окружало ее в реальности, вызывало лишь одно желание — закрыть глаза и бежать прочь со всех ног. Бежать было некуда, и она нашла выход: ее мечты стали для нее прибежищем и крепостью, о стены которой неизменно разбивались самые грозные волны житейского моря.
В сущности, ее жизнь была цепью неприятностей и несчастий, начавшихся с момента рождения, которое и было, как она сама считала, первой и главной ее бедой.
Отец расстался с матерью, когда Лизе не исполнилось и года. Она значительно позже поняла, что это следовало считать скорее удачей, но по привычке называла несчастьем. Отец — Павел Батурин — сильно и по-дурному пил. Мать почти никогда не бывала ласкова с Лизой: первые годы она слишком уставала, чтобы думать еще и о психологическом комфорте дочери, позже появились иные причины, питавшие ее холодность. Впрочем, Лиза едва ли все это осознавала, поскольку не видела иных отношений между родителями и детьми. Бабка, к которой пятилетнюю девочку однажды отправили на лето, попросту называла внучку «чертовым отродьем», «довеском», уродиной и дурой.
Лиза плакала по ночам и мечтала сбежать от ненавистной бабки. Любимым ее сном был сон о том, как бабка свалилась в колодец, а она колотит ненавистную старуху по голове тяжелым ведром, подтягивая и отпуская ворот… Ей так хотелось, чтобы приехала мама и забрала ее домой. Когда же мать приехала, девочка поняла, что мечтать об этом не стоило.
В родном доме ее ждал сюрприз — дядя Игорь или, как он сам себя называл, Гоша, успевший стать маминым мужем и хозяином в доме. Отношения дяди Гоши с пятилетней падчерицей не заладились с самого начала. Не улучшились они и впоследствии, так что, когда умер отец, к счастью оставивший ей однокомнатную квартиру в хрущобе, совсем юная Лиза с радостью покинула дом матери и отчима. Сожалела она только о том, что стала очень редко видеть младшего братишку Сашеньку, которого искренне и преданно любила…
Часто Лиза так глубоко погружалась в мечты, представляя себя героиней какого-нибудь замечательного романа, что забывала обо всем на свете.
Вот и теперь она остановилась перед собственным подъездом и вдруг почувствовала, что ее тормошит за плечо толстая добродушная бабка Забабахина, которая жила с ней на одной лестничной площадке. Из команды старух, сутками дежуривших на скамейке у подъезда, Забабахина была самой безвредной. От нее всегда так приятно пахло ванилью и корицей, будто она только что пекла вкусные сдобные плюшки.
— Ты что, голуба? Заснула?
— Н-нет… Я ничего… Все нормально, — пробормотала Лиза.
— A-а… Ну ладно, а то стоишь столбом, и ни туда, ни сюда, — проворчала старуха и заковыляла прочь.
Открывая дверь в подъезд, девушка обнаружила, что оставила где-то хозяйственную сумку с хлебом и кефиром. Хотя, возможно, она просто забыла продукты на работе? Что ж, придется обойтись без ужина. Лиза расстегнула вязанную из толстой деревенской шерсти кофту, вытащила из-за пазухи ключи (эта привычка носить ключи на тоненькой ленточке являлась предметом постоянных шуточек ее сослуживиц) и заглянула в почтовый ящик.
Сердце Лизы сжалось.
Адрес на конверте, притаившемся в темной глубине, был отпечатан на машинке. Она до смерти боялась официальных бумаг и сопряженных с ними неприятностей, ненавидела «хождения по мукам», то есть по учреждениям, трепетала от одного вида равнодушных и раздражительных должностных лиц. Буквы запрыгали перед ее глазами, наползая друг на друга и сливаясь в неприятные, пугающие пятна. С трудом прочитав имя адресата: «Батуриной Елизавете Павловне», Лиза лишилась последней надежды.
Ох! Как мечтала Лиза жить спокойно и незаметно, ни во что не вмешиваясь, никому не переходя дорогу, ни с кем не споря и никому не мешая.
Девушка взбежала по лестнице и замерла у двери: в ее квартире явно кто-то был.
