Ульяна
Как медленно тянется время! Целый день Уля не находила себе места. Накануне Нотка позвонила ее отцу и получила аудиенцию на девять утра. Теперь за окном уже смеркается, а она все не идет, и телефон ее самым подлым образом отключен. За весь день Уля не смогла проглотить ни кусочка и к вечеру окончательно ослабла.
Она пыталась дремать, но выходило только хуже. Стоило закрыть глаза, как возникали картинки: вдруг распахивается дверь, появляется Нотка, улыбается, а следом за ней бодрым шагом входит отец. Уля вскакивает – и просыпается. Закрывает глаза снова и тут же слышит, как звонит телефон. В трубке – материн голос с ее обычным: «Ну, как ты, солнышко?» И снова обман, разочарование, слезы.
Забежал пообедать между репетициями Мэт, немного посидел на стуле у дивана, послушал ее причитания. Уля вцепилась в него, как в последний спасательный круг на «Титанике». Поглаживая его крепкую прохладную ладонь, она спросила:
– Мэт, ты хоть немножко любишь меня?
Тот посмотрел, удивленно взмахнул ресницами:
– Скажи, киска, когда мы только начинали встречаться, тебе нужна была моя любовь?
– Конечно нет! – оскорбилась девушка. – Мне просто было нужно, чтобы со мной рядом был самый красивый мужик в городе.
– Вот видишь. Мы, мужчины, такое отношение очень хорошо чувствуем. Наверное, тебе не стоит сейчас требовать от меня слишком многого.
– Останься со мной, – попросила Уля и потянула за руку – к себе, на диван. Может, хоть это отвлечет ее от тяжести ожидания. Но Мэт сидел как каменный и все твердил про свою чертову репетицию. А тут и Нотка пришла.
Зашла в комнату с таким лицом, что Ульяна сразу поняла – все пропало. Надежды нет. Она вцепилась в руку Мэта, расцарапав ее до крови, и прикрикнула на Нотку:
– Ну, что ты смотришь на меня, как на покойницу?! Что такого ужасного отец тебе сказал?
– Рэм Григорьевич сказал, что тебе нужно привыкать жить самостоятельно, – проговорила Нотка, медленно снимая куртку. – Он передал тебе деньги, крупную сумму, ты вполне сможешь снять приличное жилье. Это не значит, что я тебя гоню. Извини, часть денег я сразу беру на продукты, иначе завтра нам всем лапу сосать придется.
– Плевать на деньги! Что еще?
– Еще говорил про Надежду Сергеевну. Что она сейчас больна, лежит в американской клинике, но скоро вернется в Россию. Тогда вы вместе сходите в банк и ты сможешь забрать свои драгоценности. Ну, или перезаложить на свое имя.
– Не много же ты узнала за целый день, – сказала Уля, с ненавистью глядя на Нотку.
– Не за целый. У меня еще свои дела были. – Приятельница как будто издевалась над ней.
– Адрес он тебе дал?
– Дал. Но тоже сказал, что тебе незачем туда соваться. Еще сказал, что отец той девочки давно уже умер, а мать допилась до полного беспамятства.
– Дай сюда записку! – вскрикнула Уля.
Нотка протянула ей аккуратный, как все у отца, квадратик бумаги. На нем был только адрес – и ни слова для нее! Зашипев, Уля отшвырнула его прочь.
Мэт и Нотка теперь стояли плечом к плечу и смотрели на нее с одинаковым выражением. Так смотрят гуманные врачи на обреченных, но все еще не смирившихся больных. О, она уже видела такие взгляды! Так смотрели на нее во время последнего выхода в свет ее подружки, которые какими-то путями уже узнали об утрате статуса дочки. И это было ужасно.
– Что же мне теперь делать? – спросила Уля.
– Скажешь тоже, что делать! – Мэт передернул плечами. – Жить, как мы живем, учиться, работать. Из института, надеюсь, тебя еще не отчислили, самое время там показаться. Что ты, в самом деле, будто тебя на вокзале подкинули! Не младенец же!
«Да я лучше повешусь, чем буду жить, как вы», – подумала Уля. И отвернулась лицом к стене.
На следующий день, проснувшись ближе к обеду, она вновь никого не обнаружила дома.
«Странные люди, – подумала Уля. – Хотят, чтобы я ходила в этот чертов институт, а сами даже не пробуют разбудить».
Она, конечно, кривила душой. Ни в какой институт Ульяна идти не собиралась. Какой институт, зачем институт? В ее ужасном положении смешно даже думать об этом. Ей и надеть-то ничего, не говоря уж о том, что в институте ее просто на смех поднимут. Нет уж, спасибо.
Но находиться одной в этой неуютной квартире тоже было несладко. Слабость ее прошла, хотелось действовать, двигаться. Днем она еще как-то изобретала для себя занятия. Полистала журналы, попробовала включить телевизор. Правда, тут же испытала приступ страха. А вдруг по телевизору сейчас начнут говорить о ней, издеваться, сравнивать ее с той девкой? Нет, это невыносимо. Она выключила телевизор и стала бродить по квартире, как домашнее животное в ожидании хозяев.
Но у Мэта – она знала – вечером был спектакль, а где шаталась Нотка, одному богу известно.
Уля в сотый раз прошлась по квартире, привычно разозлилась от непрерывного грохота трамваев под окнами. Потом вспомнила о деньгах и о записке с адресом мерзавки. Куда Нотка вчера засунула все это? Уля наугад открыла один из ящиков старенького, похожего на доисторическую школьную парту письменного стола.
Но здесь Нотка хранила свою примитивную косметику. Уля скривилась и открыла другой ящик. Здесь в идеальном порядке, листик к листику, лежали какие-то документы. Уля любопытства ради вытянула один, прочитала – и сложилась пополам. У нее всегда от сильного потрясения в первую очередь схватывало желудок. Девушка едва доковыляла до дивана, но ящик из рук уже не выпускала.
Сперва она подумала, что просто свихнулась от всего пережитого. Ничего удивительного, между прочим. Она стала рыться в бумагах, как голодный пес в отходах, разбрасывая и надрывая листы. Но и другие документы подтверждали невероятную правду.
Уля с силой швырнула ящик о противоположную стенку. Деревянные брусочки так и брызнули в разные стороны. Девушка вскочила на ноги и вдруг заметила, что конверт с деньгами лежит на тумбе под телефоном. Она схватила его, в бешенстве обвела комнату глазами. Может, поджечь ее к чертовой матери?! Но разум взял верх над половодьем чувств. Она только еще усугубила беспорядок, разгребая свои чемоданы и отыскивая подходящую одежду. Нашла джинсы, теплый свитер и куртку. Очки с черными линзами, закрывающие почти пол-лица. Больше ничего из вещей она решила не брать. Весь этот хлам все равно безнадежно устарел.
Выбежав на улицу, она сразу поймала частника. Плюхнулась в салон и развернула записку. Оказалось, ехать нужно было в другой конец города.
Через полчаса она входила в подъезд панельной многоэтажки, серой и обшарпанной. Лифт не работал, да Уля и не рискнула бы в него войти. Она легко взбежала на четвертый этаж и, не давая себе времени на раздумья, позвонила в квартиру.
Ей открыл мужчина, хмурый, с желтоватым от недосыпа лицом, но вполне нормальный на вид и явно не друг алкоголя. Спросил вялым голосом:
– К кому вы, девушка?
– Вяткины здесь живут?
Мужчина, кажется, все-таки удивился немного:
– Вяткины? Ну… можно и так сказать… Да вы, наверное, к Лизе? Вот ее давно нет, где сейчас проживает, не знаю.
Мужчина, наверное, совсем не смотрел телевизор. Иначе знал бы, где сейчас обитает его бывшая соседка по этой халупе.
– А мать ее я могу увидеть?
– Ну… – снова затянул мужчина. – Увидеть ее вы, безусловно, можете. Но не более того…
– Так я пройду. – Уля сердито оттолкнула дядьку плечом, втиснулась в коридор.
– В самом конце ее комната, – сказал мужчина ей вслед. Дверь на площадку он почему-то оставил распахнутой настежь.
Уля осторожно, уж слишком много всякой дряни стояло и лежало вдоль коридора, добралась до его конца. Толкнула дверь – и замерла, пораженная. Никогда прежде ей не приходилось видеть подобной картины: маленькая комнатка являла собой факультатив свалки. Весь пол был усыпан какой-то рухлядью, расплющенными жестянками, гнилыми тряпками, связками старых газет. На кровати издавало громкие хрипы тело, закрытое по макушку ватным полуистлевшим одеялом, при этом тело вздрагивало, словно старалось скинуть его с себя. Две черные ступни яростно елозили друг о дружку.
Уля попятилась – в первый миг ей показалось, что здесь случилось преступление. Она торопливо вернулась к входной двери и замерла около нее, готовая к бегству. Но откуда-то сбоку до ее слуха донеслись вполне мирные звуки. Гудел чайник, звякала посуда. Уля пошла на эти звуки и оказалась в большой кухне. Все тот же мужчина, стоя у плиты с чашкой в руках, торопливо прихлебывал чай.
– Закрыли дверь? – спросил он. – Я ее для вас оставил, а то в коридоре света нет…
– Кто там лежит? – перебила его Уля.
– Так это же старшая Вяткина, – ответил мужчина. – Вы все-таки к ней или к дочке ее?
– А когда она, ну, проснется?
Мужчина посмотрел на стену. Там висели круглые часы, заросшие жиром и пылью. Еле видимая стрелка приближалась к семи вечера.
– Ну, к ночи, думаю, оживится немного.
– А где ее муж?
– Сгинул куда-то. Она потому и лежит пластом: горе у нее. Лиза хоть немного за порядком следила и за хануриками этими приглядывала, а теперь что ж – пропала квартира.
Мужчина допил чай, тут же вымыл чашку и ушел с ней куда-то в глубь квартиры. Потом Уля услыхала металлическое клацанье: наверно, мужчина запирал свою комнату. Через минуту он снова появился с чемоданом в руке.
– Я ухожу, – сказал он. – Вы что решили, барышня: уходите или остаетесь?
– Посижу, – буркнула Уля.
– Ну, вы хотя бы из вежливости разрешение спросили, – рассердился вдруг мужчина. – Я все-таки тут хозяин.
Уля уставилась на него с удивлением: в таком гадючнике и говорить о вежливости?
– Ладно, сидите, – не стал качать права мужчина. – Воровать здесь нечего, а я теперь не скоро появлюсь. Хотя на вашем месте я бы тут торчать не рискнул. Даже я – на вашем месте.
Мужчина со значением поднял палец вверх, но Уля на него даже не смотрела, и он, потоптавшись, отвалил все-таки. Хлопнула входная дверь. Ульяна отклеилась от липкой табуретки и пошла разглядывать покои. В ванной ее едва не стошнило от гнилостного запаха, в туалет она заглядывать не рискнула. В коридоре теперь, при закрытой входной двери, очень легко было сломать себе шею. Кажется, в первый раз она прошла мимо двух дверей. Значит, вполне возможно, в этой квартире были еще обитатели.
Через пару часов Уля вконец ошалела от ожидания, голода и спертого воздуха. Находиться в чужой квартире было страшно, каждый шорох заставлял ее обмирать. Наверное, она давно бы уже убежала из этого вонючего полумрака туда, где есть свет и чистый воздух, где можно выпить чаю и посидеть на мягком диване. Вот только теперь во всем огромном городе у нее не было такого места.
Наконец терпение ее истощилось. Уля нашла в одном из столов коробок спичек и, освещая себе дорогу, отправилась в новое путешествие по коридору. Дошла до нужной двери, распахнула ее и бесцеремонно включила свет. В комнате Вяткиных так ничего и не изменилось. Правда, женщина все-таки сумела сбросить одеяло с головы, и ужасные звуки перешли в нормальный храп.
Спотыкаясь о всякую дрянь, Уля приблизилась к ней и через одеяло потрясла за плечо. Даже тональность храпа не изменилась. Тогда Уля, преодолевая рвотные позывы, схватилась за горячую влажную шею и стала возить по матрасу голову женщины. Спустя минуты три это подействовало. Храп превратился в булькающие звуки. Потом раздалось бормотание:
– Кто это? Чего надо?
– Мне нужно с вами поговорить! – в лицо алкашке заорала Ульяна.
Женщина открыла глаза и несколько секунд созерцала Улю тупым немигающим взглядом. Потом вдруг сказала:
– А, явилась все-таки! Не смей мне мешать, иди на свое место, или схлопочешь от меня.
Она мотнула головой куда-то в сторону окна. Уля присмотрелась: там стояло нечто вроде самодельной ширмы. Девушка подошла ближе. За ширмой оказался топчан, застеленный чистым, но ветхим бельем. Ширма стояла углом, захватив и часть окна. На подоконнике лежали книги. Тут же на нескольких гвоздях, вбитых прямо в стену, висела одежда. Внизу составлены друг на дружку несколько ящиков. В них стопками было сложено белье, лежали вещи: щетка для волос, пластиковая косметичка, банка с кремом. Молча озирала Уля жалкое обиталище своей соперницы. И планы, один другого коварнее, рождались в ее измученном мозгу.
Ноги уже отказывались держать. Уля присела на край топчана, посидела минут пять. Отвратительного запаха она больше не ощущала, наверное, привыкла. Вот есть хотелось зверски, но не было сил куда-то идти добывать еду. Да и за окном стояла такая темень, будто не в городе она, а где-то в лесу. Уля положила голову на подушку, свернулась калачиком и натянула одеяло на голову, как женщина за ширмой. Через минуту она уже спала глубоким и почти спокойным сном.
Под утро сон Ульяны стал не так крепок. Она услышала, как открылась дверь в комнату, и сразу проснулась. Спина тут же взмокла от страха. Крадущиеся шаги приближались к ширме. Судя по храпу, женщина своей дислокации не меняла, значит, в комнате находился кто-то чужой. Возможно, это вернулся домой ее сгинувший сожитель. Но почему он идет именно сюда?
То, что в комнате горел свет, только ухудшало дело. В темноте она могла бы затаиться или даже залезть под топчан. А так она лишь накрылась одеялом с головой и старалась не шевелиться. Шаги остановились у самой ширмы. Вот ткань зашуршала, и Уля всей кожей ощутила, как чьи-то глаза рассматривают ее через щель.
Она больше не могла выносить эту пытку страхом! Вспомнив, что в комнате все-таки есть хозяйка, Уля рывком села на топчане, скинула с себя одеяло и заорала:
– Тетенька! Помогите!
Но тут кто-то огромный разом снес ширму, навалился на нее сверху, сгреб вместе с одеялом и потащил прочь из комнаты.
