Миф № 22. Сталин доверял сведениям внедренного в агентурную сеть советской разведки гестаповского дезинформатора.
Речь идет о специально подставленном советской разведке агенте гестапо «Петер», который на Лубянке числился под псевдонимом «Лицеист». О «двойном дне» «Лицеиста» в Москве знали — и внешнеполитическая разведка НКВД-НКГБ, и военная разведка СССР располагали настолько сильными агентурными позициями в МИДе Германии, что быстрое определение истинного лица «Лицеиста» не составило никакого труда. Достаточно сказать, что в непосредственном окружении Риббентропа действовала агент «Юна», с которой работала одна из самых выдающихся разведчиц того периода Елена Зарубина. Не говоря уже об окрещенном в отечественной литературе «нашим человеком в гестапо», знаменитом ныне агенте «Брайтенбахе» (Вилли Леман) и иных возможностях нашей разведки.
Основная интрига в истории с «Лицеистом» в следующем. Как правило, ее используют в качестве якобы убойного аргумента при доказательстве полностью беспочвенного мифа о том, что едва ли не по наивности Сталин испытывал трепетное доверие к исходившей от этого агента информации, в составлении которой принимал участие сам Гитлер. Кто первым запустил на орбиту антисталинской пропаганды этот миф, установить невозможно. Известно только, что шастает этот миф примерно лет двадцать.
Но сколько ядовитых стрел было выпущено по этому поводу и все ведь впустую, ибо тем, кто этим занимался (да и занимается по сию пору), судя по всему, совершенно невдомек одно простое обстоятельство. Оно и понятно — ведь круто замешенной на зоологическом антисталинизме заумью трудно сообразить, что ни Сталин, ни Берия законченными идиотами не были, тем более в политике и разведке. Напротив, вся история с «Лицеистом» свидетельствует о том, что в элегантно издевательской по отношению к гестаповской контрразведке, а также к самому Гитлеру манере Сталин и Берия профессионально изящно решили извечную задачу любой разведки — задачу массированного отвлечения внимания и усилий спецслужб Германии на ложные объекты. В роли последних выступали советский посол в Берлине В. Г. Деканозов и особенно резидент советской разведки в Берлине Амаяк Захарович Кобулов, младший брат «правой руки» Берии — Богдана Кобулова.
Здесь надо четко понимать, что если Сталин и Берия решились на то, чтобы на высокие посты в Берлине — посла и резидента — направить двух вдрызг «засвеченных» перед германскими спецслужбами сотрудников советских органов госбезопасности, то как минимум неспроста. Ведь Деканозов в 1939 г. некоторое время возглавлял разведку НКВД СССР, а Кобулов — и вовсе был кадровым чекистом. На работу в Берлин они попали совершенно не случайно. Однако едва ли они в полной мере знали об истинном предназначении своих «миссий» в Берлине. Скорее всего, лишь частично догадывались.
В предвоенный период особенно важно было восстановить по различным причинам ранее утраченную связь с агентурой, особенно ценной, и наладить регулярное поступление достоверной разведывательной информации о планах и намерениях гитлеровского руководства Германии. А для этого-то и необходимо было отвлечь внимание германской контрразведки на ложные объекты. Потому-то Деканозову и Кобулову и были отведены такие роли — ни тот, ни другой не являлись профессионалами на своем посту, но своей близостью к Сталину и Берии создавали ложное впечатление о какой-то многозначительности своего пребывания в Берлине. Естественно, гестаповская контрразведка немедленно обратила внимание на это и занялась ими вплотную. Собственно говоря, и Сталин, и Берия явно ожидали серьезной подставы со стороны гестапо — так и появился у Кобулова агент «Лицеист».
Находившийся в советском плену майор абвера Зигфрид Мюллер на допросе в мае 1947 г. показал, что «в августе 1940 г. Кобулову был подставлен агент германской разведки латыш Берлингс (то есть «Петер»/«Ли-цеист». -A.M.), который по нашему заданию длительное время снабжал его дезинформационными материалами». Насчет подставы Мюллер солгал, так как в момент вербовки советской разведкой в августе 1940 г. О. Берлингс не был гитлеровской «подставой» — просто сразу же после вербовки он помчался в гестапо и, сообщив там о факте вербовки, предложил свои услуги. Сей факт четко зафиксирован в архиве Риббентропа — РААА Bonn: Dienststelle Ribbentrop. UdSSR — RC. 7/l.(R 27168). Bl. 25899-25902. Так что З. Мюллер на допросе пытался выставить Абвер как некую сверхумную контору, но, увы, германские же архивы этого не подтверждают. Кстати, из-за этого сами немцы не слишком-то доверяли берлинскому корреспонденту латвийской газеты «Брива Земе» О. Берлингсу, числившемуся у них как «Петер». К тому же 3. Мюллер все лавры приписал Абверу, отодвинув гестапо в тень.
На вопрос же следователя о том, действительно ли им удалось обмануть Кобулова, Мюллер, не моргнув глазом, заявил, что-де он «твердо уверен, что Кобулов не подозревал об обмане»! И тут же, сам того не подозревая, четко проиллюстрировал, что в действительности Кобулов, следуя указаниям Берии и Сталина, непринужденно обманывал гитлеровцев! Так, в подтверждение своей беспочвенной уверенности в том, что Кобулов якобы не подозревал об обмане, 3. Мюллер заявил: «Об этом свидетельствует тот факт, что в беседах с Берлингсом он выбалтывал ему некоторые данные о политике Советского правительства в германском вопросе… Сведения из бесед с Кобуловым… докладывались Гитлеру и Риббентропу». И тут же добавил, что-де на встречах с Берлингсом («Лицеистом») Кобулов сообщал своему «агенту», что направляет его информацию лично Сталину и Молотову. То есть обрисовал ситуацию целенаправленного продвижения информации советской разведкой (а за этим стояли Сталин и Берия) о политике СССР в германском вопросе — ведь Сталину было крайне необходимо по возможности эффективнее влиять на Гитлера в плане максимально достижимого сдерживания его агрессивных стремлений и принимаемых мер для нападения на СССР. Ради этого-то Кобулов и «выбалтывал некоторые данные о политике Советского правительства в германском вопросе», сдабривая их привлекательной приманкой насчет того, что-де информация Берлингса — «Лицеиста» докладывается лично Сталину.
Тевтонам казалось, что они обдурили Лубянку, Берию и даже самого Сталина, и даже после войны до них не дошло, как, впрочем, идо большинства авторов, спекулирующих на этой истории, что истинными жертвами обмана были непосредственно сами же тевтоны! Два могучих аса политической борьбы и разведки — Сталин и Берия — играли с болванистыми тевтонами как кошка с мышкой. И дело тут вот в чем. Едва только Берия возглавил Лубянку в конце 1938 г., как сразу же были резко изменены и сильно расширены задачи внешнеполитической разведки. От крайне характерного в 20-е -30-е гг. контрразведывательного направления в своей деятельности внешняя разведка обязывалась перейти к решению таких особо важных главных задач, как получение информации о намерениях правительств ведущих капиталистических государств, выявление политических планов последних и осуществление наступательных активных мероприятий. То есть акций влияния — как для эвентуального, так и параллельно-арьергардного сопровождения мероприятий внешней политики СССР.
Уже одно это обстоятельство свидетельствует, что появление Деканозова и Кобулова в Берлине было не случайным. В то же время ныне уже возможно на реальных примерах показать, что же на самом деле сделали Сталин и Берия, направив в Берлин такие засвеченные перед германскими спецслужбами фигуры, как Деканозов и Кобулов.
Вот, к примеру, хранящееся в ЦА ФСБ РФ донесение Кобулова от 14 декабря 1940 г., составленное на основании «информации», полученной от Берлингса — «Лицеиста»: «…по сообщению «Лицеиста», внешняя политика Германии строится на следующих основных принципах. Единственный враг нашей Германии — Англия… Свои задачи политики Германии видят втом, чтобы… избежать войны на два фронта. При этом важно обеспечить хорошие отношения немцев с Россией…» Это тонкая «дезинформация» тевтонов с небольшим вкраплением доли правды — Германия действительно была крайне озабочена проблемой исключения войны на два фронта.
Сравним с тем, что ровно за месяц до этого сообщения говорил Сталин. Оценивая 18 ноября 1940 года на Политбюро итоги визита Молотова в Германию, Сталин, четко обрисовав исходящую от гитлеровс-кой Германии угрозу, поставил перед военными за-дачи по усилению обороны западных рубежей, тем более что непрерывным потоком шла информация о перебросках войск вермахта на Восток. Естественно, что, получив спустя месяц данные «Лицеиста», Сталин и оценил их как «дезинформацию». Но при этом «взял на карандаш» некоторые ее элементы, дабы чуть позже ответить на них соответствующим образом. Вскоре повод представился. В начале 1941 г. разведка доложила, что германский Генштаб проводит «учения по оперативно-стратегическому и материально-техническому снабжению на случай затяжной войны». А до этого — еще в конце декабря 1940 г.— берлинская резидентура НКВД успела сообщить о секретной речи Гитлера 18 декабря 1940 г. перед выпускниками военных училищ, в которой он фактически призвал их к нападению на СССР, и Сталин сделал ответный ход.
А вот теперь посмотрите, что сделал Сталин. Он тут же отдал приказ немедленно ознакомить германского военного атташе (ВАТ) в Москве с индустриально-военной мощью Сибири. В начале апреля 1941 г. ему разрешили поездку по новым военным заводам, выпускавшим танки и самолеты новейших конструкций. И.о. германского ВАТ в Москве Г. Кребс доложил 9 апреля 1941 г. в Берлин: «Нашим представителям дали посмотреть все. Очевидно, Россия хочет таким образом устрашить возможных агрессоров». А днем ранее, то есть 8 апреля 1941 г., посол Шуленбург отбил в Берлин депешу, в которой в точности воспроизвел слова главного конструктора 1-го авиационного завода Артема Микояна, произнесенные, как отмечал посол, «по поручению сверху»: «Вы видели грозную технику Советской страны. Мы мужественно отразим любой удар, откуда бы он ни последовал». Доклад германской делегации, посетившей эти заводы, как стало известно чуть позже, произвел на Гитлера очень сильное впечатление. Чтобы еще более усилить впечатление, берлинская резидентура по указанию Сталина распространила слухи в министерствах авиации и экономики Германии, что война с Советс— ким Союзом обернется трагедией для гитлеровского руководства, особенно если война окажется длительной и будет вестись на два фронта. Сталин четко отде— лял зерна истины от гестаповско-гитлеровско-риббентропских плевел и изумительно точно, целенаправленно реагировал, проводя блестящие операции влияния.
С другой стороны, следует иметь в виду, что с согласия Сталина Берия специально направил в Берлин хотя и молодых, но достаточно опытных сотрудников разведки, на плечи которых и легла основная тяжесть работы с агентурой, особенно ценной. Причем одному из них — Александру Михайловичу Короткову, на связь которому была передана особо ценная агентура, — Берия еще перед его отъездом в Берлин предоставил право прямого обращения лично к себе, минуя всех начальников по восходящей. Как минимум один раз Короткое воспользовался этим правом, причем в весьма специфической ситуации. Берия, после разделения НКВД СССР на НКВД и НКГБ, оставшись главой первого, одновременно был назначен на пост заместителя Председателя Совнаркома. 20 марта 1941 г. Коротков отправил на имя Берии, как заместителя председателя советского правительства, подробное письмо с детальным анализом разведывательной информации о подготовке Германии к нападению на СССР. Обратите также внимание на дату — она свидетельствует, что в данном случае Коротков «перепрыгнул» через головы не только резидента и начальника разведки, но и самого наркома госбезопасности Меркулова. В письме речь шла прежде всего о сроках нападения Германии на СССР. Расчет Короткова строился на том, что о содержании этого письма будет доложено Сталину.
Следует также отметить, что Берия и Меркулов весьма бдительно следили за тем, чтобы не догадывавшийся об истинном значении своего пребывания в Берлине А. Кобулов не лез в оперативную работу с ценной агентурой. Всеволод Николаевич Меркулов, к примеру, не раз устраивал Кобулову суровые выволочки за это, зап-ретив в конце концов даже приближаться к этой агентуре. Следили они и за тем, чтобы он не мешал другим сотрудникам резидентуры. Когда, например, весьма заносчивый Амаяк Захарович однажды позволил себе весьма грубо ответить сотруднику резидентуры Борису Николаевичу Журавлеву, то, судя по всему, об этом стало известно в Москве. Дело в том, что в дальнейшем Амаяк Захарович уже держал себя в руках. Более того, в мае 1941 г. он вообще был отозван из Берлина.
Очевидно, что Сталин и Берия умышленно создали два основных канала поступления информации из Берлина: настоящий разведывательный и дезинформационный, что позволяло им с тем или иным успехом, но в основном успешно отделять зерна истины от гестаповско-гитлеровско-риббентроповских плевел.
Это был уникальный процесс, и искренне жаль, что ничего, кроме лжи, о нем неизвестно, ну разве что самая малая толика. Но и этого, как увидим, оказалось вполне достаточно, чтобы заблаговременно определить и время нападения, и точную дату, и заблаговременно предупредить войска. Но, увы… Однако же вовсе не по вине Сталина произошла трагедия.
