Глава 5
НАТАЛЬЯ АМИТОВА
СЕГОДНЯ И ДАВНЫМ-ДАВНО
Она так ненавидела свой рабочий дневник! От него веяло такой тоской! Там был такой унылый порядок! Неделя пошла кувырком. И кто бы мог подумать, что явится столько людей поздравить ее с законным избранием?
Господи, что же это будет, когда Глебов выпишет ей билет в парламент? Идиоты они все, что ли? Неужели могли подумать, что кто-то, кроме нее, сядет в это мягкое, подаренное недавно окружной больницей кресло? Все должны быть на своих местах.
Профессора — в палатах, администраторы — в кабинетах. Этак при демократическом бардаке можно развалить не только здравоохранение, этак всю страну можно потерять. Или уже потеряли? Дамир что-то рассказывал о смене власти — бандитской на ментовскую. Но ей-то что за дело? Лишь бы голова перестала болеть.
Наталья устало вздохнула. Правильно ли она выбрала сук, на который Дамир решил ее посадить? Может, народ обойдется без депутата Амитовой. А то печень со всеми этими поздравлениями просто не выдержит. И опять же: если она все время будет там, то кто тогда будет руководить здесь? Кто будет пробивать аппаратуру, контролировать расширение гомеопатических аптек и гнать с рынка всякую шантрапу с частными лицензиями. «Оцэ и е лышенько, такэ соби малэнькэ», как говорила ее мама, татарка по паспорту и хохлушка в душе. Но с другой стороны, вот мэр же в их городе появляется только по выходным, в свободное от депутатских забот время. Так и она будет! Это же для народа, не для себя. Ну и для своих, конечно… Катьку в люди вывести, зятя построить, внучку Мариночку голодной не бросить. Ой, ну зачем же было столько пить? А как не пить, если бензин — нужен, прокурор — нужен, баскетбольный клуб — вообще спонсор, ну и остальные по мелочи. Но между тем надо себя и поберечь… Полюбить… Отдохнуть себе дать… Вот еще немного… Еще совсем немного. Осталось разобраться… Буквально по мелочи. И тоже — для пользы дела…
— Наталья Ивановна. — Молодая секретарша, Катькина подруга, просунула мордочку в кабинет. — Пиво холодное уже… Вы простудитесь, вынимать?
— Неси, — устало вздохнула Амитова. Пиво не алкоголь, а способ примирить себя с миром. А Катька, дура, никак не хочет в медицину, не сдвинешь! То декрет, то академка. Уже бы давно защитилась… — Неси, детка. Голова кругом от этих проблем. И что ты смеешься, жопа малолетняя. Поживешь с мое, так изгваздаешься, что вообще в дурдом попадешь! — рявкнула Амитова, раздраженная мимолетной глупой улыбкой своей секретарши. Тем же тоном отозвалась она на звонок: — Да!!! Кто???
Весь областной клинический центр знал, что общие, да и частные вопросы с начальницей следует решать во второй половине дня, когда она обычно находится либо в легком подпитии, либо в сильной спешке. До двенадцати телефон ее обычно молчал. Ну разве что свои…
— Громче дыши, придурок! — Амитову разозлило молчание трубки, и она с грохотом бросила ее на аппарат. Звонок тотчас повторился.
— А если это министр или, что еще хуже, журналист? Или, что вообще недопустимо, народ? — раздался приглушенный расстоянием голос Глебова.
— Министров много, а я одна, — с достоинством ответила Наталья Ивановна. — И звонит он совсем по другому телефону.
— А по поводу остальных? — строго спросил Глебов.
— А это не я. Не туда попали. Мало ли у нас хамов по квартирам и рабочим местам? — нашлась Амитова.
— Да, я в тебе не ошибся, — одобрительно хмыкнул Глебов и замолчал.
— Что-то случилось? — всполошилась Наталья Ивановна. — А? С подписями нелады? Так я говорила… Я говорила, что часть городских больниц распределена между мэриями. Ничего, Виктор Федорович, мы спортсменами и родственниками больных доберем. Не волнуйся…
— Наташа, а почему ты отключила мобильный? Я вчера весь день пытался с тобой связаться, — чуть надтреснутым, недобрым голосом спросил Глебов.
— Так мы вчера отмечали… А вообще, я его потеряла. Уже, блин, третий. За полгода. Ничего, завтра куплю новый, — неуверенно пробормотала она.
— Когда ты его потеряла? И где?
— Слушай, а в КГБ ты работал? — оживилась Амитова. — Знаешь, аж мороз по коже от твоих вопросов. Когда? Где? При каких обстоятельствах?.. Да какая разница…
— Ладно. — Глебов внушительно помолчал. — Ну а с Афиной? Как ты это можешь прокомментировать?
— Это кафе я заберу. Во-первых, оно на прибольничной территории. Во-вторых, надо было деньги вовремя отдавать. И нет здесь никакого криминала. Я суд выиграла как личность авторитетная. А она, му… чудачка, кассационную жалобу. Ну, цирк?
— Да, я в тебе не ошибся, — снова сказал Глебов. — Держишься, хорошо. Афина умерла…
— Так ей и надо! — выпалила Наталья Ивановна. — Что?! Когда?! Подгадить?! Назло?
— И реакция хорошая, — одобрил Виктор Федорович. — Молодец. Но резковато… И не вовремя… В прокуратуру зачем звонила? Просила дело прикрыть зачем? Внимание к себе привлекла зачем?
— Слушай, Витя, разговор становится все более нетелефонным. Нам надо встретиться. Сейчас мне немного полегчает, и я приеду. Ты где?
— Смотри, девочки подумают, что ты согласна. А конкуренция становится жесткой, — усмехнулся Глебов.
— Хорошая версия, — стараясь казаться спокойной, ответила Наталья Ивановна. — Значит, ты на месте? Все, жди…
Катюша в таких случаях вставляет какое-то дурацкое слово. То ли замечательно, то ли забавно… Нет, романтично. Мариночка срыгивает кашку, а Катюха делает лицо сестры милосердия и произносит томно: «Как это романтично». А мыть внучку бежит бабушка… Или Руслан — дрын ему в ухо… Зять — ни дать ни взять.
А главное, чего так нервничать. Да, это романтично. И не более того. Афина умерла. Вовремя или не вовремя — не дяде Вите судить. В прокуратуру — звонила. А чего, ждать, пока кафе без нее поделят? Подписи соберут, а народ — народ все стерпит. Пусть… Наталья Ивановна сделала глоток и поморщилась — пиво показалось ей неправильным, кислым каким-то.
— А ну, иди сюда, вертихвостка, — сказала Амитова своей секретарше через селектор. — Иди-иди, паршивка.
— Почту? — виновато уточнила та.
— Давай-давай! И почту, и рожу свою неси, — пробурчала Амитова, раздраженно потирая виски.
А может, выпить водки? За победу? За успех этого, казалось, безнадежного дела? Афина умерла — царствие ей небесное. Губы Натальи Ивановны искривились в ухмылке… Афина — принципиальная давалка с зычным голосом портовой шлюхи. Умерла… Амитова хмыкнула и представила себе эти похороны, эти слезы, а не похороны, на которые соберутся все проститутки города. В чулочках и мини-юбочках. Может, сделать так, чтобы ни один человек не пришел? Дать в газете объявление, что панихида состоится на Центральном городском кладбище, а с ребятами из морга договориться о крематории. Или уже не надо?.. Или хватит?.. Это же умом можно было тронуться, терпеть эту дуру столько лет. Все из-за Глебова и прочей сраной партноменклатуры вместе с интеллигенцией. Амитова быстро сняла трубку с вновь звенящего аппарата:
— Катюша? Ты как там?
Хорошо, что дочь на даче. Хоть воздухом подышит. Отдохнет. А то все шляется где-то, шляется.
— Ты чего не звонила? И вообще, где тебя носило? Руслан никак не мог с вами связаться. И не вздумай, слышишь, не вздумай…
— Мама. — Катя наконец вклинилась в материн монолог и ласково спросила: — А сама ты где ходишь?
— Дела, — сухо ответила Амитова. — Давай-ка мне Мариночку, пусть посопит, а вечером я к вам заеду.
— Не надо, — сказала Катя. — Мы рано ложимся…
— Все ясно! И кто у нас на этот раз — знатный животновод или сельский учитель?
Иногда Катенька была очень неразборчива в связях. Оно и понятно, кабы выросла рядом с отцом, а то… Без мужской руки разбаловалась, конечно, да и сама Наталья Ивановна не требовала от дочери такой уж честности. А вышло… Что она, что Руслан…
— Да ладно. — Амитова услышала мягкое журчащее покряхтывание внучки, и сердце ее обволокло пеленой нежности. Даже в носу немного защипало. Ради Мариночки и Катьки Амитова была способна на многое. На все, чего душой кривить. Но знали об этом немногие. Разве что Глебов. Ничего, Бог поможет.
Ничего. Хорошо, что дочь уехала, потому что поступила к Наталье Ивановне такая информация, от которой сто раз она уже пожалела и о планах Дамира, и о том, что на свет родилась. Но — ничего… Выкрутимся. А пока — надо, чтобы сидело там дитятко тихо и с заезжими кавалерами не шалило.
— Катя, смотри… Я ведь все знаю! — на всякий случай предупредила Наталья Ивановна.
— Хорошо, — сказала дочь покорно. Хорошо, что рядом с Катей не оказалось никого, кто мог бы рассказать матери о том, как руки и колени у нее мелко дрожали. И с этим ничего нельзя было поделать. Катя натянуто улыбнулась и положила ребенка в кровать. Хорошо, что никто или почти никто ее сейчас не видит. А если мамаша действительно все знает? Или узнает немного позже?
Наталья Ивановна посмотрела на часы. Обычно по вызову строгой начальницы секретарша появлялась через одну минуту. Что сейчас-то она там возится? Что, вообще, происходит?
Почему-то она часто вспоминала деревню, стройотряд. Фундамент для коровника — это все, чем юное студенчество смогло помочь селу. И безумный Лялькин шепот:
— Кому-то скажешь — я умру, но и тебя из могилы достану!!!
— Плевать. — Тогда Наташка была такой смелой, такой уверенной в себе.
Все они — и принципиальная комсомолка Афина, и чокнутая Жанка, и крыса Дашка, и Лялька, особенно Лялька, — все они знали жизнь понаслышке. Потому что не видели смерти. Не киношной, а настоящей — грубой, со страшным лицом, с последней судорогой и устойчивым запахом мочи. А Наташа уже успела насмотреться.
— Плевать и на тебя, и на твоего папочку. Проститутка!
— А на клятву Гиппократа и белую шапочку? — прищурилась Лялька, покусывая губы цыганскими, как казалось тогда, абсолютно белыми зубами. — Ты же хочешь в мединститут? А там конкурс…
Из них из всех Наташа Амитова единственная не имела студенческого билета.
Два года подряд она не могла сдать химию. Два года получала «пару» и снова возвращалась в свою лабораторию. Иногда она подрабатывала ночами в отделении медсестрой. В стройотряд ее устроили фельдшером.
— Плевать, — уже менее уверенно сказала Наташа. Если бы она тогда знала, что маленький бандит с окраины (ее родной брат) станет со временем Большим Дамиром, разве унижалась бы она перед ними перед всеми?
— Ладно. — Лялька усмехнулась. — Не такая большая потеря. А может, ты права, и действительно пора… Пора, мой друг, пора. Туда, где за тучей белеет гора, туда, где гуляет лишь ветер да я…
— Сама сочинила? — с уважением спросила Наташа, которая и тогда, и сейчас к поэзии относилась с большим предубеждением. Если нельзя спеть, чего ж рифмовать? Чтобы потом гнусно завывать со сцены? Вот «все мы бабы стервы» или там «айсберг с одним крылом» — это куда лучше.
— Сама. Я все делаю сама, — рассмеялась Лялька. — А в институт ты можешь не поступить, дорогая моя. Веришь, что это в наших силах? Землю от пожара уберечь? Веришь? — Лялька обдала ее ароматом дорогих духов и умчалась мешать бетон.
Наташа верила. Такие могут все. И им все сходит с рук. И кто бы мог тогда подумать, что через двадцать лет она, Наташка, вольется в эту касту неприкасаемых?
А вскоре Ляльку нашли мертвой…
— Ты где? — Амитова включила прямую связь с секретаршей. Нервы почему-то были на пределе. Хотя в глубине души она была уверена, что все уладится. Все непременно обойдется. Малой кровью. Например, Афинкиной.
— Я здесь. А это — это почта. А это бутылка из-под пива. Вы ее сами выпили. — Девчонка имела наглость прыснуть в кулачок. Вообще, кроме наглости, она ничего не имела. Как и все эти — нынешние. Думают, что, кроме английского языка и внешности, им в жизни ничего не надо. Глупые, глупые.
— Вали-ка ты отсюда, пока я чего другого не сказала, — предупредила Амитова, с удовольствием разглядывая письма и телеграммы. Некоторые из них были украшены штампами крупнейших учреждений страны. — Лучше бы денег прислали. Только туалет оклеить всеми этими открытками.
«Искренне рады за Вас, считаем, что Ваше избрание директором центра еще раз подтверждает тот факт, что путь реформ нельзя остановить. Вы — наше знамя».
— Идиоты, что ли? — Она пожала плечами и представила себе эту их искреннюю радость, от которой текут по щекам злые слезы.
— А можно было рассортировать? По папкам разложить. Что сразу в мусор, а что для истории? А?
— А кто же их знает, что в мусор. Так, с виду — одинаковые. И по телевизору всех показывают.
Амитова вяло перебирала бумаги, и вдруг рука ее дрогнула… На белом конверте не было адреса ее приемной. Обратного — тоже не было. Взятка? Анонимка?
— Это еще откуда? Слышишь, ты, коза? Куда пошла? Стой уже здесь. Если деньги, ты свидетель, что мне они…
Глаза Катькиной подружки загорелись здоровым любопытством. Вот он, момент рождения новой сплетни из жизни непотопляемой Амитовой.
— Открывай ты… Деньги старайся руками не трогать. Давай, шевелись.
Девушка радостно надорвала конверт, из которого выпал весьма непрезентабельный листок. Амитова облегченно вздохнула.
— Ничего интересного, — разочарованно сообщила секретарша. — Реклама какой-то турфирмы. На английском… Или вас в Грецию приглашают?
— Угу, на историческую родину… А что написано-то, раз уж столько пыли?
— «Athens: you are next», — старательно прочла девица. — Странно, что ни фотографий, ни номера телефона. Сейчас они вообще обнаглели. Просто дают заставку, потом неделю ждешь, чтобы понять, чего там имелось в виду.
— А по-русски? — отчего-то забеспокоилась Амитова.
— Так я и говорю, у «Адидаса» научились. Без перевода. Сплошные понты.
— Что там написано, если по-русски?
— Афины, вы — следующая, — обиделась секретарша.
— Пошла вон! — заорала Наталья Ивановна. — Вон отсюда, убирайся! Я сегодня не принимаю! Все!!! Вон, кому сказала! Бумажку не тронь.
Со стола полетела пепельница. Секретарша выбежала со слезами.
И как будто не было недельного запоя. Мысли в голове у Натальи выстроились удивительно логично. Просто удивительно. Какая же она дура! И главное, что теперь со всем этим делать? Господа свидетели и судьи, вы слышите голос смерти? Кто-то еще играет нашими картами? А ведь внутренний голос в моменты трезвости не раз предупреждал: «Здесь опасно, здесь очень опасно». Но как удержаться, если опасность стала частью твоего существования. Может, правда, замуж за Глебова и пока не поздно — концы в воду? Он ведь предлагал…
— Мурка, давай машину, я уезжаю.
У секретарши, несомненно, было имя. Ее как-то назвали, когда родили на свет, и тогда, когда она стала подругой Катьки, ее Наталье представили, но на работе они все становились «мурками», на тот недолгий срок, который могли продержаться рядом с Амитовой.
Наталья Ивановна тяжело поднялась из-за стола и недобрым взглядом оглядела кабинет. Что-то такое она сделала… Или съела чего-то… В животе было как-то тревожно… Давно надо было зайти к врачу. Но осмотр на всех этих новомодных компьютерах и ультразвуках мог обнаружить там что угодно… Страшно. И как нехорошо вышло с этим мобильным телефоном, черт бы его побрал…
— Прямо, — сказала Амитова, громко хлопая дверцей. — Прямо, в центр. Там разберемся. Стоп!!! — вдруг завопила она. Водитель с силой вжал педаль тормоза, «Волга» взвизгнула и замерла посреди проезжей части. — Это я не вам, можете ехать, — раздраженно заметила Наталья Ивановна.
Она не терпела, когда подслушивали ее мысли и копались в ее душе. Стоп! Глебов вел разведку сразу по нескольким вопросам. Следовательно, он был в курсе всего. Может быть, он? Он сам? А Наташа, наивная, думает, что есть Дамир, есть правила и понятия. А Глебов — сам себе правило. Как всегда. Привет из партийного архива.
— Мы едем в обком, — сообщила Амитова.
К Жанке. Тут уж ничего не поделаешь. Нравится — не нравится, а со сраной интеллигенции надо содрать хоть шерсти клок.
— Это я, — заявила Амитова, открывая без стука дверь кабинета.
— Занята, — не отрывая головы от стола, сообщила Жанна. Жанна Юрьевна Артемова. — Зайдете позже. Бумаги можете оставить.
— Круто берешь, подруга! — Амитова грохнулась на стул и вытерла со лба липкий пот. — А бумаги — это правильно. Это верно.
— Зачем ты пришла? — глухо спросила Жанна, так и не подняв на нее взгляд. Если бы она, Жанка, работала у нее, то получила бы сейчас от Натальи по первое число. Ей очень хотелось заорать: «В глаза смотреть, жопа старая!» Но приходилось терпеть.
— Пришла вот узнать, как твои дела, — усмехнулась Наталья Ивановна. — Вообще, как жизнь?
— Ты за Славиком? — Наконец Жанна посмотрела на гостью. Глаза у нее были усталые, выплаканные. Если бы у самой Амитовой не разгулялись нервы, она смогла бы даже пожалеть эту дуру.
— А это кто, Славик? — удивилась Наталья Ивановна. — Твой новый, что ли? Так ты все забыть не можешь? Утешься, твой старый приятель все равно был тебе не по возрасту.
Давняя дружба между ними была скреплена не только смертью Ляльки и потугами Глебова. Нет, тут было что-то еще. У них было много общего. Общие дети, общие мужчины, общее горе… Лет пять назад в жизни Жанки появился Руслан. Что Руслан — это одно название. В принципе такой же мачо, как Кирилл. А главное, лет на семь моложе. Жанна прямо как очнулась от долголетнего сна. Она решила, что может теперь горы сдвинуть. Она даже собиралась от него родить и начала усердно вычищать-оздоравливать после Кирилла свой организм. Амитовой тогда было ее жалко. Ведь бросит и глазом не моргнет старушку-бабушку с ребенком на руках. Рожать-то надо вовремя, это она как врач могла заявить. В тридцать три — тридцать четыре рожают второго-третьего, а не первенца. Но Жанна была непреклонна. Руслану же было абсолютно все равно. Он исправно челночил в Венгрию и сам себе казался титаном бизнеса.
Больше всех создавшейся ситуацией были недовольны Афина и Глебов.
Пытался возмущаться Кирилл, но уж его-то мнение вообще никто в расчет не брал. Традиционно фыркала Марья… Но когда она не фыркала? Жанна таскала Руслана на все семейные мероприятия и тихо светилась ожиданием полного обновления жизни. Когда Жанна все-таки бросила курить, все поняли, насколько серьезно и решительно она настроена. Тревогу забил Виктор Федорович.
— Наташа, ты среди них самая умная, самая опытная, самая старшая, — сказал он тогда.
Как это было дальновидно. Как умно. Дамир только отбил у Саши Хромого контроль над рынками, только-только налаживал бизнес. Все пророчили ему скорую смерть от пули. Но Глебов зрил в корень. А потому Наташа и казалась ему такой вот умной.
— Ты понимаешь, что происходит?
— Ничего. Выйдет замуж, разведется, у нее это хорошо получается. А на старости лет будет кому воды подать.
— Ты и для себя такой вариант планируешь? По поводу воды? — спросил Глебов строго. — Глаза разуй!
— Что? — сердце екнуло. Зря дядя Витя говорить не станет. Если что скажет — все в глаз. — Что?
— Катя твоя, вот что… И кончится это подворотней. Ясно? И ни стакана, ни воды…
— Да пусть гуляет. — Амитова облегченно выдохнула. Чуть не лопнула, а тут всего-то — девка гуляет…
— Плюс наркотики, Наташа, плюс наркотики! — Виктор Федорович усмехнулся и посмотрел исподлобья. — И я не шучу, как ты понимаешь…
— Мамочки, да что же это? Да что же делать-то? Да я… Да мы… Да Дамир их всех перестреляет, гадов ползучих, чтобы мою Катечку… — запричитала Наташа.
— Да. И начнет как раз с нее. С Катечки. Ножки ей вырвет, ручки вставит. Нрав-то татарский. Крутой… — спокойно подытожил Глебов. — И тебе как матери содержание выпишет, а с работы снимет. Чтоб дитя воспитала… Как положено.
— А что же я без работы? Как же? — Тогда, лет пять назад, Наташа только начала продвижение. И ей это нравилось. Все нравилось: и белый халат, и отсутствие больных, и общее руководство, и хозяйственные хлопоты. И впереди была новая жизнь, в которой из Наташки «подай, принеси, пошла вон, бездарная», вырастет нечто вроде памятника медицине. Она уже тогда понимала, кем может стать…
— Вот и я об этом, — грустно сказал Глебов. — Думай.
— Ой, дядь Витя, а что делать-то будем? Может, к отцу ее пойти. Пусть ремень возьмет да отходит как положено, а? — Тогда на голове еще была коса, которую Наталья поминутно трогала, чтобы убедиться, что все это происходит не во сне…
— Замуж Катю надо отдать, за взрослого надежного парня.
— Да кто ее возьмет сейчас-то? И где их, взрослых, взять? А если Дамира уложат, так вообще? Кому мы такие родственнички будем нужны? — Она беспокоилась очень искренне, но где-то там, внутри нее, в глубине души, теплился огонек надежды. Глебов играет. Хитрит. И разговор он этот завел не напрасно, хочет он чего-то такого, о чем сразу не скажешь. Поэтому она почти не удивилась, когда Глебов закончил так:
— Вот и я о Руслане. Два года на него смотрим. Подходящий. И Катьке значительно больше нужен, чем Жанке. Согласна?
Наташа даже не смогла как следует кивнуть. Катьке шел-то всего семнадцатый годок. А все вот как повернулось. Она молчала и широко распахнутыми глазами смотрела на Глебова. На хитрого старого дядю Витю.
— Так согласна? Не слышу?
— А он? Что ж за сговор без жениха, — выдавила из себя Наташа, просчитывая в уме другие возможные варианты спасения дочери из омута разврата. При поверхностном взгляде выходило, что предложение дяди Вити действительно было самым лучшим. Счастлив тот, чьи грехи сокрыты. Родит, успокоится. А если нет, то пусть муж за этим смотрит — его ведь для этого покупают.
— Я с ним разговаривал. Он — не против. Так что давай, будем знакомить. Парень с башкой, ухаживать за твоей сопливкой будет на высшем уровне. Сладится. Еще спасибо скажешь…
Сладилось. Даже слюбилось. Что можно было подумать про Руслана? Да ничего — лазутчик, шпион. Наташка поначалу так и думала. Потом успокоилась. Но на свадьбе все же не смолчала. Не сумела. Как положено тяпнула и подплыла к Глебову — вся шикарная, бриллиантовая, светящаяся…
— Сука ты, дядя Витя, редкой породы. За здоровье молодых? — Она подняла бокал на высокой ножке и тонкой струйкой вылила шампанское ему прямо на башку. Без свидетелей, упаси господь. Один на один. Обернулось это увесистой пощечиной, исполненной аристократической ладонью Глебова.
— Ты много пьешь, — сказал он спокойно. — С учетом того, что можешь использовать себя получше… Подумай об этом…
Щека горела, а на душе было удивительно спокойно. Купленный зять. Кто бы мог подумать, что простая девчонка из предместья сделает такую головокружительную карьеру. Если этот не подойдет, заменим на более интересную модель. Дядя Витя подсобит. Она размахнулась и ударила Глебова по голове. Кулаком. Сверху вниз. Он тихонько крякнул. Скорее всего, от удивления.
— Вот теперь мы квиты, — сказала Амитова спокойно. — А сука ты, дядя Витя, потому, что не обо мне и не о моей Катьке печешься. Ты за Ляльку испугался… Если б Жанка своего родила, то до твоей Ляльки-маленькой и дела бы никому не было. Так? Так… А теперь что? Лет пять она будет страдать, а там, кроме внучки твоей, ей уже ничего и не нужно будет. Так? Дядя Витя? А?
— Ты могла бы отказаться, — спокойно ответил Глебов. — Так что мы не только квиты, — он потер макушку, — мы еще и очень похожи. Ты ведь тоже могла бы найти какого-то молодого врача или, скажем, начинающего Дамира… Но ты согласилась… За здоровье молодых? — Глебов щелкнул пальцами, и у него из-за спины возник официант с подносом. — Я по коньячку, с твоего позволения.
А через два года родилась Мариночка. И теперь-то Руслан не казался такой цацой. Но и Катька была хороша. Ох, хороша… И как упустила она девку?.. Как разрешила? Может, ей нужен был еще более взрослый муж? Тот же Глебов? Чтоб схоронить и потом жить на всю катушку?..
— А кроме Славика, у меня больше ничего нег, — сказала Жанна пустым, бесцветным голосом.
— Да на черта нам эти подонки, Жанка? На черта? Вон я одна живу, и ничего, не бедствую. А?
— Зачем приехала? — Жанна старалась быть спокойной. Таких, как Жанка, Амитова держала в специальной клинике неврозов. Причем лежали они там годами.
— Афинка умерла, знаешь? — Наталья Ивановна спросила и напряглась в ожидании новых неприятностей.
— Я? Конечно! По телевизору всем показывали, — пробормотала Жанна, снова пряча взгляд.
— А мне Глебов звонил. Лично докладывал, — усмехнулась Наташа. — У нас могут быть неприятности. Большие.
Жанна вздрогнула. С момента Катькиной свадьбы у них с Амитовой не было никаких общих дел. Даже с Дашкой, сумасбродной, отчаянной и глупой Дашкой, которая когда-то отобрала самое дорогое, Жанна все равно как-то мирилась. А с Натальей — нет. Потому что сама Наташа устранилась от отношений, избегая объяснений, упреков и прочих составляющих женской дружбы.
— У нас? — Жанна забарабанила пальцами по столу. Дробь выходила нечеткая с явными ритмическими провалами. Руки, стало быть, дрожат. — У нас? У Глебова? У тебя? У Руслана? — Теперь она могла произносить это имя спокойно, без надрыва. Лучший способ справиться с несчастьем — завести себе другое, более крупное. Жанна сумела сделать это. Только дрожь в пальцах не проходила. — У кого неприятности, Наташа? Ты же Афину терпеть не могла?
— И было за что. Сейчас вот из-за сраной кафухи будет столько шума… Можно подумать, что ты ее любила…
— Не любила, — сказала Жанна. — Но жалко. — Хорошо, что Наталья не слышит, как бьется ее сердце. Хорошо, что оно еще не выломало ей ребра. Нужен выход.
— Гляди, Жанна, и не говори, что не получала такого же. — Амитова достала из мягкой замшевой сумки сложенный вчетверо листок бумаги с английскими буквами. — Поймешь или переводчика вызовем?
— Утром нашла в ящике. — Жанна выложила на стол свой. Почти точно такой же. Только на Наташином листке буквы были набранные на компьютере, а на Жаннином вырезанные из разных газет… — Так кто из нас следующая, дорогая Наталья Ивановна?
— Фух. — Амитова облегченно вздохнула и вытянула ноги. — Фух, маньяк, стало быть. Но это легче… Поживиться решил на нашем-то горе…
— Почему маньяк? — тихо спросила Жанна.
— Меньше будешь знать, дольше будешь жить. А я уж было подумала, что ты поумнела? — Наталья Ивановна совсем развеселилась. — А знаешь, пусть тогда поищут. Пусть поищут. Позвоню прокурору. Пусть себе… Сейчас только к Глебову смотаюсь и сразу позвоню. Слушай, а это не ты решила поиграть? Крови мне попить? Я всегда знала, что ты не такая святоша… Всегда. Сама-то Кирюху у Афины дернула, а? А на меня за Руслана губы дуешь. Ах ты, Жанка, перец злой! Корова ты…
Когда Наталью Ивановну отпускало, она сразу начинала искать виновных. И быстро находила. Состояние собственного страха и неуверенности она не прощала никому. Даже дочери не прощала. А тут — Жанка-госпожанка. И ведь главное, что приехала к ней за помощью, за сочувствием, за жалостью приехала. А эта — фифа расфуфыренная — сразу в штыки… Ты посмотри на нее. Ты только посмотри. Надо Глебову сказать. На крайний случай, Наталья Ивановна сообразит Лялечке сиделку на всю жизнь. Дамир заплатит. Такую найдем, что будет с Лялечки пылинки сдувать. Вот же — посадили эту дуру в хоромы, так она — корежит из себя. Наталья Ивановна гневно пыхтела. Слова как бы лезли изнутри, но в горле застревали, вылетали вздохами и странными стонами.
— Тебе страшно, Наташа? — спросила Жанна, с беспокойством наблюдая ее потуги справиться с приступом злобы.
— Да, — вдруг глухо сказала та. — Но это не то, что ты думаешь. Совсем-совсем другое.
— Признаваться будешь в милиции, — прервала ее Жанна.
— Да, и я как раз здесь, — раздался чей-то голос, и женщины вздрогнули.
Они обе, не сговариваясь, сделали одинаковые движения руками. Со стола были убраны письма с приглашением в Афины. У каждой были свои резоны. Убрали и только после этого оглянулись.
В дверях кабинета стоял Кузьма Григорьевич Петров-Водкин. Обеими ладонями он прикрывал нос.
— Апчхи, — деликатно произнес он. — Апчхи, апчхи, апчхи. Извините, еле сдержался, чтобы вам не помешать. Извините еще раз. Пыль. У меня, видимо, аллергия. Да не прячьте, я уже все видел. Сфотографировал. У меня такая память, что… — Он решил не хвастаться, вспомнив, что забыл произнести приветственные слова. — Здравствуйте. Я…
— Кузя, ты, что ли? — прищурилась Наталья Ивановна. — Нет, смотри, Жанка, все наши опять в сборе. Хорошо выглядишь. Ну, я тогда пошла. Раз у вас дела. Нет, ну надо же! А как же Славик? — хихикнула она, поднимаясь со стула.
— Да нет…
— Так да или нет? — игриво спросила Амитова, поправляя слипшуюся челку. — Слушай, Жанка, мужики у тебя как на подбор — красавчики. Но Кузя хоть в возрасте. Ты женат, что ли, герой?
— Женат, — гордо ответил вспыхнувший веснушками Петров-Водкин. — А вы останьтесь. Все равно увидеться придется. Вашу подругу, гражданку Наливайко, убили, — уверенно сказал Кузьма Григорьевич и добавил: — Выбрасывать надо из пластиковых окон. В них гвоздей нет… А теперь о главном… Об убийце…
