Глава 15
КТО БЫЛ НИЧЕМ…
ОПЫТЫ СОЦИАЛЬНОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ

Дамир осторожно поглядел на сестру. С одной стороны, ему очень не хотелось в который раз объяснять взрослой, да что там взрослой, старой уже бабе, кто в доме хозяин и что им всем за все это будет. В пиковом случае, разумеется. С другой — она была его сестрой. Любимой, хорошей и, несмотря на право перворождения, послушной. В сложных перипетиях его жизни Наташка оказывалась единственным человеком, который никогда его не продавал. Ни в детстве, ни потом. Теперь, когда один за другим ушли родители, она осталась его семьей. Она и ее дочь. Своих детей Дамир не нажил. А значит, Наташа и Катюня должны были унаследовать то, что он создал. Две глупые бабы должны будут держать в руках мятежных богатеющих буржуев с их претензиями на власть.

Конечно, идея протолкнуть Наталью в парламент возникла у него оттого, что она не умела делать дело. Но того, что она сможет заработать там, едва ли хватит на поддержание нормальной жизни, к которой привыкли и его девочки, и его новая жена. Выходило, что бразды правления империей со временем нужно будет отдать в руки чужого Руслана. В руки робкие, дрожащие, ненадежные… В принципе ни сегодня, ни завтра Дамир умирать не собирался. Тем более, что покос, который он осуществил в городе, гарантировал ему на некоторое время покой. На какое-то время. Не навсегда.

— Наташа, — начал было он и осекся.

Надо ли сейчас сказать вслух то, о чем он думает всю последнюю неделю? Надо ли сказать это ей, сестре? Или молчать до конца… Дать ситуации развиться и потом посмотреть, как в ней можно выжить. В том, что речь шла о выживании, Дамир не сомневался. Он удивительно поумнел с того времени, как впервые сходил к Папе за хулиганку, одумался, выучился на «мясника» и немного поработал каталой. Он действительно поумнел, и за это благодарил карты. Они развили в нем умение логически мыслить и просчитывать ситуации. Да, у Дамира был нюх, но всегда (и сейчас это было особенно ощутимо) не хватало образования. «Мясником» он этого стыдился, а нынче — перестал. Он сумел перебороть свою гордость и окружить себя специалистами. В последнее время вот прикупил пару-тройку политических аналитиков. И был очень и очень доволен. Теперь он с вожделением поглядывал на социологический центр, который мог бы стать прекрасным дополнением к его империи СМИ в одном отдельно взятом провинциальном городе.

Когда его положение перестало вызывать зависть у отморозков и законников, жизнь стала более спокойной, появилось даже лишнее время, которое он, Дамир-сан, стал использовать для чтения. Для чтения исторических книг. Сначала многое давалось ему с трудом, понятным был только Пикуль, да и то в главах, посвященных военным действиям. Но Дамир не сдавался. И постепенно втянулся. История оказалась значительно увлекательнее криминального чтива, видиков и блатных легенд. Из нее только нужно было научиться делать выводы. То, что происходило с его сестрой теперь, он классифицировал как бои на дальних подступах. Только нелюбопытному было неизвестно, что значила для Дамира Наташа и ее семья. А стало быть, он должен все сделать для ее карьеры. Она попадет наверх. И он вместе с ней. Был, конечно, и другой вариант. Совсем другой. И осознание этого пришло к Дамиру не так давно. Сначала ему было просто неприятно, потом — мучительно, теперь он ломал голову над вопросом: за что и почему? Наташа начала играть по своим правилам. Научилась. Наташа смогла обойти Дамира в решении многих вопросов. Например, с кафе этой дуры Наливайко… Могла? И, сделав это, Наташа почувствовала за спиной крылья. И теперь она обдумывает перспективу выйти замуж. Почему бы и нет. Ведь это только в глазах брата она всего лишь старая никчемная кошелка. Многие другие воспринимают ее как активную удачливую деловую женщину. Значит, надежда на личное счастье у нее все же оставалась? И она решилась? С тем же Глебовым? Как легко она, однако, забыла Толика.

Дамир вздохнул и прищурил узкие пронзительно-светлые глаза. Сестра не услышала тихого призыва и хлопотливо возилась с банками, сковородками и кастрюлями… Такая уютная баба — депутат от женского племени. Дамир усмехнулся.

Вопросов было гораздо больше, чем ответов. Но меньше всего Дамир задумывался о моральной стороне дела. Где-то в душе он был абсолютно уверен, что в ожидании хорошей жизни народ легко начнет убивать, грабить и пить друг у друга кровь. Наташа всегда была девочкой небрезгливой. Именно она всегда резала с отцом свиней и в качестве разминки стреляла по курам-несушкам. В то время как для Дамира в детстве вид крови был отвратительным и непереносимым. И потом, если ему было позволено уничтожить своих друзей и соратников, то почему бы то же самое не сделать его сестре? Око за око, зуб за зуб. И чем, интересно, эти тетки так насолили его Наташе?

Он снова задумался о своей теории «дальнего круга», «боев на подступах». Да, все так. Выходило, что некие силы пытаются реализовать два сценария. Первый — запугать Наталью и вынудить ее… К чему? Ну ладно… к чему-то… Либо, что более реально, убить Наталью и выдать ее за жертву серийного маньяка. Вариант второй — не убить Наталью, а обвинить ее во всех совершенных преступлениях. Во второй сценарий не вписывалось письмо с угрозами, но это надо еще обдумать. Зато отлично вписывались отношения с Наливайко… А вот с этой, второй? И в том и в другом случае Дамир готов был восхититься умом мастера, который придумал все это. Хитро задумано. Если б еще не против его сестры. Да, почерк тут — сложный, затейливый, игривый. Такой может принадлежать только старому специалисту. Или нескольким. Которые могли объединиться. Связка Глебов — губернатор была весьма и весьма колоритной. А главное, правдоподобной. Старики-разбойники… Устали от давления… решили уйти на самостоятельные хлеба… Так не проще ли было пристукнуть самого Дамира? Нет, не проще… Потому что «мешок Санта-Клауса» со многими расписками, записками с очень интересными цифрами и откровениями лежал в надежном месте и грел душу своему хозяину. Он был помехой всем, кто мог позариться на героическую жизнь Дамира. А вот Наташа, просто сестра, просто женщина, самое слабое звено… Первым это понял Маковей, который украл тогда ее и пару недель держал на своей даче, надеясь на выкуп. Девять граммов свинца — это все, что он получил. И больше никому не приходило в голову… Теперь Дамиру было даже жалко — если бы тогда, семь лет назад, Маковей отправил Наталью куда обещал, то сегодня у него не было бы проблемы. А империю пришлось бы завещать воспитаннику или оставить длинноногой, но тупой жене… Но где гарантия, что сегодня империя попадет в надежные руки? Дамир снова подумал о Руслане… Может, это он? Решил не дожидаться дядиной смерти, а просто ускорить ее?

— Ты плов-то будешь? — спросила Наташа, с чувством облизывая большую деревянную ложку. — Плов — это что-то. Есть еще манты, только вчерашние. И не сама делала, одна тетка угостила… — Наташа зарделась и отвернулась к плите. Она знала, что домработница не идет к ее имиджу, но иногда не могла себе отказать в удовольствии ничего не делать.

— И эта тетка может сделать тебе алиби? — негромко отозвался Дамир. — Сказать, что ты в те моменты, когда тебя не было на работе, была дома. И наоборот? Она может это подтвердить?

— Тебе? — насторожилась сестра.

— Мне. И людям.

— Тебе — нет. А людям может, — твердо сказал Наталья Ивановна.

— Значит, мне ты по-прежнему не врешь? Хорошо. — Ноздри Дамира защекотал привычный, чуть острый запах Наташкиного плова. — Давай есть. Все давай. И скажи вот еще что. Первое: что делал твой мобильник у Афины? Второе: был ли у тебя повод убить Дашу?

— Только повод? Может, лучше причина? А то, знаешь, как-то маловато получается. — Сестра надула губы и тоже прищурилась.

— Ты меня не поняла. Мы сейчас с тобой не в бирюльки играем. Мы выясняем, что происходит. Если теток примочила не ты, то завтра замочат тебя. Возникает вопрос — за что? Возникает и другой — кому это выгодно? Думай, Наташа, на том свете оказаться значительно легче, чем многие предполагают.

— Тебе меня не жалко? — тихо спросила она.

— Жалко, готовишь хорошо. — Дамир улыбнулся и замер, ожидая ответов на все свои вопросы.

Наташа осторожно вытерла руки о передник, присела на краешек дивана и задумалась. Или просто сделала вид…

— По-прежнему хочется счастья, — вдруг печально сказала она. — Очень сильно хочется.

— Так ты тоже на Кирилла глаз положила? — Дамир почти не удивился, ведь он прорабатывал и такую версию. Только ему казалось, что Глебов — фигура более достойная. — Ну и сказала бы… Зачем Афину трогать? Мы бы жену его потише, поаккуратнее убрали… Комар бы носа не подточил. Эх, вот это все твоя склонность к самодеятельности. Ты что, всерьез думаешь, что они в маньяка поверят?

— Вообще ты себя хоть иногда слышишь? Рожа твоя нерусская?

— Можно подумать, твоя русская, — вяло огрызнулся Дамир, подбрасывая дровишек в огонь справедливого негодования.

— Ага, моя тоже. Но ты-то себя слышишь? Или вообще всю жизнь на распальцовке прожить думаешь? Убрали бы? Как Толика моего незабвенного? Так, что ли?

— Я много раз говорил тебе, Наташа, что…

— Что он сам? Ага, сам… — Наташа вздохнула и как будто начала притормаживать. — А Глебов тоже знает про телефон? Тот, что у Афины. Может…

— О телефоне этом всякий знает. Тоже мне — тайна следствия. Так ты была у нее? Перед смертью? Быстрее отвечай, мы спешим! Потому что выбросить человека с балкона — это как раз в твоем стиле. Энергию-то девать некуда. И главное, за что? За сраное кафе у меня за спиной? Быстро, сказал, быстро… отвечай!

— Была, — спокойно сказала Наташа. — Она сама меня вызвала для разговора. Но разговор не получился. — Наташа тупо замолчала. Дамир знал, что из этой тихой и покорной позы, в которую был упакован ее молчаливый протест, никакими силами ее сейчас не вытянешь. То есть абсолютно. Она и за Толика своего вот так же молча пошла. Все просили, все ругали, все пугали, все запрещали. Она надулась, как индюк, и как-то вечером пришла домой с проштампованным паспортом. Нате вам.

— Она тебя, надо полагать, пыталась купить? Или шантажировать? Или что-то другое? Кирилл, например? Говори. — Дамир старался быть спокойным, но когда он понимал, что «по его» не выходит, то разъярялся до невозможности. Хотя и понимал, что «по его» все равно не выйдет.

— Не твое дело. Сами разобрались, — буркнула Наташа.

— Угу, это мы видели, как вы разобрались. Давай честно, это ты или не ты? Обещаю, что тебе ничего не будет. Слишком много денег вложено, чтобы тебя из дела выдергивать. Но мне знать надо, ты понимаешь? Мне надо знать. Это мой город.

— Только очень плохой район, — буркнула Наташа.

— Только квартира твоя стоит как московская…

— Ладно, ну чего мы спорим? Я — не убивала. Честно. — Наташа тяжело поднялась и вытащила из резного, ручной работы барчика початую бутылку ликера. — Выпьем?

— Нет. — Дамир резко мотнул головой. — Значит, не ты… Значит, тебя… Где зятек?

— По делам, я за ним не слежу, — ответила Наташа, наливая ликер в рюмку. — Как думаешь, Дашке больно было?

— Здравствуйте, я ваша тетя, — удивился Дамир. — У нас кто доктор? И вообще, если ты думаешь, что я в этом большой спец, то глубоко заблуждаешься.

— Он нам всем предложение сделал. Замуж, — с удовольствием потягивая ликер, сказала Наташа.

— Кирилл, что ли? Давно известный факт…

— Глебов, — уточнила Наташа.

— Вот это да! Вот это танцы на воде, е-е-е-е… А чё молчала? Втихаря хотела под венец сбежать? Слушай, какие перспективы! Я с ним переговорю. Это будет очень полезно. Замужество — просто шик. А сама-то хочешь?

— Ты не понял, он предложил это всем нам. Теперь нас двое — я и Жанна. Если я этого не делала…

— Допустим, — вставил Дамир.

— Хорошо, если я этого не делала, то, значит, Жанна. Так или нет?

— Дура ты, дура ненарядная, глупая твоя башка. А вариант, что он, к примеру, сам? А? С вами просто счеты сводит. Слушай, я думал, тут политика, а как ты рисуешь — так бытовуха бытовухой. Можно и приостановить за отсутствием состава преступления. А с Глебовым я поговорю. Он сдержится.

— А если это Жанна?

— Значит, ты умрешь. — Дамир негромко, облегченно рассмеялся. — А я погуляю у них на свадьбе.

— А парламент? — спросила Наташа, нехорошо поблескивая глазами.

— А и черт с ним, — совсем уж развеселился Дамир. И вдруг замолчал, нахмурил брови и поводил ложкой по чуть жирной поверхности тарелки. — Да, — наконец сказал он. — Тут дело нечистое. Странное, Натаха, дело. И тебе тут тоже угроза. Что-то тут не так. Потому что слишком глупо — с одной стороны, и слишком продуманно, с другой. Может, там банда? Бригадный подряд? — Он снова замолчал, взвешивая, есть ли смысл в подобном подходце… И все больше и больше убеждался, что есть… Хитро, конечно, накручено… и с этим замужеством — еще новость. Просто сериал бразильский. Такое попадет в газеты — и все. Гасите свет — прощай, парламент. — Бери больничный, Наташа, и занимайся только выборами. Только. Не нравится мне все это, и особенно Глебов не нравится. Как бы не кинул нас дедушка Витя прямо в объятия своих страх каких «особых» друзей. А это еще кто? Наташа, не спи, тебе вон в дверь звонят. Визитеры. — Дамир недовольно покосился на сестру и вытащил из кармана скромный мобильный телефон, кое-где украшенный платиновыми пластинами. — Саша, кто это там? В дверь к нам ломится? А, даже так… Ну пусть… Впускай гостя, сестра. Милиция пожаловала. Прикорневая.

— Прикорневой бывает только пневмония.

— Ну извини, мы-то университетов не кончали. Земляной червь. Это подойдет? Впускай давай… Или это жених твой?

— Тю, дурак, — зарделась Наталья и через минуту-другую ввела в столовую смущенного рыжего человека, который лишь на минуту замешкался, пораженный, видимо, слепым амуром, свисающим с потолка. Но, оправившись от культурного шока, посетитель вяло прокашлялся и доложил:

— Кузьма Григорьевич Петров. Мне нужно поговорить с гражданкой Амитовой.

— Кузя. — Наташа наморщила лоб. — Ты, что ли? Ну надо же, все такой же рыжий. Дамир, помнишь, когда я в колхозе была, этот там практиковался? Ну, я рассказывала…

— Видите ли, я давно хотел вас допросить по поводу смерти ваших подруг. Но обстоятельства сложились так, что я теперь просто вынужден. — Тут Петров замялся и внимательно посмотрел на Дамира. — Простите, это о вас говорят, что вы построили в области капитализм с собственным, то есть вашим, лицом?

— Что? — Дамир поперхнулся слюной и на всякий случай выпрямил спину.

— Ничего, вы и есть тот самый, от кого все зависит? В смысле, отец родной?

— Я бездетный, — сухо ответил Дамир.

— А у меня двое. Толку только нет. От меня. Знаете, я всегда мечтал с вами познакомиться и рассказать вам о всех этих непотребствах, что творятся на вверенной вам земле.

— Кем вверенной? — уточнил Дамир.

— Временем, я полагаю. Знаете песню «Время выбрало нас»? То есть вас. Видимо, лучших кандидатов не нашлось. Очень и очень рад. Хотел бы ознакомить вас с материалами моего дневника. Думаю, что они понадобятся, когда вы будет менять чиновников после выборов. — Кузьма Григорьевич галантно поклонился и перевел взгляд на Наталью.

— Постойте, вы в своем уме? — осторожно спросил Дамир.

— Нет, мы все сейчас — в вашем, — усмехнулся Кузьма Григорьевич, казалось потерявший к своему визави всякий интерес.

— Вы понимаете, с кем разговариваете? — разозлился Дамир. — Нет, вы вообще понимаете, что вы сейчас сказали? Да ты кто такой? Слышишь, деятель?

— Я блюститель закона на вверенной вам территории. И вас не боюсь. И очень, между прочим, рад, что теперь знаю вас лично. Потому что у вас умное интеллигентное лицо, хоть и немного татарское. Но именно татары, вы, кстати, читали Гумилева, именно татары всегда и наводили у нас порядок. Так что я — с почтением. И зря вы нервничаете. Только сестру вашу все равно допросить придется. Хотя письма ей, исключительно по недомыслию, писала моя жена.

— Что? — хором спросили Дамир и Наташа.

— Обязательно почитайте. Гумилев — это что-то, это просто какой-то ниспровергатель авторитетов. Замечательный исследователь.

— Жена? Какая жена?

— А, вы об этом… Да Леночка моя. — Кузьма Григорьевич тяжело вздохнул и опустил глаза. — Она из лучших соображений. Хотела, чтобы вы, Наталья Ивановна, не препятствовали делу, не звонили прокурору, чтобы расследование шло своим чередом. Она просто решила вас немного попугать.

— Ты звонила прокурору? — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, спросил Дамир.

— Не волнуйтесь, это у нас обычная практика, — вставил Петров-Водкин. — Это норма, которой придерживается все общество. Поэтому среди моих предложений есть такое: сделать прокурора города глухим, и еще лучше — слепоглухим. Чтобы, невзирая на лицо и регалии, вершил он свое дело. Правда, этого, который сейчас, жалко. Ну да ничего. Он молодой. Он еще юридическую консультацию открыть сможет. А нам нужен другой прокурор. Ну, с вашего личного согласия, конечно. У меня и человек на примете есть. Я! — Петров скромно опустил глаза. — От меня все равно жена ушла. Так что зачем мне теперь глаза и уши? Логично?

— Зачем ты звонила прокурору? — прервал Кузьму Дамир.

— Потому что я знала, что история с кафе выплывет наружу, — тихо оправдывалась Наташа. — И еще знала, что я тут совершенно ни при чем.

— Да, очень может быть, — согласился Петров. — Сейчас вам нет смысла убивать. При нынешней ситуации в парламент не пускают только убийц. Так зачем вашей сестре было перечеркивать будущее? Она — женщина разумная.

— Молчи. Чудовище, — огрызнулась Наталья.

— Я и молчу. Только вы скажите, что делали после убийства? — широко улыбнулся Петров. — Это важно.

— После какого?

— А вы хотите сознаться сразу во всех? Слушаю вас внимательно. Дамир, простите, Иванович будет свидетелем. Записываю.

— Что-то ты больно веселый, — спокойно сказал Дамир и на всякий случай включил телевизор. Не то чтобы у него была мания преследования, но заглушку на возможную прослушку — отчего бы и не поставить.

— Нет, ну прелесть какая, этот «Киндер-сюрприз» Кириенко, — всплеснула руками раскрасневшаяся Наталья Ивановна, с умилением поглядывая на плоский экран огромного телевизора. — Такая лапочка, да, Дамир? Так бы и поцеловала в носик.

— Вы любите шоколад? — грустно вздохнул Петров, задумчиво покусывая колпачок ручки.

— Я люблю молодых политиков, — гордо вскинулась Наташа.

— И Глебов — тоже. — Кузьма Григорьевич нахмурил брови. — Но если не возражаете, я бы предпочел вернуться к убийству. Что вы там делали?

— А то ты не знаешь. — Амитова подбоченилась, выставила вперед правую ногу и подняла вверх подбородок. — Меня уже спрашивали. Я к фельдшерице бегала. Потом Афину в кустах искала, потом папу Витю под локоток тащила, потом…

— Как интересно, — протянул Дамир. — А что ж ты мне ничего не рассказывала? Ты, оказывается, была там главным действующим лицом? А чего ж сама за фельдшером бегала? Имея под жопой всю медицину области… Наташа. — Он укоризненно покачал головой и приложил к губам короткий палец с обгрызенным ногтем.

— Ах, Дамир Иванович, вы все не так поняли. Это она в воспоминания ударилась, — объяснил Петров.

— Да, ударилась, потому что ни участницей, ни свидетельницей никаких других убийств я не была. Ясно, козел?

— А говорят, восточные женщины — покорные женщины, — удивленно пробормотал Петров, когда Наташа, хлопнув дверью, выскочила из гостиной.

— Не слушай, что говорят. Разберемся давай, дружище. — Дамир мягко улыбнулся, а Петров зажмурился, понимая, что прямо сейчас вступает в неформальные, можно сказать, дружеские отношения с великим мира сего. — Так что там, на вверенной мне территории? И почему это Глебов любит молодых политиков? Ты что у него, портрет Кириенко вместо Феликса видел? Докладывай по всей форме.

— А вы мне что? — прошептал Петров-Водкин в отчаянном порыве смелости.

— А что ты хочешь, кроме должности прокурора? — снова мягко улыбнулся Дамир.

— Хочу выяснить, есть ли алиби у ваших родственников на момент гибели двух женщин, — отрапортовал Петров.

— Всех родственников?

— Натальи Ивановны и Екатерины Анатольевны, можно также и этого…

— Руслана, — охотно подсказал Дамир. — А Катя при чем? Ребенок при чем?

— Ребенок как раз ни при чем, он еле ходит, кажется. Но у вашей Кати были отношения с этими женщинами. С Афиной особенно, — потупив взор, сообщил Петров.

— Что?! — В голове дядюшки Дамира замигала сигнальная лампочка. Он отлично понимал, что имеется в виду, когда говорится о связи с Афиной. Ее подпольный бизнес был предприятием очень доходным. И держался он исключительно на Кирилле, который наконец нашел применение своим знаниям и умениям. Впрочем, и сам Дамир этот бизнес немного контролировал. — Ты сам-то понял, что сказал?

— Да, я отвечаю за свои слова.

— За базар, — рявкнул Дамир. — И не строй из себя целку. Можно подумать… Докладывай, говорю, по порядку.

Кузьма Григорьевич с достоинством выпрямил спину, сделал несколько шагов вдоль стены, подошел к дивану и осторожно присел на краешек. Он не спешил открывать рот. И не потому, что считал себя актером, а стало быть, мастером паузы, а потому, что на него снизошло озарение. Он вдруг понял, что это за цифирки были на тех фотографиях из пакета Кирилла. И что это были за фотографии. Как же это он раньше не сообразил. И кажется, понял, что за дела связывали покойную с Кириллом. Конечно, эти цифры на карточках были не телефонами, не годами жизни, не достижениями в прыжках в длину и не размерами. Кстати, о размерах. Что же это за извращенный вкус. Раньше, во времена его молодости, к этому не подходили так рационально. Красота женщины не определялась сухими цифрами: 90–60–90. Тем более, что рано или поздно эти «90–60–90» все равно превращаются в «120–120–120». Эти цифры были ценой, ценником на товары и услуги в зависимости от длительности пользования. Ни выше, ни ниже среднегородских. Но чего дядюшка так нервничает? Ведь рынок есть рынок.

— Надо же, теперь все встало на свои места, — пробормотал Кузьма Григорьевич. — Как в калейдоскопе… — Он немного помолчал, взъерошил рыжие волосы и многозначительно добавил: — Все понял.

— Хорошо, — через пять минут уважительного молчания откликнулся Дамир. Этот рыжий настоящий отморозок. И это к лучшему. Дядюшке Дамиру не надо говорить лишних слов. Дядюшке Дамиру вообще не надо ничего говорить. Потому что из молчания следуют выводы, из слов — профилактические мероприятия. Да, в Багдаде все спокойно. Спокойно. Очень спокойно. — Проститутка!!! — вдруг не своим голосом заорал Дамир. — Убью суку. Своими руками задушу!!! Проститутка!!!

— А кто? — оживился Петров. — Кто проститутка-то? — Конечно, по долгу службы ему часто приходилось иметь дело с девицами легкого поведения. И все они в свободное от основной работы время подрабатывали — кто на макаронной фабрике, кто в пошивочных цехах, а кто и в детских яслях. И контингент этот был явно не дамировским.

— Наташа, Наташа, сюда иди. Быстро, — закричал Дамир. — Вот этот сказал, что твоя дочь — проститутка.

— Я? — Петров искренне и немного театрально приложил руку к груди. К тому месту, где от испуга еле теплилась душа.

— Ты, ты, — успокоил его Дамир. — Я не понял, Наташа, мы зачем ее замуж выдали? Значит, это не прекращалось? Ты мать или шлюха советская?

— Что ты мелешь? — спокойно, слишком спокойно произнесла Наташа. — Ничего он такого не говорил. Я подслушивала. А то, что Катька выросла с моими подругами, так это известно всем.

— Вот именно, — вставил свои две копейки Петров. — Вот именно. Вы смотрели фильм Кончаловского «Ближний круг»? Так вот, ваша племянница в него входит. Смотрите. — Петров достал из рыжей (купленной Леночкой под цвет его волос) папки сложенный в шестьдесят четыре раза лист ватмана и движением фокусника развернул его перед публикой. — Извините, что мелко, боялся, все не поместятся… — Петров развел руками и, бережно разгладив бумагу, оглянулся по сторонам. — Давайте вазочками придержим, чтобы углы не загибались, и вместе посмотрим. Вот это — покойники. — Он ткнул пальцем в небольшие черные гробы, нарисованные посередине.

— А почему их пять? — сурово спросил Дамир, подползая к центру композиции.

— Ну, три уже есть. Если считать с Ларисой Глебовой. А два — потенциальных, если считать, что это — серия, — пояснил Петров. — Вот тут на схеме подозреваемые обозначены. Кстати, тут и вы, и ваша сестра. Она еще и вот тут, среди потенциальных жертв…

— Типун тебе на язык, — огрызнулась Наташа. Подобрав длинные полы халата, она, как брат и гость, тоже осторожно доползла до середины. — Ну? Где моя Катька?

— В круге первом, — похвастался Петров. — Вот здесь, между Ларисой-младшей и Русланом. И что получается? Получается, что если Артемова и Амитова займут свои места тут, — он ткнул пальцем в гробы, — то из всех подозреваемых останутся папаша Глебов, Матвеев и дети…

— Угу, — причмокнул губами Дамир, — тут понятно. Как морской бой. Только зачем тут директор «Спецмаша»? Он каким боком?

— Тут цепочка, — многозначительно сообщил Петров. — Вот, например, конверсия. Завод перестал выпускать отравляющие вещества и стоял на грани банкротства. Понятно?

— Конечно, — кивнул Дамир. Он сам и занимался конверсией, когда выкупил контрольный пакет предприятия. Но слушал внимательно. Все же интересно, как об этом говорят в народе. На вверенной ему территории.

— К черту твои цепочки! Давай про ближний круг, — прервала их Наталья.

— В самом деле… С директором «Спецмаша» ты погорячился, — снисходительно заявил Дамир.

— Может, вы и правы. Недоработка. Но давайте вернемся к первому кругу… — вздохнул Петров. — С алиби Глебова и Матвеева я немного разобрался. А вот дети…

— Дети, — отрешенно, будто эхом повторила Наталья Ивановна. — Дети… Им-то зачем, Господи… Им-то что за прок?

— Ну, почему же… Например, Руслан, — сказал Дамир и посмотрел на Наталью исподлобья. — А, теща?

— Дурак, — огрызнулась она, вспоминая, видимо, о будущей карьере депутата. — А почему из мужей только Кирилл? А ведь у нас есть еще один! Раз уж на то пошло!

— Наташа, поздравляю, не ожидал, — усмехнулся Дамир.

— Если ты сейчас не заткнешься, то страна потеряет очередного авторитета. Понял? Кыш… Так где в вашем круге наш новый сожитель — Славик? А?

— Славик, Славик, Славик… — забормотал Петров. — Слушайте, а почему я?.. А действительно?.. А это не тот Славик, который работает у Глебова на побегушках?

— У кого? — в один голос переспросили Дамир и Наталья. — Откуда информация?

— От Глебова. Точнее, от его секретарши. Наши дети вместе ходят в школу. Говорит: появился новый помощник. Перспективный, симпатичный, волевой. Правда, Славиков много, — вздохнул Петров. — Но вы все так тесно живете, что не исключено… Как же это я так.

Хозяева молчали. Дамир потому, что эту новость никак не мог переварить. С этим стоило разобраться. И не пороть при этом горячку. Может, этот мальчик — личный секретарь? Личный секретарь, которого не знает и не проверял Дамир? Абсурд… Значит, все-таки двойная игра и его дуру сестру убьют?

А Наташа смотрела в окно. Она беспокоилась лишь о том, чтобы не было заметно. Чтобы никто из них не увидел и не узнал того, что знала, давным-давно знала, но только сейчас осмыслила она. Так вот что сделала эта дрянь! Вон куда она метила… И чтоб ей нагадить, Катьку в это впутала? Она… Все делала всегда четко и по плану… И вот… Не выдала ли она себя? С Дамиром шутки плохи. Да, его можно наградить подзатыльником, но чисто по-семейному. И никак иначе.

Она смотрела в окно и собиралась с силами. Как можно естественнее, как можно спокойнее, тише, незаметнее… Или лучше заметнее, потому что естественнее…

— Да, очень может быть, — нарушил тишину Петров. — А что, Артемова оставила ему наследство? И пока мы тут сидим, рисуем… Глебов… Ой, боже мой, какие дети… Мне все ясно.

Наташа тяжело поднялась, растерла затекшие колени и осторожно расправила полы халата. Резким мужским движением взъерошила волосы и замерла-нависла над мужчинами.

— Тебя как зовут? — шепотом спросил Дамир.

— Кузя, — на всякий случай ответил тот.

— Так закрой уши, Кузя. Сейчас моя сестра будет орать, — предупредил Дамир и втянул голову в плечи. Что же — пусть. Этот день прожит не напрасно. А про Катьку надо обязательно проверить…

— А ну пошли отсюда вон!!! — с места в карьер завопила она. — Вон!!!

— Давай-давай, она лет пять работала в отделении для буйных. — Дамир тронул Петрова за плечо. — Лучше по-пластунски.