Эпилог
В офис телекомпании «Зенит» теперь просто так не зайти: внизу появился строгий охранник в камуфляже, который пропускает посетителей только с разрешения сотрудников и по предъявлению паспорта.
Посетителей много: кто-то хочет заказать видеосъемку свадьбы или фотоочерк к юбилею родственника, часто приходят газетчики, чтобы взять интервью у самого Ивана Черепахина, пробившегося на центральное телевидение, сделавшего сенсационный репортаж и прославившего журналистику Лугани почти на весь мир. Много правдолюбцев и обиженных, которые размахивают пачками документов и просят о заступничестве.
Иван Сергеевич сидит в своем кабинете, расписывает операторов и репортеров на заказные съемки, охотно, хотя и достаточно сдержанно, дает интервью.
Однажды к нему заглянул невысокий румяный человечек, напоминающий взъерошенную сову, выгнанную какой-то неотложной нуждой днем из своего дупла.
— Вы меня помните? Я Сушин Аристарх Матвеевич…
Но Черепахин уже вспомнил своего сокамерника, давшего массу полезных советов и даже поспособствовавшего с адвокатом. Правда, возможно, он был «наседкой»…
— Что-то у меня плохо продаются «Лингвистические задачи», — сразу взял быка за рога Аристарх Матвеевич. — Вы не могли бы дать их рекламу? Или на вашем канале, или в газете… Ведь это действительно уникальный труд, и очень редкий…
«Конечно, он самый настоящий автор, — пристыженно подумал Черепахин. — Какая „наседка“ будет заботиться о своих книгах? Да и откуда книги у „наседки“?»
А вслух сказал:
— Конечно, дорогой Аристарх Матвеевич! Я помню, как вы отнеслись к своему товарищу по несчастью! И я сделаю для вас все, что смогу!
Аристарх Матвеевич даже прослезился.
— Очень… очень приятно встречать обычную человеческую благодарность! Это редко бывает, очень редко… Со сколькими я сидел, многие потом и не здороваются…
Поймав изумленный взгляд Черепахина, он сбился.
— Гм, да, в жизни все так запутано… Кстати, вы ведь помните следователя Крайко?
— Ну конечно, помню. А что?
— Новая власть, новые времена, другие подходы… Поймали его на взятке. То он людей арестовывал, теперь его арестовали. Философия: круговорот воды в природе! Точнее, круговорот арестантов в тюрьме… А что если я напишу книгу на эту тему? Вы сможете дать ей надлежащую рекламу?
Сушин отнял у него полдня, но Черепахин не пытался его выставить. А вот правдоискателей и обиженных сразу отсылал в «инстанции»: есть, мол, прокуратура, есть милиция, суд — туда и обращайтесь.
— А почему не расписать, как в детском доме деньги воруют? — поинтересовался как-то оператор Комов. — Да и отснять можно: лица голодных детей, а потом жирная рожа директора, на новой тачке! Да послать Антону Шишлову…
— Мелко, Олег, мелко… Масштаб не тот, — не отрываясь от бумаг, говорит Черепахин.
— А вот Евсеенко интересные факты принес, — не унимается оператор. — Незаконная приватизация шахты «Глубокая», там бандит Семиног всем заправляет, с недовольными расправляется… Куда смотрит милиция?!
На этот раз Черепахин отрывается от документов, внимательно рассматривает молодого человека, потом крутит пальцем у виска.
— Ты соображаешь, что говоришь? Тебе мало, что Пашку убили?
— Так его ограбить хотели! При чем одно к другому?
— Да при том, что мне пришлось у Семинога в подвале посидеть! — Не выдержав, Иван Сергеевич срывается на крик. — Еще минута — и мне бы ногу отпилили!
— Как… ногу?
— Да очень просто — пилой! Точнее, ножовкой для металла! И знаешь, Олег, после того подвала мне уже не хочется никого разоблачать…
Обескураженный, Комов уходит.
По внутреннему телефону звонит Светлана.
— Иван Сергеевич, тут к вам девушка.
— Пусть заходит.
Дверь открывается, на пороге стоит Вероника Подтыко по прозвищу Виагра.
— Здравствуй, Ваня! — радостно восклицает она. — Я так соскучилась!
Черепахин застывает, как будто увидел привидение. Это было явление из той далекой жизни, которая осталась в прошлом.
— Что вам угодно, гражданка? — ледяным тоном спрашивает он.
— Степана убили! — в голос завыла девушка. — Теперь у меня ни денег, ни квартиры, ни тебя…
— Ты что, совсем дура? — изумился Черепахин. — Твой бандит хотел убить меня, я чудом уцелел, теперь убили его, и ты мне жалуешься?! Тебе к психиатру надо!
— Ну, сними меня в кино, Ванечка, ну что тебе стоит! Ты же обещал!
— Мы порнофильмов не снимаем. Поезжай в баню, что на шахте «Глубокая». Там друзья твоего Степана тебе найдут работу. И пенсию выпишут.
— Это к Семиногу, что ли? — Вероника деловито вытерла слезы. — В гробу я видала его работу…
— Тогда на биржу труда, гражданка Подтыко. Там много вакансий: уборщицы, посудомойки…
Светлана с трудом вывела плачущую и упирающуюся Виагру из кабинета начальника. Одна стена в нем завешана газетами со знаменитой статьей про деда Миколу. Она перепечатывалась столько раз, что было трудно предположить, сколько читателей ее прочли.
* * *
Дед Микола бесшумно шел по глухой тропинке Черного леса. В куртке цвета хаки, галифе, блестящих сапогах и вермахтовской фуражке он выглядел строго и даже угрожающе. Серый бежал впереди, но не так, как обычно — бесцельно и беззаботно, а опустив огромную голову и настороженно рыская по обрывкам следов из стороны в сторону. Вот он остановился, поскреб лапой, и подошедший хозяин вытащил из листвы плохо затоптанный окурок. Впереди открылась поляна с пожухлой травой. Здесь они нашли еще один окурок и комочек пережеванной жвачки.
Бывший проводник боевой пятерки ОУН выругался сквозь зубы. И топнул ногой:
— Бисовы дети! Ховаться не можете! Вылазьте!
Замаскированная крышка бункера открылась, из нее вылез здоровенный бритоголовый парень в черном комбинезоне и высоких шнурованных ботинках. Следом появился второй, такой же. Потом на поляне показался третий, четвертый, пятый… Вскоре на поляне выстроились пятнадцать молодых людей, похожих, как близнецы: одинаковая форма, одинаковые манеры, одинаковое выражение лиц.
— Равняйсь! Смирно! — рявкнул старший. На руке у него красовалась белая повязка со свастикой.
— Гляди, Михайло. Во! — Проховыч вытянул руку. На ладони лежали окурки и жвачка.
— Чьи?! — Михайло по-волчьи прошел вдоль строя, пристально вглядываясь в физиономии соратников.
Мордатый, с небритыми щеками, отвел взгляд. И тут же сильный удар в челюсть сбил его с ног. Серый зарычал.
— Еще кто нарушил маскировку?
— Я!
— И я…
Из строя с кислыми гримасами шагнули еще двое. Каждый получил удар в солнечное сплетение и согнулся в три погибели.
— За признание меньше наказания, — пояснил Михайло, хотя можно было поспорить — что лучше: получить в морду или под дых… — А в боевой обстановке всем бы пришли кранты! Одна граната в бункер — и все!
— У нас в лесу курить заборонено было, — зло сказал Проховыч. — В округе бункера вообще — не ходили, а летали, чтобы ни веточку не сломить, ни травинку не помять… Дисциплина поперек всего! А кто не понимал — разговор короткий!
Михайло кивнул.
— И у нас так буде! Вопросы есть?
— Есть! — отозвался один из наказанных. — Господин проводник, а сколько человек в схроне жили?
Дед Микола ухмыльнулся.
— Да сколько надо, столько и жили. И двадцать, и тридцать набивались. Сейчас все подробно расскажу. И устройство «пятерок», и условные знаки, и связь…
— А оружие будет? — выкрикнул совсем молодой парнишка с румянцем во всю щеку.
— Умей ждать, боец, — осадил его Михайло. — Все будет у нас! Только в свое время!
* * *
В Германии свадьбы отмечают не так, как в России. То есть совсем не так. Ну, буквально ничего похожего. Вот очередная счастливая пара официально зарегистрировала брак в мэрии городка Айхен и вышла на аккуратно замощенную площадь перед ратушей. Все выглядит достаточно обыденно: ни праздничной толпы, ни белого, со шлейфом и фатой, платья, ни дождя подброшенных монет, ни тарелки, которую должен успеть раздавить самый шустрый из молодоженов… Человек шесть друзей, корзинка с пирожками, две бутылки эрзац-шампанского: «секта» — белого газированного вина. Хлопают пробки, в картонные стаканы плещет пена…
Немногочисленные гости разбирают пирожки и поздравляют молодых, которые уже не очень-то и молоды: невесте за тридцать, а жених — на добрый десяток лет старше. Невеста — в строгом деловом брючном костюме и белой блузке, это ее обычная офисная одежда, сегодня в честь бракосочетания Гюнтер Краус отпустил ее с полудня. Жених — плотный, лысоватый, с красным от работы в поле лицом, облачен в черный костюм «тройку», в котором чувствует себя неудобно и непривычно, но мирится с этим. Он вообще мужик покладистый и даже примирился с тем, что невеста, как хороший солдат, может в одиночку жестоко расправиться с напавшими на нее бандитами. В конце концов, газеты одобрили ее поступок, и все соседи единодушно решили, что Инга просто героиня, образец смелой немецкой женщины! И он теперь гордится, что она такая спортивная и решительная.
— Горько! Горько! — кричат опьяневшие от стакана шипучки друзья.
Инга Шерер и Ганс Бромбах целуются.
На этом процедура бракосочетания окончена, разогревшие аппетит гости спешат по домам. Только чета Вейлеров приглашена к молодоженам на ужин, поэтому они преподносят полезный в хозяйстве подарок — картонную коробку с набором для барбекю. Муж и жена Бромбахи улыбаются и благодарят.
Но входящей в набор «умной» вилкой Инга никогда не пользовалась.
* * *
Генеральный директор «Трансгаза» Мамед Мустафаевич Гайсанов неожиданно был отправлен в отставку, а на его место назначен верный заместитель Адил Алиевич Халнаров, который находился в курсе всех дел концерна. Объясняли это по-разному. И тем, что проваливший избирательную кампанию одного президента, Гайсанов стал неинтересен и второму. И тем, что новая метла по-новому метет. И тем, что решение принято после консультаций с Москвой, а следовательно, придуманная самим Мамедом Мустафаевичем поговорка «Москва — дело тонкое» находила блестящее подтверждение. Но некоторые считали, что не обошлось без интриг Адила Халнарова, а значит, сработал общеизвестный вариант поговорки: «Восток — дело тонкое».
Свою работу в новой должности Халнаров начал с того, что упразднил фирмы «Поток», «Факел» и все их филиалы. Потом попытался перехватить радоновый поток, для чего надо было установить контакт с Главным конструктором Купавского радонового комбината Губаревым. Но оказалось, что после ареста Млота комбинат остановлен, его оборудование описано. А главное, основной технологический блок — электромагнитный сепаратор давно демонтирован и вывезен в неизвестном направлении. К тому же выяснилось, что господин Губарев на территории Польши не проживает, во всяком случае, его местонахождение польской полиции неизвестно.
Так оно и было. В это самое время Андрей Губарев, в одних шортах развалившись в шезлонге, сидел на веранде белоснежного дома с шестью спальнями, двумя гектарами ухоженного сада, огромным голубым бассейном и вертолетной площадкой. Это был его дом, который отличался от коттеджа в Купавах так же, как сам коттедж отличался от убогой квартиры в Донецке. С одной стороны веранды открывался вид на голубую гладь Тихого океана, с другой — на каменную пилу Скалистых гор.
— Хочешь джина с тоником? — спросила Маргарита, выходя из комнаты. На ней был узенький бирюзовый купальник-бикини, который соблазнительно контрастировал с гладкой загорелой кожей. В руке она держала высокий стакан с колой. Иногда она добавляла туда виски.
— Нет, спасибо, — Андрей не отрывался от лежащего на коленях ноутбука и интенсивно перебирал клавиши. — Мне тут пришла интересная мысль…
— А я наслаждаюсь пейзажами и калифорнийским воздухом, — сказала женщина. — Надо отдать Фингли должное: он не обманул, когда обещал нам рай…
Губарев оторвался от клавиатуры.
— Он вообще никогда не обманывает. Во всяком случае, я за ним этого не замечал. Думаю, что и радосиновый комбинат войдет в строй через шесть месяцев, по крайней мере по временной схеме…
— Хотя между адом и раем иногда очень размытая граница, не правда ли? — вдруг сказала Маргарита.
— Мне нравится, когда ты ныряешь в дебри философии, — задумчиво проговорил Андрей. — А теперь скажи: если бы с Баданцом не случилось то, что случилось, ты бы уехала со мной в Штаты?
— Конечно. А почему ты спросил?
— Ведь это он тебя ко мне приставил?
— Вначале да, но потом все пошло своим путем… Давай сменим тему.
— Хорошо. Тебе больше нравится смотреть на океан или на горы?
— На горы. А что это за вертолет летит?
— Это Фингли. Легок на помине…
* * *
В городе Донецке, на третьем этаже панельной пятиэтажки, вдали от кипения политических страстей, криминальных «разборок», снайперских выстрелов, разведывательных игр, должностных интриг, запорных вентилей, международных рейсов, заграничных паспортов и газовых миллиардов, учительница начальных классов Людмила Павловна Сикова занималась основным делом своей жизни — проверяла тетради. Вышеперечисленную экзотику она наблюдала только в кино и была уверена, что к реальной жизни все это отношения не имеет, как не имеют отношения миллиарды долларов к ее зарплате в тысячу двести гривен «грязными». Она и не видела-то никогда долларов, кроме двух купюр, оставленных Андреем. Но он исчез так же внезапно, как и появился, а больше никто ей долларов не дарил. Да и кто, спрашивается, подарит? Мирка Котелков, что ли? Смех один…
По какой-то неизвестной закономерности Людмила Павловна имела такой же вид, как и при Андрее: пальцы перепачканы красными чернилами, жидковатые волосы накручены на бигуди, даже выцветший халатик был тот же самый. Но внешний вид волновал учительницу еще меньше, чем абстрактные миллионы долларов. Что действительно беспокоило, так это отсутствие горячей воды. Летом еще можно как-то выходить из положения, но зимой…
В дверь позвонили, она щелкнула расшатанным замком. На пороге стоял Мирка. В одной руке он держал жирную желтую курицу, в другой пакет с картошкой — из пакета торчало горлышко бутылки.
— Смотри, что достал! — Лицо его сияло.
Мила отметила, что когда сошли синяки, Мирон стал симпатичным. Вполне ничего мужик!
— Украл, что ли?
Котелок обиделся.
— Почему сразу «украл»? Заработал! Мешки носил на рынке…
— И бутылка с рынка?
— Бутылку купил. На заработанные гривны. Ладно, бери, что ты как неродная?
Мила взяла продукты.
— Сварю бульончик, Ванечку подкормлю…
— От, это дело! А я подойду через часок, пообедаем, поговорим по душам…
Когда бульон доваривался и квартира наполнилась крепким аппетитным духом, в ванной что-то забулькало. Мила пошла посмотреть, покрутила краны. Оказывается, дали горячую воду! Ура!
Она сноровисто накрыла стол. Обедать сели втроем: Мила, Ванечка и Мирон. Душевно посидели, посемейному. Потом Ванечка побежал гулять, а Котелок остался. Словом, день удался и жизнь начинала налаживаться.
* * *
— Таким образом, «Радоновый путь» оборван, — доложил Адил Алиевич Халнаров на очередном заседании правления. — Но в случае изменения обстановки, мы разыграем другую карту — «Южный поток»! Тогда мы сами сможем распоряжаться газом и не будем ни перед кем одалживаться… Вот ключ к новому проекту… Здесь, внутри, миллиарды долларов, политическая свобода и все, что с этим связано!
Он поднял над головой компактную черную коробочку. В ней не было ни денег, ни политики, ни свободы. Ее содержимое представлялось совершенно непостижимым для обычного ума. Электрические сигналы, которые закодировали бесперебойную работу сорока газоизмерительных станций, тысяч насосов и задвижек. И другие сигналы, затаившиеся среди них, вирус типа ленточного червя по имени «троянский конь», который терпеливо ждал своего часа. Этот час начнет отсчитываться с момента, когда по магистрали под давлением пойдет газ. Плотный газовый поток будет нестись по трубопроводу, как скоростной экспресс, а крохотная погрешность в работе стрелок и светофоров будет накапливаться, накапливаться, накапливаться… Конечная цель «троянского коня» — мощный взрыв, никакого другого варианта у несущегося газа не будет. Вопрос лишь в том, когда этот взрыв произойдет.
Ростов-на-Дону 2009–2010 г.
notes