Торжественный приём по случаю дня рождения посла набирал обороты. В светлом зале вокруг накрытых столов клубились группками мужчины в смокингах и женщины в вечерних платьях. Завязывались и тут же прерывались ни к чему не обязывающие светские разговоры. То тут то там вспыхивал смех. Тихо играл духовой оркестр, в лучах ярких софитов сверкающие инструменты отбрасывали вокруг медно-латунные блики.

Коллинз с двумя бокалами шампанского подошёл к Вере Индиговой, которую супруг, как всегда, оставил одну, променяв на увлекательную беседу с чехословацким дипломатом.

— Разрешите вас угостить?

Вера поставила на столик пустой бокал и благодарным кивком приняла от Коллинза полный.

— Ты обворожительна! — тихо сказал Джек, глядя в глаза женщине.

— Я знаю! — напряжённым тоном ответила Вера, пригубливая шампанское.

— Что с тобой, малыш? — озабоченно спросил Коллинз, хотя на лице его играла прежняя беззаботная улыбка.

— Нас вывезут через трое суток, — сказала женщина, бросая быстрые взгляды по сторонам. — Мы больше никогда не увидимся. Хотя наши снова введут войска и мы можем вернуться. Но это маловероятно, скорее, пришлют других.

— Как «введут войска»? — изумленно спросил Коллинз. — Что ты имеешь в виду?

— Я случайно прочла у Шарова на столе секретный документ. Там так и говорится: в связи со свержением законного правительства ввести ограниченный контингент войск на территорию Демократической Республики Афганистан.

— Что это за документ? Ты сама его видела?

— По-моему, указ Президента. Да, точно. Три полка, кажется…

Коллинз стоял, как громом поражённый.

— Что ты делала у Шарова?

— Он постоянно вызывает то одного, то другого на профилактику, чтобы не было паники, — объяснила Вера. — А тут срочно вышел на пару минут, документ лежал на столе. Я взяла его и прочла.

Тут подошел Марк Валерьевич, поздоровался с Коллинзом, вежливо извинился и, взяв супругу под руку, отвел ее к компании дипломатов из социалистических стран.

— Не надо тебе всем мозолить глаза этим американцем! — почти не разжимая губ, проговорил он.

— Он сам подошел, — пожала узкими плечами Вера. — Что, мне прогонять его? Ты меня бросаешь, а они налетают со всех сторон, как пчелы на мед…

Коллинз проводил взглядом стройную женскую фигуру, вздохнул и быстро покинул зал. Вид у него был озабоченный.

На следующий день после приема в посольстве Джек Коллинз выехал в город. Народу на улицах было немного, многие дуканы закрыты, зато базар Чар-Чата продолжал жить своей обычной жизнью, шумной, грязной, суетной. Призывные крики торговцев, недовольные возгласы покупателей, пронзительные вопли ишаков, грохот тележек — привычные звуки базарной жизни складывались в какофонию, характерную для любого восточного базара.

Джек чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Он уверенно двигался в горячем человеческом водовороте, легко ориентируясь в хитросплетениях торговых рядов, сколоченных из ящиков и картона временных построек, оставшихся, как водится, навсегда. Темные гроты опиумокурилен и недобрые взгляды небритых аборигенов не пугали его. Конечно, от внезапного удара ножом в живот или спину тут никто не застрахован, особенно иностранец, но все серьезные люди, способные отдать приказ на устранение, его хорошо знали. А для обкурившихся злодеев или никому не подчиняющихся фанатиков он надевал армейскую куртку с крупной надписью USA на спине. Эти буквы должны были отличить высокого белокожего блондина в джинсах и просторной клетчатой рубахе от ненавистных для многих русских, которые по-другому выглядели и иначе одевались. Но только на буквы Джек не надеялся, поэтому рубаха скрывала легкий кевларовый пулезащитный жилет, а под курткой висел на плече на длинном ремне скорострельный мини-«УЗИ», из которого он мог мгновенно выкосить толпу вокруг себя, образовав круг пустого и относительно безопасного пространства.

Лавируя в толпе и не обращая внимания на назойливых торговцев, хватающих за рукава и сующих под нос всякую дребедень, Коллинз быстро шел по хорошо известному ему маршруту. После ликвидации Шайтана он остался без связи, теперь предстояло задействовать новый канал. Пройдя по центральному проходу, он свернул направо, углубился в торговые ряды, потом протиснулся между хлипкими сооружениями, сделал еще несколько шагов и, подняв грязный полог какой-то халупы, нырнул в зловещий, пахнущий гашишем полумрак. Остановившись на пороге, он подождал, пока его глаза привыкнут к сумраку, который с трудом разгоняла керосиновая лампа с дрожащим на фитиле слабым огоньком.

За одним из четырех крошечных столиков, почти вплотную прижатых друг к другу, сидел старик в старом халате, но без тюрбана. Он курил длинную трубку, от которой исходил специфический пряный запах.

— Почему ты в печальном одиночестве, Мурси? — спросил Коллинз на фарси.

— Аллах пока не послал мне достойную компанию, — безразлично отозвался тот, как будто сюда часто заходили с улицы и интересовались причиной его одиночества.

— Ошибаешься, — усмехнулся Джек и, сделав два шага, сел напротив. — Только что ты был один, а теперь нас двое.

— И ты хочешь сказать, что тебя послал Аллах? — Мурси поднял на неожиданного гостя выпуклые глаза. Даже в полумраке было видно, что у него желтые белки.

— Нет. Меня послал тот, которого вы называли Шайтаном.

— Он не мог тебя послать, — равнодушно сказал Мурси. — Он мертв.

— Откуда ты знаешь? — в очередной раз изумился Коллинз.

Удивительная страна! Не развита телефонная связь, нет регулярного транспортного сообщения, но любая новость за сутки облетает все, даже самые отдаленные горные аулы! Коммутаторами тут служат базары и чайханы: стоит кабульцу сообщить что-то по рации родственнику в горы, тот немедленно расскажет это чайханщику, и к вечеру все сельчане будут в курсе. А на следующее утро кто-то отправится на базар, и новость разлетится по всей провинции…

— Самое быстрое в мире — дурные вести, — меланхолично отозвался хозяин. Присмотревшись, Джек понял, что он вовсе не стар: лет сорок — сорок пять.

— Но когда он был жив, он рассказал мне о тебе. А тебе — обо мне. Я — Американец. Слышал?

Мурси кивнул.

— Тебе известно, кто отнял у Шайтана жизнь? — поинтересовался американец.

Он знал, что за перестрелкой у чайной Ахмеда стоит русский резидент. Но чьими руками он выполнил столь острую и рискованную акцию?

Мурси прикрыл морщинистыми веками выпуклые желтые глаза.

— Кто?!

— Этого я не могу тебе сказать. Сегодня болтливый быстро становится мертвым…

«Я прямо сейчас сделаю тебя мертвым!» — хотел сказать Коллинз, но успел поймать себя за язык. Эмоции не должны отвлекать от главной цели. Тем более, что отвечать должен Безбородый. Вместе со своими соплеменниками.

— Я уважаю твое мнение, Мурси, — уважительно кивнул он. — Мне нужно передать весть твоему другу. Очень срочно!

— Значит, это дурная весть, — не спросил, а утвердительно ответил хозяин.

— Для ваших врагов она действительно сыграет плохую службу, — снова кивнул Коллинз, доставая левой рукой записку из кармана куртки. — Возьми, передай это ему лично.

— А почему ты хочешь наказать наших врагов? — спросил Мурси, бросая на него острый взгляд своих желтых глаз. — Разве ты наш друг?

Коллинз усмехнулся:

— Есть поговорка: если волк съел твоего врага, это не значит, что он стал твоим другом. Но я действительно друг.

— Друзья не держатся за пистолет во время разговора…

— И я не держусь за пистолет, — Джек распахнул куртку, показывая, что его рука через прорезь в кармане сжимает рукоятку «УЗИ». — У меня автомат.

Он снова усмехнулся и запахнул куртку.

— А с вашими врагами у меня свои счеты!

Мурси вздохнул и посмотрел на погасшую трубку.

— Я сделаю, что смогу, — сказал он и отвернулся, снова оставшись наедине с самим собой.