Боаз был первым. Кфир взглянул на его измученное страданьями лицо, и ему стало жаль этого уже немолодого человека.

– Деньги принес? – строго спросил Мар-Самуил.

Боаз молча разжал кулак – на мозолистой ладони лежали два медных ассария.

– Ну вот, а говорил, что нет ничего. Запомни: обман ухудшает здоровье и губит душу, – он помолчал. – Все еще болит?

Увидев, что пациент закивал головой, продолжил:

– Открой рот! О-о-о…

Лекарь сморщился, то ли от запаха, исходившего изо рта, то ли от того, что там увидел, и сделал шаг в сторону.

– Сейчас мой ученик прочтет магические строки, и боль пройдет. Приступай, Кфир!

Боаз обессиленно прикрыл глаза. Ученик по памяти начал читать египетское заклинание, изгоняя болотного червя, заползшего в рот и сосавшего больной зуб. При этом он делал плавные пассы руками, а на последних словах, будто пугая зловредного червя, тряхнул пальцами. И увидел, как с перстня сорвалась слабая фиолетовая молния, угодившая прямо в черный полуразрушенный зуб. Боаз вздрогнул и открыл глаза.

– Ну как? Прошла боль? – спросил Мар-Самуил.

– Да, господин! – радостно вскричал пациент. – Я полностью исцелился!

Обращался он не к мэтру, а к его ученику.

– Иди домой, – недовольно сказал Мар-Самуил. – Мои заклинания всегда действуют безотказно!

Боаз как на крыльях вылетел на улицу и стал что-то возбужденно рассказывать другим страждущим. При этом часто произносил слова «невероятно», «молодой» и «ученик».

– Таким, как он, я буду пересаживать зубы! – сказал Кфир. – Можно человеческие, можно от небольшой собаки, а можно искусственные, вырезанные из кости!

– Так не делают даже римляне и египтяне, – кисло сказал Учитель.

Снаружи послышался шум: слуги растолкали очередь, освобождая проход для своего господина. Внеочередной посетитель держался уверенно и надменно, на рыхлом лице лежал отпечаток власти, пальцы были унизаны перстнями, тело окутывал полотняный хитон, на ногах – сандалии из тонкой кожи, прошитые золотой нитью. Сразу видно, что это богатый сановник, занимающий немалый пост в Ершалаиме. Он жаловался на боли в районе пупка. Мар-Самуил попросил его обнажиться и стал ощупывать огромный, как бурдюк, живот.

– Огонь в печени! – уверенно произнес Мар-Самуил. – Желчь выгоним – все пройдет. Придется три раза в день пить отвар из этой травы…

– Учитель, откуда вы знаете, что у этого достойного гражданина больна печень? – Кфир старался говорить как можно более учтиво.

– А что же еще может болеть в животе? Боль от почек проступает внизу спины.

– Там есть еще желудок. Вы говорили, что этот котел, в котором переваривается пища, может так же болеть.

Старик недобро глянул на упрямого ученика:

– Мой опыт указывает на печень!..

– Пусть юноша попробует меня исцелить! – вдруг властно сказал сановник. – О нем много говорят в городе. Причем только хорошее…

– О нем?! Говорят?! – Мар-Самуил изумленно развел руками и вышел из комнаты. Растерянный Кфир остался с пациентом наедине, ежась под требовательным взглядом.

– Врачуй! – приказал сановник.

Кфир не знал, как это сделать, но положился на ту могучую силу, которая опекала его в последнее время. Он протянул руки с растопыренными пальцами и стал делать пассы над больным местом, бормоча себе под нос самые обычные слова:

– Выгони болезнь и исцели тело… Выгони болезнь и исцели тело…

И снова с перстня сорвалась то ли искра, то ли молния, пациент вздрогнул и тут же воскликнул:

– А ведь действительно, все прошло!

Он быстро оделся и протянул юноше золотую мину.

– Я Бенцион Бен Ариф, секретарь первосвященника, если понадоблюсь, ты меня найдешь!

Мар-Самуил не возвращался, и Кфир принял всех, кто стоял в очереди. Причем всем полегчало, и все ушли довольными. В конце приема вновь появился улыбающийся Боаз, держа в руке живую курицу со связанными лапами.

– Это тебе, о не по годам мудрый юноша! – сказал он, склоняясь в поклоне и протягивая курицу Кфиру. – Ты свершил истинное чудо! Смотри!

Он выпрямился, раскрыл рот и оттянул корявым пальцем щеку. Вместо черного полуразрушенного корня из челюсти торчал крепкий белый зуб.

– Не рассказывай об этом никому! – предупредил Кфир. – А то заклинание перестанет действовать и он опять заболит!

– Но я уже рассказал, – огорчился Боаз.

– Скажи, что пошутил. Иначе все станет, как было!

Выпроводив благодарного Боаза и заперев дверь в дом, он поднялся на второй этаж. Мар-Самуил сидел за столом и что-то писал. На ученика он демонстративно не обращал внимания. Но связанная курица закудахтала, и Учитель недовольно повернулся.

– Ты опозорился и понял, что ничего без меня не можешь? – выпалил он заранее заготовленные слова.

Но тут же увидел курицу и протянутую пригоршню монет, поверх которых лежала золотая мина. Столько он не зарабатывал и за год!

– Что… Что это?

– Это твой дневной доход, Учитель! – почтительно произнес Кфир. – Конечно, только благодаря твоим стараниям я смог исцелить этих несчастных. Но они остались довольны!

– Хорошо, что ты это понимаешь, мальчишка! – он ловко сгреб все монеты. – Но тебе, конечно, еще рано вести самостоятельный прием. Хотя я буду разрешать тебе работать под моим руководством…

– Спасибо, Учитель! – почтительно поклонился Кфир.

– А курицу отнеси Деборе! – распорядился Мар-Самуил.

Когда он передавал курицу служанке, их руки встретились. И ее будто ударила бледная фиолетовая молния из перстня с черным камнем. Во всяком случае, хрупкое девичье тело содрогнулось.

– Сегодня я не запру свою дверь и буду ждать тебя в полночь, – то ли эти слова послышались юноше, то ли их действительно произнесли пухлые, чуть шевельнувшиеся губы.

Но он все время вспоминал их, когда, раскинувшись на своей лежанке и заложив руки за голову, лежал без сна, рассматривая невидимый во мраке низкий потолок, все трещины и разводы которого были ему известны. Совсем рядом, за открытой дверью, ждала его молодая женщина, и препятствием на пути к ней был только он сам…

Ну, почему, почему он столь несчастлив, почему не может предаваться самым элементарным радостям жизни?! Из-за глупого детского любопытства попал в рабство, был, как ягненок, подарен старому растлителю и стал его жертвой, испытав всю меру унижения, боли и страдания. Сейчас, когда он обрел свободу и дело, которому готов посвятить всего себя, он по-прежнему несчастен в личной жизни, одинок, унижен и раним, как и раньше.

Тихий стон сорвался с его губ. Он задыхался. И хотя под холстиной, покрывавшей его тело, он был наг, ему хотелось сорвать с себя что-то такое, что давило ему грудь, мешало дышать. Машинально он схватился за перстень, повернул его на пальце, погладил и в исступлении прошептал одними губами:

– Помоги мне, великий хозяин! Сними с меня это проклятье раба и верни мужское естество! Я буду верно служить тебе и дальше!

И в тот же миг крошечная комнатка наполнилась призрачным красноватым светом, ее стены потеряли незыблемость, заколебались и будто раздвинулись – в стороны, вверх и вниз, образуя огромный зал без дна, с полусферическим куполом. А тело его стало словно невесомым, и он уже не мог понять: сон это или явь? Где он находится: по-прежнему лежит ли на своем топчане или парит в этом почти осязаемом зловещем мареве? Которое вдруг стало сгущаться в одном месте, кружиться, разбрасывая искры, уплотняться и, наконец, превратилось в овальный кокон – такой, из которого вылупляются бабочки, только увеличенный в тысячи раз.

Кокон лопнул, его оболочки скользнули вниз, в бушующие желто-красные сполохи невидимого пламени, а перед Кфиром предстало жуткое существо, размером с человека. Оно было похоже на огромную зеленую саранчу с закрученным хвостом, как у обезьян, которых юноша видел в римских зверинцах. Вытянутая морда «саранчи» венчалась длинными, слегка изогнутыми черными рогами, у нее имелась седая козлиная бородка, тонкие, далеко расходящиеся в стороны и загнутые кверху зеленые усы, напоминающие усики винограда… Тысячекратно увеличенное насекомое таращило на Кфира страшные фасеточные глаза, но у него были звериные лапы с огромными острыми когтями…

Раздался странный звук – словно удар в огромный египетский гонг эхом донесся из нубийской пустыни прямо в уши Кфира. Чудовищная помесь насекомого и зверя будто зевнула, оскалив огромную пасть и показывая волчьи клыки. Но странное дело, Кфир смотрел на незваного гостя без тени страха и смятения.

«Кто это? – только и подумал юноша. – Во спасение он явился или на погибель»?

– Как знать, как знать, – услышал он голос незваного гостя, звучащий, как туго натянутая басовая струна. При этом тонкие кожистые губы не разомкнулись и даже не дрогнули. – А кто я – тебе и подавно не постичь. У меня много имен и столько же обличий!

– А зачем ты явился?

– Ты звал на помощь. Я здесь, чтобы спросить: знаешь ли ты ее цену?

Фасеточные глаза излучали испепеляющий пламень, и в то же время были холодны, как иней на зимней слюде окна. Они пронзали Кфира насквозь, читая его израненную душу, как раскрытую книгу.

– Какова же цена? – спросил Кфир, и рот его был так же плотно сжат. – У меня есть деньги…

Страшный гость усмехнулся.

– Нет ничего дешевле того, что можно купить за деньги!

– Тогда что? Душа?..

Усмешка повторилась.

– Ты уже отдал мне свою душу. Тогда, ночью, год назад, когда тебя хотели убить… Разве не так?

Облик пришельца менялся: он то становился покрытым шерстью зверем, то возвращался к виду огромного кузнечика с тонкими лапами насекомого, которые тут же превращались в мощные лапы опасного хищника.

– Так, – понурился Кфир.

Получалось, что ему нечем было расплатиться за свою просьбу.

– Но, может, когда я научусь заклинаниям, я смогу отблагодарить тебя?

Пришелец запрокинул голову и расхохотался – как будто горный обвал прогрохотал рядом и эхом отразился от сферического потолка.

– Тебе не нужно учить заклинания. Они лишь средство для достижения цели. А у тебя на пальце – сама цель. Пеший путник идет в Кейсарию четыре дня, но зачем такой переход тому, у кого есть конь?

Кфир рассматривал перстень. Лев смеялся, камень уже не был черным: он пылал красным огнем, как и все вокруг.

– Только зачем обещать коня тому, у кого целые конюшни? – продолжил незнакомец. – И может ли отблагодарить нищий богача, который щедро подал ему милостыню?

– Что же я должен сделать, чтобы ты избавил меня от беды? – вопросил вконец запутавшийся Кфир.

– Беды не исчезают бесследно. Они равномерно распределены в мире и перемешаны с радостями. Если убрать что-то из одного места, оно должно появиться в другом… Кому передать твою беду?

Тонкие черные губы нечистого еле заметно растянулись в улыбке.

– Все равно, только избавь меня от этого проклятья…

– О нет! Я избавлю тебя от твоей беды, а уж снимать проклятья – не мое дело… Совсем не мое!

Страшные фасеточные глаза вспыхнули адским огнем.

– Прости мою невольную ошибку! – взмолился Кфир. – Я совсем запутался в твоих премудростях…

– Ну ладно…

Огонь погас. Точнее, притух.

– Итак, ты хочешь перевести свою беду на кого-то другого? Отвечай решительно и бесповоротно: да или нет?

– Да-а-а-а! – беззвучно заорал Кфир. – Да-а-а-а!..

И тут же красное свечение стало блекнуть, по страшному образу незваного гостя пробежала рябь, он стал прозрачным, расплылся сначала по краям, потом в центре и вообще растаял. Стены комнаты обрели былую реальность, Кфир по-прежнему лежал на своем деревянном топчане нагим, ночь за окном была так же непроглядна и тиха. «Что это было?» – думал он. Сон? Дурное наваждение? Разум ли мой помутился?

Но нет – никогда раньше он не мыслил так ясно! Он ощутил в себе и другие перемены: стало легко и свободно, откуда-то появились силы, в том числе и та, которая пугала Кфира во время утренних пробуждений в Гноце торчащим стручком десятилетнего мальчика и которая потом пропала на все последующие годы. Она просила выхода, и он тут же вспомнил, что совсем рядом его ждет Дебора. Кфир пружинисто вскочил, нагим выскочил в коридор и через мгновенье толкнул дверь в комнату служанки. Она, как и было обещано, оказалась незапертой. И он жадно накинулся на горячее, изголодавшееся девичье тело…

Крик петуха оторвал Кфира от самого приятного занятия на свете. Небо за окном посерело. Дебора была совершенно обессилена, пухлые губы запеклись и растрескались.

– Ты как самум в пустыне! – прошептала она. – И вижу, что даже не утомился!

Действительно, он был свеж, бодр и полон сил. Спать не хотелось. Крадучись, как злодей после убийства, он проскользнул в свою комнату, быстро оделся и вышел в коридор, где столкнулся с Мар-Самуилом, который направлялся к себе. Кустистые брови старика взметнулись вверх, а маленькие глазки округлились:

– Ты быстро исправляешься! В такое время и надо просыпаться, ведь у молодых крепкий сон. А меня всю ночь мучили кошмары…

Кряхтя и спотыкаясь, Мар-Самуил карабкался по лестнице, Кфир поднимался следом, глядя на порепанные пятки Учителя, торчащие из дырявых туфель без задников. Старик носил ношеные-переношеные вещи, довольствовался простой едой, не баловал обновками свою дочь. Куда он дел полученные от Кфира немалые деньги, оставалось загадкой. И хотя чернокнижник говорил что-то о высокой цене чудодейственных снадобий, магических знаков и книг, но, по наблюдению юноши, за последний год он и их не покупал. Скорее всего спрятал монеты куда-то или закопал во дворе…

Учитель остановился, отпирая дверь, его туфли оказались как раз напротив глаз Кфира, и он явственно рассмотрел на пяточной кости странный нарост, который напоминал… птичий коготь. Через несколько секунд они заглянули в кабинет и замерли на пороге: разбросанные по полу рукописи, рассыпанные и разлитые снадобья, разбитые склянки… Вся комната в перьях, как будто птицы остервенело бились о стены, окна, потолок…

Кнок растрепанной тушкой лежал под столом, Мурза – рядом с табуретом. Ероза, со сложенными крыльями, как серо-черный сверток валялась на подоконнике. Оборванная веревка бессильно болталась под потолком.

– Что это? – растерянно спросил Кфир. – Кто здесь был?

– Он! – старик вытянул дрожащую руку, показывая в дальний угол. Там бешено крутилась на своей цепи магическая пентаграмма: вначале в одну сторону, потом в другую. В одну, в другую. В одну, в другую…

– Только он мог взбудоражить нашу нежить… Только он!

– Кто?

– Хозяин… Но я ЕГО не вызывал… Да и не является ОН ко мне… Значит…

Мар-Самуил повернулся к ученику. Глаза у старика были изумленно вытаращены.

– Неужели это ты? Ты вызвал ЕГО?

Кфир затряс головой.

– Нет. Он сам явился…

– Что ты у НЕГО просил? Богатства? Власти? Вечной молодости?

Юноша снова потряс головой.

– Тогда чего? – непонимающе смотрел старый чернокнижник.

– Избавить меня от одной беды.

– От бед есть много заклинаний… Но обладателю этого, – сухой палец указал на руку Кфира, точнее, на перстень с черным камнем. – Обладателю этого не нужны заклинания, он и так может получить все, что хочет. Вопрос только в цене, которую придется заплатить. И для этого не надо вызывать САМОГО…

– Откуда вы знаете про перстень, Учитель?

– Из Книги Судеб. В ней прописаны жизни каждого живущего в этом мире. Прошлое, настоящее, будущее…

– И вы видели ее, Учитель? Где хранится эта книга?

Мар-Самуил сделал неопределенный жест, который мог означать нечто вроде «везде и нигде».

– Она появляется там, куда ее вызовет Посвященный. Раньше я нередко листал ее страницы. Но это требует большого напряжения и истощает силы. Последний раз я заглянул туда год назад и узнал, что моим учеником будет Кфир, сын водовоза из Гноца…

– И там написано про меня все?

– Конечно. Как и про каждого из живущих. Только я не стал заглядывать в последнюю страницу моей жизни.

– А моей? – с замиранием сердца спросил Кфир.

Мар-Самуил загадочно улыбнулся, и глаза его, как показалось Кфиру, загорелись каким-то дьявольским огнем.

– В твою заглянул. Но не думаю, что тебе следует знать ее содержание. Живи, пока разрешено, и радуйся жизни… Только будь осторожен с перстнем. Очень осторожен. Это слишком сильное оружие…

Кфир не понял, как нужно проявлять осторожность, но на всякий случай кивнул.

– А сейчас я наведу здесь порядок. Тебе лучше выйти.

Юноша шагнул назад через порог. Дверь закрылась перед его носом. За ней слышались какие-то звуки, возня, что-то похожее на свист ветра и шарканье метлы. Потом раздалось карканье ворона и уханье совы. А вскоре дверь открылась, и Учитель пригласил его войти.

Теперь в кабинете был идеальный порядок. Все снадобья вернулись в свои коробочки и флаконы, рукописные листы ровной стопкой лежали на чистом столе. Перья со стен и потолка исчезли, пентаграмма перестала вращаться, чучела Кнока и Мурзы стояли на своих местах, а Ероза, расставив угловатые крылья, как всегда висела под потолком. Сделать это человеческими руками за те несколько минут, пока песок маленьких часов перетечет из одной колбы в другую, было невозможно. Мар-Самуил, устало прикрыв веки, сидел на своем стуле и как будто дремал. Кфир стоял молча, изумленно осматриваясь по сторонам.

Честно говоря, до сегодняшнего дня он не очень верил в магическую силу Учителя, а оживление чучел считал ловким фокусом. Не верил и рассказам про ночные полеты, хотя сам видел, как в сумерках филин или ворон вылетали из поднятого окна кабинета, а находившийся там Мар-Самуил пропадал и появлялся только после возвращения птицы. Но сейчас он понял, что ошибался: скорее всего старик не врал!

И вдруг неожиданно для себя, подчиняясь непонятному чувству, Кфир спросил:

– Скажите, Учитель, что написано на моей последней странице? Ну, там, в Книге Судеб…

– И не проси! – не открывая глаз, покачал головой тот. – Можешь спросить у… Ты сам знаешь у кого. Но лучше оставаться в неведении…

Кфир вздохнул, пожал плечами. Пожалуй, старик прав. Он подошел к окну, выглянул вниз. Там, дожидаясь приема, нетерпеливо галдели пациенты. Сегодня их было еще больше, чем обычно.

– Пора идти на завтрак, Учитель. Страждущие ждут нас!

– Ты прав, пора идти. – Мар-Самуил открыл глаза и встал. – Не обижайся на мой отказ.

– И не думаю! – сказал он чистую правду. Кфир действительно не хотел знать о своем конце.

– Я здесь уже два года… Первое время соседи останавливали меня на улице, предостерегали, советовали немедленно покинуть этот дом. А потом стали обходить и меня. Ты заметил, что, не считая часов утреннего приема, вокруг нас всегда пусто? Люди предпочитают пройти по соседней улице, чем приблизиться к жилищу чернокнижника…

В сером рассветном свете черты Деборы лишь угадывались, к тому же длинные, черные как смоль волосы прикрывали почти половину лица. Но Кфир и так знал каждую его линию, каждую морщинку, каждую выпуклость и впадинку ее тела.

– Но что плохого сделал им Учитель?

– Старый Барух говорил, что он четыре раза брал замуж молодых девушек, и все они умерли от старости. А он остается в одном возрасте. Говорят, что ему двести лет…

Он нежно погладил пальцем сочные алые губы.

– Люди склонны все путать. Откуда Барух может знать про четырех жен? Разве он тоже прожил четыре жизни?

– …Сара видела, как днем в его окно залетел ворон с торчащей в крыле стрелой. Потом Мар-Самуил долго болел, и рука у него висела на перевязи, его тогдашняя служанка покупала тмин, который заращивает раны. А на нижнем рынке говорили, что когда римский солдат ранил ворона, тот закричал человеческим голосом!

– Я действительно видел у него окровавленную стрелу… – растерянно произнес Кфир. – Она сломана, чтобы было легче вынуть из раны… Но, возможно, это совпадения…

– Нет, он действительно связан с дьяволом, – жарко зашептала Дебора. – Раньше мне некуда было деваться, но теперь, когда мы вместе… Давай уйдем из этого дома!

– Гм… – предложение поставило Кфира в тупик, он даже не знал, что ответить. – Но как же… Ведь я должен учиться врачеванию…

– Ты уже искусней своего учителя! В Ершалаиме все говорят о молодом чародее, который превзошел лучших лекарей города! Очередь пациентов будет стоять к тебе, где бы ты ни находился!

Дебора вскочила, шлепая босыми ногами, подошла к окну, наклонившись, прильнула к мутной слюде. Кфир тоже сел, с удовольствием рассматривая ее обнаженную фигуру, особенно крепкие ровные ноги и упругие ягодицы.

– Вот их сколько! И все пришли к тебе, а не к нему!

Она подбежала, опустилась к нему на колени, заглянула в глаза, прижалась грудью, потянулась пухлыми губками к губам юноши.

– Зачем тебе нужен прислужник черных сил?!

Кфир тяжело вздохнул и отвернулся.

Позавчера на прием пришел молодой, красивый, атлетически сложенный парень по имени Адам – сын состоятельного купца Еноха. Он был убит горем и поведал о своем несчастье: совсем недавно женился на красавице Юдифи – единственной дочери владельца обширнейших виноградников Иосифа. Уважаемые и влиятельные семьи были рады тому, что породнились, причем не по расчету, как часто бывает, а по истинной любви детей. Но в разгар медового месяца у Адама внезапно пропала мужская сила… Счастливо начавшаяся семейная жизнь дала трещину: новобрачная стала раздражительной и хмурой, ее родители, узнав причину и потеряв надежду в ближайшем будущем понянчить внуков, забрали Юдифь в отчий дом. Трещина превращалась в пропасть: из близких родственников Енох и Иосиф могли стать злейшими врагами!

– Помоги моей беде, чародей! – со слезами на глазах взмолился Адам. – Ты исцелил многих, а сейчас моя судьба в твоих руках!

Вначале Кфир ощутил только сочувствие к ровеснику, страдающему тем же недугом, от которого только недавно избавился он сам. Но, приступив к лечению, сразу ощутил: здесь что-то не так! Делая пассы руками, он не чувствовал связи с энергетическими каналами тела пациента. Язык не поворачивался, чтобы произнести заклинание, перстень не приходил на помощь: он оставался холодным и не испускал целительных фиолетовых молний. Ужасная догадка холодной змеей заползла в душу, но он еще надеялся, что ошибается, только вдруг за спиной Адама появилась призрачная, просвечивающая насквозь чудовищная рожа огромной саранчи. Черные кожистые губы кривились в улыбке, горящий недобрым огнем фасеточный глаз заговорщически подмигивал, изогнутые рога покачивались в такт ее ужимкам.

– Тебя никто не вылечит, – против своей воли сказал Кфир. – Это не болезнь, это проклятье. И не один смертный не сумеет его снять!

Обхватив руками голову, Адам в отчаянии выбежал на улицу. А к вечеру город облетела весть, что сын купца Еноха бросился вниз с высокой скалы и разбился о камни!

– Почему ты никогда не снимаешь накидку? – Дебора выразительно ерзала на коленях, так что юноша ощущал упругость ее ягодиц и жар того, что находилось ниже. А ее руки продолжали гладить и ласкать его тело.

– Давай уйдем, любимый! Мы очень хорошо заживем, когда уберемся подальше от сил зла…

– Не все так просто в этом мире! – раздраженно вскричал Кфир, вскакивая и грубо сбрасывая девушку на топчан. – Что ты знаешь о добре и зле?! Зло пронизывает все вокруг, оно в каждом из нас, и никому не дано от него избавиться!

Дебора заплакала – то ли от того, что ушиблась, то ли от обиды. А он выскочил в коридор и громко хлопнул дверью.