Шло время. Постепенно теплело, ветер уже не казался пронизывающим и обжигающим, чувствовалось, что наступает весна. И вдруг по крепости прошел слух, что Великий Шейх собирается… вознестись на небо!

– Как такое может быть? – удивленно спрашивали ученики друг у друга, но все недоуменно разводили руками. Как всегда в сложных случаях, обратились к Наставнику, который всегда все знал, причем совершенно точно.

– Это чистая правда. Султан прислал сборщиков податей, хотя Аламут свободен от налогов. Заплатить – значит потерять лицо. Не заплатить – султан пришлет войско. Вот Великий Шейх и отправляется на небеса, чтобы получить совет… – невозмутимо объяснил Наставник, как будто речь шла о совершенно обыденных вещах. Окружившие его ученики изумленно переглянулись.

– От кого… совет? – спросил Ахмат.

– …

Наставник сложил ладони перед грудью и воздел глаза к небу.

– Неужели?! – выдохнул Фарид.

– Завтра в полдень сами все увидите!

Набравшись смелости, Фарид подошел к двум воинам в белых халатах и красных поясах, которые до бритвенной остроты точили клинки своих кинжалов.

– Салам, достопочтимые старшие братья, да поможет вам Аллах в трудных делах ваших, – уважительно произнес он, склонившись в поклоне. Такая почтительность понравилась грозным фидаинам. Вблизи они оказались совсем молодыми.

– Салам, младший брат, – ответил розовощекий парнишка, по виду его сверстник, может, на год-полтора старше. – Спасибо, твое доброе пожелание понадобится нам в самое ближайшее время. Чем можем тебе помочь?

– Ответом. Великий Шейх собирается на небо. Но разве такое возможно?

Фидаины сдержанно улыбнулись.

– Великий Шейх уже возносился в небеса, и мы наблюдали это чудо. И ты тоже завтра перестанешь сомневаться. Тебе еще предстоит увидеть, как он оживляет мертвую голову…

– Что?! – изумился Фарид.

– Великий заставляет говорить отрубленную голову, – снисходительно пояснил второй фидаин с большой родинкой на щеке. Он осторожно наносил прозрачную жидкость из маленького пузырька на сверкающую кромку лезвия.

– Неужели?! – Фарид даже рот открыл от изумления.

Его опытные сверстники рассмеялись.

– Ты молод, брат, а потому мало знаешь. Если тебе повезет, то ты еще живым побываешь в раю!

– А… А вы… были в раю?

Оба кивнули.

– Конечно. Лучше рая ничего нет. Поэтому мы с нетерпением ждем дня, когда сможем туда попасть… И нам не страшны никакие пытки!

Розовощекий тоже смазал свой кинжал неизвестной жидкостью, дал ей высохнуть и осторожно вставил оружие в ножны.

– Спасибо, старшие братья! – склонился в поклоне Фарид и пошел восвояси.

Услышанное не укладывалось в его голове. Когда легли спать, он шепотом рассказал все Ахмату. Другие ученики тоже долго шушукались. Многие прослышали, что Великий Шейх уже не раз возносился на небо и возвращался обратно, причем этому имелось множество очевидцев. Но все же молодые люди не могли представить, что воочию увидят то, о чем обычно рассказывают в сказках. И все с нетерпением ждали завтрашнего дня. Постепенно сон сморил усталых после трудного дня молодых людей.

Разбудил их протяжный звон утреннего колокола. На завтрак, как всегда, ели лепешки и пили зеленый чай. После этого они ощутили прилив сил и непонятный восторг. Потом учеников вывели на общий двор. Здесь уже собралось много народу: мужчины занимали правую часть площади, женщины стояли слева. Так бывало в Холле на праздники. Только сейчас не видно было ярких шелков, гладкого бархата, пушистых мехов, золота, рубинов и изумрудов… Темные хлопчатобумажные ткани, хиджабы и никабы, закрывающие женские лица и фигуры. Выделялись белыми одеждами только будущие герои фидаины. Царило приподнятое оживление и нетерпеливое ожидание. Монотонные удары в барабаны нагнетали напряжение. Женщины плакали и неразборчиво причитали. Ровно в полдень на северной башне показался человек в черном халате и плаще. В руке он держал горящий факел. Толпа заволновалась, раздались восторженные крики:

– Алла! Алла! Слава Великому Шейху!

Люди отталкивали друг друга, подпрыгивали, чтобы было лучше видно, простирали руку к черной фигуре на башне. Фарида тоже охватило истерическое возбуждение – он кричал и размахивал руками, рядом кричал и размахивал руками Ахмат, а вокруг делали то же самое остальные ученики.

Дул ветер, растрепывая белую бороду Великого Шейха, раздувая его черный плащ и зловеще играя желтым огнем факела. Шейх тоже размахивал руками и что-то громко говорил, но до собравшихся доносились только обрывки слов. И вдруг он прижал факел к груди, мгновенно вспыхнул дымным костром и бросился вниз, в пропасть. Раздался ужасный крик. Черная ткань бессильно трепетала сзади, как крылья подстреленного орла.

Люди пали ниц и принялись произносить молитву… Потом все стали расходиться. Улучив момент, Фарид посмотрел вниз с северной стены, но у ее подножия ничего не было: ни обугленного тела, ни дымящейся одежды – ничего!

На следующий день, тоже ровно в полдень, Хасан ибн Саббах, как ни в чем не бывало появился на северной башне. На этот раз он был в белых одеждах. По площади пронесся восторженный гул и радостные возгласы. Великий Шейх спустился вниз и в сопровождении верного Абу ибн Шамы и трех наиболее доверенных воинов вышел к ликующему народу. При виде его все вновь распростерлись на каменных плитах.

– Я получил совет от Всевышнего, мои верные подданные! – властным голосом начал свою речь Великий Шейх. – Мы не станем платить дань султану! А если он пришлет войска, мы разобьем их, как делали это уже не раз! Наша крепость неприступна, и даже подходы к ней непреодолимы для врагов! А сейчас встаньте и вернитесь к своим занятиям, но помните, что рай покоится в тени сабель!

Пройдя между распростертыми телами, Великий Шейх собственноручно поднял нескольких фидаинов и даже снизошел до помощи ученикам. Некоторых он не только поднял, но и отряхнул от пыли. Пораженные увиденным чудом и простотой ибн Саббаха, бесстрашные воины долго не могли прийти в себя. Но теперь все были преданы Великому Шейху до мозга костей!

Наместник провинции Дейлем прогуливался по усыпанным красным песком аллеям своего сада. Горный ветерок продувал легкий шелковый халат Муслим-паши, принося телу приятную прохладу, шевелил листву разлапистых финиковых пальм и стройных кипарисов. Высокий и грузный, он был окружен плотным кольцом вооруженных стражников, из-под ног которых испуганно разбегались важные, с красочными хвостами павлины. Рядом, почтительно изогнувшись, катился похожий на колобок с грушеобразной головой главный сборщик податей Нури-ага и озабоченно сообщал новости, которые мешали наместнику переваривать сытный обед и наслаждаться приятной погодой.

– …но посланные мною люди так и не принесли налоги, больше того, они и сами не вернулись! Скорее всего Старец Горы сбросил их в пропасть… А может, содрал с них кожу…

Круглое, бронзово-красное лицо Муслим-паши налилось гневом. Здесь, за высоким забором дворца, было немыслимо представить, что где-то на просторах его провинции возможно такое дерзкое неповиновение властям!

– Я доложу великому визирю аль-Мульку о столь злостном нарушении законов! Пора разделаться с этим бунтовщиком! – яростно воскликнул он. Нури-ага почтительно опустил очи долу в знак согласия.

– О повелитель! Я принес тебе срочную весть! – сзади, запыхавшись, подбежал дворцовый управитель. – У ворот стоят сборщики налогов, которых посылали на Аламут! Они хотят доложить о выполнении твоей божественной воли…

– Они принесли деньги?! – недоверчиво спросил Нури-ага. Его голос дрожал от напряжения.

– Да! Два больших кошеля!

– Что это значит?! – закричал наместник, сверху вниз глядя на главного сборщика. – Ты обманул меня! А я мог ввести в заблуждение великого визиря и самого солнцеподобного султана, да продлит Аллах его годы!

– Нет-нет, я не обманывал… – залепетал Нури-ага. Лицо его залила мертвенная бледность. За обман султана ему вполне могли отсечь голову.

– Это все они, ленивые дети ишаков… Они не вернулись вовремя…

Но наместник не стал слушать бессвязные оправдания.

– Приведи сюда этих людей! – резко приказал он управителю. – Я сам разберусь, кто лжет, а кто говорит правду! И горе виноватому!

Главный дворцовый слуга убежал. Он был не молод, но сейчас его ноги, обутые в кожаные башмаки с задранными острыми носами, передвигались так быстро, как будто за ним гнался сам шайтан. Опытный царедворец понимал остроту ситуации и чувствовал, что дело может закончиться вызовом палача.

Через несколько минут сквозь приоткрывшуюся створку ворот завели двух человек в черных халатах, какие носили сборщики податей. В руках каждый держал большой и даже на вид тяжелый кожаный кошель. Стража обыскала вошедших и, убедившись, что у них нет оружия, пропустила в дворцовый сад.

Управитель быстро провел их к своему повелителю. Наместник стоял в тени под чинарой и, подбоченившись, надменно рассматривал ведомых главным слугой молодых мужчин в одежде сборщиков податей. На Нури-агу он демонстративно не обращал внимания, как на пустое место. А тот непонимающе смотрел на приближающихся незнакомцев. Это были не его люди! Значит, возникла какая-то путаница и он не виноват перед наместником! Главный сборщик податей облегченно вздохнул. Сейчас все разъяснится…

– Вы были в крепости Аламут? – спросил Муслим-паша у склонившихся в глубоком поклоне мужчин. Скорей даже не мужчин, а молодых парней.

Один был розовощеким, как младенец, у второго на щеке темнела крупная родинка. Глаза у них лихорадочно блестели.

– Твои уста глаголят истину, о милостивейший повелитель, – ответил розовощекий. – Мы только вернулись оттуда.

– И вы сумели собрать подать?

– Это было нетрудно, о повелитель! Правоверный Хасан ибн Саббах охотно заплатил долю в казну султана, да продлит Аллах его дни…

Розовощекий выставил вперед тяжелый кошель и принялся расстегивать ремешок, затягивающий горловину, будто собирался в подтверждение своих слов показать пригоршню золотых динаров. Его спутник сделал то же самое.

Наместник, зловеще изогнув бровь, вопросительно взглянул на главного сборщика. Тот стоял ни жив, ни мертв. Он ничего не понимал. Почему неизвестные сборщики сумели сделать то, что не удается службе казначейства уже много лет?! Может, это слуги султана, которые перешагнули через местного казначея?

– А кто послал вас к Саббаху? – не выдержав, спросил он.

– Ты же сам отдал приказ, о светлейший Нури-ага! – доброжелательно произнес парень с родинкой, засовывая руку в кожаный мешок.

– Нет-нет, я их не посылал! – приложив руки к груди, растерянно забормотал главный казначей. И вдруг его пронзила мысль, еще более ужасная, чем возможный гнев наместника. Незнакомые молодые люди в одежде пропавших сборщиков, их лихорадочно блестящие глаза, их мешки, которые никто не проверял, их позы готовых к прыжку барсов, расчетливо выбранные места – розовощекий ближе к наместнику, а второй – ближе к нему самому… Это изощренные и расчетливые убийцы!

– Ассасины! – изо всех сил закричал он. – Стража, держи ассасинов!

Вымуштрованные стражники бросились вперед, заслоняя телами наместника. Но было уже поздно. В руках у мнимых сборщиков сверкнули кинжалы. Розовощекий пырнул одного охранника в живот, ловкой подсечкой сбил с ног другого, полоснул по лицу третьего и, проложив себе дорогу, вонзил кинжал в грудь Муслим-паши.

– Да здравствует Хасан ибн Саббах, – крикнул он, радостно выпрямляясь и принимая град ударов копьями и клинками.

На этом картина окружающего мира для Нури-аги померкла и оборвалась: парень с родинкой одним прыжком подскочил к нему и ударил кинжалом в сердце.

– Да здравствует святейший шейх ибн Саббах, – крикнул он, бросая окровавленный кинжал под ноги набегающим стражникам и улыбаясь кромсающим тело саблям…

Через минуту все было кончено. На благоухающей цветами аллее раскинулись тела наместника провинции, главного казначея и двух охранников. Все они были мертвы, даже тот, который получил только разрез щеки. Их лица были искажены ужасом и болью, в отличие от изрубленных и истерзанных ассасинов, которые и мертвые радостно улыбались. На красном песке крови видно не было, зато она обильно залила траву и прилегающие кусты. Здесь же валялся отравленный кинжал и два кожаных кошеля, набитых камнями с горы Аламут…

К лету друзья окрепли и возмужали. Они успешно освоили все дисциплины: фехтование, стрельбу из лука, владение ножом и кинжалом, кулачные бои, лазание по скалам и крепостным стенам, упражнения с тяжелыми булавами, верховая езда и укрощение лошадей… Серьезным испытанием было длительное – по несколько суток, неподвижное сидение за камнем, вроде как в засаде… Проводились занятия по изготовлению ядов из самых обычных, распространенных в быту средств, а также оружия из подручных предметов. Большое внимание уделялось актерскому мастерству: талант перевоплощения ценился здесь не меньше, чем боевые навыки. Фидаины должны уметь изменять внешность до неузнаваемости. Выдавая себя за бродячую цирковую группу, монахов, лекарей, дервишей или восточных торговцев, они могут пробраться в самое логово врага…

Соглядатаи великого шейха, которые под видом проповедников странствовали по всему миру, обучили их хитростям конспирации, вербовки, способам встреч и узнавания единомышленников. Оказалось, что фидаин, оказавшийся в любом городе мира, может получить помощь, найти кров и еду, если подойдет к главной мечети или храму. Потому что местные фидаины обязаны утром и вечером искать здесь своих нуждающихся в помощи собратьев. По определенным деталям одежды, условным знакам и специальным сигналам они легко находят друг друга…

Правила в школе царили суровые. За малейшую провинность или неисполнительность следовало наказание розгами либо содержание в тесном вонючем помещении, где нельзя было ни лечь, ни сесть, ни вытянуть ноги. Не сдавших очередной экзамен переводили в рядовые стражники замка, и их можно было видеть на стенах цитадели либо у ее ворот. Фарид и Ахмат успешно выдерживали все испытания и чувствовали, что являются одними из лучших. Фарид лучше стрелял из лука, зато Ахмат превосходил его в ножевом бое.

Между тем от двух сотен принятых осталось едва ли более пятидесяти человек. Теперь все они спали в одной комнате и занимались единой группой.

В конце лета, после обряда посвящения, они стали фидаинами, членами тайного ордена ассасинов, приобщенными к великой тайне! Теперь они получили другую одежду, как у старших товарищей: белый халат и красный пояс, символизирующие невинность и кровь. Дальнейший жизненный путь им должен был указать Великий Шейх.

В главном зале крепости Великий Шейх проводил совещания со своими советниками, ставил задачи военачальникам, устраивал общие молитвы по праздникам. Здесь же он иногда демонстрировал сверхъестественные способности, которые производили ошеломляющее впечатление на зрителей.

К подготовке общения с загробным миром допускались только самые приближенные и верные помощники. Сейчас отсюда убрали даже стражу, в зале находились лишь сам Хасан ибн Саббах, Абу ибн Шама, высокий худой индус по имени Даярам и два немых черных невольника. Они столпились в углу зала, мускулистые эфиопы, поддев ломами за железные кольца, подняли каменную плиту, открыв темный, пахнущий сыростью зев похожего на нору отверстия.

– Какую дозу ты дал Вакилю? – негромко спросил Шейх.

– Две капли опия, – так же тихо ответил тот, склонив голову и приложив руку к груди. – Он расслаблен, заторможен, что и требуется для ожившего покойника… Сейчас его гримируют.

Ибн Саббах нахмурился.

– На прошлом вознесении ты ошибся, и мой двойник ужасно кричал! Это омрачило торжественность момента!

– Я не виноват, о великий, – побледнел индус, что было заметно даже сквозь смуглую кожу. – Обычная доза: четыре капли! Наверное, он раньше употреблял опиаты, и этого оказалось мало…

– Впредь не допускай таких ошибок! – сурово сказал Шейх. И хотел что-то добавить, но тут, в сопровождении еще одного эфиопа, заторможенно вошел какой-то человек. Его лицо было густо намазано белилами, вокруг глаз наведены черные круги – казалось, это страшный лик мертвеца.

– Приветствую тебя, о мой любимый слуга, – ласково приветствовал его Шейх. Тот повалился на холодный пол и вяло попытался поцеловать ноги своего повелителя.

– Не нужно, Вакиль, – остановил его Старец Горы. – Лучше займи свое место. Скоро все закончится…

Тот ловко скользнул в яму. Индус привычно надел ему на шею большое металлическое блюдо с вырезанным в центре отверстием.

– Удобно ли тебе, Вакиль? – заботливо поинтересовался ибн Саббах.

– Удобно, мой повелитель, – замогильным голосом отозвался тот.

Великий Шейх кивнул.

– Зовите моих верных воинов!

Новички-фидаины тесной бело-красной толпой набились во внутренний зал крепости. За узкими окнами уже сгустились сумерки, и здесь царил вязкий полумрак, разгоняемый мечущимся на сквозняках пламенем закрепленных на стенах факелов. В углу, на бронзовом блюде лежала человеческая голова: мертвенно-бледная, с черными кругами вокруг закрытых глаз.

– Кто это? – толкнул Фарид в бок Ахмата. Но тот только пожал плечами. Однако загадка вскоре объяснилась.

– Слуга Великого Шейха по имени Вакиль допустил провинность, за которую был казнен сегодня днем! – объявил ибн Шама. – Сейчас наш повелитель оживит его голову, и вы сможете задать ей вопросы о потустороннем мире!

По рядам фидаинов прокатился сдержанный шумок удивления. И тут же смолк: из темноты величаво выступила прямая худощавая фигура в белом халате. Это был Хасан ибн Саббах. Он бесшумно подошел к голове, принялся делать медленные пассы руками и заговорил нараспев на незнакомом языке. Наступила мертвая тишина, даже пламя факелов перестало колебаться.

– Аравей, канаал асими, вертуал низми, камей володей ништи гапамей!

Голова открыла глаза!

Фидаины отшатнулись.

Губы головы дрогнули.

– Слушаю и повинуюсь, о повелитель земного и потустороннего мира! – раздался хриплый, нечеловеческий голос.

По залу пронесся вздох нескрываемого ужаса.

– Отвечай, кем ты был при жизни? – спокойно спросил Великий Шейх.

– Твоим недостойным слугой, о повелитель, – проскрипел мертвый голос.

– Где ты пребываешь сейчас, Вакиль?

– Мое тело – в ущелье, его клюют стервятники, моя голова лежит на блюде в этом зале, а моя душа горит в аду. Спасибо, что вызвал меня сюда и дал передышку от адского пламени…

Голова говорила, почти не раскрывая рта – только губы приоткрывались и шевелились, как маленькие змеи.

Шейх обернулся к ошеломленным фидаинам.

– Кто хочет спросить Вакиля о загробном мире?

– Как выглядит рай? – неожиданно спросил Азамат.

Великий Шейх усмехнулся.

– Рай находится в тени сабель! И Вакиль лучше других это знает!

– Я не видел рая, – печально ответила голова. – Я видел кипящую смолу и жгучее пламя ада. Но там не было ни одного фидаина. Потому что все фидаины попадают в рай… А сейчас я ухожу… Мой новый повелитель зовет меня…

– А кто твой повелитель? – выкрикнул широкоплечий Камиль.

– Шай-тан…

Скрипучий голос угас, веки медленно опустились. Голова снова не подавала признаков жизни. Хасан ибн Саббах незаметно исчез, а начальник школы громко приказал:

– Всем идти на ужин! Уже время!

Когда фидаины разошлись, Вакиль открыл глаза.

– Доставайте меня отсюда, здесь тесно…

– Сейчас, Вакиль, потерпи!

Ибн Шама присел и взмахнул саблей. Голова, пятная все вокруг кровью, покатилась по каменному полу. На этот раз она была действительно отрублена. Ее выставили у ворот крепости, некоторые фидаины пытались оживить ее и подробнее расспросить о загробном мире. Но, как и следовало ожидать, это никому не удалось.

Солнце уже коснулось горной гряды, когда Гачай-бей неспешной походкой вышел из здания суда. Привратник почтительно раскланялся с уважаемым кади, одно слово которого решало судьбы людей. Недавно он вынес суровый приговор нескольким исмаилитам – этим отступникам от истинной веры, за которыми стоит целый орден ассасинов – изощренных убийц, которые сеют смерть по всему султанату.

Усталой походкой Гачай-бей двинулся по пыльной дороге. Один стражник с копьем в руке и кривой саблей на поясе шел впереди, другой отставал на несколько шагов. Три длинные тени растянулись на всю улицу. Кади жил неподалеку и всегда ходил пешком, отвечая на приветствия сидящих у своих домов почтенных стариков. Его хорошо знали в Исфахане, и если не любили, то уважали за простоту и отзывчивость. Хотя и немного побаивались – все-таки судья…

Сейчас улица была пустынной – слишком жаркий выдался день, а горная прохлада еще не спустилась, чтобы охладить раскаленный город. Только согбенный немощный слепец в бедной одежде беспомощно тыкал своей палкой в угол глинобитного дома. Услышав шаги, слепец повернул голову.

– Правоверный, помоги мне найти чайхану Касыма, – надтреснутым голосом попросил он. У него было изможденное морщинистое лицо, из-под прикрытых век катились слезы. Умоляюще протянутая рука дрожала.

Стражникам все это не понравилось. Они бы прогнали жалкого старикашку взашей, да еще накостыляли древками копий по спине, но не посмели вмешиваться, потому что хозяин уже шагнул навстречу страждущему. К тому же слепец явно не представлял опасности.

– Конечно, брат мой, пойдем. – Гачай-бей участливо взял несчастного за рукав ветхого халата. Он был строгим судьей, но добрым человеком.

– Это недалеко. Я выведу тебя на соседнюю улицу, и через сто шагов по правую руку окажется то, что ты ищешь…

– Я уже нашел, что искал! – совершенно другим голосом сказал «слепец», распрямляя спину и открывая совершенно здоровые зрячие глаза. Гачай-бей не успел удивиться такому превращению, как широкий кинжал вошел ему в бок, противно заскрежетав о ребра. Из огромной раны обильно хлынула кровь. Судья повалился на землю.

– Это месть за наших братьев исмаилитов! – воскликнул лжеслепец, отбрасывая кинжал, и, расставив руки, с улыбкой двинулся навстречу копьям разъяренных стражников.

– Слава Хасану ибн Саббаху! – крикнул он за миг до того, как железные острия вонзились ему в грудь.

Молодые фидаины уже подогнали к фигурам белые халаты и научились правильно завязывать широкие красные пояса. Все думали, что обучение осталось позади. Но Наставник неожиданно объявил, что им предстоит последний экзамен, который будет принимать лично Хасан ибн Саббах. И обмолвился, что некоторые счастливцы смогут прямо с экзамена попасть в райские кущи.

Это насторожило воинов. Присказка Старца Горы про рай в тени сабель, да и ряд других признаков указывали на то, что их жизненный путь быстро приведет к смерти. Фарид и Ахмат, так же как все, боготворили Великого Шейха и были ему бесконечно преданы. Но, если быть честными до конца, в рай как-то не торопились.

– Все стремятся к райскому блаженству, но зачем спешить на небеса? – горячо шептал Ахмат на ухо товарищу перед сном. – Разве мы уже пресытились земной жизнью? Я хочу жениться, родить трех сыновей, а потом уже совершить великое предназначение, которое укажет лучезарный Шейх, и тогда… Ведь рай был вчера, есть сегодня и будет завтра – Аллах его не закроет…

Фарид слушал товарища молча, понимая, что в словах его есть здравый смысл. Но эти рассуждения плохо вязались с тем, о чем им постоянно твердили.

– А как это – прямо с экзамена попасть в рай? – так же тихо спросил Фарид.

– Наверное, если кто-то погибнет прямо на глазах Великого… – прошептал товарищ.

Они долго лежали без сна. Фарид нащупал зашитый в кармане перстень. Он знал, что магический талисман принесет ему удачу, исходящее от него приятное тепло расслабило его и успокоило. Он заснул.

Последний экзамен проходил в закрытом дворе у западной стены, где обычно проходили занятия по военному искусству. Сорок молодых фидаинов выстроились единой шеренгой напротив своих учителей. В белых одеждах и с красными поясами они выглядели живописно и празднично. Руководитель школы Абу ибн Шама обратился к ним с речью:

– Сейчас вы покажете Великому Шейху все, чему научились. Это не учебные занятия, а настоящий бой во имя Аллаха. Кто погибнет в таком бою – попадет в рай. Поэтому ничего не бойтесь и сражайтесь насмерть. Только Великий Шейх может остановить поединок! А может, и не остановить…

Вскоре появился сам Хасан ибн Саббах. Высокий, худощавый, с горделивой осанкой, властным лицом и внимательным оценивающим взглядом. Простая черная одежда из обычного хлопка, мягкие черные сапожки, чалма. Левой ладонью он поглаживал аккуратную седую бородку, а правую заложил за узкий ремень, на котором висел кинжал. Его окружала четверка жилистых охранников с лихорадочно блестящими глазами. Они сторожко оглядывались по сторонам. Чувствовалось, что они готовы на все, как злобные псы, признающие только хозяина.

Великий Шейх прошелся вдоль строя. Фидаины упали на колени и ударились лбами о камни.

– Встаньте, мои верные слуги, – негромко сказал Великий Шейх. – Не будем сыпать зря бесценный песок времени…

Закончив обход, он опустился на специально приготовленный стул. Абу ибн Шама мгновенно подбежал к нему, переломился пополам в глубоком поклоне, сложив руки перед грудью, и начал что-то рассказывать на ухо Старцу, но тот только отмахнулся и бросил короткую фразу.

– Бой в четыре руки! – крикнул ибн Шама. – Сабли!

Наставник быстро вызвал из строя Камиля и Омара, учитель фехтования принес каждому пару боевых, остро отточенных сабель. Прежде чем клинки лязгнули друг о друга, Фарид понял, что Ахмат в своей догадке был прав: в рай или не в рай, но на тот свет сегодня кто-то попадет точно…

Наставник выкрикнул короткую команду. Зазвенела сталь. Экзамен начался. Противники были примерно равны по силам, поэтому долгое время нельзя было определить, кто берет верх. Они по очереди атаковали, защищались, переходили в контратаку…

Но постепенно стало ясно: Камиль лучше владеет техникой боя, вдобавок левой рукой он действует так же, как и правой. Выявленное преимущество укреплялось, Камиль стал наступать, обе его сабли описывали сверкающие круги, неотвратимые, как жернова… Омар медленно пятился назад, лихорадочно пытаясь парировать удары. Но левая сабля попала в жернов, выскочила из крепко сжатого кулака, вращаясь, отлетела в сторону и обреченно звякнула о стену. В следующую секунду второй жернов задел обезоруженную руку, фонтаном брызнула кровь, белая одежда стала алой…

Побледневший Омар еще отмахивался оставшимся клинком, но силы уходили, и он еле держался на ногах. Было ясно: через минуту-другую он будет убит. Спасти несчастного мог только Великий Шейх, но остановит ли он бой, никто не знал. Очередной удар выбил вторую саблю и окончательно обезоружил раненого. Камиль замахнулся, чтобы отсечь ему голову, но Шейх взмахнул рукой, и ибн Шама остановил бой резким гортанным криком.

Омар потерял сознание и упал на каменные плиты. Его быстро унесли. Зато Камиль не вернулся в строй, а удостоился чести сесть у ног Великого Шейха. Он был забрызган кровью и тяжело дышал, но выглядел счастливым.

Потом, по велению Шейха, двое юношей сбросили кожаные туфли без задников и по очереди стали карабкаться на стену. Но не на ту, которая была ими хорошо изучена за время учений, а на гладкую, почти отвесную стену западной башни, где на высоте десяти ба находилось зарешеченное окно. Первым полез Аззам – худенький верткий паренек из Хомма. Они с Фаридом знали друг друга еще в городе, и Аззам несколько раз угощал его лепешками и фруктами. Он поднялся на три ба, сорвался, приземлился на ноги, но удар был слишком силен, он подскочил и упал на бок. С трудом поднялся и, волоча ногу, снова направился к стене, но ибн Шама окликнул его и приказал вернуться в строй.

Второй испытуемый по имени Джабир – горячий брюнет с вьющимися волосами, подобно мухе, цеплялся за выбоины в камнях и за щели в кладке. Распластавшись по выпуклой грубой поверхности, он медленно продвигался вверх. Как ни странно, но ему удалось добраться до цели. Бедняга истратил последние силы, но думал, что успешно выдержал испытание. Он ухватился за решетку, победно глядя вниз, на товарищей. Очевидно, он ожидал, что решетка поднимется и его впустят внутрь башни. Но никто не собирался приходить на помощь. Через стальную решетку был выпущен конец веревки, именно он давал шанс на спасение, но Джабир почему-то к ней не притронулся. Некоторое время он мешком висел на решетке, но потом окончательно ослабел. Пальцы разжались, и молодой человек, как подстреленный лебедь, полетел вниз.

– Слава ибн Саббаху! – раздался предсмертный крик, и тело с хрустом врезалось в каменные плиты. Строй фидаинов ахнул.

– У него была ловкость и сила, но не было сообразительности! – с досадой сказал Наставник.

Старец Горы встрепенулся и что-то шепнул начальнику школы. Ибн Шама шагнул вперед и во весь голос прокричал:

– Великий Шейх сказал, что душа этого смелого молодого бойца уже пребывает в райских кущах!

Потом обычным тоном приказал:

– Теперь лук и арбалет!

Принесли стрелковое оружие и соломенный конус, назначение которого было непонятно. Начальник школы вывел из строя Фарида, вручил тяжелый арбалет и три стрелы. Потом позвал Аззама и надел конус ему на голову, как неестественно высокий остроконечный тюрбан.

– Иди в тот угол и стой. Поврежденная нога не помешает тебе выказать мужество и силу духа! – сказал ибн Шама и указал пальцем туда, где сходились западная и северная стены. Хромая, Аззам отправился в указанное место.

– А ты поразишь мишень, – приказал ибн Шама Фариду.

Фарид приложил руку к сердцу и поклонился, затем лег на спину и, уперевшись ногами в середину тугого лука, с трудом натянул витую из жил баранов тетиву, заведя ее за зацепы замка. Встав, положил в желоб гладкую, покрытую лаком стрелу с железным наконечником и белым гусиным оперением. Она летит на триста шагов. До Аззама было около пятидесяти. Мишень казалась крохотной, и трудно было определить – где заканчивается солома, а где начинается голова.

Фарид долго поправлял стрелу, вставляя прорезь в тетиву, а на самом деле оттягивая момент выстрела. Ведь если он промахнется, на таком расстоянии стрела пробьет лобную кость и выйдет через затылок… Чтобы успокоить волнение, он сунул руку в карман, нащупывая зашитый там перстень. Даже сквозь ткань он ощутил тепло своего талисмана. И действительно успокоился. Но как-то странно… Вместо уверенности в точности выстрела он ощутил безразличие к его результату. Каждый может промахнуться по такой трудной цели. Ничего страшного не произойдет. В конце концов, на место Аззама поставят кого-нибудь другого… Может, Мунзира, а может, Тамама… Какая разница!

Сделав вид, что вытирал о штаны вспотевшую руку, он приложил оружие к плечу и сразу понял: прицел не рассчитан на столь мелкую мишень. Можно с уверенностью навести арбалет на грудь Аззама или с меньшей долей успеха прицелиться в голову… Но в остроконечный конус возможно стрелять только наугад, на удачу! Как же быть?

Фарид покосился на Великого Шейха. Тому принесли чай, и он, глядя в сторону Аззама, спокойно прихлебывал из хрустальной армуды. Для него, похоже, мишенью была не только нелепая соломенная шапка, но и Аззам вместе с ней. Фарид поднял глаза к небу, словно ожидая подсказки оттуда. Но небо молчало. В прозрачной синеве, раскинув огромные крылья, парили на разной высоте четыре стервятника. Это и была подсказка. Орлы чувствовали близкую поживу и готовились терзать мертвую плоть Джабира, а возможно, и Аззама… Он вскинул арбалет и прицелился в ближайшую птицу. Щелкнула, освобождаясь, тетива, стрела со свистом понеслась ввысь и нашла свою цель: стервятник перевернулся через крыло и камнем упал вниз, прямо на площадку перед строем фидаинов. Орел был крупным, стрела попала прямо в середину туловища и торчала с двух сторон.

Фарид понимал, что сделал хороший выстрел, и ждал одобрения. Но Наставник и ибн Шама молчали, выжидательно глядя на своего повелителя.

Великий Шейх сделал очередной глоток, встал и вдруг с силой бросил армуду на каменные плиты. Осколки брызнули во все стороны.

– Хитрость не лучшая замена покорности! – сказал он тоном, не предвещающим ничего хорошего. – А жалость – хуже трусости! Даже меткий выстрел не искупит этих пороков, они требуют наказания!

Фарид сложил руки перед грудью и склонился в низком поклоне. Он чувствовал, что его жизнь повисла на волоске: Великий Шейх не прощал невыполнения своей воли, а наказание у него было только одно – смерть! И все это знали. Поэтому и Наставник, и все ассасины, и даже ибн Шама смотрели на него, как на обреченного.

– Но ты молод! – продолжил ибн Саббах. – И ты хорошо научился военному искусству. Поэтому я не брошу тебя в пропасть на обед грифам! Если ты вспомнишь про покорность и забудешь про жалость!

Наставник и ибн Шама удивленно переглянулись. Они не помнили ни одного случая подобного милосердия.

– Я выполню все приказы Великого Шейха! – искренне произнес Фарид, и голос его дрожал от ощущения вины перед этим полубогом. – Я попаду в указанную тобой цель! У меня остались две стрелы…

Он хотел снова зарядить арбалет, но Шейх остановил его движением руки.

– Не надо. Ты уже не справился с этой задачей. Теперь тебе предстоит бой на кинжалах. Кинжал – хорошее оружие, он позволяет противникам сходиться вплотную настолько тесно, что между ними нет места ни трусости, ни жалости. И они могут смотреть в глаза друг другу до самого последнего момента…

– Я готов, о Великий Шейх!

Ибн Саббах опустился на свое место.

– У тебя есть друг, – неожиданно сказал Шейх. – Он поможет тебе проявить покорность!

Заторможенным от переживаний сознанием Фарид не сразу понял, что имеет в виду солнцеподобный ибн Саббах. Но тут он увидел, как начальник школы вызвал из строя Ахмата и вручил ему длинный обоюдоострый кинжал. Второй кинжал оказался в потной руке Фарида. Машинально переложив оружие в другую руку, юноша вытер ладонь об одежду, нащупав под тканью горячий, будто только вынутый из тандыра, перстень.

«Не делай глупостей! – услышал он чей-то грубый голос, хотя был уверен, что этих слов никто не произносил – просто они раздались у него в голове. – Второй раз я не смогу тебя спасти!»

Фарид крепко сжал кинжал сухой рукой. И с изумлением увидел в навершии рукояти знакомую львиную морду с черным камнем в распахнутой пасти. Лев зло рычал.

Друзья стояли друг против друга, боясь встретиться взглядами. Ахмат до крови закусил губу, он явно был растерян и не знал, что делать. Хотя в ножевом бою всегда побеждал Фарида.

– Чего же вы ждете, начинайте! – раздался гневный голос ибн Шама. Неподготовленность бойцов обрушит гнев Великого Шейха и на его голову.

Фарид сделал выпад, целясь в сердце друга, но Ахмат шагнул вправо, уклонился, схватил левой рукой за запястье, рванул на себя, а правой нанес встречный удар в живот. Это был смертельный прием, и поединок мог закончиться, едва начавшись, но движение оказалось слишком медленным – Фарид повернул корпус и клинок прорезал воздух, попутно распоров бок белого халата.

Фарид ударил еще раз, потом перебросил кинжал в другую руку и круговым движением попытался вонзить его в бок. От такой серии трудно защититься, но Ахмат это сделал – он был хорошим бойцом. Однако почему-то не воспользовался мгновенной безоружностью противника, его неустойчивым положением, и не перешел в контратаку. В таком же ключе продолжалась эта странная схватка: Фарид нападал по-настоящему, а Ахмат только оборонялся. Это не могло ускользнуть от глаз специалистов.

– Вы что, циркачи на базарной площади?! – раздался грозный окрик ибн Шамы. – Почему только один работает в полную силу? Все равно двоим вам не выжить! Один умрет в любом случае – либо здесь, либо под топором палача!

Поединок продолжился. Фарид наносил сильные и коварные удары, хотя и не признавался себе, что хочет убить единственного друга.

«Ахмат лучше меня владеет кинжалом, он отразит любую атаку», – оправдывался он сам перед собой.

Они все же встретились глазами, и он прочел во взгляде Ахмата непонимание и отчаяние. Вот они схватили вооруженные руки друг друга, несколько мгновений боролись стоя, затем покатились по земле. Ахмат был сильнее, но он оказался на спине, прижатый сверху Фаридом, который занес над головой беспощадный холодный клинок.

«Я ударю мимо и сломаю кинжал о камни, – успокаивал он сам себя. – Тогда Великий Шейх остановит бой…» На фоне этой мысли кинжал стремительно падал вниз, но или он сам выбирал свой путь, или его направляла неведомая сила, только клинок вонзился прямо в сердце Ахмата. Фарид даже не понял, что произошло: противник судорожно изогнулся, как древко натянутого лука, его губы приоткрылись, будто он хочет что-то сказать… Фарид нагнулся и прижался горячим ухом к холодеющим губам. Но напряженное тело вдруг безвольно расслабилось, словно в луке лопнула тетива, голова откинулась, застывший взгляд устремился далеко-далеко в небо, куда уже летела освобожденная от бренной оболочки душа.

– Ахмат! Ахмат! Друг! – лихорадочно шептал Фарид, глядя, как расплывается красное пятно вокруг рукояти кинжала. Никакой львиной головы на ней, естественно, не было.

– Встань, мужественный воин! – прорвался сквозь окружающую пелену повелительный окрик начальника школы. – Хватит обниматься с мертвецом: у фидаина нет друзей! Ты славно бился и одолел более сильного противника, который к тому же лучше владел кинжалом. Теперь тебя коснется милость Великого Шейха!

Фарид с трудом поднялся: ноги не держали – может, от усталости, а может, от чего-то другого… Белый халат стал красным, и пояс уже не выделялся на новом фоне. Невинность исчезла, осталась только кровь… Он плохо помнил дальнейшие испытания: брызгала ли еще ничего не стоящая красная водица на каменные плиты, что говорил им, выдержавшим экзамен, Абу ибн Шама, как все и он в том числе упали ниц, когда поднялся и молча удалился Великий Шейх.

От сознания того, что белый халат окрашен кровью его единственного друга, которому он обязан своей жизнью, у Фарида мутилось сознание. Никогда раньше, да и потом в течение всей жизни, изобиловавшей горестями и потерями, ему не было так тяжело и тошно, как будто что-то надломилось внутри. Но в темноте спального помещения он надел на палец магический перстень – и все прошло. На него снизошел спокойный освежающий сон.