Глава 1
Под «прикрытием»
Текущее время. Марк Джордан
Мы гуляли до заката, но и когда солнце село, не вернулись под крышу, хотя народные защитники не рекомендуют добрым гражданам задерживаться в это время на улице без крайней необходимости. В наступивших сумерках стали отчетливо видны зловещие огненные щупальца, выглядывающие из-за горизонта, будто спрятавшееся солнце хотело дотянуться до каждого, кто нарушает эту рекомендацию. Но нам было так хорошо, что идти домой не хотелось.
– Что происходит с Тором? – спросила Клайда, доверчиво прижимаясь к моему плечу. – Он стал похожим на огромного вунора!
– Понятия не имею, дорогая, я ведь понимаю только в картинах и скульптурах. А вуноров, как ты знаешь, я вообще не ем.
– Как странно… Они ведь очень вкусные.
Клайда отстранилась и внимательно осмотрела меня.
– В тебе так много странного, что иногда я задумываюсь: кто ты такой?
Я вновь привлек ее к себе.
– Твой верный рыцарь!
– Что такое «рыцарь»?
– Храбрый воин в железных доспехах, который служит своей даме.
– Разве воины служат женщинам? – удивилась она. – Напротив – женщины обязаны ублажать воинов! И что такое железные доспехи? Откуда ты это взял?
– Об этом написано в древних книгах.
– Сколько же книг ты прочел?
– Много. Но нам, пожалуй, пора возвращаться.
Впрочем, ноги сами несли нас домой, потому что за углом показался мой квартал 12 Б. Яркий фонарь освещал обязательное средство наглядной агитации: большой цветной плакат, на котором рослый красивый навоец чем-то вроде трезубца пришпилил к земле отвратительное существо, похожее на дьявола: злобная морда с оскаленными клыками, рога, копыта… И надпись: «Уничтожим коварного врага! Смерть Агрегании!» Пониже миролюбивая информация: «Жилищное образование второй категории “Всеобщее счастье”».
– Ты веришь во всеобщее счастье? – спросила Клайда. Этот вопрос выдавал в ней развитие выше среднего. Гораздо выше.
– Не знаю. И об индивидуальном счастье можно говорить с большой долей условности, а уж о всеобщем…
Щупальца Тора наконец скрылись за горизонтом. Фонарей становилось все меньше, небо закрыли тучи, вместе с мраком сгущалась и окружающая атмосфера. Из переулков и подворотен раздавались пьяные песни, брань, истерический смех и угрожающие крики. Это действие браски – самого дешевого и низкокачественного спиртного напитка. Когда-то я проверил сногсшибательные свойства браски на себе, и теперь боялся его больше, чем этих отвратительных морских гадов-вуноров, которых отчаянные смельчаки вытаскивают из океана, а потом продают за сумасшедшие деньги в рестораны для гурманов.
Когда мы уже подходили к дому, я отчетливо ощутил опасность. Еще раньше, чем в зыбкой темноте колыхнулись более плотные тени и пересекли наш путь. Уличная гугла. Трое. Молодые самцы. Они излучали агрессию и ненависть, а также большой опыт ночных расправ. Зря мы нарушили рекомендации общей полиции. Впрочем, лучше бы они патрулировали улицы вместо того, чтобы давать советы. Это было бы гораздо полезней…
Трое сократили дистанцию и взяли нас в полукольцо.
– Ой, Глостер! – Клайда задрожала всем телом и прижалась ко мне еще теснее.
– Не бойся, – шепнул я. – Все будет хорошо!
Этими словами мужчины всегда успокаивают женщин, но далеко не всегда эти обещания сбываются. Хотя сейчас был не такой случай.
Вопреки существующим здесь обычаям, агрессивные самцы не улыбались, а скалились по-звериному. Впрочем, обычное зрение этого не определяло, Клайда, например, могла различить только светлые пятна лиц, если эти дегенеративные рожи можно было назвать столь пристойным словом.
– Деньги нужны, и женщина нужна, – сказал самый высокий, выдавая себя вожаком стаи. – Давай все, что есть, и уходи. Будешь здоровым и доживешь до сорока!
– Деньги не дам, женщину не дам. А до сорока уже дожил, – очень предметно разъяснил я, потому что навойцы, как правило, понимают только конкретные высказывания. Туманные обороты типа «убирайтесь, а то будет хуже», «не на того напали» или увещевания «грабить нехорошо» и тому подобные они просто не воспримут. Поэтому я вежливо улыбнулся и, соблюдая все традиции и правила поведения, сказал: – Уходите, и ваши тела останутся невредимыми.
Но ночные звери не поняли даже предельную конкретику. Они подступили ближе.
– А он болтлив! – сказал тяжелый, как шкаф, громила, стоявший справа от вожака.
– И глуп! – добавил низкий крепыш, который стоял слева. За спиной он прятал какое-то оружие, кажется нож.
Все происходящее походило на начало земных драк в давно ушедшие века. Сейчас вожак без замаха ударит меня в лицо…
Я поставил защиту. Невидимый посторонним туманный кокон окутал меня с темени до ступней, отбросив Клайду назад и в сторону. В тот же миг высокий нанес свой коварный удар правой – резко и сильно, будто из пушки выстрелил. Но траектория «снаряда» оборвалась в нескольких сантиметрах от моего лица. Кулак с силой врезался в энергетическое поле, будто в бетонный монолит. Раздался хруст пальцев, запястье подвернулось, выворачиваясь из сустава. Вожак истошно закричал, отпрыгнул назад и, подхватив обвисшую руку другой, прижал к груди, укачивая, как плачущего ребенка.
– Что с тобой, Лостр? Что он тебе сделал? – «Шкаф» откинул могучий корпус назад и всем телом послал вперед голову, целясь лбом мне в переносицу. Такой удар всегда надежно выводит противника из строя. Но не сейчас. На этот раз он с маху разбил себе лицо и, залившись кровью, опрокинулся на неровную мостовую.
Низкорослый крепыш не стал повторять ошибки приятелей, а совершил собственную: воспользовался ножом! Его рука описала стремительный полукруг – длинный клинок должен был неожиданно вонзиться мне в правый бок, но почему-то сломался, а соскочившая с рукояти рука была до кости распорота лезвием уцелевшего обломка… Он громко заорал, хлынула кровь…
Теперь конкретика стала осязаемой, и те, кто был способен воспринимать окружающую действительность, наконец-то все поняли. Вожак и крепыш, громко причитая и отчаянно ругаясь, бросились наутек, оставив лежащего без сознания «шкафа» на произвол судьбы. По законам, которыми руководствовались такие типы, я должен был добить раненого, и они уже вычеркнули его из числа живых.
Я убрал защиту и протянул руку назад.
– Клайда, пойдем, пока не приехали защитники.
Холодная дрожащая ладонь вцепилась в мою.
– Кто?!
– Народные защитники, – конкретизировал я.
– А-а-а… Пойдем быстрее, я чуть не умерла от страха! Как ты это сделал?
– Что сделал?! Я стоял и не двигался. Они сами все делали…
– Ну, да, конечно, – неуверенно сказала она. И тут же спросила: – А что они делали?
– Как что? Перебили друг дружку в темноте.
– А, ну да, конечно… Побежали, в другой раз так не повезет!
И мы побежали, хотя вокруг уже не пахло опасностью.
* * *
Я сплю чутко и все же проснулся вторым. Наверное, потому, что чувствовал полную расслабленность. Обнаженная Клайда стояла у окна и, прижавшись к стеклу, смотрела наружу. Ей пришлось облокотиться на подоконник и слегка наклониться, так что в лучах восходящего солнца выглядела она весьма соблазнительно. Узкая спина, тонкая талия, округлые бедра, длинные красивые ноги, рассыпавшиеся волосы… Она была похожа на модную в двадцать первом веке земную куклу. И в приоткрытой промежности все было, как у куклы – то есть ничего не было! Потому что то, что должно там находиться у земной женщины, у навоек располагалось в нижней части спины, в районе крестца.
– Что ты видишь? – спросил я.
– Народных защитников, – как всегда конкретно ответила она. – Их много, и даже машина…
– Что они делают?
– Они пишут в бумагах, фотографируют, говорят с гражданами.
– Что они фотографируют?
– Ушедшего из жизни.
– Какого «ушедшего из жизни»?! Я встал, подошел к окну, стал рядом и сразу все понял. Похоже, вчерашний «шкаф», как здесь говорят, «не захотел больше жить». Применительно к ночной ситуации это звучит довольно точно: он не слушал предупреждений, да еще со всего маху ударил головой в энергетическую защиту. Сейчас он, раскинув могучие руки, распластанно лежал на спине и являлся центром церемониального действа, разворачивающегося вокруг и именуемого расследованием. Фотографирование, составление схем, расспросы…
– Ты не опоздаешь в присутствие? – деликатно спросил я, чтобы отвлечь Клайду от зрелища, которое могло пробудить в ней вопросы.
– Нет. Маргис Ку разрешает мне задерживаться.
Странно. Почему вдруг администратор района делает своей помощнице такие послабления? Может, потому, что у нее гладкая, сияющая кожа, всегда промытые волосы и…
– Он пользуется «правом начальника»?
– Нет, такое право есть только у руководителей городского уровня…
Размышлять на эту тему было неприятно, и я переключился на ту часть ее тела, о волшебных свойствах которой не хотел думать в связи с неведомым мне Маргисом Ку. Она напоминала недовольно сжатые губы, но когда я ласково поводил по ним пальцем, губы разжались и, влажно чмокнув, проглотили его – палец оказался в горячей полости, где его тут же принялись щекотать и облизывать десятки нежных то ли язычков, то ли лепестков. Такое воздействие всегда приводило только к одной реакции…
– Ой, куда ты меня ведешь? – делано удивилась Клайда.
– В постель.
– А зачем?
– Сейчас узнаешь…
Она кокетничала, как земные женщины. Но те не имели и половины способностей навоек. А остальные навойки не имели и половины способностей Клайды. Во всяком случае, мне так казалось, и я знал, симптомами какой болезни являются мои ощущения. Еще не хватало влюбиться в обитательницу чужой планеты!
Когда все закончилось, мы расслабленно лежали и отдыхали. Вдруг Клайда приподнялась на локте и принялась внимательно меня разглядывать.
– Ты кто? – Вопрос прозвучал совершенно неожиданно.
Я насторожился.
– Я – Глостер Чи. Гражданин второй категории. Искусствовед. Владелец художественного салона. Организатор выставок картин. Я же рассказывал тебе все это, когда мы знакомились.
– Это я знаю. Но ты не такой, как все… Ты отличаешься от других…
– Почему? Что во мне такого необычного?
– Да вот хотя бы это! – Она принялась перебирать то, что отличало нас от навойских мужчин. – Ни у кого нет таких мешочков.
– Я же переселенец из северных провинций. У нас у всех это есть.
– Ой ли? – опытно усмехнулась Клайда, и я понял, что она гораздо тщательней изучила мужчин, чем мне казалось. В том числе и из северных провинций. – Ты осторожен. Смеешься редко. Умный, все знаешь. О чем тебя ни спроси, на все получишь ответ, будто держишь в руках последний том «Свода знаний навойцев». И еще, только не сердись, когда ты устаешь, у тебя на теле выступает соленая вода. И она пахнет.
Такого открытия от нее я не ожидал. Неужели они не потеют? Ну, да! Ее кожа всегда сухая, как бы она ни уставала. А эта особенность их организмов так и осталась невыясненной. Это серьезный прокол!
– На севере всегда приходится воевать с горцами, мне приходилось бывать в разных переделках… Короче говоря, это последствие ранения.
– И пуля застряла у тебя здесь? – Она провела рукой по коже на боку, где прощупывался вживленный имплант, размером с крупную фасолину.
Однако вот это наблюдательность! Я киваю.
– Да.
– А где ты зарабатываешь деньги?
– Ты же знаешь, что у меня магазин произведений искусства.
– Да, но недавно я ждала тебя в кафе напротив. Ни одного покупателя за полдня. Никто даже не зашел.
Я насторожился. Неужели рядом со мной лежит тайный правительственный агент?!
Провожу поверхностную ментоскопию. Нет, ее интерес искренен и базируется на личных наблюдениях и собственном опыте. Значит, и любой другой может сделать такие же выводы! Правда, не исключено, что ее подлинный интерес специально замаскирован и не определяется при поверхностном зондаже. Но тогда наоборот – она не просто связана, а активно работает на Тайный департамент! Хотя вряд ли, просто нездоровой подозрительности я научился из злых книг, которые не читают нормальные люди…
– Тебе просто не повезло, детка! Картины художников дорого стоят. Если за месяц продадутся две или три, этого вполне достаточно.
Клайда разочарованно откинулась на спину и, глядя в низкий потолок, сказала:
– Ты хитрый, как чиновник, и верткий, как змея на болоте. Тогда ответь мне, что произошло вчера вечером?
– На нас напали, – сказал я чистую правду.
– Это я видела. Но они не били друг друга! Они били тебя, и сами падали! Один повредил руку, другой сломал нож и порезался, третий вообще не захотел жить…
– А что делал я?
– Ничего.
– Тогда почему ты меня спрашиваешь?
– Как клубок болотных змей! – воскликнула Клайда. – Скользких, вертких, быстрых и осторожных!
Я погладил ее маленькие груди.
– В одной старой книге я прочел мудрую поговорку: меньше знаешь – крепче спишь!
– Странная поговорка! Значит, невежды спят лучше мудрецов?
Я насторожился. Что это – простота непонимания или наоборот – философия, непостижимая для скромной помощницы администратора района?
– Не совсем так. Но примерно… Кстати, что там со странным человеком, который отличается от других навойцев еще больше, чем я?
– Больше или ровно настолько же? – переспрашивает она с улыбкой. – Который тоже из северных провинций? И про которого ты уже трижды спрашивал и получал ответы?
Черт! Придется подтереть ей память. Другого выхода нет! Но тон у меня остается самым обычным – расслабленным и безразличным, каким болтают о всяких пустяках или малозначащих вещах.
– Да, он мой земляк, и я тебя спрашивал. Но ты обещала посмотреть книги специальных сообщений за прошлые годы.
Она придвинулась ближе и забросила на меня голую ногу.
– Я просмотрела те книги, которые есть в нашей канцелярии и еще не сданы в архив… Но за последние пять лет про такого необычного человека специальных сообщений не поступало. Правда, у нас собирается только то, что проходит по гражданской линии: где-то рухнул дом, где-то случился пожар, или лупар вырвался из зоопарка и напал на зрителей. Я слышала о специальных донесениях про странных людей, но они ужасно засекречены и накапливаются у народных защитников или даже в Тайной полиции…
Она оборвала фразу и замолчала, будто задумалась – как оправдать этот обрыв.
– У них свои каналы информации.
Что ж, очень изящно, не подкопаешься…
Клайда что-то мурлыкала и водила пальцами по моему лицу. У нее были красивые руки и отсутствие ногтей уже не вызывало негативной реакции.
– А знаешь, мне даже нравится этот твой запах, – неожиданно сказала она. – Хотя ни от кого из тех, кого я знаю, так не пахнет.
– Когда ты будешь выходить, защитники народа спросят про этого, который не захотел жить. – Я попытался сменить тему. – Скажи, что ты пришла поздно и в темноте его не рассмотрела.
– Хорошо, – кивнула Клайда. – А сколько тебе лет? Ты вчера сказал – сорок. Что это значит? Ты не похож на глубокого старика.
– Пошутил, назло этим бандитам.
Она встала и принялась одеваться.
– У тебя на все есть ответ. Что ты ответишь на просьбу дать мне двести монет?
Я облегченно перевел дух. Эта тема не имеет подводных камней.
– Конечно, ты их получишь!
– А если я попрошу свозить меня в Роганду?
Однако! Я помолчал. Конечно, соглашаться на бесцельную трату денег и привлечение к себе излишнего внимания не стоит. Но я кивнул.
– И это ты получишь. Кстати, а сколько тебе лет?
– Четырнадцать…
Да-а-а… Там, дома, страшно подумать, что бы могло меня ожидать за связь с ребенком! А здесь… На вид ей лет двадцать пять – тридцать. Это вполне сформировавшаяся женщина, которой давным-давно надо было родить. Почему у них такой маленький жизненный цикл? Хотя навойский год равен двум земным, если знать это, то все становится на свои места.
В крохотной прихожей я обнял Клайду за плечи, скользнул руками по шее, сжал ладонями виски, замер. И… передумал делать то, что собирался. Потому что невозможно прицельно стереть только воспоминание о вчерашнем вечере и о моих вопросах. Из памяти может вылететь продолжительный период жизни: и неделя, и месяц, и год… А я не хотел, чтобы она забыла про гражданина Чи!
– Ты всегда помнишь про меня? – задал я глупый вопрос.
– Не каждое мгновенье, – конкретно ответила женщина. – Но вспоминаю два-три раза в час. Если, конечно, не отвлекают дела.
Она прижалась теснее, и я поцеловал ее в шею, под ухом. Клайда тихо засмеялась, поежилась и отстранилась.
– Зачем ты это сделал?
– Захотел и сделал…
Я уже понял, что допустил ошибку. На Навое не целовались: подобное проявление чувств вне местных традиций.
– И это тоже странно. Меня мучают сомнения, а ты выкручиваешься… Что я должна думать?
– Только не делись ни с кем своими сомнениями, – сказал я. – Иначе меня могут заподозрить в том, что я шпион Агрегании.
Она засмеялась.
– Что ты! У них же на голове рога и копыта на ногах!
Вот это сила пропаганды!
– Ну, все равно… Не будешь ни с кем обсуждать мои странности?
– Обещаю!
Детский сад какой-то, Марк Джордан!
* * *
Я крутанул пластмассовые краны, и на голову пролилась теплая вода. Пот она смыла, но освежить так и не смогла. Растеревшись жестким, как наждачная бумага, полотенцем, я принялся за бритье. Лезвие скользило по щекам, оставляя в мыльной пене чистую дорожку. Наконец от пены остались только небольшие хлопья, я смыл их водой, промокнул лоб и щеки, оценил результат. Из мутного зеркала на меня пристально смотрел усталый, озабоченный, но зато чисто выбритый человек. Черты довольно грубые, но лицо не лишено привлекательности: тяжелый британский подбородок с глубокой ямочкой, прямой тонкий нос, глубоко посаженные серые глаза под нависшими дугами бровей, коротко подстриженные темно-каштановые волосы с явственно заметными белыми нитями седины. Еще совсем недавно они не бросались в глаза.
Спрыснувшись удушливым местным одеколоном, я прошел на кухню и быстро стал готовить традиционный завтрак. На маленькую сковородку уронил кусочек масла «Супер» и, когда оно раскалилось и стало извергать маленькие фонтанчики брызг, разбил туда два продолговатых яйца, покрытых желтыми пятнами как веснушками. Кофе, а точнее, напиток, который здорово его напоминал, уже булькал в керамической турке. Здесь все было почти так же, как и там. Но только «почти»! Желтки яиц были темно-коричневыми, а напиток по вкусу почти полностью совпадал с земным кофе.
Вот к этим почти я привыкал дольше всего. Не только яйца и кофе были почти – воздух так же был почти, только с избытком озона, домашние животные, которые обитали практически в каждой семье, были почти как кошки, только с длинными ушами, но короткими хвостами, по небу летали почти птицы, только практически без перьев. А может, это были почти летучие мыши, но с маленькими редкими перышками. И четырьмя крыльями, которые позволяли им резко менять направление полета на противоположное. Да и в граве, местном лесу, где я почему-то не любил бывать, так же росли почти деревья, только вместо листьев или хвои у многих были тонкие трубочки разных размеров и оттенков от бледно-зеленого до темно-зеленого с какими-то синими прожилками. Лупары – хищники, похожие на живших когда-то свободно на Земле волков, скалеры – почти земные ослики, только крупнее… Да что там животные, птицы и деревья! Жители Навои – второй планеты системы ЕН-17 созвездия Тукана в Малом Магеллановом Облаке – были почти людьми! По крайней мере внешне, особенно когда одеты… Тогда некоторые анатомические отличия не заметны, а физиологическая разница может быть выявлена только при специальном обследовании. За исключением ногтей – у навойцев их просто нет. Поэтому и у нас ногтевые лунки заклеены синтетическим материалом телесного цвета.
Ко всему этому надо было привыкнуть, и я привык! К этому надо было адаптироваться, и я адаптировался! Это надо было полюбить, но вот тут осечка – полюбить, увы, не получилось… Зато яйца и местный хлеб я ел с удовольствием – прямо со сковороды, как здесь принято.
«Очередное повышение платы за труд сорвано враждебными происками Агрегании, – бодро вещал голос из радиоточки. – Однако Правительство, заботясь о своем народе, все же увеличило норму дневной оплаты на четверть монеты! При этом скоро будут снижены цены на основные продукты питания! Враг не сорвет нашего движения вперед! Каждый шаг, даже самый маленький, приближает к цели, даже самой далекой…»
Я жевал и слушал эту галиматью. Выключать радиоточку нельзя – это проявление нелояльности. Уж как власти узнают о таком нарушении, я не знаю, но знаю, что обязательно узнают и наказывают виновных.
«Враг нагнетает страх и неуверенность в завтрашнем дне, распространяя пугающие небылицы об изменениях, происходящих с нашим Тором, – напористо продолжал диктор. – Но преданные Мудрейшему ученые заверили Правительство и народ, что оптические эффекты последнего времени характерны для звезд этого класса, являются обычным явлением и не несут в себе никакой опасности…»
– Слава Мудрейшему! – громко крикнул я.
Мне это ничего не стоило и никакого вреда никому не причинило, зато могло подтвердить лояльность и принести несомненную пользу переселенцу из северных провинций.
Позавтракав, я сел на круглый табурет возле круглого стола (пристрастие аборигенов ко всему круглому меня крайне раздражало), вновь вставил информационный кубик в считыватель и заново просмотрел все, что удалось собрать моему агенту. Слово «агент» – оно из злых книг, хранящихся на Земле в строго засекреченных архивах. Добрые люди его не знают, как не знают и многого другого – нечеловеческого и злого, что по необходимости доверено мне и из-за чего я стал изгоем на своей родине. Правда, прямо мне об этом никто не говорил, как и моим товарищам…
Клив постарался на славу. В списке было пять навойцев, и все они, несомненно, фигуры подходящей значимости и величины. Известный писатель, правозащитник, ученый, театральный актер, отставной, известный оппозиционными взглядами военачальник… Правда, среди них нет тех, кто «работает руками». Мои коллеги считают, что мастеровые должны иметь преференции в нашем деле, а также простые люди с аналитическим умом… А я считаю, что главное в отборе – справедливость!
Наметив очередность работы с кандидатами, я зашел в комнату, отодвинул скрипучую дверь шкафа, надел легкий костюм из натуральной ткани, проверил портмоне: удостоверение гражданина второй категории, талоны на льготное приобретение продуктов и товаров из списка «Б», деньги. Потом вышел на лестничную площадку, закрыл дверь с желтой табличкой «Глостер Чи» и моей фотографией. Точно такие таблички висели на всех дверях подъезда, соседних домов, во всем городе, по всей стране. Только цвет зависел от категории проживающих.
Красный цвет отличал небожителей – граждан высшей категории, которые обособленно жили в охраняемых коттеджных городках. Они ездили в автомобилях с персональными водителями и охраной и никогда не бывали в местах, где можно было встретиться с нижестоящими. Синий предназначался для первой категории – элиты, обитавшей в просторных апартаментах круглых башен-высоток. Желтый соответствовал второй категории – основной прослойке общества, среднему классу, для которого строились типовые дома со всеми удобствами. В трущобах окраин и пригородов, где жили граждане третьей и четвертой категорий, доминировали зеленый и черный цвета.
Я запер ненадежный замок. За этой дверью с желтой табличкой Марк Джордан переставал существовать, его место занимал Глостер Чи.
С седьмого этажа спускаться по крутой винтовой лестнице, конечно, легче, чем подниматься. Но все равно возникает вопрос: как это они до сих пор не изобрели лифты? Или изобрели, но не внедряют? Зачем нести дополнительные расходы и баловать население… В синих высотках какие-то подъемники наверняка есть…
Отперев дверь, я вышел во двор, как раз успев к завершению торжественно-печальной церемонии. Накрытое черной клеенкой тело лежало на носилках и три подсобника с трудом запихивали его в широкий пикап с раскраской общей полиции. В наш прошлый визит специальные машины еще не раскрашивали. Потому что их не было – полиция пользовалась обычными повозками. И компактные фотоаппараты в руках полицейских ничем не напоминали громоздкие камеры на штативах, которыми пользовались десять лет назад. Прогресс налицо, так что, скорей всего, Комков был не прав в своих выводах… И лифты у них, конечно, есть!
– Подойдите сюда, гражданин! – окликнул меня полицейский в униформе, только что закончивший опрос кого-то из жильцов подъезда. – Назовите свои исходные данные и адрес!
У него было желтоватое лицо, строгие прищуренные глаза, а плотно сомкнутые в кружок губы, от которых лучами расходились морщинки, очень напоминали орган, располагавшийся на крестце Клайды. Согнав непроизвольную улыбку, я почтительно предъявил личную карточку и преданно доложил:
– Гражданин второй категории Глостер Чи. Живу на седьмом этаже, бокс тридцать пять.
– Как он перестал жить? – Полицейский кивнул на пикап, в котором, наконец, подсобники разместили носилки и теперь закрывали дверцы.
– Сие мне неведомо, ибо я не видел этого момента, – сдержанно, но с достоинством произнес я.
– Когда вы вчера пришли домой и что необычное заметили во дворе? – продолжал расспрашивать защитник народа, помечая что-то в потрепанной записной книжке.
– Было уже темно, и я ничего не заметил. Однако через некоторое время я услышал шум и что-то ударилось о дворовое покрытие. Как будто упало с крыши…
– Упало с крыши? – Полицейский так удивился, что даже оторвался от блокнота. – А что, похоже, у него лицо сплющено… – Но он тут же оборвал фразу и снова уткнулся в свой блокнот. – Гражданка Клайда Мо ночевала в вашей квартире?
– Да. Но она пришла позже и ничего не слышала.
– Как же молодая дама не боится ходить темной ночью в одиночку? – вопросил дознаватель.
– Стараниями Мудрейшего и Великих наши улицы безопасны в любое время! – громко сказал я.
Он посмотрел с сожалением и некоторой опаской.
– Что ж, пока все совпадает! – Полицейский вернул мне карточку. – Благодарю, гражданин Чи! Будьте готовы и дальше помогать защитникам народа!
– Всегда готов! – фанатично ответил я.
Обойдя нарисованный нестойкой краской силуэт с раскинутыми руками, я направился к выходу из двора. Дознаватель что-то с жаром рассказывал другим полицейским, показывая куда-то вверх. Все задрали головы, некоторое время рассматривали крышу, потом стали садиться в пассажирскую кабину пикапа. Те, кто не поместился, пошли пешком. Но я уже вышел на улицу и перестал о них думать.
* * *
По обе стороны возвышались желтые фасады одинаковых восьмиэтажных домов из панельных блоков. Желтый квартал. Граждане низших категорий не должны тут появляться. Правда, это не законодательный запрет, а рекомендация, но рекомендации здесь принято соблюдать так же, как законы. Недаром то тут, то там глаз отмечает патрули народных защитников или черные костюмы служащих тайной полиции. Желтое везде: слева и справа, сзади и впереди. Однообразие цвета компенсировалось буйством красок окружающей природы. Красные, зеленые и фиолетовые деревья, яркое голубое солнце, раскинувшее в стороны длинные щупальца протуберанцев, разноцветные облака…
Настроение улучшилось. Как бы сотрудник Дальнего Контроля себя ни чувствовал, его глаза всегда должны смотреть уверенно и спокойно. Так было, даже когда хотелось выть от тоски или приходилось балансировать на грани жизни и смерти. Специальный отбор кандидатов и многолетние тренировки этому способствовали.
Я шел, автоматически перепрыгивая трещины в тротуаре, легко обгоняя попутчиков и уклоняясь от столкновения со встречными. В районах основного проживания граждан второй категории людей было гораздо больше, чем машин. По проезжей части в основном катились запряженные скалерами повозки, самокаты и некие подобия велосипедов. Народу машины не нужны, а вот слуги народа ими пользуются. В синих кварталах наоборот: трудно встретить пешеходов. В красных кварталах никто не бывал, в зеленых не всегда было электричество, а в черных даже удобства отсутствовали. Так что условия жизни в желтых кварталах, по местным меркам, вполне приемлемы. Впрочем, обитатели зеленых и черных районов тоже так считают – во всяком случае, о фактах протестов против условий жизни мне ничего не известно.
Надо сказать, что Навоя – планета довольных. Ни массовых волнений, ни забастовок, ни оппозиции… Все жители прекрасно знали, что Народный комитет (что-то типа местного Правительства) денно и нощно печется об их благосостоянии, и оно с каждым годом повышается. Пусть медленно, но зато неуклонно. А те, кто не знал, мог прочитать это на огромных транспарантах, развешанных повсюду и рассказывающих о победах и достижениях. Прочитать об успехах можно было и в газетах, услышать по радио… А если кто-то не хотел знать столь старательно вбиваемых в голову вещей и оставался недовольным, то им занималась тайная полиция.
Я подошел к остановке, смешался с небольшой толпой аборигенов, ожидавших общественный транспорт единственного маршрута, и по привычке стал прислушиваться к их разговорам. Именно в таких местах можно подслушать обрывки фраз, отражающих подлинные настроения всегда веселых и довольных навойцев.
– Эти щупальца Тора меня пугают. (Тихо.) Но я верю газетам, что это не представляет опасности. (Громко.)
– Если коллектив одобрит перевод, то я буду получать на двадцать монет больше. Но не знаю, получится ли.
– Получится. Мы живем в справедливой стране! (Последняя фраза громко.)
– А я коплю деньги на отпуск. В Роганду, конечно, не попаду, но, может, хватит на поездку к морю.
– Если не хватит, поднимешься в горы, там тоже хорошо. К тому же у нас чудесные парки, слава Мудрейшему! (Громко.)
– Неужели Агрегания все же начнет войну?
– Конечно! Ведь они только об этом и мечтают…
– Его арестовали. (Шепотом). Хотя он хорошо маскировался! (Громко.)
– У нас скоро свадьба, нужны дополнительные талоны на еду и питье.
– Я одолжу тебе свои, постепенно отдашь…
– Вут Коп пропал…
– Об этом не надо!..
– Оказалось, напился браски и вернулся домой только на третий день! (Смех.)
– Я читал в газете, что Тор может сжечь всю Навою. (Тихо.) Правда, потом было опровержение… (Тоже тихо.)
Обычные люди. Эти же проблемы (кроме, естественно, Тора) волновали землян, живших лет двести-триста назад. Почему же мы так похожи, несмотря на расстояние в шестьдесят килопарсеков?! Две руки, две ноги, голова… Логика рассуждений, жажда, голод, стремление к лидерству, радости и разочарования, половое влечение… Все одинаково! Даже развитие научно-технического прогресса идет по тем же законам, что и на Земле. Только с отставанием в несколько столетий, хотя сейчас разрыв значительно сократился. И на Леде гуманоиды тоже похожи на нас. Значит, кто-то все это скроил по одинаковым лекалам, запрограммировал, побеспокоился о том, чтобы система не давала особых сбоев, где бы ей ни пришлось работать, на Земле, на Навое, еще на какой-нибудь планете, имеющей длинный и нелепый номер в земном кадастре? Кто же этот Создатель?
Оставляя за собой клубы дыма, подкатил примитивный транспорт – резиновые колеса, шумный двигатель внутреннего сгорания, половина мест – стоячие. Автобус. Такие существовали на Земле в середине второго тысячелетия. А здесь они появились совсем недавно, уже после нашего первого визита. Раньше по улицам ездили огромные неуклюжие повозки, запряженные животными, похожими на быков. Да, прогресс развития, несомненно, присутствовал! Только он был какой-то избирательный. Автомобили работали на почти бесшумных двигателях, и ход у них был гораздо мягче. Правда, выпускались только три модели: большие зализанные лимузины «Тор» для высшей категории, угловатые фаэтоны «Верус» для первой и совсем скромные «Виктории» для чиновников второй категории и полиции. «Виктории» правдами, а чаще неправдами иногда попадали в пользование обычных граждан. Но таких счастливцев было очень немного.
Толпа внесла меня внутрь, сжала со всех сторон, я уцепился за поручень и потому удержался при стартовом толчке. Какой-то старик навалился, наступил на ногу, пробормотал извинения, потом принялся изучающе рассматривать меня внимательными голубыми глазами.
– Ты молод, силен, тебя наверняка любят женщины, почему же взгляд твой грустен? – неожиданно произнес он. – Где и что болит у тебя?
Я даже растерялся от такой проницательности. И раскованности. Навойцы очень сдержанны, они привыкли держать дистанцию и, как правило, не заговаривают с незнакомыми людьми. Правда, старший по рангу может обращаться к младшему, это допустимо. Но старик не похож на начальника. Да и какой он старик? По нашим меркам, ему лет сорок…
– Грустен потому, что мой друг болен, – сказал я первое, что пришло в голову.
– Это действительно печально, – согласился старик, улыбаясь и буравя меня пронизывающим взглядом. – Однако тоска не поможет больному другу. А улыбка, с которой ты придешь к нему, вселит уверенность, надежду.
Смотри ты, философ!
Пришлось изобразить ответную улыбку. Почему они все время улыбаются? Похоже, что их удовлетворение жизнью и постоянная веселость искренние… Но какие основания для веселья? Влачат жалкое существование. Еда их скудна, круг развлечений и интересов узок, все время находятся под угрозой болезней, ареста, они так мало живут, начальники лгут им, они знают, что им лгут, и… И они веселятся, смеются, полны оптимизма. Странно…
– Грусть влечет ссоры, – продолжал старик. – Муж и жена скандалят, сосед из-за пустяка убил брата, другой сосед бросился из окна головой вниз…
Однако он наблюдателен! И умеет анализировать… Я сообщал в своих отчетах о нарастающей напряженности в навойском обществе. Больше стало ссор, бытовых драк, убийств и самоубийств. В отделе требовали конкретики: цифр, процентов, выводов о причинах. Но я опирался на свои наблюдения. А вот и подтверждение им…
Я с интересом посмотрел на старика. Простой человек, с аналитическим умом. Правда, возраст… Но все же…
– Как вас зовут, почтенный?
– Гражданин первой категории Нурк Дод, – кротко ответил тот.
Интересно! Что же первый делает в автобусе желтого квартала?
Я протянул ему свою визитку.
– Зайдите как-нибудь ко мне. С удовольствием поговорю с вами о добре и зле…
– Спасибо за предложение, я непременно им воспользуюсь, – с достоинством кивнул первый и хотел поднести визитку к глазам, но из-за тесноты не смог и привычно сунул в нагрудный карман пиджака. Качественная ткань, насколько можно разглядеть – хороший пошив… Странно все это! Может, ему понизили категорию и он бывший? Тогда все понятно. Хотя что, собственно, понятно? И почему он так внимательно смотрит?
– Очень хорошо, буду вас ждать! – Я дружески кивнул. – А сейчас – до свидания, моя остановка…
И я принялся проталкиваться к выходу.
* * *
Художественный магазин-салон «Мазок маэстро» находился в центре города, который считался общей зоной и где фасады домов не были окрашены отличающей краской. В общей зоне в основном располагались учреждения, магазины, рестораны. Жили здесь граждане первой категории, хотя и вторая категория имела право тут селиться, если позволяли деньги. И гулять здесь не возбранялось любому, кроме, разумеется, низшей категории. Да и зеленых тут не особо приветствовали.
Я прошел квартал и с удовольствием увидел свой магазин. Не пожалев денег, я отделал его диким камнем, наподобие гранита, отчего «Мазок маэстро» приобрел дорогой и солидный вид, как и подобает хранилищу высокого искусства. Салон был только прикрытием (снова слово из злых книг), но я любил его и проводил здесь много времени, для чего устроил даже удобный кабинет в глубине, с выходом на соседнюю улицу, что создавало дополнительные возможности в критической ситуации.
Небольшой, но хорошо освещенный зал увешан картинами разных размеров и заставлен скульптурами, среди которых вряд ли найдется пять-шесть, заслуживающих внимания. Абсолютно доминирует одна тема – любовь. Но в двух совершенно разных проявлениях: разнузданная плотская страсть и истовое поклонение «Отцам-руководителям». Произведения, относящиеся к последней теме, носят аллегорический характер, так как ни Отцов-руководителей, ни самого Мудрейшего никто никогда не видел. Поэтому рисовать их легко: размытые благостные лики, озаренные светло-розоватыми лучами восходящего Тора, толпа с ручными транспарантами, устремленная куда-то вдаль, где так же розово и светло на небе… С этим справится не только самый слабый художник, но и любой ремесленник! К тому же данное направление в живописи почетно – власть поощряет проявления лояльности. Самое удивительное, что такие работы продаются еще лучше, чем эротические: они приобретаются для общественных помещений, школ и институтов, кабинетов руководителей, администраторов различных уровней. Для наиболее высоких кабинетов и для подарков юбилярам высокого ранга делают специальные заказы известным художникам…
Отвлекшись, я чуть было не сбил большую мраморную скульптуру «На четвереньках». Скульптор запечатлел молодую, крупного телосложения даму, присевшую на корточки. Все было очень реалистично, с проработкой отдельных деталей. У земного наблюдателя возникло бы впечатление, что дама только что справила малую нужду либо собралась это сделать. Но применительно к особенностям навойской анатомии такая трактовка отпадала. Что имел в виду автор, оставалось за пределами моего понимания.
Рядом стояла не менее выразительная композиция «Зарядка». Примерно такая же дама приподнялась на цыпочки и, воздев руки вверх, изо всех сил тянулась к небу. Рельефно выделялись напряженные мышцы ног и спины, каменно затвердели ягодицы, а то, что напоминало сжатый рот в районе крестца, было изображено гиперболично: с высунутым язычком… А сзади изумленно замер мальчик, прикрывая ладошкой возбужденный пенис.
Честно говоря, вначале меня шокировала такая вседозволенность. Но оказалось, что она касается только штучных произведений искусства, поточное производство исключалось. Стриптиз был категорически запрещен, «обнаженка» в кино исключалась начисто, если удавалось разоблачить какого-нибудь фотографа, снимавшего голую натуру, его сразу же арестовывали. Судебные заседания широко освещались, а вынесенные приговоры вызывали горячую поддержку общества. Вместе с тем в центральных районах беспрепятственно работали стриптиз-клубы, а проституция вроде как осуждалась, но не запрещалась, а значит, и осуждалась не по-настоящему, ибо если что-то осуждалось всерьез, то выжигалось каленым железом… Вот и разберись тут в навойской морали!
– Здравствуйте, хозяин! – Из-за «Зарядки», широко улыбаясь, выскользнула Мони и, приложив правую ладонь к груди, наклонила голову.
Я ответил таким же жестом, хотя старший по положению мог бы обойтись и без этого знака уважения.
– И я приветствую тебя, старательный продавец! Как торговля?
Мони грустно улыбнулась:
– Покупателей не было. Только…
– Что «только»?
– Вчера опять приходил этот Зетт Ге…
– Кто?
– Десятник народных защитников…
– Что ему нужно было?
– Он сказал, что пришел полюбоваться картиной рисовальщика Туге «Первая брачная ночь». Стоял и смотрел. Долго. Потом начал вызывающе разглядывать меня, будто это я лежу на той кровати. Было очень противно…
– И что потом?
– Ничего. Уходя, сказал, что картина могла бы украсить его спальню. Это неспроста. Каждый день приходит и толчется подолгу. Сегодня опять, наверное, заявится…
Неспроста? Но я слишком крупная дичь для общей полиции… За мной может охотиться только тайное ведомство. Скорей всего, десятником движет обычная корысть!
– Да отдай ты ему эту «Ночь»! От моего имени. Скажи, что, узнав о его интересе, хозяин решил сделать такой подарок.
– Нет, гражданин Чи! – Мони округлила глаза. – Совсем недавно вы ему уже дарили «Страстные объятия». Если его приучить, так он и его собратья вообще все растащут. У нас и так не много покупателей…
Она права: на торговле картинами не получишь прибыли, салон приносит одни убытки. Но надо, чтобы никто этого не заподозрил. Я добродушно улыбаюсь.
– Не сгущай краски, Мони. Покупателей нам хватает. Богачами не станем, но широкий жест можем себе позволить. Только выпиши чек на продажу, я найду того, кто его оплатит. С художником-то мы должны рассчитаться!
Эту процедуру я проделываю не первый раз. Только «тот, кто оплачивает чеки» – это я сам. Хотя персонал об этом и не догадывается. Тем более что навойцы очень конкретны и практичны, они даже представить себе не могут, что хозяин покупает картины за свои собственные деньги!
Мони сложила руки перед грудью, ладошку к ладошке. Ее лишенные ногтей пальцы уже не вызывали реакции отторжения, как в первое время.
– Да, гражданин Чи. Если есть добровольный жертвователь… И где вы их только находите?
– Они сами меня находят. Когда душа просит хороших поступков, то ее просьбу удовлетворяют… А наши граждане все стремятся к хорошему!
Мони наморщила лобик.
– Вы очень сложно говорите, хозяин. Я почти ничего не поняла…
– Ничего, гражданин продавец, научишься! – Я похлопал девушку по плечу и прошел в свой кабинет.
Здесь я проводил немало времени и потому полностью обставился по своему вкусу, чтобы чувствовать себя комфортно и наслаждаться уютом. Глубокое антикварное кресло, массивный резной стол, на нем большая лампа под оранжевым абажуром, кожаный диван, несколько картин, ваза, стоящая целое состояние. В углу огромный розоватый резной шкаф, составляющий гарнитур со столом. Задняя стенка в нем сдвигалась, открывая дверь потайного выхода…
Я развалился в удобном кресле, которое снимало напряжение и усталость, закрыл глаза и сосредоточился на текущих проблемах. Прежде всего, надо проанализировать свои ошибки – которые уже допущены или те, которые могут быть совершены в дальнейшем. И первая, самая очевидная – Клайда. Наши инструкции категорически запрещали половые контакты с особями противоположного пола в зоне пребывания. Этот запрет был вполне оправдан потому, что преследовал сразу три благие цели. Первая – не допустить инфицирования разведчика и последующего переноса неизвестных заболеваний на Землю. Вторая – предупредить возможность смешивания заведомо чуждых генов, последствия чего могут быть непредсказуемы. И, наконец, третья – избежать возникновения чувства, которое способствует утечке информации, душевным переживаниям, неосмотрительным поступкам и всевозможным глупостям… А это зловредное чувство как раз и базируется на регулярных половых контактах с одним и тем же объектом…
Практически все дальние разведчики «половой» запрет нарушали: командировки длились несколько лет и, если прибегать к «альтернативным способам сублимации», как вскользь, почти между строк, советовали инструкции, то получишь неблагоприятные личностные изменения, которые в конце концов затруднят и выполнение основного задания. Поэтому нарушения предпочитали оправдывать: инфицироваться можно и без половых контактов, а заведомо чуждые гены не должны воссоединяться, тем более что за многовековую историю внеземных экспедиций ни одного прецедента не случилось. А вот насчет чувств… С этим были согласны самые злостные нарушители инструкций: нельзя зацикливаться на одном объекте! И если бы я регулярно посещал дома народной любви или чередовал Клайду с Тери, а может, и еще с парой-тройкой особей, то ни мне, ни моим товарищам не в чем было бы меня упрекнуть. Но я этого не сделал, и Клайда стала частью моей жизни, а поскольку моя жизнь состояла из двух половин, то она вполне могла заглянуть и в ту, о существовании которой даже не должна была догадываться! И ее вопросы показывали, что определенные сомнения уже зародились. Значит… Что значит?
Я смотрел на огромную вазу из переливающегося аквамаринового глазурита, с помощью осколков которого местные гипнотизеры погружали пациента в транс. Глазурит подсказывал вывод, который я и так знал: неосмотрительно приближенную навойскую особь женского пола следует дистанцировать, предварительно стерев память… Но дело в том, что безымянная «особь» превратилась в Клайду, и я совершенно не представлял, как буду ее «дистанцировать»… Ладно, потом разберемся…
Я решительно выдвинул вперед челюсть: дальний разведчик должен уметь без колебаний принимать решения, как бы сложны они ни были!
Что у меня в ближайших целях?
Темус Гоц. Мы встретились на художественной выставке, где он выставлял несколько неплохих полотен, правда, уклонился от того, чтобы пригласить меня к себе в мастерскую, да и об особенностях своей художественной манеры высказывался как-то скупо, без обычного энтузиазма, присущего творческой личности… В остальном он производил неплохое впечатление: опрятный, с хорошим словарным запасом – чувствуется образование. Доброжелательный, вел задушевные разговоры и всячески стремился произвести хорошее впечатление. Среди творческих личностей такое поведение не редкость. Я рассматривал его как кандидата на переселение. Хотя иногда вкрадчивые интонации и подобострастные речи меня настораживали, но идеальных людей нет… Надо провести с ним решающую беседу и определиться…
В кабинет заглянула Мони:
– Пришел Зетт Ге, хозяин. Я сказала ему про ваш подарок. Он хочет лично поблагодарить вас.
– Ну, что ж… Где он?
– Ходит по залу и рассматривает скульптуры.
– Хорошо.
Без особой охоты я встал и вышел в торговый зал.
Высокий жилистый навоец, облаченный в пугающую черную форму с серебряными нашивками, стоял у скульптурной группы «Зарядка» и, слегка наклонившись, внимательно созерцал то же самое, что неискушенный отрок, словно представлял собой продолжение композиции. Только если мраморный мальчик прикрывал свой возбужденный пенис ладошками, то защитник народа двумя руками придерживал внизу живота черную фуражку с серебряной кокардой и таким же козырьком. Впрочем, тут я не проводил никаких аналогий – может быть, ему просто было так удобно.
– Вам нравится, гражданин Ге? – Я постарался придать голосу как можно больше доверительной приветливости. – Так приятно встретить подлинного ценителя!
Десятник выпрямился, заулыбался и произнес:
– Все-таки искусство – великая сила. Глыба мрамора в руках мастера превращается в застывший эпизод настоящей жизни!
– Но, по-моему, с некоторыми преувеличениями, – целомудренно заметил я, опираясь на свой ограниченный исследовательский опыт.
Полицейский прожег меня неожиданно внимательным взглядом.
– Кто знает… В обычной жизни встречаются такие случаи, которые не сможет выдумать самая творческая фантазия…
Он тут же смягчил взгляд и улыбнулся.
– Я хотел выразить вам искреннюю благодарность. Это уже второй очень дорогой подарок. Я видел ценник… Я столько и за полгода не заработал бы!
– Долг каждого гражданина заботиться о защитниках народа и оказывать посильную помощь своим достойным согражданам. – Глостер Чи смиренно наклонил голову.
Десятник перестал улыбаться.
– Я тут подумал, сколько же вы должны зарабатывать, чтобы делать такие подарки?
– О, тут у меня нет секретов! – Торговец картинами честно посмотрел в непроницаемые глаза полицейского. – В Государственной контрольной комиссии имеется мое досье. И в отделе деловых отношений тоже. Впрочем, заверенные копии отчетов хранятся у меня в сейфе, и я могу немедленно представить их на обозрение…
– Ну что вы, что вы… В этом нет никакой необходимости! – Зетт Ге махнул рукой и надел фуражку, отчего сразу приобрел официальный вид. – Это ведь у вас во дворе вчера произошел прискорбный случай?
– Прискорбный случай? – не сразу понял Глостер Чи. – Ах, да… Какой-то гражданин вдруг не захотел жить…
– Да, вначале так и подумали, – кивнул полицейский. – Но медицинские исследования показали, что этот гражданин хотел жить. Однако ему не позволили – лобная кость треснула от сокрушительного удара.
– Я слышал краем уха какой-то разговор. Вроде бы он бросился с высоты…
– Вот как? Действительно, на это похоже. И кто же принес столь ценную информацию?
– Гм… Не знаю, кто еще это отметил, только мне показалось, что я слышал шум, похожий на падение тела с крыши дома.
– Да, добронравный свидетель Чи из бокса тридцать пять именно так и заявил. Но больше никто этого не подтвердил. И медицинским работникам тоже так не показалось.
– Жаль, что у меня создалось неправильное впечатление, – понурился Глостер Чи. – И я не смог помочь следствию.
– Ничего, ничего, – дружелюбно успокоил меня Зетт Ге. – У следствия есть перспективные свидетели! Гражданка Клайда Мо и еще двое постоянных жильцов, которые в окно видели все происходящее.
– Ну, тогда все в порядке. – Гражданин Чи перевел дух.
– Да, слава Мудрейшему, мы распутаем это дело! А вы произвели на меня столь благоприятное впечатление, что мы с вами еще обязательно встретимся! – Десятник приложил руку к козырьку, прихватил запечатанное полотно и направился к выходу. До этого полицейский ставил ментальную защиту, и я не мог заглянуть в его мысли, но сейчас мне это удалось. Он действительно хотел заполучить «Первую брачную ночь» и сейчас очень радовался своему приобретению. Но этим цель визита не исчерпывалась. Народного защитника профессионально интересовал гражданин Глостер Чи. И он на полном серьезе собирался встретиться с ним еще раз! Надо попросить Клива навести о нем справки – в одном гнезде все знают друг о друге.
Я взглянул на часы и неспешно возвратился в кабинет. Очень скоро в дверь заглянула Мони.
– К вам опять посетитель, гражданин Чи.
И опять незваный. Я никого не ждал. Может, какой-нибудь художник со своими «шедеврами»?
– Пусть зайдет.
Но я ошибся. На пороге стоял мой утренний знакомец. Этот, как его… Нурк Дод. Хороший костюм, новая шляпа, очки в дорогой оправе, – он не был похож на обычного гражданина из желтого квартала, которого по утрам давят в толчее рейсового автобуса.
– Я могу войти?
– Конечно! – Я поднялся навстречу. – Очень рад!
– Мой бесцеремонный визит не нарушил планы недавнего знакомого? Я не отвлек вас от дел?
– Что вы! – радостно возразил я. – Какие у меня дела? Разве что художник принесет картину. А так целыми днями скучаю, хожу из кабинета в зал и обратно, как тигр в клетке…
– Что такое «тигр»?
– Мифическое животное. – Я как можно беспечней махнул рукой.
– Да? Гм… Никогда не слышал…
«Надо прикусывать вовремя язык, гражданин Глостер Чи!» – подумал я. А вслух сказал:
– Присаживайтесь, прошу вас!
Первый по-хозяйски осмотрелся, уверенно опустился в кресло.
– Хороший салон, хороший кабинет, интересный хозяин…
– Спасибо! Честно говоря, не ожидал, что гражданина первой категории заинтересует моя скромная персона…
Нурк Дод пожал плечами.
– Скромность – похвальное качество. Вы приятный молодой человек – культурный, учтивый, воспитанный… Сейчас это редкость: нравственные устои у молодежи утеряны, они потеряли уважение к старшим, готовым отправиться на покой…
– Вы не похожи на того, кто стал на тропу в Долину снов!
– На жалкого старика? Вы наблюдательны. Еще год назад я был старшим администратором Аппарата Комитета, проходил регулярную восстановительную терапию и пользовался всеми льготами первой категории. А это продлевает жизнь!
Я просканировал мозг гостя. Он не врал. И у него не было враждебных или корыстных намерений. Вот это удача! Случайная встреча с чиновником такого уровня была невозможной. Да еще в автобусе желтого квартала…
– Гражданин Дод, я польщен столь высоким знакомством! – сказал я, широко и искренне улыбаясь. – Сейчас как раз время обеда. Не окажете ли вы мне честь продолжить наше многообещающее общение в каком-нибудь хорошем ресторане?
Первый внимательно посмотрел на любезного торговца живописью и после некоторой паузы произнес:
– Ну, разве что в хорошем…
Текущее время. Артур Лобов
Он сидел на восьмом этаже, в просторном кабинете, под огромным, но каким-то неопределенным портретом Мудрейшего. Через панорамное окно был хорошо виден местный сине-фиолетовый лес – грава. Еще было видно озеро неправильной формы с песчаным пляжем, правда совершенно пустынным. Далеко за озером, но в пределах закрытой территории правительственного комплекса, возвышалось круглое черно-белое здание десяти или двенадцати этажей – редкая высота по местным меркам. Что располагается в этой башне, Артуру узнать так и не удалось: на его небрежные вопросы сослуживцы отделывались уклончивыми ответами: или они тоже не знали, что там внутри, или сохраняли государственную тайну. Но любоваться природой или размышлять о таинственном здании времени не было: он изучал документы и перекладывал их с левого края огромного стола на правый.
Аналитический обзор развития науки и техники готовили помощники, в нем все четко, ясно, наглядно. Факты, цифры, графики, диаграммы… Он отложил бумаги. Действительно, прогресс налицо: за двадцать местных лет появился автотранспорт на двигателях внутреннего сгорания, радиосвязь и радиовещание, холодильники, новые станки и много всяких бытовых и производственных новшеств. Но фамилии изобретателей, инженеров, разработчиков – то есть непосредственно тех, кто продвигал общество вперед, найти так и не удалось. А ведь он хотел отобрать наиболее талантливых и способных граждан. Значит, надо искать другие пути.
И по второй проблеме продвинуться вперед не удавалось, тем более что переложить на референтов подготовительную работу он не мог: как сформулировать задачу? Не поступало ли сообщений о странном навойце, проявляющем сверхъестественные способности? Например, умеющем летать? Такое задание сразу бы привлекло к нему самое пристальное внимание и вызвало прицельную проверку по всем линиям, начиная от психического здоровья и кончая шпионажем в пользу Агрегании… Поэтому он сам просмотрел спецсообщения о наиболее важных отклонениях в социальной жизни Стакки, поступившие в Аппарат за последние годы. Но там ничего, что можно было связать с пропажей Комкова, обнаружить не удалось. В основном была информация о случаях неверия в официальные сообщения, редких фактах антигосударственной пропаганды и выявленных цензорами идеологических ошибках в средствах массовой информации. В последнее время все чаще проскакивала информация о странном состоянии Тора и бесследной пропаже заметных граждан. Надо сказать, что он лично и организовывал эти «утечки», а потом ограничивался указаниями дать опровержение, но не принимать серьезных мер к корреспондентам.
Он встал, одернул жесткий темно-синий френч, прошелся от стены к окну и обратно. Что же делать? Какие административные возможности можно использовать? Его епархия – идеология, значит, все народные издания и радиостанции находятся в его ведении, а это мощная сила! Если дать какое-нибудь объявление… Но какое? «Роман Комков, отзовись?» Лобов хмыкнул. Послать запрос в Управление народных защитников? Нет, пусть это сделает Стас Малко – ему сподручней. Анонимно расклеить объявления: «Ищу пропавшего брата, его приметы…»? Тоже не вариант – только попадешь под неусыпное око народных защитников, и придумать оправдание будет просто невозможно!
Но идея с газетами ему понравилась. Надо только продумать все детали. Например, запустить дезинформацию, что в северных горах обнаружено неизвестное существо, внешне похожее на навойца, но имеющее ряд странных отличий. И вроде его поймала зоологическая экспедиция, привезла в город, а здесь он сбежал. Ну, как-то так… Еще подработать, убрать все шероховатости. И главное, не привлечь внимание к другим землянам.
Маленький черный динамик, стоящий на столе, ожил, и воркующий голос Тики напомнил, что «гражданину администратору» пора отправиться в зал приема пищи, чтобы пополнить силы для решения задач, стоящих перед народом. Он хмыкнул. Как надоело это пустое словоблудие! Не проще ли просто сказать: «Пора обедать!» Нет, надо нести всякий ритуальный бред!
Чартер Сон застегнул золотые пуговицы, потом тугие крючки на стоячем воротнике и вальяжной походкой вышел из кабинета. Зеркально блестящие башмаки с закругленными носами едва слышно поскрипывали. Он направился в зал приема пищи для Администраторов. Большое дугообразное помещение тянулось вдоль окна-витрины, вдоль которого в два ряда стояло тридцать пять маленьких круглых столов, рассчитанных лишь на одного человека. Чартер Сон занимал двадцать седьмой. Он быстро прошел по залу, без конца прикладывая правую руку к левой стороне груди жестом приветствия, и поспешно занял свое место.
Хотя обеденное время наступило всего минуту назад, почти все столики были заняты – опаздывать куда-нибудь, даже к трапезе, считалось здесь дурным тоном. Еда уже стояла на столе: белая питательная паста, наваристый бульон из местной птицы татуры, кусочки мяса в остром соусе, лепешка… Все аппетитно выглядело и приятно пахло – питание Администраторов считалось важным государственным делом, и накануне каждый сам заказывал еду по своему вкусу.
Трапеза совсем не походила на земную: разговаривать, обсуждать что-то, даже просто обмениваться улыбками не было принято. Все входили с мрачными, озабоченными лицами, быстро «принимали пищу» и так же быстро возвращались в кабинеты. А уже там, – Артур это точно знал, – можно было расслабиться, полистать какую-нибудь газету или журнал (исключительно с целью получения необходимой информации и руководящих указаний Комитета). Можно было даже вздремнуть. Правда, только сидя, и в пределах обеденного часа. Но сам он этого никогда не делал.
И сейчас, вернувшись к себе, он снова стал обдумывать комбинацию с прессой. В принципе, объявление про пойманное в горах необычное существо если и не выведет на Комкова, способно дать толчок всплеску информации о нем: в редакцию пойдут письма, телефонные звонки, обращения очевидцев… Только как бы среди них не оказалось сообщений о том, как гражданин Глостер Чи искалечил нескольких нападающих, а одного лишил жизни, даже не прикоснувшись к ним руками… Или как гражданин Золтан Зупп средь бела дня исчез на глазах прохожих, будто испарился. Или как он сам, достопочтенный Администратор Чартер Сон вылетал ночью из окна собственного дома. Возможно, эти события имели очевидцев, и сейчас они проявятся, – во всяком случае, исключать такую возможность нельзя.
Впрочем, ладно, проблемы нужно решать по мере их поступления! Итак, объявление… Надо выбрать газету и подобрать источник сенсационной новости. Потому что, скорей всего, именно ему, источнику, придется отвечать на вопросы заинтересованных органов. Скорей всего, это будут даже не народные защитники, а Тайное ведомство.
Динамик щелкнул, и Тики вновь напомнила о своем существовании:
– Гражданин Администратор, к вам гражданин Крон Лоп. Он не записывался заранее, но готов обосновать свою неурочную устную просьбу.
Опять витиеватые, ничего не значащие фразы сплетаются в узоры, напоминающие устные реверансы! Не скрывая своего раздражения и понимая несправедливость недовольства секретарем, Артур язвительно произнес в микрофон на длинной пружинистой ножке:
– Гражданин Администратор готов принять гражданина Лопа, учитывая его устную просьбу и рассчитывая, что она будет надлежащим образом основана, то есть обоснованна! – И, не выдержав идиотских хитросплетений речи, повысил голос: – Пусть войдет, черт его побери!
В дверях появился невысокий, опрятного вида навоец с ровным пробором в жестких волосах, блестящих от парикмахерского крема. Он в нерешительности остановился в дверях, а динамик снова ожил:
– Простите мою невнимательность, гражданин Администратор, – послышался робкий голос Тики. – Я не разобрала последние слова вашего распоряжения. Кто кого должен побрать?
– Тики, не усложняй! Я просто сказал, чтобы он вошел!
Он толкнул микрофон, и тот развернулся на девяносто градусов, задрожав между хозяином кабинета и его подчиненным.
– Проходите и садитесь, Лоп. Что там у вас?
– В соответствии с вашими распоряжениями я лично проверил деятельность редакции журнала «Воля народа». Вот отчет. Кратко и по существу, как вы совершенно справедливо требуете. – Человек с пробором протянул картонную папку.
– Изложите главные выводы!
Посетитель почтительно откашлялся:
– Сотрудникам присущи легкомыслие, отсутствие должного трудолюбия. Смеются, без видимой необходимости перемещаются по помещениям, переговариваются. Как следствие во время перепечатки Постановления Аппарата Комитета № 1651 «Об укреплении единения» было допущено две ошибки!
– Да-а-а!.. – протянул Артур, листая отчет. – И что же?
– Вы не поверите, гражданин администратор, все остались на своих местах! Более того, редактор Сарос Рук даже не удосужился провести расследование, с целью выявления и наказания виновных… – Старший помощник понизил голос: – Больше того, в некоторых опубликованных статьях усматриваются признаки вольнодумства и политического легкомыслия! Они напечатали мнение какого-то астронома, что Тор может взорваться, якобы это часто случается со звездами. Правда, потом дали опровержение…
– Для этого я и послал вас туда, чтобы выявлять подобные факты, – кивнул Администратор. – Что ж, одна ошибка исправлена. Приведите еще примеры подобного легкомыслия?
– В двух статьях нет ссылки на Мудрейшего во вводной части, а в одной – в заключении…
– Вывод?
– С редакцией надо что-то делать. Предлагаю уволить редактора и обновить состав руководителей отделов, переаттестовать рядовых сотрудников, материалы на неблагонадежных передать в карательные органы.
– Серьезные выводы и строгие предложения. – Чартер Сон отложил папку и побарабанил по ней пальцами, на которых не было ногтей, как и положено на этой планете. – А сколько ссылок на Мудрейшего есть в тексте тех статей, где в вводной части и заключении допущены подобные просчеты?
Крон Лоп осекся.
– В тексте ссылки имеются, гражданин Администратор, – несколько растерянным тоном произнес он.
– Сколько ссылок на Мудрейшего имеется в тексте каждой статьи?
Кровь прилила к лицу старшего помощника.
– Ну… Но… Я не считал эти ссылки. Но могу заверить, что они есть. Однако во введении и заключении имя Мудрейшего не упоминается!
– В своей предыдущей фразе вы тоже позволили себе пропустить упоминание имени Мудрейшего! – ледяным тоном произнес Администратор.
Теперь старший помощник побледнел.
– Простите… Я так увлекся докладом о проделанной работе…
– Странное объяснение! Неужели увлеченность может позволить забыть имя Мудрейшего?!
Крон Лоп встал, вытянул руки по швам и опустил голову.
– Я понимаю, мне нет оправдания…
– Мне нравится ваша серьезность и строгость, – продолжил Чартер Сон более мягким тоном. – Мне нравится, что вы непримиримы к ошибкам и предлагаете строго наказывать за них, даже когда речь идет о сотрудниках низшего управленческого уровня. Но вот ваш отчет… – Администратор снова взял папку и взвесил ее на руке. – Вы ведь до сих пор были моим старшим помощником…
– Это великая честь и счастье – трудиться под вашим руководством, – покачнулся Лоп и схватился за спинку стула. Слова «до сих пор были» ударили его, как бьет обтянутая резиной железная дубинка народных защитников.
– Старший помощник Администратора – это высокий уровень управления. Вы говорите об ошибках в журнале, а сами, посмотрите, трижды ошиблись. И это в самом начале отчетной справки.
– Простите великодушно! – побледнел старший помощник. – Это машинистка. Я накажу… Я примерно накажу!
– Разве машинистка подписала отчет? Разве машинистка в устной речи пропустила имя Мудрейшего? И кого должен примерно наказать я – машинистку или вас?
Старший помощник был близок к обмороку, но Чартеру Сону не было его жалко.
– Видите, вы готовы карать мелкие упущения сотрудников журнала, строго наказывать машинистку, но к своим ошибкам относитесь снисходительно! А это отсутствие гражданской принципиальности!
Старший помощник подавленно молчал.
– Не надо наказывать машинистку. Ошибки, гражданин, присущи многим. Если они появляются не системно, за них можно пожурить, но не более… Вас я тоже не собираюсь наказывать. Вы мой заместитель, моя правая рука, человек, которому я всегда и во всем могу доверять, на которого могу положиться. Я прав?
Крон Лоп вновь поднял голову:
– Гражданин администратор, перед вами стоит скромный труженик Аппарата, самый преданный вам, готовый за вас…
– Хватит, хватит, Крон! – усмехнулся Чартер Сон. – Я не сомневаюсь в вашей лояльности. Садитесь!
Помощник опустился на стул, а Администратор поднял руку и нарисовал в воздухе вопросительный знак. Впрочем, он мог нарисовать что-то другое или вообще этого не делать – эффект был бы тот же. Крон Лоп оцепенел, лицо окаменело, глаза превратились в стеклянные бусины, какие вставляют чучелам.
– Ты пишешь донесения на Администратора Чартера Сона? – вкрадчиво спросил хозяин кабинета.
– Да, конечно, еженедельно, – сразу же ответил Лоп.
– Как ты его оцениваешь?
– Он плохой человек. Ленивый работник.
– Почему он плохой?
– Над всеми подшучивает, не соблюдает установленный регламент общения, прощает нарушения, допускаемые в подведомственных редакциях, не выявляет вольнодумцев. В отчетах руководству Аппарата отсутствует перечень ошибок и нарушений…
– Понятно, Лоп. А почему же он ленивый?
– Я дважды видел, как он дремал в своем кресле во время работы. Он вообще какой-то странный.
– В чем это проявляется?
– Не знаю. Но он чужой.
– И ты об этом пишешь?
– Да.
– Хорошо, Лоп, молодец! А как реагируют на твои донесения в отделе по контролю за лояльностью?
– Они очень довольны и говорят, что я могу сменить Чартера Сона на посту Администратора.
Чартер Сон откинулся на спинку своего кресла, грустно вглядываясь в стеклянные глаза подчиненного. Он никогда не спал на рабочем месте. А Лоп настолько уверовал в свое донесение, что считает этот факт истинным…
– Недавно в горах северных провинций зоологическая экспедиция поймала дикого человека, – заговорил Администратор спокойным тоном. – Он очень похож на гражданина, но у него есть и странности. Он очень силен, он далеко и высоко прыгает. Когда его привезли в город, он разорвал прутья клетки, перепрыгнул высокий забор и убежал. Это потеря для науки и для народа. Думаю, надо написать об этом статью и опубликовать в «Голосе народа». Пусть все, кто знает об этом, сообщат в редакцию.
Старший помощник едва заметно кивнул.
Чартер Сон снова поднял руку и вновь нарисовал ту же фигуру. Лицо Крона Лопа расслабилось, глаза приобрели осмысленное выражение. Он растерянно смотрел по сторонам, не понимая, что с ним произошло. Неужели заснул? Или это кратковременный обморок от перенапряжения? Но начальник вел себя так, как будто ничего не случилось, и он успокоился.
– Значит, вы поняли, что такое объективность и принципиальность, – сказал Чартер Сон, будто продолжая разговор. – У меня для вас еще одно поручение, в ходе которого вы сможете проявить эти качества.
– Благодарю за доверие!
На лице подчиненного проступила благодарная готовность.
– Надо такую же проверку провести в «Голосе народа». Ведь у них самый большой тираж!
– Очень мудрое и своевременное решение! Я немедленно приступлю к его исполнению. – Старший помощник вскочил и на негнущихся ногах вышел из кабинета.
А Администратор Чартер Сон вновь погрузился в работу: изучение документов, наложение резолюций, подписание поручений. Если бы кто-то дотошный и въедливый проанализировал эти резолюции и поручения, он бы вряд ли понял, какое отношение они имеют к деятельности Администратора по идеологии. И заметил бы, что, несмотря на разнонаправленный характер, их объединяет какая-то непонятная, но несомненно присутствующая здесь логика.
* * *
Небольшой серый автомобиль промчался по ровному шоссе, вдоль которого в густых зарослях прятались маленькие двухэтажные дома со сглаженными углами. Они были похожи друг на друга как две капли воды. Невысокий заборчик из ровных вертикальных реек окрашен в яркий желтый цвет, входная калитка выделялась синим. От нее к дому вела неширокая дорожка, выложенная светло-коричневой плиткой. И так выглядели все усадьбы тридцати пяти администраторов. Если б не крупные цифры на специальных табличках, найти свой дом было бы затруднительно. Да и внутри этих мини-вилл стояла абсолютно одинаковая казенная мебель, жильцы даже не переставляли ее, дабы не нарушать обязательный стандарт единообразия.
Возле такого аккуратного домика под номером двадцать семь водитель притормозил, администратор Чартер Сон, не торопясь, покинул автомобиль. Не глядя по сторонам, он вошел в калитку и, сделав ровно тридцать четыре шага, открыл стеклянную дверь. Навстречу выбежала Здена – миниатюрная и миловидная служанка, похожая на тех, которые работали в остальных тридцати четырех домах. Но если лицо и фигуру можно было объяснить подбором кадров по принципу единообразия, то радостная улыбка в стандарт не укладывалась и объяснялась чувствами или их имитацией. Потому что, кроме обязанностей горничной, поварихи и официантки, она являлась сожительницей своего хозяина. Это было предусмотрено трудовым контрактом и определяло надбавку к зарплате, маленькую благоустроенную квартиру и ранний выход на пенсию.
– Вечерняя еда готова, гражданин Чартер Сон! – отрапортовала она и, поняв, что хозяин не в духе, перестала улыбаться.
– Молодец, Здена, – кивнул Администратор. – Можешь быть свободна.
– Гражданин недоволен мной? – испугалась женщина.
– Нет, просто я устал.
Он провел рукой по лицу – действительно усталому лицу пятидесятилетнего земного мужчины, еще без признаков обрюзглости, мешков под глазами, но с заметно обозначившимися морщинами и тусклым взглядом, в котором не горел обычный огонек уверенности.
– И вы уверены, что сможете заснуть без моего успокоения? – все же поинтересовалась она. Именно за это она получала надбавку – за безобидное «успокоение». Именно так обозначалась ее особая функция во всех документах.
– Да, не беспокойся. – Чартер Сон дружески погладил ее по плечу. – Я не отправляю тебя из дома, просто в спальне я хочу остаться один.
Женщина несколько повеселела, склонилась в поклоне и исчезла. Все-таки вышколенный персонал – это очень удобно!