– Вот это и есть «Мобильный скорпион», господин президент, – торжественно произнес директор ЦРУ, выкладывая на широкую полированную ореховую столешницу несколько фотографий. – Это уже не логические выводы, не умозаключения и не предположения, это факты.

Фотографии были отличного качества, они прибыли с другого полушария, из глубины России, на них был изображен специальный состав поезда, составляющий один из наиболее тщательно охраняемых государственных секретов России. Директору разведывательного ведомства действительно было чем гордиться.

– Да, когда артефакт материализуется, это производит впечатление…

Президент медленно пересмотрел снимки, особенно задержавшись взглядом на раздвигающемся цельнометаллическом вагоне.

– Ракета с ядерным зарядом находится именно здесь, внутри, – дал компетентное и своевременное пояснение директор.

Компетентность и своевременность ценятся любыми руководителями и в любой стране мира. В рациональной и хорошо организованной державе – особенно. Президент одобрительно кивнул. Уголки губ чуть приподнялись, будто готовились к улыбке – это был знак расположенности к собеседнику.

– Да, да… А что, этот «Мобильный скорпион» – он действительно настолько опасен?

Глава разведывательного ведомства почтительно и со значением наклонил голову.

– Чрезвычайно опасен! Можно сказать, что это прямая и явная угроза национальной безопасности США!

Было бы трудно услышать от него другой ответ после того, как русским отделом затрачено столько времени, средств, нервов и сил! Даже если бы на фотографиях была изображена телега, запряженная усталой сивой кобылой, директор сказал бы то же самое. Во всяком случае, попытался бы сказать.

Президент отложил фотографии. Выражение его лица начало меняться: исчезла заинтересованность, губы распрямились в нейтральную линию.

– Факт существования столь серьезной угрозы не может быть терпимым! – произнес он и посмотрел на часы.

Время, отведенное на аудиенцию, закончилось. В конце концов, для президента великой державы «Мобильный скорпион» только один из множества частных вопросов, решать которые обязаны главы соответствующих департаментов. Его дело – лишь определить стратегию решения.

– Не может быть терпимым! – повторил он.

И выходя из Овального кабинета, и идя по аккуратной гаревой дорожке к ограде Белого дома, и сидя на кожаном сиденье огромного, как однокомнатная квартира, «Крайслера», директор ЦРУ пытался понять: какое же указание он получил. Ясно было одно: «Мобильный скорпион» должен быть выведен из строя. А каким путем… Это пусть решают подчиненные, непосредственно отвечающие за данный участок работы.

Вернувшись к себе, директор вызвал всех сотрудников, имеющих отношение к операции «Мобильный скорпион».

Ричард Фоук, Дэвид Барнс, Мел Паркинсон и профессор Лоуренс Кольбан явились немедленно, но по лицу начальника русского отдела директор понял, что произошла какая-то неприятная неожиданность.

– Я только что доложил президенту о фиксации «Мобильного скорпиона», – начал он, не придавая значения деталям. – Я представил ему фотографии объекта…

Директор развернул снимки, как опытный картежник разворачивает колоду карт, и показал собравшимся изображения специального поезда русских. Непонятно, зачем он это сделал, ведь все присутствующие неоднократно видели плоды своих трудов.

– Это не «Мобильный скорпион», – обычным голосом и тоном сказал Кольбан.

– Что?! – у директора перехватило дыхание.

– Это не «Мобильный скорпион», – прежним тоном повторил профессор.

– А что же это?!

– Не знаю, – пожал плечами Кольбан. – Этот вопрос выходит за пределы технических оценок, а следовательно, не входит в мою компетенцию.

– Что это значит, мистер Фоук? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, спросил директор.

Начальник русского отдела встал. Это было не принято и демонстрировало чрезвычайность происходящего.

– Профессор Кольбан считает, что это подстава русских. Муляж. Макет. Фальшивка…

Наступила зловещая тишина. Доложить президенту о победе и узнать, что на самом деле за победу выдано поражение – значит подписать себе приговор. Речь может идти только о снижении наказания.

– Объясните подробно, Лоуренс! – приказал директор. Голос у него стал хриплым и напряженным. Он понимал, что профессор вряд ли ошибался.

Маленький человечек со сморщенным лицом подергал себя за мочку уха.

– Во-первых, меня насторожила реконструкция маршрута объекта. В пятнадцать часов ровно «Плутон» зафиксировал его движущимся от Челябинска на восток. Встреча с детектором произошла в шестнадцать десять. А в восемнадцать двадцать «С-126» обнаружил его возвращающимся в Челябинск. На снимках, сделанных другими спутниками – как за предыдущие сутки, так и за последующие, – никаких следов объекта не обнаружено. То есть его маршрут составил около ста восьмидесяти километров – девяносто в одну сторону и девяносто в другую.

– Значит…

– Таковы факты, цифры, явления, – занудливо произнес профессор. – Я не могу давать им оценку. Это дело аналитиков.

Начальник аналитического сектора Мел Паркинсон заерзал на стуле. Переводить слова технического эксперта предстояло ему.

– Лоуренс считает, что объект специально подставили под наши детекторы. С учетом очень короткого маршрута можно предположить, что это была тщательно спланированная и подготовленная операция русских. Если учесть, что первый контейнер пропал, то такая версия может быть вполне реальной.

– А ядерная боеголовка, черт вас всех побери! – не сдержавшись, загремел директор. – Вы доложили, что детекторы зафиксировали боевой заряд баллистической ракеты!

Начальник технического сектора Дэвид Барнс тихо откашлялся.

– Совершенно верно, сэр. Уровень излучения характерен для стандартной ядерной боеголовки, стоящей на вооружении русских.

Маленький человечек поднял руку.

– С учетом странностей маршрута, я проанализировал запись детекторов низкой радиации, – уверенным тоном продолжил он. – И оказалось, что наибольший уровень излучения отмечен в середине раздвижного вагона. В середине. Не в конце, не в начале, а именно в середине. Насколько я знаю, ядерный боеприпас располагается в головной части ракеты. Тогда эта головная часть должна находится в начале вагона или в его конце, принципиального значения это не имеет. Если существуют ракеты, в которых ядерный заряд располагается в середине, тогда такой факт можно объяснить. Если таких ракет не существует, а я о них ничего не слышал, то остается предположить, что стандартная русская боеголовка просто стоит на полу вагона без всякой ракеты. Что это означает – не мне судить. Для этого есть мощные умы аналитиков.

Лоуренс Кольбан замолчал. Никто не замечал за ним раньше склонности к шуткам, поэтому все им сказанное следовало воспринимать всерьез. В том числе и пассаж про мощный ум Мела Паркинсона.

Паркинсон кивнул.

– Да, вполне может стоять на полу… Если они вскрыли первый контейнер и обнаружили счетчик Гейгера, то имитировали только уровень и характер излучения. Но не местонахождение заряда.

Директор крепко сцепил руки. Эталоны западной демократии и стереотипы служебного этикета не позволяли ему покрыть матом своих подчиненных. Только спросить…

– Почему же вы не сказали мне об этом раньше, до доклада президенту?! – тон его голоса был ледяным и ровным, но в нем чувствовалась скрытая ярость. Горящие глаза испепеляли Ричарда Фоука.

Начальник русского отдела таким же взором посмотрел на Барнса и Паркинсона. А те, в свою очередь, перевели взгляды на Кольбана. Профессор спокойно высморкался и ответил за всех.

– Вначале я не заметил ничего подозрительного. А потом, когда заподозрил неладное и все проверил, сразу же доложил по команде. Это случилось полтора часа назад. Точнее, час двадцать назад.

– Вы уже были у президента, – тихо сказал Фоук. Его плоское лицо блестело от пота.

– И что же вы предлагаете теперь делать? – ужасным шепотом спросил директор. Он ни к кому конкретно не обращался, но ясно, что отвечать должен был начальник русского отдела. Тот вытер платком лицо и выпрямился. Достоинство сотрудника состоит не только в том, чтобы не совершать ошибок – это практически недостижимый идеал, – сколько в том, чтобы уметь эффективно их исправлять.

– Я запрошу Бицжеральда обо всех нюансах сообщений Прометея. Даже истребую оригиналы, чтобы аналитики могли высосать из них всю информацию до последней капли…

– Мы сделаем все возможное! – уверенно кивнул Мел Паркинсон, который тоже знал, в чем состоят достоинства сотрудника.

– Кроме того, я поручу Бицжеральду направить кого-то из русской агентурной сети к месту задержания первого контейнера. Пусть выяснит все, что с этим связано. Вплоть до того, насколько строго наказали злоумышленников, – продолжил Фоук. – И буду просить вашей санкции на направление в Россию офицера-нелегала для целевой работы по «Мобильному скорпиону».

– Действуйте! – хмуро кивнул директор.

Ехать в купе спального вагона в отпуск или даже в плацкарте в командировку – это одно. Приятное расслабление, убаюкивающий стук колес, проносящиеся за окнами пейзажи – бесконечно меняющийся узор дорожного калейдоскопа, более или менее усердные проводники с их обязательным чаем, необременительная беседа с попутчиком или волнующий разговор с попутчицей и витающая в тесном пространстве возможность мимолетного романа, большие и маленькие станции, на которых можно выскочить на свежий воздух, размять ноги, купить крупные рассыпчатые яблоки, ароматные сливы, распаренную домашнюю картошку или малосольные огурчики… Можно читать газеты или книги, резаться в карты, просто валяться, бессмысленно глядя в потолок, или отсыпаться за прошлое и на будущее.

Находиться на боевом дежурстве в неизвестно куда несущемся БЖРК – совсем другое. Здесь нет расслабления, напротив – все постоянно напряжены в ожидании приказа начать третью мировую войну или ответить на удар опередившего тебя агрессора. Замкнутое пространство, отсутствие окон, достаточно спертый воздух, избыточное давление, унылая стальная обшивка вокруг, гиподинамия, качка… Да, да, именно качка – Кудасов, к своему удивлению, на восьмые сутки несколько раз ощутил приближение приступов морской болезни, он даже сходил к врачу, но майор Булатова успокоила: идет период адаптации, потом организм привыкнет и неприятные ощущения пройдут. Она дала какие-то таблетки, после которых все вошло в норму. Но спал он плохо, часто снились кошмары, однажды привиделся Степан Григорьевич, который с плетью в руках гнался за голой, растрепанной Оксаной. Сон был явно нехорошим, возможно, как-то связанный с тем, что происходило с женой в действительности. Но узнать это можно было только после возвращения на базу. Когда это произойдет, тоже никто не знал. Неизвестность, отсутствие новостей и каких-либо свежих зрительных ощущений угнетали больше всего. С психологической точки зрения все это было оправданно: резко повышалась роль командиров, которые были более осведомлены и лучше знали, что надо делать.

Кудасов, например, стал по-другому относиться к Белову. Более уважительно, что ли… Он даже почти забыл его оскорбительный тон в свой адрес и несколько раз пытался установить с командиром нормальные отношения.

Но Евгений Романович ничего не забыл, он отвечал на вопросы односложно, избегал встречаться взглядом, а если такое все же происходило, Александр отчетливо читал в глазах командира явное недоброжелательство. Да и вообще от Белова исходила волна животной злобы. Полковник явно его ненавидел. Дай только ему возможность – и он разорвет Кудасова прямо голыми руками.

На двенадцатый день Кудасов почувствовал, что силы на исходе. Один раз он чуть не заснул на ночном дежурстве, другой – ощутил недостаток воздуха и выскочил в тамбур, где воздуха было ничуть не больше. И все время он чувствовал, что полковник Белов пристально за ним наблюдает, выискивая любой повод, чтобы придраться. Допустить ошибку было нельзя, ибо Евгений Романович тут же использует ее в своих интересах.

И неспроста начальник смены отложил контрольное тестирование: от Булатовой старший лейтенант узнал, что в первых рейсах производительность труда резко снижается после десятого дня боевого дежурства. Да и другие операторы это подтверждали.

Отношения в смене были достаточно непростыми: капитаны Шульгин и Петров держались особняком, лейтенант Половников и старлей Козин вроде бы дружили, хотя старались это особенно не афишировать. Шульгин относился к новичку в целом доброжелательно, но Александр его побаивался и старался держать дистанцию.

– Сколько обычно длятся рейсы? – спросил как-то Кудасов у Половникова.

– По-разному, – ответил тот, зевая. Здесь часто зевали: сказывался недостаток кислорода.

– То пятнадцать дней, то три недели, однажды месяц…

Кудасов пришел в ужас. Месяц он точно не выдержит!

В конце второй недели полковник Белов объявил, что завтра стажеру предстоит пройти контрольное тестирование. Очевидно, он внимательно наблюдал за подчиненным и выбрал правильный момент: Кудасов ходил как сонная муха и едва держался на ногах. Работая над текущими программами, он стал часто допускать ошибки и хотя вовремя их исправлял, в контрольное время вполне мог и не уложиться…

Александр ощутил неизвестное ему ранее чувство обреченности. Наверное, так чувствует себя чемпион по плаванию, которому перед стартом связали руки.

А ведь Белов знал, что делает: провал одного теста, потом другого, потом третьего – и молодой стажер будет признан непригодным для должности начальника смены.

Кудасов записался на прием к врачу и рассказал Булатовой все как есть. Она не удивилась или не показала виду. Открыла шкафчик с лекарствами и дала старлею две желтоватые таблетки.

– Это фенамин – препарат, активизирующий умственную деятельность и мобилизующий скрытые резервы организма, – сказала она. – Завтра выпьете одну с утра, вторую – непосредственно перед испытанием.

Александр печально кивнул.

– Спасибо…

– Что с вами? – военврач улыбнулась. – Я вижу, поезд вас угнетает?

– Да, – кивнул Кудасов. И тут же спросил:

– Это ненормально?

– Как раз вполне нормально. Меня он тоже угнетает. Но у молодых это быстро проходит! – она ободряюще положила руку на ладонь старшего лейтенанта. Рука у нее была прохладной и приятной.

Кудасов машинально опустил взгляд, но сегодня Наталья Игоревна была в туфлях. Она перехватила его взгляд и порозовела.

– Идите, товарищ старший лейтенант. Вам надо выспаться. За следующую ночь тоже – после фенамина бывает трудно заснуть… Но он вам поможет. Да и я постараюсь вам помочь…

Что означает последняя фраза, Александр не понял. Скорее всего, Булатова имела в виду медицинскую помощь.

Действительно, после утреннего приема фенамина голова сразу прояснилась. За час до испытания он принял вторую таблетку и вскоре почувствовал резкое обострение ума. Мысли молниями летали в голове, он воспринимал происходящее со всех сторон одновременно, различал шепот сидевших у дальней стены Козина и Половникова.

Наконец по команде Белова он сел за компьютер. Шульгин и Петров стояли у него за спиной, Половников и Козин наблюдали на параллельном экране. Белов с индифферентным видом прогуливался чуть в стороне.

– Учебно-боевая задача номер семь! – объявил начальник смены и включил хронометр. – Время пошло!

Александр привычно загрузил вводные данные и принялся сноровисто рассчитывать полетную траекторию. В этом деле он чувствовал себя как рыба в воде. Но что-то его смущало. Цифры, которые каждая сама по себе были правильными, соединяясь вместе, вызывали серьезные сомнения! Координаты БЖРК, координаты цели, запас и вид топлива, погода: ветер, влажность, облачность, грозовые разряды… Не очень сложный тест, но он чувствовал: стоит закончить расчеты обычным способом и на экране монитора высветится позорная надпись «Цель не поражена»!

Что-то было не так, выстроенная формула траектории ему не нравилась, хотя никакой другой он вывести не мог. Следовало нажимать клавишу «Enter», но он не мог этого сделать, как незадачливый ракетчик, скованный ступором старта.

И вдруг обостренным сознанием он понял: справочные величины, которые автоматически задаются в каждом тесте, на этот раз искажены! И уже нет времени искать правильные поправочные коэффициенты и углы наклона! Надежда только на память, на быстрые ловкие пальцы, да на выработанные рефлексы…

Будто включился панорамный обзор, он видел одновременно и экран, и нужные страницы справочника по баллистике. Расхождения бросались в глаза, словно кто-то предупредительно обвел их красным карандашом. Пальцы летали над клавиатурой, сухо щелкали клавиши, картина менялась в лучшую сторону, наконец все цифры стали правильными не только по отдельности, но и собранные вместе. Кудасов с облегчением нажал кнопку условного пуска.

– Старший лейтенант Кудасов контрольное тестирование завершил! – четко и громко доложил он.

– Да? – как будто удивился начальник смены и выключил хронометр. Но к монитору не подошел, словно знал, каким будет результат.

Александр впился взглядом в экран. Несколько секунд, которые обычно отделяют условный пуск от его оценки, растянулись в минуты. Наконец появилась долгожданная надпись: «Цель поражена».

– Все! – выдохнул за спиной Шульгин.

– Что «все»? – встрепенулся Белов и подошел поближе. Кудасов уже все понял, он повернулся и рассматривал командира с нескрываемой улыбкой. Лицо у Белова было напряжено, губы шевелились. Он читал и перечитывал надпись, тщетно отыскивая затерявшуюся частицу «не». Но ее не было.

– Молодец, стажер! – сказал Шульгин.

– Молодец! – эхом повторил Петров, но без особой сердечности.

– Подождите хвалить, – холодно проговорил начальник смены. – Результат, конечно, положительный… Но вот время… Время просрочено!

– Разве? – Кудасов набрал комбинацию клавиш, и на экране появилось время исполнения теста: «15 минут 35 секунд».

– У меня все шестнадцать, – еще холоднее проговорил Белов. – Ну, ладно, с компьютером спорить не будем!

Несмотря на попытку выглядеть объективным, в голосе полковника отчетливо проскальзывали неприязненные нотки.

– С первым тестированием вы справились, – продолжил Евгений Романович. – Но расчеты производились не с должной скоростью. Вы едва уложились в контрольное время! Вам следует устранять этот недостаток. И помните: теория – это одно, а практика – совсем другое! В результате сегодня вы демонстрируете совсем не тот результат, который можно ожидать на основе ваших блестящих характеристик! Работайте над собой!

– Так точно, товарищ полковник! Я наизусть знаю основные справочные вводные, наиболее часто используемые поправочные коэффициенты, но буду изучать и все остальные! – криво улыбаясь, ответил старший лейтенант, глядя прямо в глаза своему начальнику. – Я выучу все. Меня никто не собьет и не запутает!

Им обоим все было ясно. И в глазах старшего лейтенанта, и в глазах полковника отчетливо читалась неприкрытая ненависть.

– Ой, Сашенька, я так рада! – Оксана выбежала на звук вставляемого ключа и бросилась к мужу на шею. – Тебя не было почти двадцать дней! Точнее, восемнадцать!

– Ты считала дни, любимая?

Александр выпустил из рук чемодан и крепко обнял жену. Она только что вышла из ванной. Из-под намотанного на голову полотенца выбивались мокрые пряди волос. Обнаженное тело прикрывал только легкий домашний халатик, и сквозь тонкую ткань Саша ощущал гибкое влажное тело. Но… Естественной мужской реакции на близость любимой женщины не наблюдалось! Он слишком вымотался в рейсе и испытывал только усталость. А из желаний оставалось лишь одно: повалиться на мягкую постель и заснуть в тишине и покое. Еще хорошо бы малость выпить для расслабления… Раньше таких желаний у него не возникало. Но Шульгин и другие операторы подтвердили, что именно так ведет себя организм после рейса.

– Я даже часы считала! Мне было жутко одиноко! Я не знала, что делать, целыми днями слонялась по квартире… Почему ты не позвонил, не передал никакой весточки?

– Это исключено по условиям службы, – Кудасов отстранился и принялся раздеваться. – У нас нет телефонов и мы не можем ничего передавать своим семьям. А почему ты меня не встретила? Всех встречают, тут такая традиция.

– Я вообще не хочу выходить из дома! Тут такая обстановка… Меня все ненавидят, они показывают пальцами и смеются…

– Думаю, ты ошибаешься. Это простая мнительность. Хотя к жизни в закрытом городке надо привыкнуть. Я ведь тебя предупреждал.

– Да, но я не думала, что это будет так ужасно, – босыми ногами девушка прошлепала по дощатому полу вслед за мужем в комнату и остановилась справа от него, когда Александр устало плюхнулся в кресло.

– Я не думала, что тебя не будет почти три недели, что ты даже ни разу не позвонишь…

– У меня не было возможности позвонить, Оксаночка, – повторил Кудасов, расстегивая форменную рубашку.

– Возможность всегда можно найти. На более-менее крупных станциях есть междугородние автоматы. Надо просто захотеть…

Александр досадливо поморщился.

– Мы даже носа не высовываем из этой чертовой железной коробки! Какие автоматы на станциях? Мы нигде не останавливаемся!

– Странно. Что же это за работа такая, Саша? Меня она начинает пугать!

Саша сорвал с потного тела рубаху и швырнул ее на пол.

– Меня тоже. Мы задавили человека и даже не остановились! Меня укачивало, накрывала депрессия, я находился на грани нервного срыва! Хорошо, майор Булатова помогла, она дала мне таблетки…

Оксана насторожилась.

– Эта врачиха? Она красивая… И что она тебе дала кроме таблеток?

– Перестань! Ты не представляешь себе, что за обстановка в этом поезде! Все на виду друг у друга, все за всеми следят, все на всех стучат…

– Зачем же ты пришел на такую работу? И зачем меня сюда привез? Чтобы я сидела в четырех стенах и тосковала? Я вообще не понимаю, зачем ты так хотел на мне жениться? Ведь ты вполне мог, вернувшись из своего рейса, навестить меня в Тиходонске и вновь отправиться в этот секретный рейс! Но в перерывах я была бы свободной. А ты запер меня, как птичку в клетке! Зачем тебе это нужно?

Оксана села напротив мужа за низенький журнальный столик, достала из кармана халата распечатанную пачку «Винстона». Ловким и непринужденным движением вставила в рот одну сигарету и, щелкнув зажигалкой, припалила кончик. Затянулась, округлив губки, красиво выпустила несколько колец дыма. Глаза Александра полезли на лоб от изумления. В первое мгновение он даже не знал, что сказать.

– Ты куришь? – Александр невольно поймал себя на том, что недовольно хмурит брови. С сигаретой в зубах и в непристойно задранном халате жена имела совершенно неприличный вид. Если отбросить словесные ухищрения, призванные маскировать и облагораживать суть вещей, то она была похожа на проститутку.

– А что мне остается делать? – фыркнула Оксана. – Ты совершенно не знаешь собственную жену, Саша. Я всегда курила. Но понемножку, из баловства, с подружками, чтобы никто не видел. А оставшись одна в этой дыре, я закурила в открытую. Это компенсация недостатка того, к чему я привыкла. Хоть и маленькая.

– Компенсация недостатка чего?

– Общения. Веселья. Приятной компании, в конце концов. Я ненавидела Тиходонск, и ты это прекрасно знаешь. Но сейчас я понимаю, что там было в сто… Нет, в тысячу раз лучше и приятнее, чем здесь. И меня ужасает сама мысль о том, что это только начало, – Оксана помолчала, глубоко затягиваясь едким табачным дымом.

– Саша, назови мне хоть одну причину, по которой мы должны жить в Кротово и жертвовать радостями нормальной человеческой жизни?

– Моя работа, – Кудасов нервно сглотнул. – Я офицер, я распределен на новое место службы. Неплохое, с перспективой, я уже получил внеочередное звание. А через трудности быта и тяготы службы мы должны пройти вместе, от этого никуда не денешься. Если бы я был не ракетчиком, а барабанщиком в ресторане, то тогда веселья, общения и приятных компаний вокруг меня было бы в избытке. Хотя мужчины в этих компаниях могли оказаться женщинами, а женщины – мужчинами.

Александр говорил правильные слова, но испытал определенную неловкость. Потому что правильные слова – это одно, а реальные условия жизни, в которые он поставил Оксану, – совсем другое. Недовольство супруги имеет под собой почву. Он действительно привез ее в незнакомое место, к чужим людям и оставил совершенно одну на восемнадцать дней. Да тут кто угодно на стенку полезет. Не только курить, но и пить начнешь! Женский алкоголизм – это бич военных городков, особенно там, где мужья оставляют жен на недели и месяцы…

– Твоя работа! – артистично повторила Оксана и выпустила очередное кольцо дыма. – Звучит очень пафосно. И что дальше? Я хочу знать, какие реальные перспективы она нам принесет. Тебе и мне! Чем ты занимаешься? Что это за поезд, в котором ты вынужден кататься не высовывая носа?

Кудасов заколебался. Сейчас он, как никогда прежде, разрывался между чувством долга, ответственности и любовью к самой прекрасной девушке на свете. Что ей сказать? Она, конечно, имеет право знать, ради чего терпит лишения и неудобства. Она – близкий человек, любимая женщина, российский гражданин, наконец! Но… Как говорил шеф гестапо Мюллер: «Знают двое – знает и свинья». Слово не воробей, вылетит – не поймаешь. И кто знает, куда оно залетит… Недаром столько раз предупреждали его особисты, недаром он дал столько подписок…

Чувство долга перевесило.

– Я не могу говорить о поезде, Оксана, – с трудом выдавил он. – Это государственная тайна.

– Даже от жены? – Оксана презрительно фыркнула.

– Даже, – Александр подался вперед и заглянул в ее изумрудные глаза. – То, что я делаю, это секретное задание. Если я начну болтать о нем, меня просто уволят или…

– Или что? Неужели убьют?! – саркастически ужаснулась она.

– Ну, не то чтобы убьют… А может и… Всякое может быть, – буркнул новоиспеченный старший лейтенант. Среди ракетчиков ходили глухие слухи о несчастных случаях, происходивших с болтунами. Кто-то упал в шахту, кто-то попал под струю окислителя, кто-то отравился техническим спиртом. Были это случайности или закономерности – никто наверняка не знал. Но все знали одно: рот следует держать на замке.

Александр смотрел на Оксану и улыбался. Это было приятное зрелище. Тем более, что короткий отдых сделал свое дело и он отчетливо представлял, как выглядит ее тело под халатом. Вновь проснувшийся интерес к женщине вмиг поднял ему настроение.

– Оксаночка, но ведь не все так плохо! Ты можешь найти себе круг общения… Вот, например, Ирина Александровна? Ведь вы, кажется, подружились?

Оксана горько усмехнулась.

– Даже больше чем подружились. Она меня… в общем, она меня отымела!

Саша подскочил в кресле.

– Что ты говоришь?! Как?!

– Ручкой от скалки, языком, в общем, по-разному. Она лесбиянка и извращенка!

– Да ты что?! – Александр взялся руками за голову. – Ну и семейка! А меня ее муженек пытался провалить на контрольном тестировании! И наверняка будет это делать в дальнейшем! Ой, извини, сейчас речь не обо мне…

– Как это все было?

Оксана закусила губу.

– Я пришла в гости, поговорили, выпили коньяку, я опьянела… А она раздела меня и…

Девушка поморщилась и обхватила горящее, как в огне, лицо двумя ладонями.

– Ты кому-нибудь об этом рассказывала?

– Напрямую – нет. Но в горячке я позвонила Ленке Карташовой. А девчонки на коммутаторе, видно, подслушали. Мне кажется, что все бабы гарнизона тычут в меня пальцами. А может, разболтали две телефонистки, они сидели у нее под подъездом и видели, как я от нее выходила…

Кудасов закусил губу. Значит, об этом факте уже известно командованию. Неужели этого псевдокомандира не снимут с поезда?

– А как себя ведет сама Ирина Александровна?

– Как сумасшедшая. Подстерегает меня возле дома, кидается наперерез в городке, извиняется, признается в любви… Сто раз в день звонит по телефону… Ужас!

– Кто бы мог подумать, – только и произнес шокированный Александр. – С виду такая приличная женщина, хозяйственная…

– Сука! Но я ведь понимаю, что довело ее до такой жизни. Постоянное отсутствие рядом мужчины. Неудовлетворенность. Страх одиночества. Я видела ее глаза, – голос Оксаны задрожал, и Александр почувствовал, что она уже готова по-детски беспомощно разреветься.

– Это были безумные глаза несчастной женщины, которая пытается найти в извращениях хоть какую-то отдушину. И она умоляла меня принять ее такой, какая она есть. Стать частичкой ее жизни. Стать такой, как она. Она потом приходила ко мне много раз, стучала в дверь, подстерегала на улице… И я боюсь, что тоже могу превратиться в лесбиянку! Но я не хочу этого! Ты ведь не станешь импотентом?

– Конечно, нет! С чего ты это взяла?

Оксана сцепила зубы, изо всех сил сдерживая слезы. Ей постепенно удалось совладать с собой.

– Говорят, что все ракетчики становятся импотентами! Кто раньше, кто позже…

– Кто говорит? – насторожился Саша. В курилках ракетных частей болтают о чем угодно, только не об этом. Это запретная тема, табу! А гражданские вообще ничего не знают о проблеме. – Кто тебе сказал?

Оксана не отвечала. Влажно блестели изумрудные глаза, лениво дымилась сигарета.

– Милая, – молодой муж поднялся с кресла и шагнул к собственной жене. Осторожно вынул из тонких пальцев сигарету и загасил в пепельнице. Нагнулся и нежно погладил тонкую шею. Ослабил импровизированную чалму, и полотенце немедленно скатилось с мокрых волос, выпустив на свободу ароматы абрикосового шампуня.

– Я тебя понимаю. Честное слово. Мне тоже приходится нелегко, но деваться некуда. Нужно потерпеть. Мы должны пройти через Кротово. А дальше будет легче!

Резким движением он сбросил с хрупких плеч халат и через секунду нес хрупкое девичье тело к кровати…

Из всего экипажа БЖРК старший лейтенант Кудасов был единственным, кто в ночь возвращения выполнил свой супружеский долг. Причем сделал это с явным удовольствием.

Потом, расслабленный и изнывающий от любви к Оксане, терзаемый комплексом вины за невольно причиненные ей страдания, опять вплотную придвинулся, поднес губы к маленькому твердому ушку и прошептал:

– В поезде – стратегическая ядерная ракета. Каждый рейс – боевое дежурство. Если поступит приказ, мы должны нанести атомный удар. Ты понимаешь, что это значит. Поэтому никогда и никому не говори об этом. Это очень большой секрет. Я раскрыл его тебе, чтобы ты знала, в каком важном деле я участвую. Ради этого мы должны жить в Кротово несколько лет…

– А как же она помещается? – удивленным шепотом спросила Оксана. – Ракеты такие большие…

– Это специальная ракета. Самого нового поколения. От нее невозможно защититься. Но больше на эту тему ни слова. Договорились?

– Договорились…

Оксана прижалась к мужу и уютно засопела. И он сам тут же провалился в тяжелый сон без сновидений.

В затянувшемся поединке чувств долга и любви победила любовь. Потому что имеет в своем арсенале то, чего нет ни в уставах, ни в инструкциях, ни в текстах подписок о неразглашении. И чем не обладают особисты любого, даже самого высокого ранга.

Любовь размягчает мужчину, даже самого твердого, жесткого и опытного. На этой закономерности основан применяемый всеми разведками мира вербовочный метод «Медовая ловушка». Что уж осуждать молодого старшего лейтенанта, который разоткровенничался не в гостиничном номере перед подставленной прожженной «ласточкой», а в своей квартире перед собственной женой…

Но на следующее утро Александр Кудасов пожалел о своей откровенности, что его если и не оправдывает, то, по крайней мере, смягчает вину.

– Привет, Мачо! – голос Ричарда Фоука спутать с чьим-либо другим было невозможно. – Хочу пригласить тебя на обед. Скажем, через часок, в конюшне.

Начальник русского отдела не спрашивал, а сообщал.

– Конечно, сэр, с удовольствием. Я сейчас выезжаю.

Билл Джефферсон опустил трубку радиотелефона на борт бассейна и, оставляя в голубой воде белый бурлящий след, быстро проплыл двадцать ярдов до противоположной стенки, пружинисто выбрался по никелированной лестнице на мозаичные плиты площадки. Неторопливо растер полотенцем мускулистое атлетичное тело и несколько минут постоял на приятно пригревающем солнышке.

Биллу было едва за тридцать. Среднего роста, широкоплечий, стройный, он по всем параметрам подходил под эталон мужской красоты. Прямой нос, тонкие поджатые губы и глубоко посаженные карие глаза, излучающие проницательный взгляд. Короткие темные волосы уникально гармонировали с тонкой линией бородки, пролегающей вдоль массивных рельефно очерченных скул от одного виска до другого. Но бородку он носил только во время отдыха. «На холоде» вовсе не нужны броские приметы.

В юношеские годы Джефферсон учился в Москве, потом много раз приезжал туда на стажировки. В русском отделе ЦРУ он имел оперативный псевдоним «Мачо» и одиннадцатилетний стаж службы в должности офицера по специальным поручениям. Все они были так или иначе связаны с Россией. В свое время Мачо вытащил из Москвы попавшего под подозрение агента, потом под видом русского журналиста работал в Хорватии, во время кризиса в Югославии изображал русского офицера. Все задания он проводил успешно, благодаря чему смог приобрести дом на четыре спальни, с бассейном и гаражом на три машины. Три спальни пустовали: до сих пор Билл не был женат и, увы, не обзавелся детьми. Это компенсировалось постоянным движением молодых девушек через постель хозяина, но ни одна из них надолго не задерживалась.

Пройдя в дом, Мачо натянул светлые джинсы, легкие теннисные туфли на веревочной подошве, набросил темно-синюю рубашку, застегнув ее так, чтобы была видна волосатая грудь. Вдел широкий кожаный пояс с массивной пряжкой, которую можно было в случае необходимости использовать как кистень. Сам пояс мог в нужную минуту послужить гарротой.

Через десять минут после звонка Фоука он уже сидел в уютном кожаном салоне двухсотсильного «Лексуса» и, едва заметно морщась, поворачивал ключ зажигания. Гримаса была непроизвольной и относилась к многократно повторенному чужому опыту, когда после такого поворота ключа машина вместе с водителем взлетала на воздух. Впрочем, сейчас он не ждал ничего подобного. Ничего подобного и не произошло: двигатель тихо, но мощно заурчал, и «Лексус» тронулся в путь.

Мачо жил в Моксвилле – маленьком, ничем не примечательном городке, расположенном в шестидесяти милях от другого ничем не примечательного городка по названию Лэнгли. Последний, однако, приобрел широкую известность в связи с нахождением там штаб-квартиры ЦРУ.

«Конюшней» Фоук называл ресторан «Бизон», находящийся между Лэнгли и Моксвиллем. Слово «между» можно было использовать с большой долей условности, для обозначения равенства партнеров и их взаимного уважения. На самом деле «Бизон» располагался в десяти милях от Лэнгли и в пятидесяти от Моксвилля, а следовательно, равенство Фоука и Мачо определялось формулой «пять к одному». В действительности это соотношение носило еще более контрастный характер.

Но Мачо не обижался. Он знал, что обед – это только форма доведения до него очередного хорошо оплачиваемого задания. Фоук выступал в роли щедрого работодателя. Кроме того, Мачо знал, что обед будет вкусным, а заплатит за него опять же Фоук. Поэтому он без всяких претензий был готов преодолеть не только пятьдесят, но и все пятьсот миль.

Серая бетонная лента шоссе послушно бросалась под колеса «Лексуса». Крепкие ладони Мачо лежали на руле, он играл кнопкой переключения радиоканалов, и салон наполняли то негритянский блюз, то рваные ритмы рока, то дерзкий рэп… Несмотря на жару за бортом, в салоне было прохладно и уютно. Стрелка спидометра спокойно лежала на цифре 180. Мачо включил круиз-контроль и расслабленно поплыл по музыкальным волнам.

На скорости сто восемьдесят километров в час он несся к своему очередному заданию. Каждое из них могло стать последним. Но он ни о чем таком не думал. Он просто ехал к месту встречи. И через полчаса съехал с шоссе и подрулил к простому одноэтажному зданию с открытой верандой вокруг, на которой почти все столики были свободны. Это и был ресторан «Бизон».

Улыбающийся Фоук уже сидел на их обычном месте – с противоположной от входа стороны, откуда открывался прекрасный вид на окрестности.

– Я уже заказал стейки, дружище! – широкое лицо начальника русского отдела изображало самое искреннее расположение. Они пожали друг другу руки.

После этого улыбка исчезла. Фоук обычно сразу брал быка за рога.

– Вы слышали про «Мобильного скорпиона», Билл? – без каких-либо прелюдий сказал он.

– Нет.

– Это атомный поезд русских. Он разъезжает по всей стране с баллистической ракетой, нацеленной на Соединенные Штаты. А мы должны его поймать. Точнее, ловить будете вы.

– Конечная цель?

– Обнаружение и уничтожение объекта. Технические детали с вами обсудят специалисты.

– Исходные данные? – Мачо не проявлял эмоций.

– Эти фотографии, – Фоук положил на стол снимки обычного с виду товарного состава с цельнометаллическим вагоном странной формы.

– Они говорят о внешнем виде объекта. Возможно, он таков, а возможно и нет. Пятьдесят на пятьдесят. С этими снимками вышла темная история… В общем, один из наших экпертов высказал мнение, что это подстава… Дезинформация.

– Как обычно, – кивнул Мачо. В разведке никогда нет полной ясности, а он предпочитал не вдаваться в ненужные детали. – Еще что?

– Предположительно известно место базирования: Тиходонский край. Мы произвели аэрокосмическую съемку и пришли к выводу, что если база там, то она располагается на территории железнодорожной части в поселке Кротово. Вот, на карте он отмечен красным кружком.

Фоук выложил карту Тиходонского края и спутниковые фотографии. Но официант принес стейки с жареной картошкой, и он расчетливо прикрыл снимки. Однако для Мачо времени хватило.

Они принялись за еду. Мясо пахло грилем и таяло во рту.

– Как тебе прожарка? – поинтересовался Фоук. Его плоское лицо лоснилось от удовольствия.

– Отлично, – ответил Мачо. – В прошлый раз он был почти сырым.

– Твоя задача – отыскать «Мобильный скорпион» и заложить в него радиомаяк. Это называется – план «Бета». У нас на орбите болтается экспериментальный спутник по программе «Зевс Громовержец». Планировалось, чтобы он отбомбился на полигоне. Но жизнь вносит свои коррективы…

Мачо в изумлении положил вилку.

– Вы же не станете бросать ракеты и бомбы на территорию России?

Фоук чуть заметно улыбнулся.

– Конечно, не станем. Это же агрессия, повод к войне. Но причину никто не установит. «Мобильный скорпион» просто взорвется. Фу-ух! – и все!

Ну и ну! Ошарашенный Мачо вновь взялся за свой стейк. Ему неоднократно приходилось нарушать законы других государств, но он всегда действовал как частное лицо и при провале не мог рассчитывать на поддержку Фирмы. От него бы все отказались, потому что США не имеет ничего общего с преступниками. А бомбардировка «Мобильного скорпиона» чревата крупным международным скандалом! Впрочем, это проблема не его уровня, и он тут же выбросил ее из головы.

– Мне кажется, соус недостаточно острый, – озабоченно заметил начальник русского отдела.

– По-моему, вполне нормальный.

– У тебя остался контакт с «Аль-Каидой»? – тем же тоном спросил Фоук.

– Угу, – промычал Мачо с набитым ртом.

– Надо будет задействовать их возможности для уничтожения «Мобильного скорпиона». Это резервный план «Зет». Тебе придется встретиться со своим человеком…

Мачо поморщился. Точно так, как когда поворачивал ключ зажигания.

– Мне бы не хотелось иметь дело с этим зверьем…

Фоук пожал плечами.

– Мы сами вырастили этих зверей. Мы и русские. Потом они сорвались с поводков и теперь доставляют беспокойство всему цивилизованному миру. Но было бы глупо не использовать их в своих интересах.

Мачо поморщился еще раз. Но ничего не сказал. Обед удался на славу. Через час они разъехались в разные стороны.

– Я вас внимательно слушаю, Евгений Романович, – лицо и тон командира части были менее доброжелательными, чем обычно. Полковник Булатов сидел прямо, смотрел строго официально и говорил холодно. Так он общался с проштрафившимися подчиненными.

Это усилило волнение Белова. Он и так тяжело дышал, лицо раскраснелось, будто он только что отмахал аттестационную стометровку.

– Я могу отказаться от стажера? – внезапно выпалил он. – Персонально – от старшего лейтенанта Кудасова?

Булатов ослабил жесткий воротник новой форменной рубашки.

– Чем вас не устраивает Кудасов?

– У нас несовместимость характеров, – промямлил Белов. – И вообще…

– Что «вообще»? – командир части повысил голос. – Какая несовместимость? Вы что, на бракоразводном процессе? Что за чушь?! Мы не предлагаем вам вступать со стажером в законный брак и заводить потомство. Поэтому совместимость ваших характеров, резус-факторов и всего такого прочего нас не интересует! Что за капризы? Вы ведь не гражданский человек, вы полковник!

– Вы меня не поняли, Андрей Андреевич, – Белов начал волноваться еще больше, чувствуя, что его просьба сразу принята в штыки. – Я знаю, что я полковник. Кроме того, я еще и начальник смены запуска. И мне в моей смене просто необходима здоровая обстановка…

– Насколько мне известно, именно вы в последнее время создаете нездоровую обстановку. Очень рекомендую вам заняться укреплением собственной нервной системы.

– Очевидно, вас неверно информировали, – неуверенно попытался оправдаться Белов. – У меня с нервами все в порядке…

– Как проявил себя стажер? – перебил его Булатов.

– Ну… Он удовлетворительно выполнил тест, хотя чуть не сорвал контрольное время.

– А что там за путаница с цифрами?

Начальник смены понял, что информация, которую он хотел бы сохранить в тайне, попала в каюту майора Сомова, от него перекочевала в кабинет к Кравинскому, а оттуда – легла на стол Булатову. Он уже пожалел, что полез к командиру со своей дурацкой просьбой.

– Не знаю. Вероятно, какой-то сбой программы…

– В боевом компьютере?!

Белов покраснел еще больше. Чем больше он говорил, тем больше запутывался в собственной глупости.

– Нет, компьютер в порядке, его много раз проверяли.

– Странно, – командир части покачал головой. – Ну, а все же, в чем конкретно заключается эта ваша несовместимость со старшим лейтенантом Кудасовым?

Белов напряженно молчал. Сейчас он чувствовал себя полным идиотом. И зачем он притащился сюда с претензиями? Булатов прав. Лучше заняться собственной нервной системой. Попить чего-нибудь успокоительного, немного взять себя в руки. Ясное дело, что это не спасет его от неминуемой отставки, но поможет относиться к проблеме спокойнее. Как говорится, чему быть, тому не миновать.

– Что же вы молчите, Белов? – окликнул его Булатов.

– Я не знаю, что сказать, – честно признался полковник. – Простите, Андрей Андреевич.

– Очень странно! Вы приходите с серьезным заявлением, никакой аргументации привести не можете, и за это извиняетесь? Разве это нормальное поведение начальника смены операторов БЖРК?

Булатов нахмурился. Гнев и раздражение распирали его, как перегретый пар распирает котел паровоза при заклинившем клапане сброса. У Белова явный невроз. От него следует избавляться, и чем скорее, тем лучше. Но пока Кудасов не наберется опыта, этого сделать нельзя. Черт!

– Виноват, – потупившись, сказал Белов. – Я просто переутомился в рейсе.

Булатов еще раз попытался ослабить тугой воротник, но не расстегнув пуговицы это не удавалось. А нарушать форму при подчиненном он не хотел. Раздражение усиливалось.

– Ладно, этот вопрос мы закрыли. А что вы знаете о поведении вашей жены?

В этом кабинете такой вопрос прозвучал совершенно неожиданно. Белова будто кипятком ошпарили.

– Ирины Александровны? О каком поведении вы говорите?

– Вы знаете, что она лесбиянка?

– Что?! – теперь Белов рванул ворот рубашки, да так, что пуговица оторвалась и цокнула об пол.

– Она домогалась жены вашего стажера! – Булатов стукнул кулаком по столу. – У нас и раньше были сигналы, что она неравнодушна к молодым девушкам из узла связи, но мы ошибались в характере этого неравнодушия! А теперь все стало ясно…

– Гм… Да… То есть нет! Я ничего не знал… Этого не может быть…

И снова в голосе полковника Белова не было уверенности. Сейчас ему стали понятны многие странности в поведении супруги. Особенно неприкрытое отвращение к выполнению супружеских обязанностей.

– Может, Евгений Романович. К сожалению, может! Но вы должны исключить подобные проявления. Это извращения. И даже при нынешнем беспредельном разгуле анархии они не могут быть терпимы в особо режимной части!

– Я… Я… Я приму меры…

Шатаясь, как пьяный, Белов направился к двери. Полковник Булатов со скорбным выражением лица смотрел ему вслед.

– Ну и семейка, – тихо проговорил он, когда дверь закрылась.

А у Беловых в этот вечер разразился небывалый за всю их семейную жизнь скандал. Евгений Романович даже надавал супруге пощечин – впервые в жизни. Но успокоению его нервной системы это не способствовало. И улучшению семейного микроклимата тоже.

В Аммане термометр зашкаливал за сорок пять. Легкий ветерок из пустыни не улучшал самочувствия. Машину пришлось бросить у входа в старый город и идти пешком, но Мачо ощущал себя как всегда бодрым и сильным. Чего не скажешь о сопровождающем из посольства – молодом офицере резидентуры ЦРУ, работающем под «крышей» атташе по культуре. Вчера, когда «атташе» встретил его в аэропорту и разместил в гостинице, и потом, когда вечером они пили джин на широкой веранде отеля и он объяснял, что пить здесь, как и в Африке, надо не коньяк и не виски, а именно джин, прекрасно дезинфицирующий организм и надежно профилактирующий холеру, лихорадку и другие тропические хвори, этот парень выглядел куда бодрее. А узнав о цели визита коллеги, сразу скис. В случае осложнения ситуации толку от него будет немного, поэтому Мачо радовался, что настоял на эскорте из двух морских пехотинцев, входящих в охрану посольства. Крепкие парни с невозмутимыми лицами шли в пяти шагах сзади и хладнокровно жевали резинку. Под просторными рубахами на кожаных поясах висели «Кольты» М 1911 калибра 11,43 мм.

Здесь все местные жители вооружены. Кривые национальные кинжалы на поясе халата, рукоятки револьверов, выглядывающие из складок одежды, автоматы Калашникова и винтовки М-16 за спиной у кочевников – вполне обычное дело. Только туристы ходят без оружия, с удивлением глядя на всю эту экзотику.

Четверо американцев зашли в старые кварталы, которые есть в любом городе мира, даже самом молодом, отстроенном «с нуля». Здесь сохранялась туристская экзотика: узкие улочки, дребезжащая восточная музыка, дурманящие запахи кофе и анаши, сидящие на ковриках хозяева многочисленных лавчонок со сложенными под себя ногами, в блаженной прострации потягивающие кальян и перепоручившие дела многочисленным сыновьям и племянникам. Сотни больших и маленьких прилавков выставлены прямо на улицу, кое-где распахнутые окна превращены в витрины… Товар самый разный: пряности и острые приправы, ковры, лжеантиквариат и антиквариат настоящий, восточные сувениры – все эти верблюды, национальные маски, одежда, пояса… Много оружия: в Иордании оно продается совершенно свободно и без всяких ограничений.

По правилам конспирации следовало заходить как можно в большее число лавок и проверяться: нет ли «хвоста». Мачо это делал не по принуждению, а с удовольствием, причем выбирал именно оружейные магазинчики. Его не привлекали «Галиль», «Узи» и «Спрингфильды», как и любые стандартные «стволы», – он интересовался мелкосерийным карманным оружием с ручной отделкой. Здесь оно было в изобилии: многочисленные кустари изготавливали никелированные, вороненые и золоченые пистолеты, золотом и серебром чеканили редкостные узоры, на рукоятки ставили перламутровые и костяные пластинки с витиеватой резьбой или рельефными картинками.

Эти уникальные изделия могли украсить коллекцию самого взыскательного оружейного гурмана, но Мачо был супергурманом, этаким ненасытным Гаргантюа. Он искал пистолеты, не просто скопированные с известных систем, например, «браунинга» или «маузера», он искал причуды безвестных мастеров, иногда создающих неизвестный оружейному делу гибрид из нескольких моделей. А еще более ценным он считал оригинальное изобретение иорданских оружейников-самоучек, не похожее ни на что в мире оружия. Такое удавалось найти крайне редко, но зато это были настоящие раритеты, жемчужины его обширной коллекции.

Сейчас ничего уникального не попадалось, но Мачо все же приобрел интересный гибрид: крохотный пистолетик – смесь «Байяра» и «Юниона» нестандартного для этих систем калибра 9 миллиметров, богато изукрашенный золотой вязью, с щечками из слоновой кости, на которых опять же золотом была сделана замысловатая монограмма. Он попросил у хозяина лавки опробовать покупку, и тот без затей указал на стену. Оглушительно грохнул выстрел, пуля ударила в твердое дерево и глубоко ушла внутрь, оставив аккуратное круглое отверстие. На шум отреагировали только морские пехотинцы, тревожно подбежавшие к лавке.

– О’кей? – спросил молодой араб с быстрыми хитрыми глазами и лицом злодея.

– О’кей! – кивнул Мачо, похлопал его по плечу и привычно сунул оружие в задний карман.

Сопровождающий нахмурился.

– А вывозить его вы будете под нашим прикрытием? – неодобрительно спросил он. – Или засунете оружие в дипломатическую почту?

Мачо улыбнулся.

– Зачем же усложнять, Том? Вы проводите меня через таможню. Надеюсь, в аэропорту у вас твердые позиции? А эта штучка поможет нам выбраться отсюда в случае каких-либо осложнений. Ведь вы, как я понимаю, безоружны?

Услышав про возможные осложнения, Том помрачнел.

– Дипломат не имеет права носить оружие, – угрюмо ответил он.

– Но вы ведь не только дипломат? – подмигнул Мачо. – Расслабьтесь, вечером я угощу вас джином!

Через несколько кварталов Мачо остановился у узкой щели между двумя трехэтажными домами. Это тоже улица, но два человека вряд ли смогли бы на ней разминуться. Зато заколоть неверного кривым кинжалом можно было очень легко из любого окна или двери.

– Погуляйте здесь, Том, – дружелюбно сказал он. – Если что – действуйте по обстановке. А вы, ребята, за мной.

Офицер для особых поручений нырнул в щель, морпехи последовали за ним, а «атташе по культуре» остался, не зная, что лучше: пробираться по щелеобразной улице с тремя вполне боеспособными спутниками или в одиночестве бродить в районе, где весьма велика вероятность стать жертвой похищения.

За узкой улочкой многие люди, хотя и выглядели как арабы, тем не менее говорили… по-русски! Это был чеченский квартал, и в последние годы местную диаспору сильно разбавили выходцы из Чечни.

Мачо подзабыл дорогу, ему пришлось спросить Салима, и чернявый мальчишка показал ему нужный дом, как сделал бы это в Гудермесе, Ножай-Юрте или Аргуне.

– Стойте по обе стороны двора, – проинструктировал Мачо спутников. – Будьте готовы к действию. Сигнал: выстрел, крик или шум. Или если я не выйду в течение сорока минут. Думаю, все обойдется.

Последнюю фразу он сказал для порядка. Когда имеешь дело с Салимом, никогда нельзя предполагать что-то наверняка.

На стук в глухую калитку вышел худощавый жилистый мужчина в просторных шароварах и с голым торсом, что в общем-то не принято в арабском мире. У него было непроницаемое лицо, крючковатый хищный нос и широкие, загибающиеся книзу черные усы. Он скользнул взглядом по неожиданному визитеру, выглянул на улицу и внимательно осмотрел его сопровождающих.

– Салям! – сказал Мачо и дружески улыбнулся.

– Салям! – ответил хозяин и, молча повернувшись, вошел во двор. Мачо последовал за ним и сам притворил за собой калитку. Осторожно, чтобы язычок замка не защелкнулся.

Они уселись за стол посередине мощеного двора, под навесом, укрывающим от палящих солнечных лучей. Во дворе шумно играли трое мальчиков лет семи-десяти.

– Непривычно видеть тебя без рубашки, – начал ни к чему не обязывающий разговор Мачо. Обычно Салим ходил в просторной одежде, под которой скрывались несколько килограммов мощнейшей пластиковой взрывчатки «Г-9». Какие-то проводки были выведены в карманы, а иногда торчали из-под воротника. Поэтому общаться с ним всегда было крайне тревожно, чтобы не сказать страшно. Впрочем, и сейчас без «Г-9» общение с ним удовольствия не доставляло.

– Я же дома… – пробурчал Салим.

Хозяин поднял руку, и через несколько минут закутанная в чадру женщина принесла пиалы, два чайника с терпким зеленым чаем и обязательные сладости. Обряд гостеприимства был выполнен, и теперь следовало переходить к делу.

– Давно не виделись, Салим! – сказал нейтральную фразу Мачо и улыбнулся обязательной и ничего не значащей улыбкой.

– Давно, – согласился тот, прихлебывая чай.

Происхождение Салима было окутано завесой тайны, но привычка пить чай выдавала в нем пришлого: коренные иорданцы предпочитают арабский кофе с кардамоном. Вторым демаскирующим фактором был хороший английский. По одной из версий аналитического отдела, значительную часть жизни он прожил в Лондоне, неоднократно бывал в Чечне, много путешествовал по Европе. Салиму на вид было около сорока лет, но у арабов внешность обманчива – судя по возрасту детей, ему около тридцати.

– А ты все так же ходишь с охраной…

Тонкие губы под блестящими усами изогнулись в скверной улыбке.

– Наверное, человек двадцать привел?

Мачо развел руками.

– Зачем так много, Салим? Я ведь пришел к другу. Со мной только шестеро. И то потому, что без них меня не отпустили. В посольстве беспокоятся о приезжих земляках-журналистах…

Хозяин прекрасно знал, чем занимается гость, но опровергать его утверждение не стал. Так же он пропустил мимо ушей и преувеличенное число охранников.

– И что тебя привело к небогатому торговцу коврами? Хочешь написать о застое в торговле? Это чистая правда…

Может быть, Салим и торговал коврами. Но не в связи с этой работой он получил осколочные ранения груди и сильный ожог левой руки. Шрамы остались на всю жизнь, и сильный загар не мог их замаскировать. И не в связи с торговлей коврами он был известен всем спецслужбам развитых государств. И не в связи с торговлей коврами приехал к нему посланник ЦРУ США.

Мачо протянул руку и взял из небольшой фарфоровой вазочки кусочек рахат-лукума. На самом деле, ему кусок не лез в горло, но принимать угощение – святой долг гостя. И к тому же, подтверждение его спокойствия, характеризующего чистую совесть и благородство намерений.

– Нет, Салим. Сейчас меня не интересуют ковры. Может быть, в другой раз.

– Другого раза может и не быть, – хозяин тоже взял щепотку изюма и потянувшийся было к сушеному инжиру Мачо оцепенел.

Здесь не принято пользоваться ложечками или вилками, сласти берут руками, но на руках Салима была кровь. Не в переносном, а в самом буквальном смысле. Один раз Мачо видел это своими глазами. Она стекала с пальцев и капала на белый кафельный пол крупными, разбивающимися в звездочки каплями. И теперь он не мог брать после него сладости из красивой фарфоровой вазочки.

– Почему? – нейтральным тоном спросил офицер. – Я думаю, мы еще не раз встретимся.

– Человек может только думать, лишь Аллах знает наверняка!

Салим что-то гортанно крикнул, и дети, свернув игру, забежали в дом. Это был очень плохой признак. Хотя Салим вполне мог начать бойню и без подобной предосторожности.

Мачо напрягся, машинально поправил ремень, незаметно тронув оттопыренный задний карман и убедившись, что пуговица клапана расстегнута. Патрон был в стволе, так что через три секунды пуля уже могла сидеть в мозговом веществе хозяина.

– Мне интересно, американец, неужели ты считаешь, что шестеро охранников обеспечат твою безопасность? – верхняя губа у Салима хищно задергалась, обнажая плохие прокуренные зубы. – Даже если бы их было шестьдесят шесть и мы сидели не в моем квартале, а в твоем долбаном Нью-Йорке или твоем долбаном Вашингтоне?

Когда досужие журналисты начинают рассуждать о том, существует всемирная террористическая организация «Аль-Каида» или это плод преувеличений и чьего-то больного воображения, им надо показать скромного торговца коврами Салима. Потому что он и есть ответственный координатор «Аль-Каиды». Хотя знают об этом немногие. И конечно, ему бы хотелось, чтобы посвященных в тайну стало еще меньше.

– Я считаю, Салим, что никто не может обеспечить ничью безопасность, – Мачо перестал улыбаться. – И твоя жизнь каждую минуту висит на волоске, и моя. Мы привыкли рисковать. Но я скажу тебе еще, что я считаю!

Мачо наклонился вперед и встретился взглядом с нечеловеческими, почти без зрачков, глазами Салима.

– Я считаю, что я еще способен забрать с собой в ад двух-трех человек. А может, и больше! И каждый из моих людей тоже способен это сделать! Ты хорошо умножаешь, Салим?

Они несколько секунд буравили друг друга взглядами, излучаемая каждым ментальная энергия сталкивалась с равной по силе энергией противника, как будто сцепленные руки силачей застыли в схватке на столике для армреслинга. Атташе по культуре Том эту схватку наверняка бы проиграл и не вышел отсюда живым. Но Мачо отличался сильной ментальностью. Она не уступала жестокой ментальности Салима. К тому же офицер выразился достаточно прозрачно: сколько бы человек не выскочило из соседних дворов, часть их погибнет. И в первую очередь погибнет сам Салим. А координатор «Аль-Каиды», несмотря на свою фанатичность и жестокость, все же хотел жить. Поэтому он первым отвел взгляд и отвернулся.

– Я просто так спросил. Для интереса.

Он снова отхлебнул чай и взял себе инжир, на который нацеливался Мачо.

– Я слушаю твое дело, уважаемый гость, – голос по-прежнему был совершенно спокоен.

Мачо перевел дух.

– Я знаю, где можно взять атомную бомбу.

Невозмутимость будто стерли с лица Салима мокрой губкой.

– Где?! – жадно выдохнул он.

– Даже не бомбу, ракету, – поправился Мачо. – В России. Во время перевозки на поезде.

– Охрана?!

– Сколько может быть охранников в поезде? Ну, двадцать, ну, сорок…

– Хоть сто сорок! Что от меня за это требуется?

– Только честное слово.

– Какое?

– Что она не будет использована против моей страны!

Салим не задумываясь кивнул.

– Клянусь!

Клятва, данная неверному, ничего не стоит. Но Мачо изобразил полное удовлетворение.

– Я еду в Россию. Мне нужен канал, по которому я могу с тобой связаться.

Салим ненадолго задумался, потом со значением наклонил голову.

– Слушай внимательно, американец…

Теперь в слово «американец» он вложил совсем другой оттенок, чем несколько минут назад.

Мачо вышел на улицу через тридцать пять минут. Морские пехотинцы уже были на взводе. По их лицам офицер понял: воскресить его они бы не смогли, но отомстить – сумели.

– Расслабьтесь, орлы! – улыбнулся он. – Сегодня выпивка за мой счет!

Ту же фразу он повторил и Тому, слово в слово. Но «атташе» проявил интерес к упоминанию о выпивке, только когда они вышли из старого города и сели в машину.

На станции Кузяевка скорые поезда не останавливаются, а пассажирские тормозят на три минуты. Из них почти никто не выходит: местные добираются из Тиходонска электричками, рейсовыми автобусами или на попутных машинах. Но из утреннего тамбовского пружинисто выпрыгнул невысокий мужичок с потрепанной черной сумкой через плечо, подмигнул проводнице, махнул рукой попутчикам и быстро пошел по неказистому перрону. Направлялся он почему-то не к выходу на привокзальную площадь, а вдоль путей, и когда платформа закончилась, спрыгнул на шпалы, быстро приноровившись шагать с одной на другую. Без привычки к этому приспособиться трудно, такая походка выдает опытного железнодорожника или человека, умеющего быстро адаптироваться к любой ситуации. Через несколько минут он подошел к депо и по-свойски обратился к перекуривающим у входа монтерам пути.

– Здорово, мужики! Какие курите?

– Свои, – недружелюбно ответил заросший густой щетиной путеец, а двое других угрюмо уставились на чужака.

– Это хорошо! – широко улыбнулся тот. У него было простецкое лицо и быстрые плутоватые глаза, обычная простая одежда, манеры человека с улицы. Как ни таращились настороженно работяги, как ни выискивали что-то подозрительное, но никакого подвоха не усмотрели: по всему выходило, что он свой в доску.

Он действительно был русским человеком, или, как стало модно говорить в последние годы, россиянином, никогда не выделяющимся из толпы и ни при каких обстоятельствах не привлекающим к себе внимание. Отражая это качество, московская резидентура ЦРУ присвоила ему псевдоним «Иванов», с учетом последнего обстоятельства признавать его «своим» следовало очень осмотрительно.

«Иванов» обладал авантюрным складом характера, умением быстро приспосабливаться к ситуации и сходиться с людьми. Отличался природными способностями: умом, острой интуицией, смелостью, умением быстро принимать решения. Пройдя очень сжатый курс подготовки, он самостоятельно повышал квалификацию, в частности, тщательно изучал психологию. У него были хорошие показатели в работе, причем использовался он «вслепую»: предполагалось, что он не знает, чьи задания выполняет. И действительно, он никогда в жизни не видел Бицжеральда или других посольских разведчиков, имея дело с посредником, таким же россиянином, как и он сам. Петр Васильевич познакомился с ним случайно, несколько лет назад, попросив за приличное вознаграждение проверить, живет ли по рязанскому адресу один человек. Дело оказалось плевым, а полученная за него сумма изрядной. Так и пошло… Поручения, как правило, были необременительными и на редкость хорошо оплачиваемыми. Правда, когда пришлось брать пробы земли и воды в разных районах и областях, определенные подозрения у «Иванова» появились, но он предпочел их не развивать. Его вполне устраивала хорошая оплата услуг, которые можно при желании считать обычными услугами частного детектива. Полная ясность здесь и не нужна.

– А вот давайте мои попробуем, – по-прежнему улыбаясь, чужак протянул пачку «Мальборо».

После некоторого замешательства путейцы экономно притушили свои сигареты и приняли угощение.

– Меня Василием зовут, я сам-то из Тиходонска, сейчас в Москве живу, – сообщил «Иванов». – А этой роскошью шеф угостил, когда я два пропавших вагона нашел. Там как раз «Мальборо» везли. Только мне не нравятся. Форсу много, а не забирает. Сладкие какие-то.

Фраза была тщательно продуманна. И могла вызвать только положительную реакцию.

– Это точно, – кивнул заросший, а его молчаливые коллеги оживились и согласно заулыбались.

– А ты чего, вагоны ищешь?

– Я все ищу. Про частных детективов слыхали?

– У нас они не водются, – вмешался другой монтер с острым, как у Буратино, носом. – А в кино видали.

– В кино одно вранье показывают, – сплюнул Василий. – А не выпить ли нам водочки? У меня с собой, и закусь имеется.

Работяги переглянулись. Предложение было дельным и характеризовало нового знакомого исключительно с положительной стороны.

– Это можно… Дело все равно идет к обеду. Надо только мастера предупредить…

Консенсус был достигнут. Компания расположилась в полуразвалившейся беседке за растущим вокруг депо кустарником, Василий достал из своей сумки две бутылки водки, шмат сала, черный хлеб и две луковицы. Монтеры одобрительно переглянулись. Приезжий действительно оказался простым хорошим мужиком, которому и помочь не грех. А в том, что помощь ему понадобится, никто не сомневался: не будет же он ни с того, ни с сего поить незнакомых людей! Отношения складывались ясные и незамысловатые: мы у тебя угощения не просили, сможем – поможем, нет – извини!

Выпили за знакомство, за железнодорожников, за родителей.

– А ведь у меня дело есть, мужики, вы-год-но-е! – сказал Василий, когда первая бутылка подошла к концу. – На этом деле мы все хорошо заработать можем…

Сотрапезники кивнули, хотя понимали, что ничего, кроме нескольких бутылок водки, они не заработают, сколь бы выгодным ни было предлагаемое дело.

– Я сейчас на одну фирму работаю. А у нее вагон обокрали. На десять миллионов! Если поможете – пятьсот тысяч наши. Поделим на четверых! Ну, извините, не поровну: триста мне, двести вам. Годится?

Зарплата монтера пути составляет две тысячи триста рублей в месяц. Суммы, о которых говорил Василий, на этом фоне представлялись совершенно нереальными и интереса для дальнейшего обсуждения не представляли. Но вторая бутылка водки была вполне реальной, она стояла на застеленном газеткой столе и представляла несомненный интерес.

– А где разбомбили вагон-то? – поинтересовался похожий на Буратино.

Василий пожал плечами.

– Кто знает… Из Москвы вышел целый, а в Новороссийск пришел прорубленный… В составе охрана была, говорят, где-то в вашем районе…

Монтеры покачали головами.

– Может, у нас, а может, и не у нас. Что взяли-то?

– Алмазные буровые коронки, – сказал Василий. – Они никому не нужны, там другие алмазы, технические… Короче, обычному человеку без пользы. А когда бурить надо, через каменную породу пробираться, тогда им цены нет! Поэтому и дорогие! Их в Турцию по контракту отправляли.

При слове «Турция» небритый оживился.

– У нас недавно турецкий контейнер прорубили. Угря с Саввой сцапали, да Лаврентьича с ними, только Лаврентьича потом выпустили. Он рассказывал: предупреждал, мол, дураков, на иностранное не лезть! А они позарились! Вот и сидят теперь!

– Да ну?! – вскинулся Василий. – А сколько им дали-то?

– Пока нисколько. Суд только завтра начнется.

– Так, может, они и наш вагон взломали? – озабоченно насупил брови Василий и начал разливать вторую бутылку.

– Вряд ли. Куда бы они эти бурильные головки дели?

– Все равно, спросить надо, – не согласился Василий.

– Как же ты спросишь, если они в тюрьме сидят?

– Так, может, условно дадут! И сразу выпустят!

Востроносый с сомнением хмыкнул.

– Савве, может, и дадут условно. А Угорь уже сидел, ему на полную катушку вкатят…

– Тогда у этого, Лаврентьича, надо спрашивать! Познакомите с ним, мужики?

Небритый со скрипом потер щетину.

– Познакомить не познакомим, это ведь дело щепетильное… А показать его со стороны покажем. А там ты уже сам подходи да выспрашивай. Нам в эти дела встревать негоже…

– Ладно, мужики, разве я не понимаю? Я ведь тоже раньше на заводе пахал… Давайте выпьем, что ли?

Через полтора часа Василий так же по-свойски беседовал за кружкой пива с Иваном Лаврентьичем Пименовым. Теперь они стояли за высоким столиком в привокзальной пивной, грызли сухую тарашку, время от времени опрокидывали по сто граммов водочки и запивали почти прозрачным «Жигулевским».

– Так кто предложил на турецкий-то контейнер идти? – в очередной раз спрашивал он, изображая полное непонимание столь опасной глупости. И Лаврентьич с ним полностью соглашался.

– Говорю же – козлы! Или Саввка предложил, или Угорь, точно и не упомню. А я им сказал: нельзя на иностранный груз замахиваться, могут матку вывернуть!

Испитое лицо Лаврентьича раскраснелось, глаза воинственно блестели.

– А они в ответ: не боись, сейчас все можно… Вот тебе и можно! Всю станцию раком поставили, и меня в кутузку посадили, хорошо, скоро выпустили! Коз-злы!

– Может, подсказал им кто? Или надводку дал? – продолжал выпытывать Василий.

– Да какое там! За полчаса у них и мысли такой не было! А потом увидели товарняк с турецкими вагонами, вот и стрельнуло в заднице!

– Ладно, а как насчет моего вагона? Может, его тоже они прорубили?

Лаврентьич прищурился и доверительно приблизил лицо к уху собеседника.

– Я тебе точно говорю: никакого вагона с алмазами у нас не рубили…

– Да он не с алмазами! С буровыми коронками, а в них алмазы – это совсем другое дело!

Пименов зажмурился и замотал головой так, что она могла оторваться от морщинистой шеи.

– Все одно. Говорю – не трогали твоего вагона! Ищи свои алмазы в другом месте!

– Да это не настоящие алмазы, они просто так называются!

«Иванов» нарочно зацикливал собеседника на мифических буровых коронках. И это у него получалось. Лаврентьич с пеной у рта доказывал, что никакого другого вагона его друзья не грабили. Все остальные расспросы Василия отошли на задний план и забылись. Допив водку и пиво, новые знакомые расстались.

– Завтра в суд вызывают, – кряхтел Лаврентьич. – Хошь не хошь, а надо идти, деваться некуда…

– Я тоже приду, – пообещал Василий. – А потом треснем по маленькой. Где тут у вас суд-то?

За пятьсот рублей «Иванов» переночевал в комнате отдыха машинистов. Перед тем как заснуть, подвел промежуточные итоги. Свою миссию он почти выполнил. Кража в действительности имела место, ее план возник внезапно и не был кем-то подсказан, воры арестованы. Концы с концами сходятся.

Конечно, можно предположить, что все это правдоподобная имитация. Петр Васильевич ориентировал его именно на такую возможность. Теперь важно узнать, как накажут воров. Если чисто символически, значит, действительно кража могла быть имитированной. Если наказание окажется суровым, это подтвердит первоначальный вывод. Можно усложнить рассуждения и предположить, что, несмотря на суровость наказания, воров тайно освободят, сделают пластическую операцию и, снабдив новыми документами, переселят в отдаленную местность. Но это версия для голливудского фильма, а не для простецкой российской действительности. И «Иванов» спокойно заснул, как человек, честно выполнивший свой долг.

Процесс о взломе контейнера был рядовым, но народу в зале суда собралось довольно много: железнодорожников дело очень волновало. Подсудимые отказались от сделанных ранее признаний, отпечатков пальцев и показаний Лаврентьича, настаивая на своей полной невиновности и требуя оправдательного приговора. Это было обычное поведение преступников в эру поголовной невиновности.

Объявив перерыв, судья Давыдов зашел к председателю суда и доложил обстановку.

– Это те, за которых из ФСБ просили? – наморщил лоб начальник. – Они больше не звонили?

– Да нет, – покачал головой Давыдов.

– Ну, тогда смотрите сами. Времена теперь другие. Мы независимы и никому не подчиняемся.

– Но там этот заграничный контейнер… В общем-то, дело мутное, шпионажем пахнет…

Давыдову уже стукнуло пятьдесят девять, как человек старой закалки он с пиететом относился к госбезопасности. Но председателю было всего тридцать семь, и он принадлежал к новой формации, в которой уважают только того, кто может поставить на должность или отстранить от нее.

– Это нас не касается. Есть уголовное дело, его надо разрешить по существу. Вот и разрешайте.

Наглое поведение подсудимых сыграло свою роль. Давыдов приговорил Саватеева и Угольникова к пяти годам лишения свободы каждого. Как говорится, на полную катушку.

Выйдя из суда, «Иванов» наткнулся на поджидающего его Лаврентьича. Тот был явно расстроен.

– Пойдем, выпьем, – предложил он. – Вишь, козлы, что удумали, теперь выходит, что это я их посадил!

«Иванов» покачал головой.

– Не могу, батя. Мой вагон, кажется, нашелся. Поеду разбираться…

На следующий день подробный отчет «Иванова» получил неприметный российский гражданин Петр Васильевич Потапов, известный в московской резидентуре ЦРУ под псевдонимом «Слон». Суть отчета он, зайдя в интернет-кафе, сбросил в виде криминального репортажа на безобидный е-мейл, один из сотен тысяч в мировой компьютерной сети. А еще через несколько часов, отчет прочел Ричард Фоук и окончательно убедился, что провал одного звена операции «Сеть» является случайностью.

Через несколько дней после возвращения из рейса Александр получил первую зарплату. Со всеми надбавками она оказалась в два с лишним раза больше, чем у обычного ракетчика. Распираемый гордостью, он пришел домой и развернул перед Оксаной веером хрустящие купюры. Супруга вначале обрадовалась, но тут же потухла.

– Тут и потратить не на что… Разве что отложить до лучших времен…

– Зачем откладывать, – возразил Александр. – Это событие нужно отметить. Давай выедем в Кротово, Шульгин сказал, что там есть неплохой ресторанчик.

Оксана снова повеселела.

– Ой, как здорово! Я уже забыла про развлечения!

Они выбрались вчетвером: Кудасовы и Шульгин с подругой – грудастой буфетчицей Светой. Для конспирации все вышли из части порознь и топали пешком метров пятьсот, а за лесополосой их поджидал убитый «Москвич» одного из местных жителей, с которым Шульгин поддерживал приятельские отношения. Оксана надела свой красный сарафан, босоножки на «шпильках» и жемчужные украшения. Когда она пробиралась по пыльному проселку мимо бурьяна и лопухов, казалось, что это какая-то кинозвезда, спрыгнувшая из нездешней экранной жизни в сельскую глубинку Тиходонского края. Идти было неудобно, ноги и босоножки запылились, приподнятое настроение сменилось раздражением.

– Давай быстрее, подруга! – с хохотом подбадривала ее Света. Она надела короткое ярко-голубое платье в блестках и кроссовки, которые уже в машине сменила на черные «лодочки». Кавалеры в гражданских костюмах с галстуками выглядели вполне цивильно, только водитель, веселый увалень Толян, был в военном камуфляже с закатанными рукавами. Кудасов подумал было, что он тоже военный, но по разговору быстро понял, что к армии тот не имеет ни малейшего отношения.

– На пилораме работы стало невпроворот! – радостно сообщил тот. – Как консервный завод тиходонские выкупили, так и строят все, так и ремонтируют. Говорят, скоро на полную мощность запустят… Но рабочих, в основном, привозных наймут. Наших брать не хотят: пьянь – говорят. Да оно и правильно. Только и приезжие пить будут, без этого не обойдется.

Взяв у Александра платок, Оксана вытерла ноги, отряхнула босоножки.

– Неужели, чтобы куда-то выйти, надо всей перемазаться? Что же это за место такое? – пожаловалась она неизвестно кому.

– Э-э-э, девушка, это ты еще не перемазалась! – радостно захохотал Толян. – Погоди, вот осень придет, так ты по нашей грязи в сапогах не пройдешь!

– Не подливай масла, Толян! – осадил водителя Шульгин.

– Не пройдет, клянусь, не пройдет! Сапоги в грязи останутся. Разве что босой… Тогда можно… Кстати, про сапоги… Ты, Игорь, форму-то получил? Отдал бы мне ватник и сапоги, а то я те сносил уже…

В Кротово за прошедшие полтора месяца произошли заметные изменения. Заброшенное общежитие консервного завода полным ходом ремонтировалось, на площади появились две торговые палатки и красочный, похожий на цирк «шапито», шатер пивной, изрисованный логотипами «Балтика». Из цирка круглосуточно доносилась громкая музыка, но почти все места оставались свободными: аборигенов отпугивала не роль дрессированных животных, а несуразные цены – кружка слабого пенистого напитка стоила столько же, сколько бутылка забористого самогона. А если цена одна, то зачем покупать слабое вместо крепкого? Этот нехитрый принцип практичные селяне исповедовали задолго до того, как навязчивая реклама попыталась сделать из него откровение. Поэтому наиболее посещаемым злачным местом оставалась поселковая чайная, на которую привесили фанерную вывеску «Ресторан», с незатейливым ассортиментом блюд и развлечений: антрекот с жареной картошкой, гуляш, и отдельно мясо из гуляша, которое в сочетании опять-таки с жареной картошкой называлось уже красиво и непонятно «бефстроганов».

Шульгин расторопно сделал заказ, полная неулыбчивая официантка быстро принесла салаты, графинчик с коньяком и шампанское.

Небольшой зал был полон. Судя по лицам посетителей, здесь собралась не самая порядочная и интеллигентная публика. За двумя сдвинутыми столиками сидели явно приезжие кавказцы, наверное, строители. Они то и дело приглашали трех вульгарных крашеных блондинок, веселившихся в чисто женской компании. Из дальнего угла за происходящим угрюмо наблюдали четыре молодых крепких парня специфической блатной внешности.

По плебейской традиции старания музыкантов многократно усиливались мощной аппаратурой: с советских времен отдых принято связывать с музыкой, и чем музыка громче, тем отдых лучше.

– Ну, за первую офицерскую получку! – прокричал Шульгин, однако сквозь грохот динамиков разобрать слова можно было только по губам. Впрочем, все и так было ясно.

Офицеры с дамами пили и закусывали, девушки отдавали предпочтение шампанскому, молодые люди – более крепким напиткам. Как-то очень быстро все оказалось выпито, и Шульгин повторил заказ.

– А патруль сюда не зайдет?! – наклонившись к самому уху товарища, крикнул Кудасов.

Тот помотал головой.

– Нет! Внутри редко проверяют! И график заранее составляют, тогда мы узнаем и сюда не ходим!

– А если в поселке засветимся?! – продолжал беспокоиться Кудасов.

Он чувствовал себя нарушителем и от этого испытывал дискомфорт. Стоя на пороге ответственной должности нельзя попадаться на нарушениях приказов. А еще лучше совсем не допускать этих нарушений. По натуре Александр был человеком дисциплинированным и сегодняшний проступок совершил только ради Оксаны.

– Смотря кто в патруле будет! Офицеров обычно не трогают! Если не сильно пьяный! – прокричал Шульгин. – Пойдем лучше потанцуем!

Офицеры подхватили Оксану со Светой и принялись кружиться по залу. Алкоголь сделал свое дело: настроение улучшилось, музыка уже не казалась навязчиво громкой, блондинки вульгарными, а хмурые парни – приблатненными. Было весело, наступило расслабление и отдохновение души. Оксана раскраснелась и заливисто смеялась, в этом шалмане она была, несомненно, самой красивой девушкой.

Время пролетело быстро, Шульгин посмотрел на часы: Толян должен был забрать их в девять тридцать. Оставалось еще сорок минут.

Внезапно к столику подошел небритый кавказец лет тридцати, он был сильно пьян и заметно покачивался. Начав что-то говорить Оксане и не сумев перекричать оркестр, он схватил девушку за руку и стал поднимать со стула.

– Эй, эй, ты чего! – Кудасов вскочил и оттолкнул наглеца.

Тот отлетел в сторону и с трудом удержался на ногах. Музыка смолкла.

– Ты кого толкаешь?! – ощерился кавказец, обнажая золотые зубы. – Пойдем, выйдем!

– Сам выходи! Спать иди! – зло сказал Кудасов, внимательно следя за руками противника.

– Ну ладно, раз так – жалеть будешь! – процедил золотозубый и неверной походкой вернулся к землякам. Те недобро уставились на офицеров. Их было человек десять.

– Надо уходить, пока они не опомнились, – сказал Шульгин, подзывая официантку. Лицо у него было озабоченным.

Но Александр чувствовал, что без драки не обойдется. Причем драка будет не киношной, в которой два офицера сноровисто разбрасывают кучу негодяев, а реальной, и десятеро легко изобьют двоих. Потому что офицеров хотя и учили рукопашному бою, но попутно, а в основном их обучали инженерным расчетам и массе сложных военно-технических дисциплин, которые сейчас никак не могли помочь. Помочь мог бы положенный офицеру табельный «ПМ», но он стоит в оружейной пирамиде… А у этих наверняка в карманах ножи…

У Александра взмокрели ладони и засосало под ложечкой. Он положил на стол деньги. Может, Толян уже подъехал и они успеют вскочить в машину… До части несколько минут езды, а там часовые… Хотя возвращаться следует осторожно, не поднимая шума, но сейчас этим придется пренебречь…

– Пошли, – обитатели военного городка встали и направились к выходу. Кавказцы провожали их недобрыми взглядами и о чем-то спорили, сильно размахивая руками.

– Мне надо в туалет, – сказала вдруг Оксана, когда они вышли в вестибюль.

Черт, как не вовремя! Но что можно на это возразить?

– Давай, только быстро!

Шульгин взял Свету под локоть.

– Мы выйдем, поищем Толяна…

– Давайте, – пожал плечами Кудасов, хотя это ему не понравилось.

Он остался один в маленьком замызганном вестибюле, в маленьком замызганном поселке, один на один с опасностью… Почему они не выходят? Это обстоятельство не успокаивало, а настораживало еще больше. Трудно предположить, что эта публика откажется от мести… Если бы золотозубый пошел следом, это бы означало, что они удовольствуются обычным мордобитием. Но если они выйдут позже, конспиративно, значит собираются учинить что-нибудь похуже… Кудасов испытывал сильное волнение, грозящее перерасти в страх. И ему было стыдно своих чувств. Старший лейтенант российской армии, будущий командир пуска… Разве может он бояться какой-то шантрапы?! Ему предстоит запускать ракеты, уничтожающие целые города и страны! Но… Если сейчас его искалечат, то ничего запускать не придется и вся российская армия ему не поможет…

Из зала снова загремела музыка. В проеме двери мелькнула хищная мордочка с редкими черными усиками и тут же скрылась. Где же Оксана?!

Жена появилась через несколько минут с улыбкой на лице.

– А где Игорь со Светой? Они вернулись танцевать?

– Быстро пошли отсюда! – схватив Оксану под локоть, Александр потащил ее к выходу.

Уже стемнело, дул прохладный ветерок. Фонари, как и следовало ожидать, не горели. Ни Толяна с его «Москвичом», ни Шульгина со Светланой видно не было. В отдалении, на фоне освещенной площади, колыхались какие-то силуэты.

– Туда! Быстро!

– Да куда ты так спешишь? – удивлялась Оксана. – Где наши друзья?

Сейчас она предельно раздражала Кудасова.

– Не знаю, – сквозь зубы процедил он. – Надеюсь, ждут нас на площади.

На самом деле у него появилась неприятная мысль, что сослуживец просто-напросто сбежал. Смотался. «Сделал ноги».

Они прошли метров пятьдесят, когда сзади послышался шум вывалившей из «чайной» компании. Раздался протяжный свист.

– Вот они! А ну стойте!

– Беги! – Кудасов толкнул жену в спину.

– Не могу, я же на каблуках…

– Так сними их, к чертовой матери! – рявкнул он.

– Стой! Я из тебя шашлык сделаю! – гортанно крикнул кто-то.

Сзади раздался топот ног. Во дворах всполошенно залаяли собаки. Александр нагнулся, пошарил по земле, но ни камня, ни палки под руку не попадалось. Если бы с ним были два-три «черных автоматчика»! Эти парни и черту голову скрутят…

Оксана побежала, зажав босоножки в руках. Кудасов помчался за ней. Он вполне мог убежать, но Оксана бежала медленно, то и дело спотыкаясь. Преследователи догоняли. Их было меньше, чем за столом, – человека четыре. Вполне понятно: пить, кушать, отдыхать – это одно, а драться – совсем другое. У них тоже очко играет… Если показать им ствол пистолета, они мгновенно слиняют… Но пистолета не было!

Когда расстояние сократилось до нескольких метров, Кудасов остановился и повернулся к врагам лицом. Над ними ржаво скрипел фонарь, желтый круг света раскачивался из стороны в сторону. Впереди, тяжело дыша, бежал золотозубый. Александр размахнулся, метя в челюсть, но сильного удара не получилось – так, тычок вскользь по жесткой щетине.

– Глохот куным! – выругался тот и повис у Кудасова на шее, ногами пытаясь сделать подножку. Сильно воняло потом, перегаром и табаком. Схватив жилистую руку, Александр вывернул кисть, – это было почти все, что он помнил из курса рукопашного боя. Но прием помог освободиться. Резко повернувшись, он бросил противника на землю. Но тут набежали остальные, со всех сторон посыпались удары. Некоторые были несильными, некоторые тяжелыми, грозящими сбить с ног. Кудасов уворачивался и отбивался, но было ясно, что долго он не продержится.

– Что вы делаете! Милиция! На помощь! – изо всех сил кричала Оксана.

Собаки продолжали лаять, но было ясно, что никто не выйдет на темную улицу.

– Дайте мине эту суку! – золотозубый поднялся на ноги, в руке у него что-то блестело.

– Помогите, убивают! – надрывалась Оксана.

Раздался скрип тормозов, Кудасову почудилось, что на выручку пришел патруль милиции. Но это оказался огромный белый джип, милиция на таких не ездит, скорей всего – подоспели дружки нападающих. В отчаянии он с маху ударил кого-то в ухо и попал хорошо: тот отлетел в сторону и привалился к забору.

Из джипа вылезла огромная фигура и влезла в самую гущу драки.

Бац! Золотозубый побежал спиной вперед и с утробным стоном опрокинулся навзничь. Бац! Согнулся и рухнул ничком его приятель. Бац! Растянулся на пыльной дороге третий…

Все закончилось в один миг. Кудасов не мог поверить в столь чудесное спасение. Оксана по инерции продолжала визжать.

– Успокойся, Барби! – раздался уверенный баритон из джипа. – Уже все в порядке. Дядя Сурен подоспел вовремя!

Оглянувшись, Кудасов узнал сомнительного доброго дядюшку, устроившего им свадьбу. Вот дела, откуда он здесь взялся?

– Как ты здесь оказалась, Барби? – спросил Степан Григорьевич.

– Ой, Алик! Суренчик! – радостно закричала Оксана и тут же поправилась:

– Здравствуйте, Степан Григорьевич! Мы же здесь живем! Не прямо здесь, а в военном городке! Сашу сюда распределили!

– А, так ты с законным супругом! Я молодого мужа и не узнал…

– А вы что здесь делаете? – спросил Кудасов. Он вновь испытывал двойственные чувства: с одной стороны, Степан Григорьевич их спас, с другой – этот человек был ему неприятен. В значительной мере теми непонятными отношениями, которые связывали его с Оксаной.

– А я поднимаю на ноги российскую глубинку, – засмеялся тот. – Купил консервный завод, скоро запущу его на полную мощность… Ну, давайте, лезьте в машину, поговорим в более приятном месте.

Распластанные фигуры начали шевелиться. В тусклом свете желтого фонаря на земле блестели какие-то камешки. Присмотревшись, Александр понял, что это золотые зубы.

Подсадив Оксану на высокую подножку, он залез в просторное кожаное нутро «Лендкрузера». Это был оазис уюта, комфорта и безопасности. Здесь приятно пахло, аппаратура климат-контроля поддерживала нужную температуру и влажность воздуха, показалось даже, что пахнет морем. Алик, отряхнув руки, занял место водителя. Ровно заурчал мотор. Поверженные противники ошалело поднимались на ноги. Один, наклонившись, чиркал спичками и рассматривал что-то на земле. Он искал свои зубы.

– Поехали, – приказал Степан Григорьевич.

«Более приятным местом» оказалась все та же самая переименованная в ресторан чайная. Белый джип остановился у крыльца.

– Там друзья этих, – испуганно сказала Оксана. – Ну этих…

– С которыми я дрался, – прояснил вопрос Александр.

– Вот и хорошо, – засмеялся Степан Григорьевич. – Сейчас за беспокойство получим!

Он бодро выпрыгнул из джипа, галантно подал руку Оксане и пошел впереди, но почти сразу его обогнал Алик. Александр с женой отставали на два шага. В таком порядке все четверо и вошли в гремящий музыкой зал. Там почти ничего не изменилось, только веселья поубавилось – наиболее активные весельчаки приводили себя в порядок на улице, поэтому у блондинок не было партнеров, и площадка для танцев пустовала.

Оставшиеся за столом кавказцы то и дело поглядывали на дверь, явно ожидая возвращения соплеменников. Увидев Степана Григорьевича и его спутников, они пришли в замешательство. Хмурые парни в углу приподнялись и почтительно его поприветствовали. Навстречу выбежала полная официантка, которая теперь лучилась приветливостью и радушием.

– Добрый вечер, Степан Григорьевич! Вы в зал или в кабинетик?

– Здесь сядем, с народом, – покровительственно отозвался тот.

– Сейчас, я только скатерочку свежую застелю!

– И звук убавь, вы что, все глухие? Инвалиды мне не нужны – всех уволю!

Через пару минут Степан Григорьевич и Кудасовы сидели за накрытым хрустящей скатертью столом, а Алик развернул стул и устроился чуть в стороне, внимательно оглядывая зал. Навязчивая музыка смолкла. Можно было спокойно разговаривать.

– Эта чайная тоже ваша? – спросил Александр.

Степан Григорьевич кивнул.

– Тоже. Я здесь все куплю. Или почти все. Надо нормальную жизнь налаживать, а все связано: завод заработает – без складов хороших не обойтись, потом хочу железнодорожную ветку провести, чтобы вагонами, а не машинами продукцию вывозить. А о человеческом факторе помнить надо? Надо! Карнеги говорил, что для успеха дела заниматься им должны довольные люди. Общежитие для рабочих сделаю, гостиницу для приезжих построю, ресторан в нормальный вид приведу, баню поставлю… А потом думаю в мэры избраться! Как считаешь, Оксана, из меня выйдет хороший мэр?

Сияющая официантка принесла красиво нарезанный арбуз, коробку конфет, бутылку шампанского и пузатую бутылку коньяка. Но это были совсем не те шампанское и коньяк, которые пили офицеры час назад. «Дон Периньон» и «Корвуазье», французские изыски, на зарплату ракетчика, даже со всеми надбавками, такие не купишь.

– Откуда здесь такие напитки? – судя по тону, Оксана тоже верно оценила угощение. – На столах ничего подобного не видно…

– Мои личные запасы. Гостям их не подают. Да здесь и спроса на такое нет. Но это уже не мои проблемы!

Официантка наполнила бокалы до краев: Оксане – шампанским, мужчинам – коньяком. Очевидно, такая у Степана Григорьевича была мода.

– Давайте выпьем за встречу! – будущий мэр Кротово залпом осушил свой бокал. Его лицо покраснело.

Изысканно и тихо заиграл оркестр. Диссонансом новой музыке явились четверо ввалившихся в зал людей. В грязной помятой одежде, они еле держались на ногах. Но не от выпитого. На лицах были ссадины и кровоподтеки, у одного вдребезги разбиты губы. Они подошли к притихшим землякам и, размахивая руками, стали что-то гортанно кричать, перемежая родной язык густым русским матом. Но тут вновь наступила тишина. Все четверо опасливо оглянулись на Алика, после чего застыли как соляные столбы.

Один из хмурых парней подошел к Степану Григорьевичу.

– Может, поставить черножопых на перья? Они совсем обнаглели!

Тот покачал головой.

– Не надо пока. Просто объясни им порядок. И пришли ко мне старшего.

Подбежавшая официантка быстро наполнила бокалы. Александр из своего отпил лишь немного, и Степан Григорьевич недовольно спросил:

– Разве я угощаю плохим коньяком?

– Нет, просто это слишком большая порция…

– Разве чудесное спасение не стоит, чтобы за него выпить? При другом раскладе ты бы лежал на улице с разбитым черепом и переломанными костями. А сейчас сидишь за хорошим столом, живой и невредимый. Так что пей!

Александру не понравился этот тон, но он все же выпил бокал до дна. В голове сразу зашумело.

– Извините нас, это недоразумение, – к столику подошел невысокий полный кавказец с округлым животом и узенькими седыми усиками. Он был похож на колобка. На его лице застыло почтительное выражение вежливого внимания.

– Ребята горячие, Оганес хотел пригласить девушку, только и всего…

– С ним будет особый разговор, – безразличным тоном произнес Степан Григорьевич. – А ты собери со своих друзей по пятьсот баксов. Вас сколько, десять? Перемножь по-быстрому…

– Но…

Смуглое лицо побледнело.

– Дрались только трое…

– А остальные их не остановили! Значит, все виноваты! Даю тебе пять минут.

Колобок заметно растерялся.

– У нас столько не наберется…

Степан Григорьевич безразлично махнул рукой.

– Это не мой вопрос. Пять минут. А потом… Сам знаешь: счетчик и все такое… И пусть подойдет этот, как там его… Оганес.

Губы Оганеса напоминали сырой бифштекс.

– Ишвините, – прошепелявил он и протянул раскрытую ладонь, на которой лежали три выбитых зуба, как доказательство искупления вины.

– Ты мою племянницу обидел, гнида! – будущий мэр Кротово приподнялся из-за стола. – Извиняйся как положено, сука! На колени!

– Што?.. – Оганес попятился.

– Быстро! На колени!

Тот затряс головой и понизил голос.

– При семляках не могу… Потом стану…

– Алик!

Телохранитель подошел вплотную и коротко ударил Оганеса в живот. Ноги у него подогнулись и он упал на колени. Золотые зубы вновь рассыпались, на этот раз по потертому деревянному полу.

– Теперь извиняйся!

– Ишвините…

– Лучше извиняйся, искренней!

– Ишвините, я больфе не буду… Ишвините…

Такого в кротовской чайной еще не видели. Посторонние посетители начали поспешно расплачиваться и расходиться. На друзей Оганеса эта сцена тоже произвела впечатление. Колобок бочком скользнул к столу и положил что-то завернутое в салфетку.

– Здесь две тысячи и часы. Швейцарские, золотые… Больше нету…

– Ладно, черт с вами! – Степан Григорьевич самолично наполнил бокалы. – Пошли отсюда! И имей в виду, я никому не позволю делать здесь погоду!

– Давайте за справедливость, – он поднял свой бокал.

– И за тех людей, которые умеют ее устанавливать! – Оксана весело рассмеялась и первой чокнулась с будущим мэром. – Саша, что же ты?

Александр тоже выпил. И тут же почувствовал, что эта порция была лишней. Она отделяла просто выпившего человека от пьяного.

– Я открою тебе один секрет, – продолжала смеяться изрядно охмелевшая Оксана. – Это Степан Григорьевич оставил тебя в Тиходонске. Ну, в смысле здесь, недалеко…

Степан Григорьевич поморщился.

– Не надо об этом…

– Как не надо? Как раз надо! Но зачем ты… зачем вы посадили его на этот дурацкий поезд?

Несмотря на свое состояние, Александр ударил жену по ноге. Она вздрогнула, но по инерции закончила фразу:

– Теперь я его месяцами не вижу дома…

Александр пнул ее еще раз.

– Перестань болтать!

– Ой, что ты делаешь! У меня будут синяки!

Ресторанный зал опустел, но оркестр оставался на месте.

– Давайте вальс! – приказал Степан Григорьевич. И протянув Оксане руку, не то спросил, не то скомандовал:

– Позвольте вас пригласить, прекрасная дама!

– Ой… Саша, ты не возражаешь?

– Нам пора ехать, – с трудом вымолвил он.

– Да, конечно… Я быстро…

У Саши кружилась голова, и он понял, что сейчас будет блевать.

В пустом зале Степан Григорьевич картинно танцевал с Оксаной, Алик о чем-то беседовал с официанткой. Стараясь не привлекать внимания, Саша встал и, с трудом удерживаясь на ногах, двинулся в сторону вестибюля. Пол качался, как палуба корабля в шторм. Горло душила какая-то петля. Он распустил ее и бросил галстук под ноги. Едва он с трудом добрался до туалета, как его вывернуло наизнанку. Это повторялось несколько раз, в перерывах он, навалившись на подоконник, прижимался пылающим лбом к прохладному матовому стеклу.

Потом доброжелательно сюсюкающая официантка привела его в какую-то комнату и уложила на диван.

– Где… где Оксана? – спросил он.

– Они поехали за врачом. Сейчас вам окажут помощь.

Александр провалился в тяжелый и беспокойный сон. Прыгая с вагона на вагон, он бежал по крышам БЖРК, за ним гнались кавказцы во главе с Беловым и Степаном Григорьевичем, к счастью, при нем был пистолет, но спуск не поддавался, тогда он вскочил в маленькую дрезину и помчался по маскировочным рельсам, опасаясь, что они вот-вот закончатся и он упадет под колеса… Но рельсы не кончались, и он несся вперед и вперед, не имея возможности оглянуться на преследователей…

Резкий запах нашатыря вывел Сашу из забытья: перепуганная Оксана держала у него под носом остро пахнущую мокрую ватку.

– Что с тобой, Саша? Ты же раньше никогда так не напивался!

– Мне… Уже… Лучше…

– Вот, рассольчику выпей, будешь как новенький! – улыбалась официантка, протягивая стакан с мутноватой жидкостью.

И успокоила Оксану.

– У мужиков такое бывает, особенно по молодости. Еще привыкнешь…

После рассола Саше действительно полегчало, он осмотрелся. Обитые дубовыми панелями стены, большой офисный стол, кресло, модные светильники… Сам он в одежде и обуви лежал на дорогом кожаном диване.

– Где я? – он сел, для страховки поддерживая голову. Но с ней все было более-менее в порядке.

– В кабинете Степана Григорьевича, – услужливо объяснила официантка.

– А сам он где?

– Дома, наверное, – пожала плечами она. – Где же еще…

– А ты где была? – спросил он у жены.

– Да здесь и была, – они с официанткой переглянулись. – Поехали за врачом, а его нет. Вот и ждала, пока ты проснешься.

Кудасов посмотрел на часы. Пять тридцать. Ничего себе!

– Получается, уже утро?!

– Получается так, – согласилась Оксана. – Пойдем, нас Андрей ждет. Пора возвращаться домой.

– Какой такой Андрей? – не понял Саша.

– Пойдем, увидишь! Держись за меня…

Но Кудасов самостоятельно вышел на улицу. Тело его слушалось, только голову будто опилками набили. Солнце уже взошло. Прохладный воздух оказывал на него живительное действие, он глубоко дышал.

Вместо белого «Лендкрузера» у ресторана-чайной стояла вишневая «девятка». За рулем сидел… бывший сокурсник и бывший генеральский сын Андрей Коротков.

– Фу, ну и ну! – Саша протер глаза, сжал ладонями виски. Андрей не исчезал и не превращался в Алика. Напротив, он приветливо улыбался.

– Здорово, Сашок! Как дела?

– Как ты здесь? – с трудом проговорил Кудасов, заваливаясь на переднее сиденье. Оксана предупредительно закрыла за ним дверь.

– Так я работаю у Степана Григорьевича, – весело ответил Андрей. – Он знаешь какой молодец! Настоящий капиталист: все строит, все налаживает, все поднимает… И людям дает работу. А у тебя как?

– Неплохо, – Александр потер себе уши. Он чувствовал, что выглядит менее преуспевающим, чем недавний сокурсник. – Старшего лейтенанта получил. Зарплата – девять тысяч в месяц. «Чистыми»!

– А мне Степан Григорьевич двадцать платит! Машину дал, обещал квартиру купить, – широко улыбался Коротков. – Я не жалею, что ушел со службы. Здесь вольница: сам себе хозяин, заработок – как у зама министра! Вот, держи визитку, позвонишь при случае!

– Наверное, я тоже попрошусь к Степану Григорьевичу! – с сарказмом сказал Саша. – Как считаешь, Оксана?

Жена промолчала, а Андрей юмора не понял.

– Конечно, просись, он возьмет!

В шесть часов «девятка» остановилась у КПП. Собрав волю в кулак, Кудасов походкой трезвого человека прошел мимо часовых и дошел до дома. Только в квартире он отрубился второй раз и проспал до середины дня.

Вечером забрел Шульгин.

– Куда вы вчера пропали? – как ни в чем не бывало, спросил он. – А что у тебя за синяк на скуле?

– Дрался. Один против четверых, – скупо ответил Кудасов. – Смотрел по сторонам, искал товарища, а его и след простыл!

– Перестань, Сашок! Думаешь, я нарочно сбежал? Так получилось… Эта скотина Толян не приехал, мы ночью по степи пешком шли, по лесополосе. Светка страху натерпелась, чуть не умерла, да и мне не по себе было… А ты как же?

– Да очень просто… Переколотил засранцев – и все дела. Одному золотые зубы вышиб…

– Да, ты лихой парень… Жалко, меня там не было, мы бы им дали!

– Жалко, – кивнул Кудасов. Он знал, что на дружбе с Шульгиным поставлен крест.

В наши дни иностранному разведчику нет необходимости проползать под колючей проволокой пограничной полосы или прыгать из стратосферы с парашютом. Комфортабельный паром доставил американского туриста Тома Мэйсона из финского порта Ханко в эстонский порт Таллинн. Он добросовестно осмотрел старый город, знаменитый Вышгород, погулял в Кадриорге и даже искупался в холодных водах Финского залива. Затем он сел в самолет и отправился в Россию. Эстонские пограничники зафиксировали официальный выезд иностранного гостя, а в аэропорту Москвы он предъявил российский паспорт на имя Василия Столярова и по «зеленому коридору» беспрепятственно вышел в город. Так мирно и вполне успешно прошла инфильтрация Билла Джефферсона, известного как Мачо, на российскую территорию.

В Москве Билл бывал много раз, последний – четыре года назад, да и то это была ужасно нервная и рискованная поездка, связанная с выполнением «острой акции» – вывозом агента ЦРУ из числа высокопоставленных российских граждан, который попал под колпак контрразведки. Провал грозил тюрьмой, действовал Мачо полуконспиративно, и ему не привелось плотно ознакомиться с изменениями в российской жизни.

Теперь он отчасти это компенсировал: поселился в западном секторе гостиницы «Россия» и три дня по утрам и вечерам любовался через широкое окно многочисленными куполами Кремля, собором Василия Блаженного и храмом Христа Спасителя. Дни он проводил в метро, магазинах, музеях, закусочных и других местах, притягивающих обычно приезжих с периферии. Это было своеобразное самотестирование: Мачо терся среди людей, заговаривал с ними, изучал, насколько за последние годы изменились их привычки.

Изменений было много. Москва полностью утратила облик советской эпохи: теперь это был европейский город, только без европейского порядка, обязательности и безопасности. В обилии иностранного – плакатах, рекламах, бутиках, автомобилях, ресторанах – полностью растворилась российская самобытность. Народ стал грубее и развязнее, то и дело слышалась нецензурная брань, летели под ноги плевки и окурки. Молодые люди на улицах, площадях, в парках и метро залихватски и совершенно открыто пили пиво, бросая бутылки где придется. В Соединенных Штатах за такое арестовывали. Стражей порядка было много, к их вооружению прибавились автоматы, но рвения к службе явно стало меньше. Он видел, как двое постовых медленно и с явной неохотой шли к дерущимся бомжам у Белорусского вокзала, на их лицах отчетливо читалась надежда, что те разбегутся и вопрос будет исчерпан сам собой.

Как-то вечером в переулке рядом с Красной площадью на Мачо напали три грабителя. Не опустившаяся пьянь, а прилично одетые молодые люди, крепко сбитые, трезвые и уверенные в себе. Один схватился за кожаный портфель, второй наставил нож, третий привычно принялся обшаривать карманы. Поразило то, что делали они это совершенно спокойно и ничего не опасаясь. Поскольку самым опасным был парень с ножом, Мачо начал с него. Прямой удар кулаком в сердце, и нож звякнул об асфальт, потом и его обладатель с треском упал на колени и бездыханно завалился на бок. Пример товарища – самое убедительное, что есть на свете, двое других уже не хотели ни грабить, ни мстить, – только убежать как можно дальше и по возможности быстрее. Но такой возможности у них не было, потому что Мачо, уронив портфель, схватил одного за запястье, а второго ударил локтем так, что у того хрустнули ребра и глаза вылезли из орбит. Жадно хватая ртом воздух, он тоже опустился на мостовую. Мачо повернулся к третьему, который тщетно трепыхался, пытаясь освободить захваченную руку. Так отчаянно вырывается из холодной стали капкана матерый травленый волк и шансы на освобождение у них обоих минимальны.

– Что вам надо? – спросил Мачо на чистом русском языке, внимательно глядя в глаза пойманного грабителя.

– Нет, ничего, мы ошиблись, – горячечно забормотал тот, парализованный нечеловеческим спокойствием оказавшейся не по зубам жертвы.

– В чем ошиблись? – продолжал расспросы Мачо, надеясь выяснить, почему с таким хладнокровием эти трое напали на незнакомого прохожего. Самое вероятное объяснение, что это провокация местной контрразведки. Но он еще не сделал ничего такого, что могло бы привлечь к нему внимание… Разве что его сдал Фоук, или еще кто-то из высшего руководства Фирмы. Предательство в разведке – обычное дело.

– В чем ошиблись? Кого вы искали? Что обо мне знаете? – методично спрашивал он, надламывая зажатую кисть.

Лицо парня покрылось потом, губы скривились в болезненной гримасе.

– Никого не искали, просто деньги нужны были… Совсем немного… И я ничего не сделал, только стоял… Извините…

От недавнего хладнокровия ничего не осталось, грабитель был в ужасе. Опытному агенту стало ясно, что к спецслужбам эти типы не имеют никакого отношения. Обычные уголовники, только привыкшие к безнаказанности. В цивилизованном обществе преступник должен всегда бояться закона.

«Наверное, наркоманы!» – решил Мачо и коротким крюком в челюсть уложил грабителя рядом с товарищами. Судя по позам, ему повезло больше первого, но меньше второго.

– Никогда больше так не делайте, – назидательно сказал Мачо и не торопясь пошел к гостинице. Милицейских свистков и автомобильных сирен он за спиной так и не услышал.

В конце концов он подвел итоги: произошедшие изменения ему на руку, кроме того, его манеры, язык и внешний вид не привлекают внимания и не вызывают никакого подозрения. Ему удалось слиться с российским населением и раствориться в нем. Это главная составляющая успеха в предстоящей работе.

Убедившись в своей незаметности, он нарисовал в условном месте сигнал готовности и на следующий день с двенадцати часов наблюдал за обычной металлической урной под Крымским мостом. Ровно в тринадцать пятнадцать неряшливо одетый человек с мороженым в правой руке левой выбросил в нее растрепанный газетный сверток. В тринадцать двадцать Мачо, в отсутствие явных очевидцев, выудил этот сверток из урны и, обливаясь холодным потом, неторопливо пошел к набережной.

Это был очень опасный момент, поскольку именно сейчас он проявил себя как участник тайниковой операции. И именно сейчас его следовало брать с поличным, пока он не осмотрелся и не сбросил уликовые материалы. Но никто не хватал его за руки и не сбивал с ног. Содрав и выбросив замызганную газету, он сунул в карман мобильный телефон «Нокия».

Точнее, предмет, в точности копирующий мобильный телефон «Нокия». На самом деле это был мощный радиомаяк, включающийся по кодированному радиосигналу и передающий ответный импульс, который позволял произвести пеленгацию с точностью до одного метра.

Потом он долго петлял по городу, ездил в метро, пересаживаясь из поезда в поезд, неожиданно выходил из вагона перед тем, как двери закроются, и так же неожиданно заходил в другой вагон. Старые, как мир шпионажа, но по-прежнему действенные методы не выявили слежку, и он убедился, что на этот раз все прошло успешно.

Вечером Мачо сел в фирменный поезд «Москва – Тиходонск» и отправился к месту проведения очередной операции. В купе спального вагона он оказался в одиночестве и почти всю дорогу смотрел в окно, надеясь встретить «Мобильного скорпиона» с показанной шефом фотографии. Вероятность случайной встречи была ничтожно мала, и ничего удивительного, что она не произошла.

Тиходонск встретил его мелким накрапывающим дождиком. Воздух здесь был значительно легче и чище, нежели в Москве, людская толчея не такая густая, машин тоже поменьше, да и сам город гораздо компактнее.

Уже через час Столяров заселился в гостиницу «Сапфир» – высотное здание в самом центре города. Судя по рекламным щитам, здесь имелись казино и несколько ресторанов. Приняв душ, он переоделся и вышел в город. Теперь на нем были светлые брюки и просторная черная рубашка с двумя расстегнутыми верхними пуговицами. На фоне волосатой груди болтался серебряный талисман в виде кольца с двумя треугольниками по бокам. Мачо верил в то, что именно он всегда приносит ему удачу.

Из первого же таксофона он сделал звонок по выученному наизусть номеру, назвал условную фразу и договорился о встрече. Место было определено заранее.