Глава 4
Зуб анаконды
Без четверти двенадцать. Я сижу в кафе «Опера» у окна, смакую бехеровку и кофе, курю легкую сигару и наслаждаюсь жизнью. Для живой музыки еще рано, из динамиков над стойкой несется легкий свинг Армстронга, за стеклом, как в громадном телевизоре, крутится передача Сенкевича «Курорты Чехии» из забытого цикла «Клуб кинопутешественников».
Качество изображения отличное, прекрасные декорации, великолепная погода, разнаряженные отдыхающие степенно прогуливаются по набережной Теплы. Многие держат в руках плоские кружечки, коробки с вафлями или пакеты с покупками. Спокойная, размеренная, обеспеченная жизнь, в которой растворился охотник на анаконду – хотя и против своей воли, но не без удовольствия. Ванны, массаж, диетическое питание, почти ежедневное адаптирование Галочки или Леры…
Концерн «Бета-групп» и лично господин Будницкий могут посчитать, что я просто-напросто развел их на деньги для комфортабельного отдыха, да и генерал Иванников вполне может объявить нерадивому майору Полянскому выговор за недостаточную активность. Хотя нет, как раз он-то знает, что я сейчас не груши одной штукой околачиваю и не любуюсь всей этой курортной идиллией за стеклом, а вышел на плановую встречу со связником. Вчера, как всегда случайно, я встретился с Карлом у источника, и он, глядя в сторону, пробурчал сквозь зубы: «Завтра в полдень прибудет Одиссей. Он получил результат по „Проводнику“». Вацлав молодец, он оказался результативней Центра, который сообщил коротко и отстраненно: «Визуальная идентификация Александра с объектом розыска положительного результата не дала». Дескать, выкручивайтесь, ребята, сами, как хотите! И Вацлав выкрутился…
Без десяти двенадцать. Я наблюдаю за обстановкой и не вижу ничего подозрительного. Обычная курортная толчея, ни странных фигур, ни немотивированных действий… Хотя вон тот мужчина, облокотившийся спиной на парапет набережной… Что-то он, вместо того, чтобы кормить рыб или для релаксации смотреть на бегущую воду, бесцельно вперился взглядом в какую-то точку – кажется, там находится магазин женской одежды… И уже довольно давно! Но тут к нему подходит полная женщина с пакетом «Армани», и все становится на свои места. Взявшись под руку, пара удаляется.
Без семи двенадцать. А вот, заложив руки за спину, неспешно прогуливается по набережной какой-то франт. Это и есть Одиссей. Легкие белые брюки в синюю полоску, светло-синий холщовый пиджак, белая майка под горло, большие солнечные очки, белая шляпа, наподобие ковбойской. Вот он остановился у перил, посмотрел на объевшихся уток и ленивую форель. Затем проводил взглядом проплывшую мимо сочную даму рубенсовского типа.
Не могу сдержать улыбку: Вацлав верен себе. Я отчетливо представил, как за зеркальными стёклами очков его глаза быстро перебегают с могучего крупа толстухи на окружающую обстановку. Он хороший оперативник и мгновенно фиксирует любую подозрительную деталь в радиусе сорока метров. Я хорошо знаю его вкусы, пристрастия, привычки. Сейчас он пойдет налево, задумчиво остановится, затем резко повернет и двинется в обратную сторону…
На душе становится тепло. Я люблю Вацлава. Сколько мы не виделись? Лет семь-восемь? Около того. Но он не постарел и не потерял хватку: довольно быстро отработал повара Александра и получил результат. Сейчас он его доложит, и в нашем розыске появится перспектива завершения. Потому что раскрыть близкую связь Лазарева – это все равно что схватить анаконду за хвост! Хотя вряд ли рептилии это понравится…
Бесцельно фланирующий франт, с ног до головы оглядывая встречных женщин, прогулочной походкой идет в сторону «Пуппа». Но вот он остановился, будто что-то вспомнил, развернулся и пошел к Колоннаде. Я мысленно аплодирую – то ли себе, то ли Вацлаву, то ли обоим. У меня хорошая память, а он не меняет привычек. Значит, можно приготовить ему сюрприз…
Делаю знак бармену.
– Кофе по-ирландски с двойным виски!
Тот кивает.
Погуляв в пределах видимости несколько минут, Вацлав принимает решение и лёгкой походкой переходит улицу, направляясь ко входу в бар. На миг он скрывается из поля зрения. Я с улыбкой смотрю на входную дверь. Напротив дымится пахнущий виски кофе.
Но миг затягивается. Затягивается! Затягивается!! Затягивается!!!
Улыбка исчезает сама собой, а через несколько секунд женский крик срывает меня с места. Выскакиваю в тамбур. Вацлав лежит на полу вниз лицом, щегольские брюки задрались, открывая приспущенные носки, шляпа откатилась в сторону. Какая-то тетка стоит над ним, прижав руки к груди, и нескончаемо верещит, как раненый заяц.
Оттолкнув тетку, выбегаю на улицу, смотрю влево, вправо, вперед… Нервы натянуты, мышцы напряжены, пальцы полусогнуты, как клешни стальных манипуляторов, – сейчас я готов разорвать на куски любую хищную тварь!
Но рвать некого. Мимо, как и прежде, идут расслабленные курортники. Две женщины средних лет, молодой парнишка, грузный мужчина, страдающий отдышкой… Седой старичок, опираясь на трость тёмного дерева, украшенную металлическими вставками, медленно ковыляет в сторону Колоннады. Две молоденькие дурочки в белых майках с надписью «ТАТУ» обнимаются и целуются на ходу, не обращая ни на кого внимания и балдея от самих себя. Никто не бежит, не прячется…
Двенадцать ноль пять. Возвращаюсь назад. Тамбур забит зеваками, Вацлава перевернули на спину, обмахивают платками и газетой, но мне ясно, что ему уже не поможешь.
– Больному нужен воздух, не толпитесь, освободите помещение! Вызовите полицию и «скорую помощь»! – громко приказываю я.
Люди склонны подчиняться четким и властным командам, особенно в критической ситуации. Тамбур пустеет. Став на колени, прикладываю ухо к груди старого друга. Сердце не бьется. Быстро обшариваю карманы, забираю телефон. Больше ничего, представляющего интерес, при нем нет. Остановившийся взгляд синих глаз Вацлава устремлен в потолок. Провожу ладонью по спокойному лицу сверху вниз, закрывая веки. Как в кино. Даже не «как». В кино я этот жест и видел.
Захожу в бар, смешиваюсь со взволнованно гудящей толпой, пытаюсь поучаствовать в обсуждении чрезвычайного происшествия. Сейчас нельзя выделяться, держаться особняком или казаться более осведомленным: мне вовсе не улыбается оказаться в роли подозреваемого или главного свидетеля. На моем столике еще дымится кофе по-ирландски с двойной порцией виски…
Вскоре появляется полиция – молодые парень и девушка в форме, с торчащими из открытых кобур пистолетами. Потом с воем подъезжает «мерседес» скорой помощи. Врач – толстый, и на вид добродушный усач, профессионально чётко осматривает тело.
– Мертв, – говорит он полицейским. – Видимых повреждений нет. Возможно, сердечный приступ…
Тяжелые, как камни, слова плюхаются в зеркальную гладь напряженного ожидания. «Сердечный приступ… – кругами расходится по бару. – Сердечный приступ…»
Что за фигня?! Такого не бывает! Днём раньше, днём позже, но не за минуту же до конспиративной встречи!
В голове низко бухали какие-то африканские барабаны, отдаваясь в сердце и печени. Уютный бар милого курортного городка исчез. Я находился в душных, зловонных от болотных испарений Амазонских джунглях. А мой друг, такой же охотник, как и я, лежал ничком, погрузившись лицом в грязную жижу. Никакой это не сердечный приступ. Просто анаконда узнала про охотников, вот и все.
Над телом уже работали детективы в штатском. Вспыхивали блицы фотоаппарата. Офицер криминальной полиции профессионально диктовал в микрофон протокол осмотра. Судя по хватке, он был опытным сыщиком. Но он ничего не знал ни про конспиративную встречу, ни про анаконду.
* * *
– Вы родственник? – усталый взгляд пожилого паталогоанатома без удивления и понимания маятником переходил с моего лица на стоевровую купюру и обратно. – У него были проблемы с сердцем?
– По-моему, никаких, – первый вопрос я предпочел оставить без ответа. И поскольку пауза затянулась, сунул деньги в карман халата. Врач скривился, но возражать не стал. Хотя последнее слово он всё-таки оставил за собой:
– Без халата вход запрещен. Наденьте этот…
Вацлав лежал без одежды на мраморном столе, мужественные черты окаменели, и белое лицо напоминало мраморный профиль греческого героя.
– Красивый мужчина, – проговорил доктор. – И выглядит совершенно безмятежно. Так редко бывает. При сердечном приступе на лице застывает печать тревоги…
Я промолчал. Сердечный приступ тут ни при чем. Вацлав выглядит как человек, схвативший за хвост анаконду.
Было душно, пахло лекарствами, резиной и чем-то еще. Неприятным. Противоестественным. Страшным.
Развивая начатую тему красоты, паталогоанатом начал медленный осмотр по раз и навсегда утвержденной методике: ощупал кости черепа, шейные позвонки, потрогал грудину, осмотрел подмышечные впадины и паховые вены…
– Мне только два раза в жизни встречались красивые женщины, – тихо бубнил он – или рассказывая мне, или напоминая сам себе. – Одну убило током, а вторая утонула…
– Не повезло вам, доктор, с женщинами, – я в очередной раз проявил бестактность, но врач пропустил ее мимо ушей.
– Теперь осмотрим спину…
Доктор вздохнул, мягко отстранил меня, привычно перевернул тело и с прежней занудливой тщательностью продолжил свое исследование.
– Развитые трицепсы и широчайшие мышцы… Он явно занимался атлетизмом… Хотя, это было давно… Шейные позвонки и позвоночник в норме. Ребра, лопатки, тазовые кости – целы. Кожные покровы чистые, без повреждений…
Я опередил его бормотание и уже осмотрел Вацлава с головы до пят. Больше того: нашел то, что искал. Маленькое красное пятнышко чуть выше левой щиколотки. То самое «повреждение кожного покрова»… Через пару минут его обнаружил и паталогоанатом.
– Так, а это что? Похоже на след от укола… Или укус насекомого… Но от такого еще никто не умирал…
«Еще как умирали! В семьдесят восьмом, в Лондоне – болгарский диссидент, писатель Антонов. В восемьдесят шестом, в Тунисе – перебежчик из „МИ-6“ Арнольд Смит. Это только достоверно известные случаи»…
Обтянутый резиновой перчаткой палец уткнулся в красное пятнышко, нажал, отпустил, опять нажал… Покраснение исчезало и опять появлялось.
– Какое-то уплотнение… Или это содержимое инъекции, или я не знаю что…
«Полый титановый шарик диаметром 2,5 миллиметра – вот что! А в нем… В Лондоне был рицин, в Тунисе – более современный лизин, а что здесь – не знаю… Может быть, извлекать его надо в противогазе»…
На всякий случай, делаю шаг назад.
– Знаете, доктор, пару дней назад я ловил карпа на Плецких прудах, и меня ужасно искусали москиты… Да, комары. И у меня все ноги были в красных желваках… Боюсь, что это действительно сердечный приступ.
– Но при внезапном инфаркте синеют губы, а склеры глаз…
Геннадий Поленов устало пожал плечами.
– Не знаю, доктор. Я в этом ничего не понимаю. До свидания.
Я быстро направился к двери. Пока паталогоанатом не начал выковыривать шарик, надо унести ноги подальше. Навсегда врезавшиеся в память сводки спецсообщений подтверждают, что с ядами лучше не шутить. В шестьдесят девятом, в Москве, агент ЦРУ «Тритон» отравил свою невесту – после вскрытия умерли и судмедэксперт, и его помощник. А в середине девяностых компаньон необычным способом устранил столичного банкира: нанес боевое ОВ на телефонную трубку. Крохотное пятнышко «VX» – два миллиметра в диаметре. Пять погибших: сам банкир, его секретарша, следователь и два оперативника, осматривавших место происшествия…
Выйдя на улицу, я перевел дух. Сейчас чистый осенний воздух казался особенно вкусным и ароматным. Пройдя несколько кварталов, я им надышался, и воздух снова стал обычным.
Как там доктор? Конечно, я – бессовестная скотина. Но большего для него сделать не мог. Ни подсказать, ни намекнуть. Только пустить по следу комаров. Правда, скорей всего, в шарике обычный яд – индивидуального применения. И он уже всосался в ткани. А раз так – я уже не кажусь бессердечным типом!
Но, как бы то ни было, если шарик найдут – поднимется большой шум. Очень большой!
О чем я думаю?! О криминалистических тонкостях. А сам факт смерти Вацлава отодвинулся на второй план. Бедный Вацлав! Нет, все-таки я порядочная скотина…
* * *
Возвращаюсь в отель, вхожу в номер и сразу чувствую: что-то неладно!
Замерев на пороге, приседаю и, не спуская глаз с двери в ванную, поднимаю коврик. Оплатка раздавлена! Даже без всяких ухищрений видно, что кейс сдвинут, а стул с висящим на спинке пиджаком отодвинут от стола. Скользя спиной вдоль стены, подкрадываюсь к платяному шкафу, осторожно заглядываю внутрь… Из ящика серванта достаю вилку, выставив зубцы вперед, подхожу к ванной, резко распахиваю дверь… В такой ситуации очень полезно издать резкий пугающий крик, чтобы деморализовать затаившегося врага, но я от этого воздержался. И правильно сделал: в ванной засады не было. Прохожу в спальню – пусто.
И все же, в номере кто-то побывал. Может, конечно, и горничная. Но я установил свои метки после утренней уборки, а потом персоналу здесь делать нечего… Стоп! На столе появился исписанный лист бумаги… Что это: угроза, предложение, ультиматум? Крадучись, с вилкой наперевес, подхожу к источнику возможной опасности и… облегченно выдыхаю спрессованный в легких воздух – основу киме – скрытой силы, приносящей победу даже в неравном бою.
С бланка отеля округлый женский почерк вопрошал:
«Куда ты исчез? Не ночуешь, в ресторан не ходишь… Что случилось? Я даже не знаю номера твоего телефона, позвони на мой… Галина».
Извини, зайка, сейчас не до тебя. И не до твоей очаровательной мамочки…
Допив «Мартель» из видавшей виды фляжки, я тяжело опустился в кресло и достал телефон Вацлава. Большой и яркий дисплей послушно высветил входящие и исходящие звонки: время, номера, продолжительность. За последние три дня в поисках Александра он сделал 42 звонка. В основном, на пражские номера. Заглядываю в файл с фотографиями: виды Праги, отдельно стоящие коттеджи, какие-то автомобили, неизвестные люди, крупным планом вывески нескольких ресторанов… Такие снимки делают все туристы. Но Вацлав не турист – просто так щёлкать не будет. Все его фотографии имеют отношение к делу. И Карлу он сообщил, что получил результат. Значит, результат здесь! Только его надо расшифровать…
Но времени на это нет: анаконда узнала про успехи Вацлава, или просто что-то заподозрила – и Вацлав погиб. Чья теперь очередь? Догадайтесь с трех раз… Вычислить, к кому он шел, нетрудно: посидеть в баре, обсудить недавнее ЧП, узнать об активности одного из постояльцев… А можно просто пойти в морг и поговорить с трупорезом. Вряд ли за сто евро он дал пожизненный обет молчания. Да, ситуация неприятная…
Опережая сознание, пальцы сами по себе нажимают беззвучные клавиши, набирая номер, который, по словам его обладателя, стоит больше 30 тысяч долларов. И по которому я могу получить быструю и эффективную помощь в любой точке мира. Опять-таки, по словам того же самого лица. Вот только можно ли ему верить? Но пальцы, очевидно, считают, что можно.
– Слушаю! – с оттенком недовольства рокочет в трубке низкий баритон.
– Здравствуйте, Степан Николаевич…
– А, это вы… Почему с другого номера?
– Так получилось. Но дело не в этом… Мне нужна поддержка.
– Какого рода?
– Самого серьезного. Человек, с которым я встречался, убит. Очень скоро придут ко мне.
– Это связано с вашими многочисленными любовными похождениями? – В голосе банкира слышится издевка. – И с постоянными пьянками?
Но откуда он все знает?! Кто столь неблагородно и тенденциозно осветил ему мою неблагодарную и опасную работу?
– Нет, с поиском ваших денег.
Я говорил открытым текстом, но собеседника это не смущало. И меня, кстати, тоже. Работа на Будницкого – только внешняя оболочка моей легенды, ее можно не скрывать от заинтересованных лиц.
– Ну, ладно, поверим… – как-то нехотя говорит он.
Наступает короткая пауза.
– Поддержка будет! – уверенно обещает строгий, но всемогущий волшебник. Настолько уверенно, что его слова похожи на правду. Хотя, как он сможет из Москвы дотянуться до Карловых Вар, остается для меня загадкой. И уточнить нельзя – Повелитель Больших Денег отключился.
Трясу фляжку над открытым ртом. О чудо: еще граммов двадцать коньяка капает в жаждущую гортань. Что такое двадцать граммов? Практически ничего. Но когда они выливаются из фляжки, которую считаешь пустой, то это воспринимается как вполне приличная порция. Все в мире относительно…
Звонок телефона Вацлава отрывает меня от философских размышлений.
– Пан Поленов? – незнакомец говорит по-чешски, и говорит очень спокойно. – Я – Густав, от Степана Николаевича. Где вы находитесь?
Вот тебе раз! Похоже, что банкир не бросает слов на ветер!
– «Супериор». Номер 521.
– Никуда не выходите. Через четверть часа я у вас буду…
Да, мой работодатель действительно умеет творить чудеса!
– Жду, – отвечает повеселевший Геннадий Поленов. И принимается вновь трясти пустую фляжку. Но лимит чудес на сегодня исчерпан.
* * *
Пять минут опозданием не считаются, поэтому можно сказать, что Густав действительно пришел через четверть часа. Здоровенный мужчина, лет сорока, с бычьей шеей и запястьями, на которых вряд ли застегнутся наручники. Когда он развалился на диване, ноги в грубых ботинках доброго сорок шестого размера вытянулись до середины комнаты. Витой шнур от наушника нырял под расстегнутый ворот рубашки, широкий пиджак явно скрывал оружие. Короткая стрижка, уверенные манеры и абсолютное спокойствие – он походил на профессионала: хорошо тренированного спецназовца или военного с опытом боевых действий. Первое, что он сделал, войдя в номер, – набросил на дверь цепочку. Второе – задернул шторы на окнах. Третье – стер из мобильника Вацлава свой входящий звонок.
– Вы их видели? – спрашивает он, не переставая жевать резинку и не поясняя, кого имеет в виду.
– Нет.
Густав едва заметно кивает. Взгляд обращен в себя. Похоже, что он внимательно вслушивается в поступающую через наушник информацию. Интересно, почему у него немецкое имя? Хотя, скорей всего, он такой же Густав, как я Геннадий…
– Но вы уверены, что вам угрожает опасность?
– Да.
– Это связано с тем странным убийством в «Опере»?
Откуда он все знает? И про убийство, и что оно странное… Впрочем, главные странности еще не стали известными. А когда станут… Ну и шум поднимется! Такие ликвидации во всем мире можно пересчитать по пальцам. И к одной я имел самое прямое отношение.
– Да.
Густав усмехается.
– Вы немногословны.
– Вы тоже.
Он поправляет наушник.
– Дело в том, что ни одного киллера столь высокого уровня в городе нет. Значит, это приезжие. Но откуда? Во всей Чехии не существует таких специалистов. Может, у вас есть какое-то объяснение?
Я только развожу руками и качаю головой.
Судя по разговору – он хорошо осведомлен, причем в очень специфической и закрытой сфере, проникнуть в которую может только государственный служащий. Например, действующий полицейский. Или сотрудник службы безопасности. Неужели у Повелителя Больших Денег такие длинные руки?! Нет, не может быть. Скорей, это обычный наемник, имеющий связи в полиции и контрразведке…
– Как вы успели так быстро выполнить приказ Будницкого?
– Кого?! – Атлет выпрямился и сразу стал выше меня на голову.
– Ну, Степана Николаевича.
– Какого Степана Николаевича? – снова не понял Густав.
Его удивление выглядело вполне натурально, но у меня вызвало раздражение.
– Того самого, который прислал вас ко мне!
– А-а-а…
Атлет снова откинулся на спинку дивана.
– Я никогда о нем не слышал и не знаю, кто это такой. Приказы мне отдают совсем другие люди.
– Вот как? А я думал, что мы работаем на одного человека…
Густав снова усмехнулся.
– Нет, на разных. Но ваш – очень могущественный. Судя по всему, у него тесные контакты с влиятельными людьми во всех регионах мира. А те отдают команды исполнителям. Тем, кто ближе к нужному месту.
– Значит, если бы я находился в Африке…
– Рядом с вами сидел бы черный телохранитель с луком и стрелами, – засмеялся Густав. – На Аляске – эскимос с винчестером. А в Австралии – абориген с бумерангом и копьем…
Да он парень с юмором! К тому же, компанейский. Интересно, как у него насчет основных качеств…
Внезапно смех оборвался, глаза остекленели, взгляд ушел внутрь, но тут же вынырнул уже с напряженным блеском.
– Вы кого-нибудь ждете? В том числе из персонала?
– Нет. Гм… – Я вспомнил про Галочку и уточнил: – Из персонала точно никого не жду.
Будто опровергая мои слова, тихо тренькнул дверной звонок.
Густав сунул руку под пиджак и удивительной для своей комплекции бесшумной походкой скользнул в прихожую. Я тоже встал и, стараясь не шуметь, пошел за ним. Он выглянул в глазок, потом уступил место мне.
В коридоре, держа руки перед собой, стояла по-домашнему уютная, полненькая медсестра Мария.
Я успокоительно улыбнулся и кивнул Густаву. Дескать, все в порядке, дружище! Но ответной улыбки не получил. Наоборот, он сделал непонятный жест и подтолкнул меня назад – то ли к ванной, то ли к любой из комнат. Одним словом, посоветовал убираться. Лицо у него было таким, что я немедленно последовал совету и длинным бесшумным прыжком вернулся в гостиную. Спрятавшись за шкафом, я наблюдал, как Густав осторожно приоткрыл дверь.
– Здравствуйте, пани, – самым приветливым тоном сказал он.
Наверное, и выражение лица изменилось в лучшую сторону, потому что Мария не издала возгласа ужаса и не упала в обморок: во всяком случае, шума падения тела я не услышал.
– Пан Поленов должен… Завтра… часов… – донесся до меня добродушный голос медсестры.
Хорошо, что она не видела никелированную «Беретту», направленную сквозь дверь прямо ей в живот.
– Конечно, пани, не беспокойтесь, – любезно ответил Густав и, взяв у нее что-то левой рукой, захлопнул дверь.
Это «что-то» оказалось маленькой пробиркой с завинчивающейся крышкой и моей фамилией, написанной каллиграфическим почерком на гладком пластике.
– Завтра до восьми утра вам надо сдать анализ мочи, – невозмутимо пояснил Густав, возвращая свою пушку под пиджак.
Это была устаревшая, но очень серьезная модель: 92 «Бригадир» – пятнадцать зарядов, мощный девятимиллиметровый парабеллумовский патрон, глушитель «SZ». Сразу ясно, что Густав – консерватор, профессионал старой школы. Если бы Мария, усыпив безобидным видом нашу бдительность, попыталась бросить гранату или выстрелить – у нее ничего бы не вышло. И если бы в коридоре прятались подославшие ее злодеи – у них тоже не было шансов!
– Значит, я должен дожить до восьми утра. – Я бережно принимаю пробирку, вспоминая пол-литровые банки отечественных санаториев.
– Как минимум, – кивает Густав.
– Может быть, послать за едой и выпивкой? – спрашиваю я.
Атлет качает головой.
– Я на работе. Да и вы тоже. Если хотите сдать свой анализ… А вот телевизор посмотреть можно. Правда, без звука.
Мы сидим перед телевизором несколько часов. Несколько раз звонит телефон, но я не беру трубку. Потом звонят в дверь.
– Молодая длинноногая девушка в сарафане с открытой спиной, – комментирует Густав, не подходя к глазку. Наушник снабжает его исчерпывающей и точной информацией.
Я киваю, тоже не двигаясь с места. Один звонок, второй, третий… Наконец Галочка ушла. Бедный разочарованный ребенок!
Меня мучат угрызения совести. Но их притупляет чувство бродящей вокруг опасности. Хотя непоколебимое спокойствие Густава придает уверенности. Несколько раз он вставал и, стоя за проемом, ожидал у двери. Один раз ненадолго зашел в туалет.
Уже около десяти его взгляд в очередной раз нырнул в сообщение наушника. И впервые он ответил своему невидимому информатору:
– Ты уверен?! – В голосе появилось отчетливое напряжение.
Очевидно, ответ был утвердительным. Густав встал.
– Похоже, сейчас начнется, – сказал он. – Я у вас не был. Вы ничего не видели и ничего не знаете. Мы незнакомы. Прощайте!
Он быстро вышел в коридор. Щелкнул замок двери. Наступила томительная тишина. Уже потом, опираясь на факты, я смог реконструировать происходившие события.
Двадцать два часа в карловарском «Супериоре» – примерно то же самое, что два ночи в московском «Мариотте». В вестибюле собралось, расслабляясь перед сном, довольно много постояльцев. Пожилые немцы отдыхали после вечернего моциона у искусственного камина. Несколько молодых парочек ворковали на высоких табуретах у барной стойки. Солидные по комплекции мужчины, развалившись в удобных кожаных креслах, курили сигары и пили кофе с обязательной бехеровкой или другими дижистивами.
В это время с улицы вошел седой старик, с трудом катящий перед собой коляску с подростком-инвалидом. Более безобидную пару трудно было представить, но наблюдатель, работающий в паре с Густавом, опознал их и подал сигнал тревоги. Старик и инвалид скрылись в лифте, металлическая дверь с легким гулом закрылась, кабина двинулась наверх.
И тут же с немощными пассажирами произошла мгновенная метаморфоза: беспомощность исчезла, ненужную коляску одним движением сложили и сдвинули в угол, зато на свет появились компактные бесшумные пистолеты. «Старик», который оказался вовсе не стариком, а загримированным мужчиной в самом расцвете сил, прислонился к деревянной панели боковой стены и прицелился прямо в центр двери. А «инвалид-подросток» – в действительности ловкий и гибкий молодой человек – опустился на колено и повторил прицел старшего напарника. Они действовали настолько предусмотрительно, что даже бдительный и предупрежденный заранее Густав был бы убит в самом начале перестрелки. Если бы…
Если бы не одно обстоятельство, которого профессиональные киллеры не предусмотрели… Когда лифт остановился, гул открывающейся двери раздался за их спинами! И стоящий с «Береттой» на изготовку Густав тоже оказался у них за спиной! Киллеры стали стремительно разворачиваться, но бывают ситуации, когда упущенные секунды невозможно наверстать. Густав не дал им ни единого шанса. Пуля из «Беретты» клюнула «старика» в висок, а более быстрому «подростку» угодила в левый глаз.
Повторяю: я ничего этого не видел. Стоя у двери, я услышал два приглушенных хлопка. Потом еще два. Контроль. Неистребимая привычка профессионалов.
Хотелось куда-то бежать, что-то делать, каким-то образом участвовать в происходящих событиях. Но я должен был демонстрировать полную отстраненность. Вернулся в комнату, увеличил звук в телевизоре. Потом принялся ходить из комнаты в комнату. Наконец раздался душераздирающий женский крик.
– Полицаен, ахтунг, полицаен! – кричала какая-то немка.
Захлопали двери, в коридоре послышался топот многих ног. Выждав несколько минут, я тоже вышел из номера. У лифта толпились люди.
– Что случилось?
– Убили двух человек! – сообщил долговязый земляк в штанах «Адидас» и майке. – Прямо в лифте, ужас!
– Надо вызвать полицию.
– Да уже вызвали! Тут и портье бегал, и дежурный с рецепции… Ни хрена себе, отдых!
Осмотрев кровавую картину места происшествия, я вернулся в номер. Несколько раз звонил телефон, но я не брал трубку. Лег в постель и постарался заснуть, но через час в дверь громко постучали. Во всем мире так стучит криминальная полиция. И три человека за дверью не были похожи ни на кого, кроме полицейских.
– Пан Поленов? – по-чешски спросил дородный, привыкший командовать мужчина. – Сейчас мы произведем обыск, потом вам придется проследовать с нами в участок!
– Обыск? – растерялся далекий от криминала Геннадий Поленов. – Но что искать? Я сам все отдам!
– Оружие. Пистолет с глушителем.
– Пистолет?! – ужаснулся мирный Поленов, который никогда не держал в руках оружия. – Но у меня нет никакого пистолета!
– Мы должны это проверить.
– Пожалуйста, проверяйте… Значит, я арестован?
– Можете называть это арестом. Но на самом деле речь идет о предварительном задержании.
Старший полицейский кивнул своему подчиненному. Сыщик с мрачным лицом громилы достал наручники.
Вот те на, как все обернулось! Мысли лихорадочно пробежали сквозь аналитический фильтр мозгового компьютера. Есть только одно объяснение: Мария рассказала о подозрительном незнакомце у меня в номере, и я превратился в единственную ниточку, за которую могут потянуть следователи…
Образ Марии вызвал цепочку ассоциаций.
– Но как же так? – растерянно сказал Поленов. – Мне утром надо сдавать мочу…
– Надеюсь, кровь вы сдавать не собираетесь? – спросил громила.
В его устах вопрос прозвучал довольно двусмысленно. Оставалось только протянуть руки. На моих запястьях наручники защелкнулись совершенно свободно.
Обыск в номере занял не больше часа. Создавалось впечатление, что его производят для проформы. Только круглый идиот может совершить двойное убийство рядом со своей комнатой, потом вернуться, положить оружие под подушку и спокойно лечь спать. Но полиция действовала по типовой схеме – так, как положено в подобных случаях. И наверняка отчитывалась, что розыск ведется успешно и уже даже задержан подозреваемый…
Потом меня привезли в участок, прижали ладони к горячей парафиновой пластине и ею же обернули сверху. Через несколько минут пластину сняли и упаковали в полиэтиленовый пакет с моей фамилией.
– Это парафанго? – спросил наивный Поленов. – Но я не жалуюсь на суставы…
Полицейские усмехнулись столь явной глупости. Действительно, происходящее напоминало парафинотерапию – так в «Супериоре» лечат артрит. Но на самом деле процедура не имела отношения к лечению, а объяснить ее смысл временно задержанному никто не посчитал нужным.
Но я и сам знал, что это. Парафиновый тест на обнаружение следов выстрела: микрочастиц пороха и гремучей ртути капсюля. За Геннадия Поленова взялись всерьез.
* * *
Представитель российского посольства пришел на следующий день: молодой человек в строгом костюме и с таким же строгим лицом. На нем должна была читаться готовность всеми силами отстаивать интересы попавшего в беду соотечественника. Но если эта готовность и была написана, то невидимыми чернилами. Визитер больше походил не на защитника, а на обвинителя. Он не представился, не протянул руку и даже не поздоровался.
– У вас есть претензии к условиям содержания? – и тон был строгий, прокурорский.
– Нет. Камера светлая, чистая, есть горячая вода, даже душ. И не воняет, как на скотобойне. Не то что у нас…
Молодой человек едва заметно поморщился.
– Вы бывали в российских тюрьмах?
– Приходилось по делам службы. Это просто живодерни…
Он поморщился еще раз, более явно.
– Думаю, вам лучше воздержаться от подобных оценок. Значит, претензий нет? Тогда распишитесь вот здесь.
– Есть. Я незаконно задержан. И приличные условия содержания не оправдывают этого факта!
Представитель консульства вздохнул и стал собирать свои бумаги.
– К сожалению, мы не можем вмешиваться в процедуры судопроизводства. Советы, юридические консультации – другое дело. Кстати, вы располагаете средствами на адвоката?
– Располагаю, – кивнул я. И, подчеркивая каждое слово, добавил: – Сообщите обо мне Константину Константиновичу.
– Кому? – вскинул брови защитник российских граждан за рубежом.
– Константину Константиновичу! – значительным тоном повторил я.
На условном сленге так называлась резидентура. И этот сленг обязательно доводился до каждого нового сотрудника дипломатического представительства на первом же инструктаже. Услышав кодовое имя, любой «чистый» дипломат вытягивается в струнку и берет под козырек. Но, похоже, что молодой человек слышал этот оборот впервые. Может, он не проходил инструктаж? Исключено! Или у него настолько дырявая память? Не может быть! Но факт налицо…
– Я прошу сообщить обо мне Константину Константиновичу! – гипнотизируя взглядом визитера, в третий раз произнес я. – Это ваш коллега в посольстве!
Но магические слова по-прежнему не произвели никакого впечатления.
– Вы что-то путаете, – холодно сказал представитель посольства. – Я не знаю никакого Константина Константиновича. И у нас нет ни одного сотрудника с таким именем!
Я поманил его пальцем, перегнулся через стол к подставленному уху и выплеснул все владеющие мною чувства в яростном шепоте:
– Нельзя забывать инструктажи, болван! Сообщи разведке! Ты понял?! Прямо резиденту!
Наступила короткая пауза. Лицо молодого дипломата покраснело и расцветилось целой гаммой переживаний. Как после прикосновения горячего утюга к чистому листу, на нем медленно проявляются буквы тайнописи, так на округлых щеках, узком, с ямочкой, подбородке, выпуклом чистом лбу, округлом, «картошкой» носе, в небольших карих глазах, чуть оттопыренных ушах, да и во всем облике визитера проступила отчаянная готовность изо всех сил защищать права и интересы столь осведомленного россиянина.
– Конечно, господин Поленов! Я все сделаю. Все, что от меня зависит!
* * *
– Итак, пан Поленов, парфиновый тест дал положительный результат! – Следователь напоминает сушеную тиходонскую таранку, хотя нет – скорей астраханскую воблу: она меньше и костистей. Старомодные массивные очки из черной пластмассы его явно не украшают. Но сейчас он доволен и чувствует себя полноценным донским рыбцом.
– Не может быть! – вполне искренне восклицаю я. – Это какая-то ошибка! Просто ерунда…
– Увы, увы, пан Поленов, никакой ошибки тут нет, – возомнившая себя рыбцом вобла лучится самодовольством. – Удивляет другое: количество частиц пороха на ваших руках. Такое впечатление, что вы стреляли целый день! Во всей Чехии не совершается столько преступлений с использованием огнестрельного оружия…
Щелк! Все встало на свои места!
– Подождите, подождите! Я действительно много стрелял – в тире! Он здесь, на горе! Там еще кафе «Стрельница»! А бармена зовут Иржи, он же инструктор, у него волосы собраны косичкой, а в ухе серьга! Спросите у него, он меня хорошо запомнил, мы даже вместе выпили кофе с бехеровкой!
Излучение самодовольства потускнело, но не исчезло.
Следователь поправил очки.
– Значит, налицо «наложение фактов», только и всего. – Голос у него скрипучий, подходящий для засушенной в камень воблы. Рыбец бы говорил по-другому – глубоким баритоном, вальяжно, уверенно и неспешно.
– Стрельба в тире – не алиби. Она не мешала вам сделать вчера еще четыре выстрела…
– Извините, это не факт, а предположение! – перебил я. – Какие факты изобличают меня в столь тяжком и совершенно беспричинном преступлении?
– Пока еще вы не изобличены, а только подозреваетесь, – проскрипел следователь. – И я не обязан раскрывать вам доказательственную базу… Расскажите о целях вашего приезда, о времяпрепровождении, контактах…
– То ж про то ж – за рыбу гроши, – по-русски произношу я любимую присказку своей бабушки. – Почему я должен рассказывать о своей личной жизни? Разве я совершил какое-то преступление? Вы же сами говорите, что я только подозреваемый… Я протестую!
Сквозь квадратные очки на меня смотрят внимательные глаза. Очень внимательные. Так профессиональный биолог рассматривает совершенно неизвестную науке особь, неожиданно попавшую в рыбацкие сети. Молчание затягивается.
– Вы очень грамотный человек, пан Поленов, – наконец говорит он совсем другим голосом. – Впрочем, это не удивительно – ведь вы не простой преступник…
– Я вообще не преступник, – быстро вставляю я.
– И очень непростой человек…
– А какой? Золотой, что ли?
Следователь пожимает плечами.
– Лично я рад, что работать с вами будут другие люди.
Я напрягаюсь.
– Какие люди? Это что, угроза?
– Нет, конечно. Просто констатация факта. Прощайте, пан Поленов!
Он трогает кнопку вызова конвоира и кивает вошедшему вахмистру. Тот с привычной легкостью надевает на меня наручники и ведет в отвечающую всем европейским стандартам камеру.
* * *
К вечеру пришел мой «заступник» из посольства. Вид он имел не героический и в глаза не смотрел.
– Константин Константинович позвонил… Центру Центровичу… А тот сказал, что времена изменились и теперь мы не можем диктовать условия нашим бывшим братьям. Передали, чтобы вы самостоятельно решали свою проблему в соответствии с международным законодательством…
– Спасибо, брат! – как можно прочувствованней сказал я. – Ты мне здорово помог!
– Я сделал все, что от меня зависит, – виновато сказал молодой человек. – Но у вас сложное положение… Ведь парафиновая проба дала положительные результаты…
– Ах, вот в чем дело…
Этот безотказный бюрократический метод живет еще с советских времен. Из всего многообразия событий отбираются только те, которые поддерживают позицию чиновничьего аппарата. А остальные истолковываются в соответствии с этой позицией. Значит, сейчас родная Служба решила не вмешиваться…
– Тогда все правильно, я сам виноват. Ничего, друг, правда – она сильней любых тестов!
И я подмигнул огорченному дипломату.
Может, он и неплохой парень, но… «С волками жить – каркать по-воронски», – с акцентом говорил сосед дядя Гиви из тиходонского детства. Через несколько лет станет плохим, и ему уже не будет стыдно в подобных ситуациях…
* * *
На следующий день меня вновь вызвали на допрос.
Как и обещал похожий на воблу следователь, мною занялись «другие люди», которые оказались одним человеком, моим ровесником. Конечно, не таким молодым, красивым и сильным, как я, но тоже находящимся в неплохой форме. Высокий, подтянутая фигура, резкие черты сурового лица, короткая стрижка, начавшие седеть виски, холодные серые глаза с испытующим прищуром. Он не был похож на обычного полицейского – те выглядят по-другому, не носят дорогих, тщательно отглаженных костюмов и не пахнут «Серебряным эгоистом». И манеры у них попроще и погрубее.
Это контрразведчик.
Во даже как! Открытие меня неприятно удивило. С чего бы это контрразведка заинтересовалась обычной уголовщиной?
– Можете называть меня Ян. Или Мирослав. Как вам больше нравится, – доброжелательно представился ровесник, я даже подумал, что сейчас он протянет руку. – А какое обращение предпочитаете вы?
Я пожал плечами.
– Ну, раз мы не разводим церемоний, то по имени – Геннадий. Можно Гена.
– Я знаю, как вас зовут, – кивнул он. – Хотите закурить?
Ян-Мирослав протянул пачку «Мальборо».
Во времена нашей молодости этот сорт сигарет считался наиболее престижным, именно их я блоками привозил из загранкомандировок. Значит, Ян-Мирослав консерватор. Как и я. Вообще этот человек вызывал симпатию. Может, потому, что мы были не только сверстниками, но и коллегами.
– Спасибо, я редко курю. Лучше скажите, за что меня задержали? За то, что жил рядом с лифтом, где произошло убийство? Или за то, что имел неосторожность пострелять в тире?
Он отложил сигареты.
– Тогда я тоже не буду. И выпивать, и курить лучше в компании.
Я думал, он проигнорировал вопросы по существу, но оказалось, что нет.
– Не одно убийство, а два. Кстати, такие вещи не происходят, а совершаются… Происходят катастрофы, затмения, войны… А стрелять в тире не возбраняется, тем более что вы прекрасно владеете оружием. И это не удивительно…
Последняя фраза меня насторожила, но виду я не подал. Просто молчал, ожидая продолжения. И оно последовало.
– Вы знаете, кого убили в вашем лифте?
– Нет, разумеется. Откуда я могу это знать? И потом, это вовсе не мой лифт!
– Верно, лифт действительно не ваш. Извините. А насчет убитых могу дать пояснение…
Я молчал. Часто это лучшая тактика. Во всяком случае, она ни к чему не обязывает.
– …Томас Морк – англичанин и Али Кассем – ливанец с британским паспортом. Оба высокопрофессиональные киллеры, работают на Интеллидженс Сервис… Морк долгие годы являлся штатным сотрудником отдела «мокрых дел», помните, такой был и у вас в НКВД?
– Не помню. Я никогда не имел дел с НКВД и совершенно не разбираюсь в его структуре.
Ян-Мирослав чуть заметно улыбнулся.
– А вот это неправда. Чуть позднее скажу – почему. Так вот, на счету у Морка – десятки ликвидаций. Потом, под влиянием парламента и общественности, его отдел официально упразднили, а он стал выполнять деликатные задания нелегально. Шесть лет назад Морк завербовал Кассема и привлек его к своей работе на агентурной основе. За ними много трупов. Они чрезвычайно опасны, осторожны и изощренно-хитры. И вот они убиты. Как обычные бандиты, которые залезли на чужую территорию. Кто мог запросто расправиться с такими мамонтами?
Я развел руками.
– Совершенно точно знаю, что не я…
Любитель американских сигарет вжикнул «молнией» черной кожаной папки и выложил передо мной пять фотографий.
– Только кто-то из них мог это сделать. Кого вы знаете?
Внимательно пересмотрел все снимки. Серьезные, уверенные в себе мужики с могучими шеями и чуть прищуренными, будто целящимися глазами. Третьим был Густав в каком-то мундире без знаков отличия. Я уделил ему не больше внимания, чем остальным, и, сложив фотографии стопкой, вернул контрразведчику.
– Я никого не знаю.
Мой симпатичный ровесник скептически кивнул.
– А прозвище Одиссей вам что-нибудь говорит?
– Нет.
– Плохо, Дмитрий. Очень плохо. Двойка.
– Меня зовут Геннадий.
Но собеседник не обратил внимания на этот жалкий лепет. Он принялся раскладывать все по полочкам и делал это педантично, логично и убедительно.
– Структуру НКВД изучают на первом курсе разведшколы, в спецдисциплине «История органов ВЧК – КГБ». Дмитрий Полянский сдал ее на «пятерку»…
Я молчал.
– С Вацлавом Черны вы учились на одном потоке, потом неоднократно работали по одним делам, в том числе и здесь, в Карлсбаде… И прекрасно знаете, что его оперативный псевдоним Одиссей. Вы ждали его в кафе «Опера» и приходили в морг на вскрытие. Бармен и паталогоанатом опознали вас по фотографии.
Я молчал.
– А старшая медсестра Мария Выборнова опознала по фотографии Милоша Новака по прозвищу Густав. Он находился у вас в номере перед убийством. Он и уничтожил Кассема с Морком, которые направлялись, чтобы ликвидировать вас…
Контрразведчик подался вперед и навалился грудью на разделяющий нас стол.
– Что же получается, Дмитрий? Штатный сотрудник российской разведки ждет на явке бывшего сотрудника МБ коммунистической Чехословакии, но того убивают! Очень необычным и непонятным способом, впрочем, об этом позже… Потом агенты британской разведки пытаются ликвидировать русского разведчика, но их самих ликвидирует профессиональный наемник, в прошлом – рейнджер, потом офицер Французского иностранного легиона. Который прикрывает того самого русского разведчика. Прекрасная закольцовка, не правда ли? Великолепный сюжет! Это просто шпионский роман, Ле Карре отдыхает! Если продать идею Голливуду, то можно заработать немалые деньги!
«Интересно, он случайно упомянул Ле Карре, или знает, что это мой любимый писатель? – подумал я. – Но тогда он глубоко изучил мою биографию…»
А вслух сказал:
– Заработайте, я искренне за вас порадуюсь. В Голливуде хороший сюжет стоит сотни тысяч долларов.
– Меня не волнуют мифические сотни тысяч долларов. – Контрразведчик презрительно скривил губы и еще сильней навалился на стол. Если бы он не был привинчен к полу, то наверняка отъехал бы назад и прижал меня к стене.
– Меня волнует вся эта шпионская кутерьма в маленьком, чистом Карлсбаде. Я хочу знать, что за ней стоит. – Он непроизвольно повышал голос и незаметно перешел на крик. – Меня волнует, что русские шпионы и их агенты чувствуют себя в суверенной Чехии как дома! Ведь те времена, когда чехословацкое МБ было младшим братом советского КГБ, давно прошли! Мы больше не братья!
– Но, надеюсь, и не враги? – В этой фразе было больше сарказма, чем я хотел. Но, как ни странно, мой тон отрезвил Яна. Или Мирослава. Короче, обоих.
– Нет. Конечно, не враги, – сказал он обычным голосом. – Извините.
– Ничего. Когда вы вступите в НАТО и нацелите на нас радары, думаю, криком не обойдется. В ход пойдут дубинки и щипцы для ногтей…
– Перестаньте. – Контрразведчик устало махнул рукой и промокнул платком вспотевший лоб. – Я из старой гвардии и большую часть жизни работал с вами рука об руку!
– Тогда мы можем говорить откровенно, – дружески улыбнулся я. – Скажите, пожалуйста, разве из сценария для голливудского блокбастера получится судебный приговор? Вы прекрасно знаете, что нет. Тогда зачем меня здесь держат?
Ян-Мирослав вздохнул.
– Думаю, что спрашивать вас о том, какую кашу вы здесь заваривали, совершенно бесполезно?
– Я вообще не люблю кашу. Мясо и рыба – другое дело. И морепродукты. Хотя в еде я не привередлив. Но, честно говоря, здешняя кормежка мне не очень нравится. В «Супериоре» все было гораздо пристойней…
– Мы внимательно изучили ваш образ жизни, – невозмутимо продолжил Ян-Мирослав. – Поиски недвижимости, стрельба, игра в казино, активное соблазнение женщин, лечение и прогулки – все совершенно естественно и невинно. Но это только оболочка, камуфляж, первый слой…
Я молчал.
– А если копнуть поглубже, то окажется, что вы целенаправленно ищете некоего Старовойтова – очень скользкого типа, имеющего русские корни и солидное состояние весьма сомнительного происхождения. Это второй слой. Но он тоже не настоящий. Потому что переплетение интересов спецслужб в него не вписывается, схватки суперкиллеров и мега-суперкиллеров – тоже. И еще кое-что…
Он встал, прошелся по комнате для допросов и взял стоящий в углу вытянутый сверток длиной около метра. В нескольких местах сверток был туго обвязан шпагатом, сильно продавливающим плотную бумагу.
– Мы обыскали номер Морка в «Бристоле» и нашли там вот это…
Контрразведчик потянул за узелок, размотал шпагат, бросил его на пол и принялся медленно разворачивать хрустящую упаковку.
– Нам непонятно, что это такое. И причина смерти Одиссея непонятна. Но, похоже, эти непонятности пересекаются. Конечно, экспертизы все расставят по своим местам, однако думаю, что вы можете сделать это прямо сейчас…
Бумага последовала за шпагатом. Ян-Мирослав повертел в руках красивую резную трость, давая мне возможность рассмотреть ее со всех сторон.
– Вы знаете, что это такое?
Еще бы! Прекрасно знаю!
Джунгли жизни кишат опасными тварями. Пьяные, агрессивные орангутанги, крушащие все на своем пути, неприметные маньяки-оборотни, поджидающие очередную жертву в темных переулках, хищные волки, нападающие на квартиры, банки и автомобили, ядовитые пауки-наркодиллеры, упорно плетущие свои клейкие сети, готовые на все злые гадюки-завистники или скорпионы-ревнивцы…
Встречи с этими тварями часто заканчиваются трагически, и криминалистические музеи мира переполнены тем, чем уничтожают себе подобных: всеми этими кривыми острыми зубами, ядовитыми жалами и шипами, хищными изогнутыми когтями и другими орудиями убийств, имеющими форму ножей, топоров, серпов, утыканных гвоздями дубин, тяжелых кистеней, кастетов, ружей и револьверов.
Но зубов анаконды в полицейских экспозициях нет. А это именно зуб анаконды! Возможно, единственный в мире…
– Я хочу прищучить англичан – ведь им вообще нечего делать на нашей территории, – продолжил контрразведчик. – А тем более, они не могут убивать граждан Чехии! Чтобы инициировать ноту протеста нашего МИДа, мне нужен конкретный факт. Улика. Вещественное доказательство. Вы можете мне помочь? Ваших интересов это никак не затрагивает…
Он утратил обычную невозмутимость, в глазах вспыхнул яркий огонь заинтересованности, и в тоне появились просительные нотки.
– Вы знаете, что это такое? – повторил он.
– Знаю. Дистанционный инъектор.
На самом деле полное наименование уникального предмета было чуть более длинным: «Дистанционный инъектор маскированный». Кодовое сокращение «ДИМ-1». Очевидно, предполагалось, что за первым образцом последуют второй, третий, десятый. Но времена изменились…
Безобидное название не обмануло моего опытного собеседника.
– Значит, им и ликвидировали Одиссея? Но каким образом?
– Крохотный полый шарик с ядом. Выбрасывается сжатым воздухом со скоростью 150 метров в секунду. Этого достаточно, чтобы пробить одежду. Исключая, пожалуй, зимнюю.
Ян-Мирослав предусмотрительно отступил на шаг назад. Излишняя предосторожность – изделие однозарядное. Тогда, в 1977-м, я предлагал использовать баллончик со сжатым воздухом и магазин на 15 шариков, но это увеличивало габариты и не оправдывалось целевым назначением: специальная ликвидация – дело редкое, сугубо штучное.
«ДИМ-1» как раз и создавался по заказу болгарских братьев под конкретного человека. Только тогда мы ничего об этом не знали. Во избежание утечки информации, в оружейные конструкторские бюро решили не обращаться. Я заканчивал третий курс «Школы-100», увлекался системами оружия разных стран, пытался сконструировать принципиально новый бесшумный пистолет, поэтому меня и привлекли к проекту.
– А как доказать, что эта штука принадлежит англичанам? – азартно спросил контрразведчик.
– Очень просто. Нажмите вон ту заклепку… Нет, следующую! А теперь поверните желтое кольцо по часовой стрелке… Вот так… И отвинчивайте рукоятку… А теперь вынимайте изделие…
Из деревянного футляра появился круглый стальной цилиндр, конусообразно переходящий в более тонкий ствол, к которому прижимается на шарнире желобообразный, для компактности, рычаг взвода. Это, собственно, и есть «ДИМ-1».
Очень простая конструкция, во многом повторяющая обычную пневматическую винтовку. Длинный рычаг легко сжимает мощную пружину, автоматически включается предохранитель. Нажатие пусковой кнопки освобождает поршень, он с силой выталкивает воздух вместе с маленьким, безобидным на вид шариком. Эффективная дальность до двух метров, но обычно столько не требуется. Вначале спуск сопровождался громким щелчком, пришлось обтянуть пружину полиэтиленом и поставить в торец боевого цилиндра упругое кольцо из авиационной резины. После этого «ДИМ-1» стал практически бесшумным.
Вставить его можно в любую маскировку. Исходя из условий неназванной страны применения – сырость и частые дожди, – я выбрал зонт. Но в Тунисе человек с зонтом смотрелся бы диковато, поэтому для ликвидации Арнольда Смита англичане сменили маскировочную оболочку. А трость – она и есть трость: универсальна и подходит для любых условий.
– Интересная работа! – возбужденно сказал Ян-Мирослав, внимательно осматривая специзделие и осторожно заглядывая в крохотную дырочку ствола. – Но вряд ли здесь есть клеймо изготовителя или какие-то отличительные знаки…
– Посмотрите справа, на толстой части, – сказал я. – Нет, сначала поверните, чтобы спусковой прилив оказался внизу. А теперь посмотрите справа. Там есть вертикальная риска, след от напильника?
Он всмотрелся, потом перевел взгляд на меня. Изумленный, надо сказать, взгляд. Хотя за время, проведенное под арестом, и я сам, и мой костюм утратили обычный лоск и презентабельность, я выпятил грудь и приосанился.
– Есть… Но… Откуда вы знаете? Ведь этого ни в одном справочнике быть не может!
Откуда, откуда… Да я сам и черканул напильником, из озорства, – вроде расписался на уникальном экземпляре. Хотя, конечно, не предполагал, что когда-то мы встретимся…
– Какой справочник, старина! Откуда он у меня? Обычная пресса. Поднимите британские газеты 1978 года: они все писали об убийстве в Лондоне болгарского диссидента Антонова! Из зонтика выстрелили ему в ногу шариком с рицином. Слышали про рицин? Оказывается, есть такой яд! Это сделал другой болгарин, турист. Желтая английская пресса называла его агентом госбезопасности, хотя он так и не признался. Но все равно получил двадцать лет тюрьмы!
– Подождите, подождите… Вы хотите сказать, что знаете обо всем из газет?! – Ян-Мирослав даже растерялся от такой наглости.
– Ну конечно! Откуда же еще? – искренне удивился Геннадий Поленов. – В те годы я был еще юнцом, студентом Тиходонского института народного хозяйства, специальность «Экономика и финансы». Хотя какая разница, кем я был? Главное, что я умею анализировать. Дальнейшее додумать нетрудно: зонтик отправили в камеру вещественных доказательств. Оттуда его и позаимствовала «Интеллидженс Сервис». Переставила спецоружие в трость и ликвидировала бедного Одиссея. У него в ноге нашли шарик? Нет? Значит, плохо искали. Найдите – вот вам и основание для ноты протеста, дипломатического скандала и всего, чего угодно! Можно даже отыскать того болгарина-туриста, он уже наверняка освободился и с удовольствием даст показания на ненавистных англичан!
Контрразведчик вставил «ДИМ-1» в деревянный пенал, привинтил рукоятку в виде орлиной головы. Трость приняла первоначальный вид. Ян-Мирослав тщательно завернул ее в упаковочную бумагу.
– Когда меня выпустят? – спросил наивный Поленов. – Ведь я помог вам прищучить англичан?
Ян-Мирослав мрачно кивнул. Он уже потерял ко мне интерес.
– Да, помогли, спасибо. Но раз вы обычный русский турист, то ваше дело вне моей компетенции. Пусть им занимается полиция. Все-таки причастность к убийству двух человек – серьезное преступление. Соучастник наказывается мягче, чем исполнитель, но все же достаточно строго…
У меня испортилось настроение.
– Но почему вы пытаетесь превратить голливудский сюжет в судебный приговор? Какой в этом смысл для вас и вашей службы?
Контрразведчик завязал последний узел, проверил прочность шпагата, потом поднял голову и посмотрел в упор. Жесткий колючий взгляд не был взглядом брата и коллеги. Так смотрят на врагов.
– Потому что расстрел Морка и Кассема, в совокупности с этой штукой, это… – Он выразительно взвесил на руке предмет в плотной бумаге. – Это из третьего, тщательно скрытого слоя вашей деятельности. И хотя я не знаю, какую кашу вы варите, ее запах говорит о том, что это очень ядовитая каша, она не пойдет на пользу моей стране. Больше того, нанесет колоссальный вред. Поэтому будет лучше, если ближайшие три-четыре года вы проведете в тюрьме.
– Вот как…
Поленов задумался. Может, действительно так будет лучше? Нет, ему так не казалось. Да и мне тоже. Мозг работал со скоростью компьютера в блоке наведения ракеты «воздух–воздух», пущенной с «МИГа-31».
– Раз все так серьезно, я настаиваю на цивилизованном ведении следствия. Задержанный имеет право на один телефонный звонок. Но мне не предоставили такую возможность! Это существенное нарушение прав человека!
Последний аргумент бесполезен в России, но безотказно действует на любого европейца.
Ян-Мирослав пожал плечами.
– Да ради Бога. Если рискнете звонить в Центр с моего телефона, то пожалуйста…
Он протянул аппарат. Я нажал нужные кнопки. Один гудок, второй, третий, четвертый… Неужели он не возьмет трубку? Нет, взял!
– Здравствуйте, Степан Николаевич…
– Вы опять с нового номера! – Будницкий был явно мной недоволен.
– Извините, у меня чрезвычайная ситуация…
– Опять?! Что на этот раз?
* * *
Резкий контраст обостряет ощущения. Еда после голода, плотские утехи после воздержания, мир живых после морга, свобода после неволи… Как-то так вышло, что в последнее время я живу на контрастах.
Я медленно иду по Старо-Луговой улице, глубоко дышу чистым горным воздухом, любуюсь встречными женщинами, рассматриваю фасады средневековых домов. Руки свободны от наручников, вокруг нет решеток, запертых дверей, конвоиров…
Негромко шумит река и играет музыка, к Колоннаде с плоскими питьевыми кружечками в руках потянулись те, кто приехал не скрываться и не преследовать, не выполнять тайные задания и не разоблачать их, а действительно лечиться и выполнять предписания врачей. Совсем другой мир, в котором ничего не знают про изощренное убийство Вацлава и про «ДИМ-1», про работающих на британскую разведку киллеров, которые оставили трупы по всему миру и бесславно закончили свой путь в тихом курортном городке. Мир, в котором бритоголовые упыри, карикатурные и анекдотичные, вылезают из своих машин-монстров только для того, чтобы потерпеть поражение от остроумных владельцев «Запорожцев».
Шестнадцать часов, десять минут. С момента звонка Будницкому прошли неполные сутки. Час назад пришел высушенный следователь, держался он на этот раз скромно, как вобла, которая хорошо понимает, что ей никогда не стать рыбцом.
– Пан Поленов, ваши показания насчет тира полностью подтвердились, следовательно, результаты парафинового теста нашли объяснение, а поскольку иных оснований для вашего задержания не имеется, я вас освобождаю! – пробубнил он, глядя в тонкую пачку официальных бумаг и стараясь не встречаться со мной глазами.
И вот я наслаждаюсь свободой, купаюсь в ней. Могу делать что хочу: зайти в пивной ресторан, взять три пива и двести пятьдесят сливовицы… Или подсесть к этим симпатичным девушкам в кафе-мороженом, заказать им бутылку шампанского, а себе – граммов двести пятьдесят ирландского виски… Могу неторопливо прочесть афишу, а потом прямиком отправиться на концерт фортепиано со скрипкой и выпить в буфете полбутылки коньяку… Могу гулять до утра или провести ночь на дискотеке, могу взять бутылку «Джонни Уокера» и закатиться ночевать к Лере… Или вернуться в родной «Супериор», отдать в чистку костюм, выкупаться, выпить хорошенько и лечь спать, желательно с Галочкой… Хотя нет, в отеле лучше не задерживаться: свобода и бессмертие – совершенно разные вещи…
Что ж, хотя планы на вечер были еще достаточно неопределенными, одна составляющая предстоящего времяпрепровождения вырисовывалась вполне отчетливо… Поэтому я зашел в магазин, купил «Макаллан» двенадцатилетней выдержки и только потом отправился в отель.
Прямо в вестибюле я лицом к лицу столкнулся со старшей медсестрой Марией. Она изумленно всплеснула руками.
– Пан Поленов, это вы?!
– Конечно, – с непоколебимым достоинством кивнул я. – А что вас, собственно, удивляет, пани Выборнова?
– Нет… Просто…
Она смущенно поправила седые волосы.
– Просто вы до сих пор не сдали мочу!
– Извините, я исправлюсь. Немедленно!
Мария осмотрелась по сторонам. Я тоже. Вокруг было много людей, но знакомых я не видел, а остальные не обращали на меня внимания.
– Вас насовсем отпустили, пан Поленов?
– Что значит «отпустили»? Откуда? – удивился я. – Просто в целях безопасности я жил в другом отеле и помогал полиции… Меня тут никто не искал?
Мария озабоченно кивнула.
– Вчера приходили двое русских… Я как раз зашла на рецепцию и слышала, как они про вас расспрашивают…
– Гм… А как они выглядели?
– Такие… И такие…
Полненькая женщина расставила ладони на уровне плеч, потом, сузив размах, – на уровне шеи.
– И очень страшные лица, – она понизила голос. – Как у человека, который сидел у вас в тот вечер…
Я наморщил лоб.
– Разве у меня кто-то сидел? Не припоминаю… Ладно, пойду сдавать мочу!
– Пан Поленов! – тревожно сказала Мария мне в спину. Я мгновенно обернулся. – Сейчас не надо ничего сдавать, пан Поленов. Лаборатория давно закрыта. Завтра утром.
Злосчастный лифт не работал, очевидно, пули что-то повредили внутри. Да мне и неприятно было бы им пользоваться. Зато второй функционировал исправно. Я поднялся на пятый этаж, с предосторожностями зашел в номер.
После обыска его убрали, все вещи лежали на местах, что удивительно – ничего не пропало! Даже маленькая пластмассовая ампула дожидается меня на кафельном выступе санузла. Извините, пани Выборнова, но я не могу в этот раз сдать свою чистейшую, как родниковая вода, искрящуюся сексуальной энергией мочу, хотя она, конечно, существенно обогатила бы практику вашей лаборатории… Но обязуюсь, что в следующий раз, если позволят время и обстановка…
Я бросил в портфель бритву, пару белья, носки, пасту, щетку, одеколон… Собрал портплед. Осторожно прислушался, быстро выглянул в коридор. Ни анакондой, ни прочими тварями пока не пахнет…
Минуя холл, на лифте для персонала спустился в паркинг. «Мерседес» сверху запылился, воздух в салоне спертый, но это мелочи. Бомба под задницей гораздо серьезней… Осмотрел автомобиль – под днищем, под крыльями, под капотом, – ничего нет: ни «маячков», ни тротила, ни его эквивалента. Медленно выехал со стоянки, попетлял по узким улочкам – сзади никого.
Вдруг по ходу движения вижу вывеску: «Збрань». Очень кстати! Витрина с ружьями, розовощекими усатыми охотниками в камуфляже, весело пикирующими резиновыми утками и упитанными, явно довольными жизнью гипсовыми зайцами. Вы-то, дурашки, чему радуетесь? В празднике под названием «Охота» вам отведена не самая завидная роль…
Я припарковал машину, посмотрел в зеркало заднего вида – чисто. Перешёл тротуар, внимательно посмотрев вправо и влево. Глаза и интуиция, которой я за столько лет привык доверять, хоть и проверяю постоянно, твердили: все спокойно!
Колокольчик над дверью не звякнул, а приглушенно кашлянул, как будто на него надели глушитель. Внутри пахло кожзаменителем, лежалыми вещами и оружейным маслом. Изобилия покупателей не наблюдалось, а если сказать совсем точно, то я был единственным.
Продавец сидел на высоком табурете за кассой. Толстый и массивный, как пивной бочонок, с головой, вбитой в плечи, он казался гораздо старше своих лет. Чёрная майка, усыпанная перхотью, прекрасно гармонировала с сальными, до плеч, волосами. За ним, вдоль стены, стояли в ряд охотничьи двустволки, над головой висели несколько луков и арбалетов, в стеклянном прилавке ждали покупателей ножи и газовые пистолеты. В дальнем по диагонали углу под потолком было прикреплено сферическое обзорное зеркало, чтобы не украли охотничьи комбинезоны, шляпы и резиновые сапоги. В другом углу висел телевизор, на экране играли в футбол.
– Добрый день! Мне нужно что-нибудь для самообороны…
– Огнестрельное и газовое оружие только для граждан Чехии, – скучным голосом пояснил длинноволосый, уверенный, что я не наполню его кассу. – По разрешению полиции.
Я кивнул.
– Знаю. Мне что-нибудь попроще. Например, кастет.
«Бочонок» оживился.
– Антика? Или новодел?
– В смысле?
– Есть у меня пара эсэсовских…
– Нет, меня интересует самый обычный, серийный. Стальной, можно медный.
Он на удивление легко спрыгнул со стула, чем-то погремел под прилавком, вытащил наверх зеленый деревянный ящик из-под советских патронов, на треть заполненный старыми ножами, кастетами, цепями и дубинками. Потом внимательно посмотрел на меня и спрятал ящик обратно, а сам прошелся вдоль большого шкафа, ведя ладонью вдоль лакированной деревянной поверхности. Будто уловив нужную энергетическую волну, он остановился и открыл дверцу.
– Вот то, что вам подойдет, – не слишком чистая рука вытащила на свет Божий кастет с шипами, покрытый чёрным лаком и украшенный головой орлана.
– Настоящий фабричный, стопроцентная сталь. Всего триста крон! Гарантия двадцать четыре месяца, в течение семи дней можете сдать обратно без объяснения причин.
Я примерил железку – пальцы легко вошли в овальные отверстия. Сжал руку. И правда: то, что нужно. Сидел, как будто для меня отливали. Кулак сразу потяжелел и налился силой.
– А без шипов есть?
– Вы гуманист? – Продавец усмехнулся. – Без шипов нет.
– Беру. – Я положил на металлическую тарелку у кассы три купюры по сто крон.
«Бочонок» кивнул и выбил чек. А потом неожиданно сказал:
– Могу предложить одну интересную вещь…
И достал из шкафа тускло отблескивающий револьвер. С первого взгляда я не опознал ни систему, ни модель. Второй зацепился за чрезмерно узкое отверстие ствола. Похоже на «ДИМ-1»…
– Пневматика? Нет, спасибо.
Продавец покачал головой вместе с плечами.
– Не пневматика, нет. Вот…
Он высыпал на прилавок несколько миниатюрных патрончиков: как охотничьи капсюли с вытарчивающими конусами крохотных пулек. Ясно. Это «монтекристо» – маломощное огнестрельное оружие. В царской России таким баловались малолетние отпрыски состоятельных семей.
– Разрешение не требуется, а бьет резко, – пояснил продавец. – Хотите, попробуем?
Он быстро зарядил револьвер, приставил к стене несколько оружейных каталогов, отступил на три шага, прицелился и выстрелил. Негромко треснул выстрел, журналы соскользнули на пол. Два были пробиты насквозь, третий до середины.
– Видите? – Продавец залихватски сдул истекающую из дула струйку дыма. – Всего двести евро.
Конечно, это не «Ругер» или «Таурус», хотя если добавить шарик с рицином… Но, увы, у меня нет таких шариков.
– Спасибо, кастета вполне достаточно, ведь я человек мирный… И не упаковывайте, не надо.
Сунув кастет в задний карман, я вернулся в машину. Начинало смеркаться. Обстановка совершенно не ясна. Куда ехать?
Вариантов было не особенно много. Можно к Наталье Павловне Громаковой, можно к Елене Семеновне Дворяткиной, можно к бесфамильной Валерии. К Лере? К Лере? Или к Лере?
Пожалуй, поеду к Лере. Если я к ней попаду. Место-то бойкое…
Мне повезло дважды. Она была дома. И одна. Через полчаса я звонил у знакомой двери на Пушкина, 28.
* * *
– А где ты был столько времени? – изрядно опьяневшая Наталья – Елена – Валерия игриво ерошит мне мокрые волосы.
Она совершенно голая, и тяжелые груди оживают при каждом ее движении. Благородный «Макаллан» мы выпили быстро и без затей, как ординарную «Белую лошадь». И, кстати, успели прикончить полбутылки «Белой лошади» из Лериного бара. Поэтому я тоже не совсем трезв. К тому же успел спустить пар. Даже два раза. И нахожусь в умиротворенном, расслабленном состоянии, близком к нирване. И мне хочется говорить этой замечательной женщине только правду.
– В тюрьме!
– Ха-ха-ха… Нет, дружок, не заливай! Я знаю, как воняет от парня, вышедшего из тюрьмы… Аж блевать тянет!
– Откуда тебе известны такие подробности? – удивляется интеллигентный Геннадий Поленов, которого несколько шокирует Лерина вульгарность.
– Плавали, знаем!
– Тут совсем другие тюрьмы…
Она продолжает смеяться, прищурившись и нацелив в меня палец.
– Не в тюрьмах дело! Дело в тебе. Ты, дружок, совсем не из той породы! Я даже подумала, что ты из этих…
И Лера умиротворена и расслаблена, ей тоже хочется говорить такому замечательному парню, как я, чистую правду, только в отличие от меня она не знает, до каких границ это допустимо. А потому ее замечательность тает на глазах.
– Из каких «этих»?
– Из засланных. Тебя даже проверяли. Понял, дурачок? Про-ве-ря-ли!
– С чего вдруг?
– А как ты думал? Нарисовался вдруг с подходцами разными… Ладно бы просто вставить захотел – это понятно, ну, ресторан, туда-сюда… А в первый вечер три штуки евриков на игру подарить – так не бывает… Я же не Элизабет Тейлор… И потом: костюмчик, туфли, ремень, зажигалка – все крутая фирма, а ручка пластмассовая, за три копейки, из отеля! Так тоже не бывает. Вот и пришлось проверять!
Нет, это не замечательная женщина, а хищная и опасная тварь! Гадюка! Как я мог забыть? Впрочем, я ничего и не забывал. Просто притворялся. И продолжаю это делать.
– И что?
Лера придвигается вплотную и лезет рукой туда, куда лезть не следует. Во всяком случае, сейчас. Она вообще отличается ненасытностью, а сегодня форсирует события, явно опережая мои возможности. Я отстраняюсь.
– Что, что… Пока ничего. Вроде все нормально. Пока…
– Почему «пока»?
Влажные губы слюнявят мне шею.
– Сегодня – одно, завтра – другое… Так всегда. Кстати, вчера пацаны тобой интересовались. Может, что новое выплыло…
– Какие пацаны?
– Какие, какие… Обычные. У нас тут непоняток не любят… Давай, иди сюда…
Честно говоря, ее рассказ вряд ли мог выполнить роль афродизиака, скорее наоборот. Но отступать было некуда. В конце концов, важна не победа, а участие. Или его имитация.
– Так где ты был столько времени? – снова спросила она в самый неподходящий момент.
– На экскурсии… В Мюнхене и Дрездене…
* * *
Проснулся я около семи. Лера раскинулась поперек постели в бесчувственном состоянии: делай с ней что угодно – не почувствует. Но мне ничего не было угодно. Только привести себя в рабочее состояние. Парадокс, но за все время пребывания на курорте санаторный режим удавалось выдерживать лишь в камере предварительного задержания.
Покачиваясь, вышел на кухню. Автоматическая кофеварка «BOSCH» поворчала, недовольная, видимо, ранней побудкой, но исправно выдала двойную порцию «эспрессо». Потом последовали контрастный душ, бритье. Костюм отвиселся, но выглядел все равно неважно. Однако выбирать было не из чего.
Напоследок заглянул в спальню, заботливо укрыл хозяйку легким шелковым пледом. На туалетном столике валялась помада. С чувством, с которым когда-то метил напильником «ДИМ-1», написал на большом зеркале печатными красными буквами:
«Срочно уехал с докладом в Теплицу. К обеду не жди. Твой суслик».
* * *
На улице откровенно прохладно, чувствуется дыхание осени. В конце квартала ремонтники в аккуратных синих комбинезонах поднимают крышку люка. Один безразлично смотрит, как я сажусь в свой «мерседес». Ну, смотрит и смотрит. Однако мне это не очень нравится.
Плавно трогаюсь с места. Руки в апельсиновых перчатках из мягкой замши лежат на руле. Кастет я сунул в бардачок, прикрыв путеводителем по Праге. Именно туда я и направляюсь.
На выезде из города меня останавливает полицейский на мотоцикле. Вежливо прикладывает руку к шлему, вежливо проверяет документы, вежливо желает счастливого пути. Вроде все нормально, обычное дело. Но в Чехии не проверяют документы без повода. Мне это тоже не нравится.
А потом сзади появился и завис на хвосте, как привязанный, чёрный «гелендваген» с затемнёнными стёклами. И это мне очень, очень не нравится! Сантехники? Полицейский? Лера? Невидимый наблюдатель? Не обнаруженный маячок в машине? Случайность? Ха-ха! Хотя всякое в жизни бывает. Сейчас проверим…
Впереди заправка и закусочная, летние столики, тенты, довольно много народу – на стоянке десяток машин и большой автобус. Место вполне подходящее. Притормаживаю, расстояние до джипа сокращается. Затемнённые стёкла позволяют увидеть только передние сиденья. За рулём, почти упираясь головой в крышу, сидит громадное человекоподобное существо – настоящий Кинг Конг. Рядом блондин в чёрных очках, который на контрасте кажется мальчиком.
Включаю правый поворот и сворачиваю на асфальтированную площадку с летними столиками. «Гелендваген», без всяких сигналов, спокойно заезжает следом. Значит, не случайность! Кстати, я ведь сегодня не завтракал… Перекладываю кастет в задний карман брюк, выхожу из машины, спокойно подхожу к лотку, заказываю смаженэ клобасы с хлебом и горчицей, в придачу – бутылку безалкогольной «Баварии». Сам незаметно смотрю назад.
Гигант неуклюже выбирается наружу, неторопливо разминает ноги. У него деформированные уши, низкий скошенный лоб и огромная, выступающая вперед челюсть. По классификации Ломброзо – это явно выраженный насильственный преступник, убийца. Блондинчик выпрыгивает резво, вблизи он уже не похож на мальчика – скорей на крепко пьющего содержателя притона. Солнечные очки наполовину закрывают сморщенное бледное личико обезьянки, тонкие губы змеятся нехорошей улыбкой.
Они не маскируются и не прячутся, наоборот – дерзко пялятся на меня, переговариваются и усмехаются. Ну, наглецы! Ничего, сейчас я потру свою волшебную лампу, и от вас полетят пух и перья!
Колбаски с румяной, хрустящей корочкой выглядят очень аппетитно. Обжигая пальцы, беру одну, макаю в горчицу, отправляю в рот и поспешно тушу вспыхнувшее пламя холодным пивом. Очень хорошо!
Чистой рукой достаю телефон и начинаю набирать волшебный номер. Кинг Конг и блондинчик взяли целую гору утопенцев – жирных и пряных маринованных сарделек, по паре бутылок черного «Козела» и расположились неподалеку. Они еще не знают, что их ждет, а потому спокойно набивают и заливают пивом свои жалкие утробы, бросая злобные взгляды в сторону обманчиво-беззащитного Геннадия Поленова, который, якобы, не подозревает о нависшей над ним опасности.
Бедные гоблины, вы ввязались в скверную историю! Не знаю, как именно расправится с вами могущественный волшебник Будницкий, но точно знаю, что расправа будет быстрой, эффектной и радикальной! Может, в ясном небе громыхнет гром и острая молния испепелит вас дотла… Может, появится Густав и пристрелит обоих недрогнувшей рукой… А может, вас арестуют строгие и неподкупные чешские полицейские… Может, из ниоткуда материализуется черт с рогами, огнедышащий дракон или людоеды – поклонники Макумбы… В любом случае вам придется несладко!
Кстати, до восстановления справедливости пройдет какое-то время, и я вполне успею еще съесть шопский салат – мелко нарезанные помидоры, перец, салат, лук и огурцы, заправленные маслом и уксусом и засыпанные тертой брынзой. М-м-м… Я даже глаза зажмурил от предвкушения острого вкуса и свежего аромата.
Но вначале – дело, сейчас покончим с формальностями… Я злорадно нажимаю последнюю кнопку.
Хотя на этот раз я звоню со своего номера, банкир все равно долго не берет трубку. И отвечает очень холодным тоном.
– Здравствуйте, Степан Николаевич! У меня снова возникла проблема…
Я не успеваю закончить фразу, как он перебивает, причем очень жестко:
– Послушайте, любезный, я вас нанял для того, чтобы вы решали мои проблемы, а не я ваши! А получается наоборот! Это золотая рыбка исполняла три желания, а я – только два! И свой лимит вы уже исчерпали! Ничего не сделав в ответ!
– Я обязательно сделаю… Просто сейчас…
Но Будницкий не настроен выслушивать объяснения.
– Мне не нужны неэффективные и проблемные сотрудники! Контракт расторгнут! Возвращайтесь и отчитывайтесь по авансу!
В трубке раздались короткие гудки.
Вот дела! Такого оборота я не ожидал…
Аппетит сразу пропал. Какой там шопский салат! Я отодвигаю тарелку с колбасками. Обжирающиеся гоблины уже не кажутся жалкими и обреченными. Напротив… Это профессиональные убийцы, у них наверняка есть оружие, и они умеют выбирать подходящий момент. Я почувствовал себя голым.
Надо быстро уносить ноги!
Встаю, медленным шагом направляюсь к лотку, как будто действительно за шопским салатом. Но потом неожиданно бросаюсь к машине, прыгаю на сиденье, включаю двигатель, резко рву с места… Гоблины застыли в растерянности, словно время остановилось.
Выехав на шоссе, быстро набираю скорость. Восемьдесят километров, девяносто, сто… Промчавшись с километр, вижу в зеркальце, как «гелендваген», наконец, рванулся следом. Словно носорог, преследующий промахнувшегося охотника. Хотя в чем мой промах? Чего они ко мне привязались? Что им надо?
Сто десять, сто двадцать, сто тридцать… Но я не отпускаю педали акселератора. Сто сорок, сто пятьдесят…
В сторону Праги, как двухпалубные яхты, мягко покачиваясь и почти не снижая скорости на поворотах, плывут сверкающие в лучах солнца автобусы с жизнерадостными туристами. Когда ревущий двигателем и визжащий резиной «мерседес» обгоняет их по краю дороги, они радуются, как дебильные дети. Водители автобусов и встречных грузовиков возмущенно мигают фарами, постукивают пальцем по виску или показывают кулаки. Зато джип исчез с зеркальца заднего вида. Оторвался! Надолго ли? Вопрос…
Дорога стала свободней, и я придавил педаль до отказа. Придорожный щит объяснял: влево пойдёшь – к германцам попадёшь, вправо – в Прагу-град. Конечно, сейчас бы потянуть руль на себя и взлететь, как Фантомас. Но летающих машин нет у самого Джеймса Бонда, а уж в нашей Службе – и подавно… Да что наша Служба! Даже у всемогущего, но непостоянного Будницкого их нет!
«Гелендвагена» не видно. Может, он вернулся в Карловы Вары? Может, у этих гоблинов нет приказа на ликвидацию? Выгнали из города и ладно… Вряд ли, успокаиваться нельзя. Угрозы в серьезных играх не используются, в ход обычно идут радикальные меры…
Размышления прервала радиаторная ухмылка джипа, высунувшегося в боковом зеркале из-за очередного автобуса. Да, судя по всему, испугом мне не отделаться! Надо самому пугать преследователей… Кастетом? Как рассказывал когда-то Вацлав: «Все схватились за ножи, а у меня в руках только вилка…» Бедный Вацлав! Тогда-то он и с вилкой вышел победителем, а потом его убили сзади изощренным «ДИМ-1»… Который сконструировал его лучший друг!
Скромный синий указатель с белыми буквами «Бохово» включает мой мозговой компьютер. Резко торможу, сворачиваю направо на узкую асфальтовую дорогу. Отчаянно визжат шины, заносит зад, с трудом выравниваю машину и вновь набираю скорость.
Сзади страшно скрипит тормозами джип. Его несет юзом, потом он становится враскоряку, перекрывая дорогу, с трудом расходится с автобусом и, выставив в яростном рычании хищную морду, бросается следом.
Наверное, гоблины внутри считают, что я сошел с ума, добровольно углубляясь в безлюдную местность. Конечно, если бы мы были героями кинофильма, то я бы легко расправился с ними. С помощью приемов карате, кастета, неизвестно откуда взявшегося «Глока» или спустившегося на парашюте Густава в полном снаряжении рейнджера. Но киногероям помогают сценарист и режиссер, а я должен рассчитывать только на себя…
Дорога петляет по холмам, кругом зеленые поля и вековые деревья, мимо проносится указатель: «Страусиная ферма – 1 км». Вот лужайка, с которой мы с Галочкой синхронно любовались живописными окрестностями… Было очень здорово. Именно здесь я сравнил страусов с боевыми треножниками марсиан… Все-таки сливовица с пивом здорово обостряют фантазию и образное мышление!
Поворот, пологий спуск. Внизу открывается великолепный ландшафт с озером и очаровательным домиком, но сейчас некогда любоваться природой: я рассматриваю забор из толстых жердей, огораживающий холмистый участок размером примерно в квадратный километр, на котором, небольшими группами, неспешно, будто беседуя, прогуливаются страусы. Иногда маленькие головы на длинных шеях ныряют вниз, видно, к проросшему пучку травки. Несколько особей толпятся вокруг дерева, дотягиваясь до зеленых листочков.
Завидев, наконец, желтое пятно, съезжаю с дороги и по траве направляю машину к ограде. «Мерседес» прыгает по кочкам. Торможу, выпрыгиваю наружу, оглядываюсь. Сверху уверенно катится «гелендваген». Его пассажиры должны радоваться: глупый лох попал в западню, теперь ему некуда деваться… Действительно, «мерседес» почти упирается капотом в жерди ограды, свернуть некуда: по такому рельефу – разве что на танке… «Гелендваген» неотвратимо надвигается.
На столбе ограды висит желтая куртка. Я надеваю ее, ныряю между жердей и бегу. Бегу, экономя силы, главным образом для того, чтобы пробудить у преследователей охотничий азарт.
Сзади громко хлопают дверцы джипа.
– Циклоп, давай за ним! Быстро! – пронзительным, с «блатными» интонациями голосом командует блондин в черных очках.
Значит, он старший. Наверняка за непроницаемыми стеклами прячутся безжалостные водянистые глаза. Я знаю таких типов. Они делают кровавые дела не только за деньги. Они получают ещё и удовольствие от своей работы.
Бежать трудновато: земля неровная, ноги подворачиваются на многочисленных кочках. Вся трава выщипана, часто встречаются внушительные кучки страусиного помета. Как бы не вляпаться… Впрочем, сейчас это не самое страшное.
Время от времени оборачиваюсь, контролируя обстановку. Циклоп с трудом перелазит через забор, блондин уже проскользнул между жердями, но не торопится в погоню, а нетерпеливо переминается с ноги на ногу, ожидая напарника. Видно, не хочет оказаться со мной один на один. И правильно делает, между прочим…
Наконец, Циклоп тоже преодолел заграждение. Он действительно огромен – блондинчик ему по грудь. В животном мире гигант был бы вожаком, но сейчас, – о несправедливость цивилизованности! – именно невзрачный блондин жестом полководца посылает его вперед. Тот бежит с грациозностью бегемота. Получивший поддержку шеф бросается следом. В руках преследователей какие-то палки, скорей всего, бейсбольные биты. Может быть, конечно, клюшки для гольфа или городошные биты, но вряд ли: эти виды спорта почему-то в меньшем почете у бандитов. Интересно, есть ли у них пистолеты? Между нами метров двести. Приличная фора! Впрочем, все относительно – смотря как у них со спортивной формой…
К счастью, преследователи бегут вяло: кросс по пересеченной местности явно не самая сильная сторона в их физической подготовке. Вполне понятно: у бандитов совсем другая специализация. Если догонят, постараются ее продемонстрировать.
– Эй, ты, стоять! – кричит кто-то из них. Наверное, блондин. – Стоять, козел! Хуже будет!
Фу, какая невоспитанность! Как ему не стыдно? Если не передо мной, то хотя бы перед страусами… Что они подумают о людях, так бесцеремонно вторгшихся в их владения?
Хозяева загона насторожились. Они перестали прохаживаться и замерли, рассматривая разворачивающееся действо. На моем пути слева две особи, рядом с ними еще две. Вытянутые шеи, напряженные позы. Справа, в отдалении, большое скопление – штук пятнадцать-двадцать. Даже на таком расстоянии Черный Граф выделяется своими размерами. Похоже, у них собрание, или общий прием пищи. Но сейчас они оставили текущие дела и тоже окаменели, уставив на чужаков свои перископы.
Я бегу изо всех сил, непроизвольно забирая влево. В висках на очень низких частотах ухает мощный вуфер, воздух тяжёлым сгустком забивает лёгкие. Две пары страусов совсем близко. Перехожу на шаг, заискивающе улыбаюсь и даже делаю рукой движения, как сеятель, разбрасывающий зерна. Дескать, ребята, я же вас кормлю! Обнаруживаю на правой руке кастет – когда я его надел? И чем он мне поможет?
Четыре пары ледяных глаз с высоты гипнотизируют меня недобрыми взглядами, как козявку, которую можно склевать в любой момент. Ротовые щели напоминают жестко сжатые губы. Расстояние сокращается. Глаза у них водянистые и безжалостные, но они не прячут их за темными стеклами, как блондин…
Между нами метров шесть-семь, я чувствую специфический птичий запах, который бывает в голубятнях. Громадные птицы напряжены и насторожены, как пограничники, проверяющие подлинность поддельного паспорта. И неизвестно, к какому выводу они придут и какое решение примут…
– Э-э-э, ребята, я свой, вы что, куртку не видите?
Они молчат. На цыпочках, затаив дыхание, прохожу мимо одной пары, благополучно миную вторую. Не шевелятся.
Я потерял темп. Преследователи успешно сокращают расстояние. Приходится вновь перейти на бег, пока – трусцой, чтобы не раздражать обитателей загона. Но вспотевшей спиной все еще чувствую ледяные взгляды.
– Стоять, козлина, я тебя на куски порву! – раздается сзади. – Стой, хуже будет!
Обернувшись в очередной раз, с облегчением вижу, что четыре головы повернулись к моим преследователям.
Циклоп и блондин бегут, спотыкаясь, матерятся, размахивают своими палками. Видно, что они выбились из сил. Оружия у них, конечно, нет, иначе они давно пустили бы его в ход.
У меня открылось второе дыхание, и я вновь набираю скорость. Видите, гоблины, преимущества здорового образа жизни и регулярной утренней зарядки? А преимущества культурного и вежливого поведения вам еще предстоит оценить…
Зря вы дебоширите, орете и машете своими палками! Зря, по укоренившейся привычке плевать на все и вся, плюете на хозяев этой территории! Вы не в цивилизованном обществе с презумпцией невиновности, адвокатами и коррумпированными судами… Вы – в мире живой природы, а здесь свои правила поведения и свои наказания…
Но гоблины об этом не знают. Да и не хотят знать. А зря…
Через минуту тихая благостность осеннего дня резко меняется. Сзади раздается топот: Черный Граф несется по выщипанному неровному полю, за ним мчатся несколько десятков собратьев. Точь-в-точь кавалерийская атака из фильма про гражданскую войну. Не хватает только ржания коней и криков «Ура!». Гигантские птицы несутся молча, четырехметровыми шагами, из-под когтистых лап вылетают комья земли. Стометровку они покрывают за несколько секунд и накрывают гоблинов, как волна цунами.
– Гля, Циклоп, чего они?! – истошно кричит блондин. – Бей…
В следующую секунду Черный Граф ударяет его грудью, и надломленное тело бесформенным кулем отлетает на несколько метров в сторону. Циклоп пытается отмахиваться своей дубиной, но безуспешно: несколько десятков особей подминают его под себя…
Я бегу изо всех сил и больше не оборачиваюсь, пока не достигаю противоположного конца загона. Ныряю между жердей и вновь оказываюсь в цивилизованном мире. Обессиленно валюсь на землю, хватаю открытым ртом воздух, начинаю дышать низом живота, успокаивая отчаянно бьющееся сердце. Потом оглядываюсь назад.
С чем сравнить открывшуюся картину? Схватка за мяч в футболе? Давка на вино винограда нового урожая? Какой-то бесшабашный групповой танец? Замес глины с соломой на саман для дома? Не знаю. Сбившиеся в кучу огромные птицы дергаются, подпрыгивают, пикируют клювами куда-то вниз… Бр-р-р…
Я встал, снял яркую куртку и пошел обратно. На этот раз обходя забор по периметру. Конечно, это в два раза дольше, но я не спешу догонять Циклопа и его блондинистого шефа.
Страусы продолжали свою работу не меньше десяти минут. Потом постепенно стали расходиться, оставив на вытоптанной земле две плоские, тряпичные, потерявшие форму куклы. Я старался не смотреть в ту сторону.
Вернувшись к исходной точке, аккуратно повесил на место желтую куртку, сел в «мерседес», сдал задом, развернулся, осторожно объехал сиротливо стоящий «гелендваген», выкатился на асфальт и поехал вверх, в сторону трассы. Оглянувшись, я увидел выскочившего из дома человека в клетчатой рубахе с засученными рукавами. Похоже, это Вадим. Он размахивал руками и, судя по всему, звал кого-то на помощь.
* * *
Руки в пижонских апельсиновых перчатках, как ни в чем не бывало, лежат на руле. Ярко светит солнце, справа и слева раскинулись поля с пустыми шпалерами от уже убранного хмеля, гладкая узкая дорога быстро ложится под колеса… Как будто ровно ничего не произошло. Только лежащие на руле пальцы дрожат. Хотя они ничего не сделали.
В очередной раз я загреб жар чужими руками. Мне уже случалось устраивать так, что нужную мне работу выполняли другие: конкурирующая разведка, бандиты, полиция или контрразведка страны пребывания, даже дикари-людоеды… Но птицы в таком качестве выступили впервые!
В очередной чистой и аккуратной деревеньке я притормозил у телефона-автомата, набрал нужный номер.
– Але? – послышался надтреснутый голос, странный в своей неопределенности: он не имел ни возраста, ни пола и мог принадлежать кому угодно.
– Здравствуйте, это из фирмы «Тревел Лимитед». К сожалению, вашему стажеру закрыли визу. У меня были проблемы, поэтому я не мог сообщить сразу. Сейчас все уладилось, хотя пришлось аннулировать вызовы двум неблагонадежным клиентам. Сейчас взял документы и еду в столицу, чтобы выяснить насчет стажера. Постараюсь найти его поручителя. Вы пока формируйте группу. Думаю, вылет пройдет по расписанию. До свидания.
На том конце провода молча положили трубку.
